Балканская баллада

Охотничий клуб «Домино», Большой Лондон, на границе с графством Беркшир. Июнь 2009 года.       Все в доме еще спали и видели двадцатый похмельный сон, когда Джим Мориарти, виновник вчерашнего торжества, крадучись спустился по лестнице, пересек пустынный холл первого этажа и вышел в парк, где на траву выпала обильная роса, и по каменистым дорожкам ползли медленные волны жемчужно-белого утреннего тумана.       Солнце взошло совсем недавно и ворочалось в облаках, точно в пуховых подушках, ленилось и не давало яркого света. Птицы только начали заводить свои песни, их нестройный хор напоминал репетицию оркестра, где музыканты только настраивают инструменты, прежде чем усладить слушателей гармоничной симфонией. Джим любил тихие утренние часы, может быть, даже больше вечерних, пробуждающийся мир был интереснее засыпающего, но поскольку сам он был настоящее дитя ночи, осознанно наслаждаться прелестью новорожденного дня ему случалось реже, чем он хотел.       Клуб «Домино» в этом смысле был идеальным местом, поскольку способствовал ранним подъемам Кошачьего царя и поощрял его одинокие прогулки по большому пейзажному парку. Одиночество, конечно, было условным, поскольку в девяноста процентах случаев за Мориарти увязывался кто-нибудь из гостей «Домино», и в ста процентах — близкие Джима начинали разыскивать его раньше, чем он успевал пройти пару километров по лесу. Но сегодня… сегодня единственным компаньоном Мориарти был Епископ, может быть, потому, что ирландский волкодав не пил ирландского виски. А может потому, что ему было совершенно все равно, что позавчера в Лондоне шлепнули какого-то албанского политического деятеля, видного борца за независимость Косово, и по совместительству международного террориста. Правда, входившего в белый список «своих сукиных сынов» британских и американских спецслужб, поскольку оказывал им «неоценимые услуги», помогая отправлять в Гаагу или на тот свет неудобных и несговорчивых южноевропейских политиков…       Да, Якупи был тем еще подонком. В донесениях Горана о его художествах и двурушничестве на Балканах было столько горечи и яда, что можно было просто накормить ими ублюдка — и дело было бы сделано. Но два дня назад именно Морану выпала честь увидеть его последние минуты в окуляр оптического прицела. Джим не захотел доверять такого важного «клиента» новичкам из команды прикрытия, а у Морана с ним были еще и личные счеты по Сербской Крайне, где албанец Якупи был одним из организаторов резни и расстрелов без суда и следствия среди сербов, сдавшихся без боя под гарантии наблюдателей ООН. Вместе с Павичем они еще тогда охотились за ним, но безуспешно. Теперь же пуля снайпера нашла его там, где он ожидал найти нечто совершенно противоположное…       Джим шел по дорожке, улыбаясь солнцу, и размышляя над тем, насколько свежее станет лондонский воздух после того, как Якупи перестал отравлять его своим смрадным дыханием. Воистину, труп врага всегда пахнет хорошо. Решив немедленно поделиться этой мыслью с Мораном, Мориарти извлек телефон из кармана спортивной куртки и набрал номер Тигра.       Морану редко снились его жертвы, но этот неупокоенный все-таки явился ему под утро в кошмаре киллера — когда всаживаешь в тело и голову пулю за пулей, а человек не падает, идет на тебя с белыми глазами зомби и скалится нехорошей такой ухмылочкой…       Себастьян вскинулся на сбитой постели, уклоняясь от хватающих рук покойника, и сел, стиснув тяжелую голову так, словно хотел выдрать из мозгов похмельный глюк.       — Мой бог, ну почему ко мне являются только самые гнусные отморозки, а? Нет бы кто поприятнее навестил… — пожаловался он Джиму, но тот никак не среагировал. Тогда Моран повернулся, вознамерившись растормошить сонного любовника — а его и след простыл!       В Тигре тут же пробудился охотничий инстинкт, и он взял след не хуже ищейки — первым делом проверив, нет ли Мориарти в ванной, и на месте ли его одежда, Моран убедился, что в апартаментах пусто. Тогда он подошел к французскому окну и заметил удаляющуюся в сторону леса знакомую фигуру, вокруг которой кружил большой серый пес.       Успокоившись насчет Джима, Себастьян с сожалением взглянул на оставленную ими обоими постель, где, при прочих равных, они любили валяться иной раз до полудня, и пошел приводить себя в порядок, мечтая после вчерашних возлияний о паре таблеток шипучего аспирина и чашечке крепчайшего ристретто из рук доброй Деборы.       Рингтон из «Крестного отца», установленный Мораном на вызов Джима, застал его в ванной за процессом сбривания двухдневной щетины. Спешно стерев пену с недобритой щеки, Себастьян приложил смартфон к уху:       — Джим! Давно ли ты превратился в жаворонка?       — И не думал превращаться, я не жаворонок, я шизанутая сова, — рассмеялся Джим и, лишенный возможности обнять Морана прямо сейчас, теснее прижал телефон к уху. — В качестве таковой, я очень-очень радуюсь, что бревно Бастьен соизволило превратиться в человека ранее полудня… Послушай, вот что мне пришло в голову на воздухе: он сегодня особенно свежий, потому что ты отправил Якупи на тот свет. Слышишь, Бастьен? Ты совершил благое дело! Ты — Азраэль!       Моран озадаченно молчал, и Джим вздохнул, разочарованный тем, что Тигр не смог проникнуться сакральным очарованием этого мига бытия.       — Я вернусь через четверть часа. Попроси Дебору приготовить нам завтрак. Яичницу и маленькие булочки, она знает. И накорми Царицу Савскую, она в шкафу на моих пижамах. Банка с кормом в холодильнике.       Мориарти нажал на кнопку отбоя, и огорченно пожаловался Епископу:       — Как трудно быть мечтателем и художником среди солдат!.. Цитируешь им Бодлера или Песню Песней, а они спрашивают — не в рекламе ли пива были эти стишки?.. Поминаешь небесное воинство, а у них на уме только стрельба в тире. Хочешь обсудить стратегию, а они только и знают — «есть, сэр!» или «как прикажете, сэр!». Впору задуматься над тем, чтобы уйти в монахи.       Епископ высунул язык и преданно посмотрел на Джима, но инициативу ухода в монахи пес явно воспринял скептически.       — Ну, что — бросить тебе палочку? Или ты намекаешь, что пора завтракать? Эх, Епископ, и ты туда же — тебе бы только пузо набить! — покачал головой Мориарти, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, чтобы идти назад. Для верности он позвонил Деборе и повторил ей свою просьбу насчет маленьких булочек.       Вполне разделяя радость Джима насчет Якупи, Моран замешкался с ответом, вытирая пену, все-таки налипшую на смартфон, и, когда снова приложил его к уху, Мориарти уже высказывал свои пожелания к завтраку, после чего попросту отключился.       Умывшись, Себастьян сделал несколько энергичных упражнений, разгоняющих кровь, потом принял бодрящий контрастный душ и более-менее пришел в норму. Царица Савская все это время делала вид, что спала на подушке, но стоило только Морану открыть холодильник и щелкнуть крышечкой корма…       Спустившись вниз, в малую гостиную, где они обычно завтракали и обедали узким «семейным» кругом, он уже застал там Дебору, колдующую над расстановкой чашек и раскладкой выпечки.       — Доброе утро, Дебби. Прекрасно выглядишь, — он в обе щеки расцеловался с итальянкой, приучившей Тигра к этому приятному ритуальному действию, и раздумывал, стоит ли сперва покурить, а потом выпить кофе или наоборот, когда надышавшийся свежим воздухом Джим присоединился к ним вместе с волкодавом, с позволения доброго Мориарти, пробравшимся туда, куда ему обычно доступ был закрыт. Нос пса заинтересованно изучал ароматы, доносящиеся снизу, из кухни.       Моран подошел к ним обоим, потрепал возмужавшего Епископа по загривку и обнял Джима, коснувшись губами его шеи:       — Люциферу от Азраила… — шепнул он, улыбаясь. Джим любил, когда Моран, хоть и не сразу, но все же проникался его высокими метафорами. Но тут кухарка внесла поднос с кофейником и булочками, только что вынутыми из печи, и их одуряюще-вкусный запах низверг обоих ангелов обратно в грешную плоть, напомнив о ее существовании голодным спазмом в животе.       Глаза Джима горделиво сверкнули, когда Моран удостоил его высокого титула самого Князя Тьмы, но он быстро погасил это пламя, не желая поддаваться излишнему тщеславию.       — Доброе утро, Тигр… Чао, Дебби, — Мориарти прошел к своему любимому стулу, сиденье которого поддерживали искусно выточенные ножки черного дерева, выполненные в форме длинных кошек с коронами на головах, и, опустившись на него, знаком пригласил садиться мужчину и женщину, вот уже три года составлявших его фактическую семью.       Дебора разлила по чашкам густой дымящийся кофе, а Епископ, пользуясь тем, что никто не смотрел в его сторону, с ловкостью жонглера утянул с подноса золотистую румяную булочку, щедро посыпанную сахарной пудрой. Возмущенный Моран шикнул на собаку, но благодушно настроенный Джим не поощрил строгого полковника:       — Оставь, Бастьен, пусть Епископ тоже попразднует избавление мира от еще одного гнусного албанского пса!       Он поднял чашку, намереваясь произнести не то здравицу, не то заупокойный тост, но неожиданно его смартфон проникновенно запел «Тамо далеко», (1) и Джим удивленно вскинул брови:       — Павич! Какое интересное совпадение!       Его пальцы потянулись нажать кнопку приема вызова, но в последний момент Мориарти передумал и включил громкую связь.       — Здраво, босс! — рявкнул на всю гостиную густой баритон Павича. — Jа не прекида? Речено ми је да је Себастијан убио тог пса Якупи… То је истина? (Приветствую, босс! Я не помешал? Мне сказали, что Себастьян убил этого пса Якупи… Это правда?)       — Он ће теби рећи. (Он сам тебе скажет) — коротко отозвался Джим, с трудом удерживая торжествующую улыбку, так и лезущую на губы, и посмотрел на Морана.       — Тихо друг, зашто обавештава о томе све који нас… могут… може да чује? (зачем оповещать об этом всех, кто нас сейчас может слышать?)  — слегка коряво ответил Моран, потом добавил уже на родном языке — да, я сделал это, сделал то, о чем мы с тобой так давно мечтали. И жалею только об одном — что не сделал этого раньше. — он был вполне искренен в своем сожалении, и Горан понимал это, как никто другой.       Родной брат Павича, мирный ремесленник-инвалид Слободан, его жена и малолетние дети были убиты во время якобы мирного присоединения остатков Сербской Крайны к Хорватии в 1997 году. Они бежали от полицаев-усташей (2), но в горах попали в плен к албанцам-косоварам (3), которые их ограбили, раздели и сбросили со скалы.       Когда Павич рассказывал ему о том, в каком виде нашли истерзанные тела жены и деток, губы его тряслись, а пальцы сплющивали медную гильзу, как картонку. Он был уверен, что тем самым отрядом нелюдей командовал Якупи, бывший тогда полевым командиром косовского сопротивления.       — Теперь твой Слобо отмщен, друг. Они все отомщены… — тихо добавил Моран, глядя в свою чашку, по дну которой перекатывался густой кофейный осадок. В этой гуще для гаданий ему все мерещился череп — то ли привет с того света, то ли знак отличия его, как Ангела Смерти…       Мориарти, видя, как помрачнел Себастьян, дотянулся пальцами до его руки, теплым дружеским пожатием сообщая все, что не хотел или не считал нужным выражать словами. Дебби же поспешила обойти стол и налить полковнику еще свежего кофе:       — Как ты любишь, крепкий, но не слишком горячий.       — А это кто там у вас — синьора Дебора? — тут же отозвался Павич из телефонной трубки. — Привет вам, госпожа, и от меня, и от всех моих! Нескоро вы нас теперь кофейком с булочками побалуете, даа, но мы-то вас помним!       Дебора польщенно улыбнулась, поблагодарила старого приятеля по-итальянски и вернулась на свое место, чтобы больше не вмешиваться в беседу мужчин.       — Что там у тебя, Горан? — спросил Мориарти, точно зная, что звонок серба связан не только с желанием поделиться радостью из-за смерти Якупи. — Есть проблемы или пожелания? Насчет финансирования не тревожься — очередной транш уйдет через неделю, через фонд, по линии гуманитарной миссии в Белграде, как обычно. Премиальные приедут налом, по российскому коридору.       — Спасибо, босс… Но я вот что хотел спросить… За два года тут многое произошло, орлятки мои подросли, ну и вообще есть на что взглянуть. Бумажки да видеоотчеты — это все не то, слайд-шоу супротив настоящего кино! Может, Моран того… наведается ко мне лично, а? На пару недель…       В голосе Павича отчетливо прозвучали просительные нотки, и Мориарти усмехнулся, понимая, что серб не столько напрашивается на инспекцию, сколько рассчитывает на встречу со старым боевым товарищем, чтобы вместе «помянуть» Якупи. Но тот, кто делает подобные предложения, должен быть готов, что другая сторона примет их всерьез.       — Он приедет, Горан. И я вместе с ним. Готовьте теплую встречу.       Павич озадаченно замолчал, но быстро нашелся и радостно оглушил присутствующих:       — О, да это же настоящий большой праздник будет! Конечно! Конечно приезжайте оба, я вас прокачу по всем базам, покажу наши красоты, все-все покажу-расскажу, попразднуем вместе! — тут он отвернулся от микрофона и проорал кому-то, кто был с ним в одном помещении:       — Эй, Зурба, Милан! К нам скоро высокие гости приедут! Босс приедет! Из Лондона!       Фоном оживленно загудели мужские голоса, а Павич вернулся к разговору:       — Слышите, вам тут все будут рады!       Моран решил, что если серба не остановить, он еще минут десять будет восторженно реветь в трубку и расписывать их экскурсионно-культурную программу:       — Друже, ми ћемо доћи… обязательно… и сада је могуће да нам допить… кофе? (Друг, мы приедем обязательно, а сейчас можно нам допить кофе?)       — Наравно, наравно, пијте по здравље! (Конечно, конечно, пейте на здоровье!) — перейдя на сербский, ответил Горан и еще с пол-минуты прощался, прежде чем дать отбой.       Себастьян вопросительно взглянул на Джима:       — Ты хочешь лично провести у Павича инспекцию и раздать гранты? Или просто очень любишь путешествовать по горам?       Помнится, когда он два года назад принимал от Павича дела и наносил визиты в разбросанные по всей Европе компании и организации, представляющие интересы синдиката, в Сербии все еще только начиналось со скромного офиса в Белграде и заброшенной туристической базы в горах, которую пришлось восстанавливать буквально из руин. Горан взялся за дело серьезно, базу отстроили заново, и теперь в ней официально располагался молодежный патриотический лагерь «Звезда слободе» (4), в котором проходили предвоенную и идеологическую подготовку будущие агенты влияния Джима Мориарти в военных и политических кругах всего Балканского полуострова. А одноименный фонд развития молодежных инициатив спонсировал всю формальную сторону, и особо одаренным рекрутам выделял гранты на получение образования в престижных заведениях Британии, Франции, Испании, России и США. Эта мина замедленного действия через двадцать-тридцать лет должна будет поменять расстановку политических сил в Старом Свете, а, возможно, и во всем так называемом цивилизованном мире, где пока безраздельно правит только один властелин — Капитал.       — Я просто хочу съездить в Сербию, — серьезно ответил Джим. — Может быть, ты позабыл, но моя мать родом оттуда. Несколько лет назад там действительно не на что было смотреть, кроме руин, но теперь-то все иначе, Горан не врет. И его победные донесения полностью совпадают с сообщениями других наших балканских агентов. Так что решено: я еду, и ты со мной… если ты, конечно, не передумал отвечать за мою безопасность.       Мориарти разломил булку и с сердитым видом принялся намазывать ее маслом; при этом губы его шевелились, как будто он ругался про себя или вел диалог с кем-то невидимым. Через несколько минут Джим неохотно заговорил снова:       — Осенью мне предстоит вплотную заняться лондонскими делами, плюс, пришел весьма интересный заказ из аскотских конюшен — я подумаю о нем во время путешествия. У меня есть странное предчувствие, Бастьен, что если сейчас упустить эту возможность, я буду горько жалеть, потому что после осенних дел отдыхать по-настоящему нам с тобой придется нескоро.       Моран помнил про то, что в Джиме половина сербской крови. И сердился тот, как настоящий сын юга и севера — мог кипеть внутри, обдавая холодом снаружи или наоборот — все зависело от того, какая кровь побеждала — горячая сербская или холодная ирландская. Сейчас Джим был похож на гейзер — внутреннее кипение то и дело прорывалось то в нервном жесте, то в сердитом взгляде, но градус гнева был невысок, и вскоре это бурление само сошло на нет, благо, Себастьян в ответ на язвительную подначку промолчал, уплетая теплые булочки.       Но Джим заговорил снова и дал вполне весомое обоснование своему желанию ехать в Сербию именно теперь, до начала нового большого дела. Моран в ответ согласно кивнул:       — Конечно, мы едем вместе. Горан нам с тобой организует шикарный отдых, вот увидишь. Пока Ярд будет перекапывать Лондон и искать того, кто положил Якупи, нам с тобой лучше находиться не здесь, и Сербия прекрасно нам подходит! Дебби, будь добра, закажи нам на завтра билеты по ирландской легенде, с открытой датой, только не бизнес, а обычные, поедем, как Мортимеры-благотворители. Да, босс?       Услышав про Скотланд-Ярд, Мориарти сморщил нос и презрительно фыркнул:       — Перекапывать Лондон? Крот в моем саду копает лучше, чем они. Об этом можно не беспокоиться, если только они не привлекут к делу одного сыщика-любителя. Вот его-то недотепой точно не назовешь… но не думаю, что смерть человека, занесенного в базу Интерпола и при этом связанного с британской и штатовской разведкой в качестве двойного агента, получит резонанс и будет расследоваться. МИ6 хорошо знает, когда нужно закрыть глаза… и как закрыть их излишне ретивым полицейским.       Он уже не отвечал на замечание Морана, а размышлял вслух, разглядывал схему, мгновенно построенную на внутреннем экране. Дебора тихо встала, собрала на поднос опустевшую личную посуду и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Джим особенно ценил в ней деликатную чуткость, безошибочно подсказывавшую итальянке нужное действие в нужное время. Вот и сейчас она прекрасно поняла, что босса пора оставить наедине с начальником службы безопасности. И Мориарти не сомневался, что билеты на самолет, о которых походя упомянул Моран, будут немедленно заказаны, и к вечеру курьер уже привезет их в Челси, где, согласно легенде, обитали братья Мортимеры.       Себастьян опустошил вторую по счету чашку кофе и отодвинул ее от себя, поняв, что уже переполнен кофеином дальше некуда. Но еще одной булочкой все-таки соблазнился — уж больно вкусными они были. Разрезав ее и намазав маслом и джемом, он спросил Джима:       — А что за аскотское дело? Как обыграть тотализатор? Ты мне еще не рассказывал о нем.       — Один жокей, выступающий на королевских скачках, хочет неочевидным образом избавиться от конкурента. Но я только начал думать об этом, подробности расскажу позднее… сейчас меня куда больше занимает наша поездка.       Джим встал из-за стола и пересел на диван, куда немедленно вскарабкался обнаглевший Епископ — и растянулся во всю длину, положив лохматую серую морду на колени к хозяину. — Иди сюда, Бастьен.       Моран поднялся с кресла и подошел к дивану. Епископ приподнял лохматую морду и виновато завилял хвостом, но с места не двинулся, и Себастьяну пришлось зайти с другой стороны и присесть на подлокотник. Он положил руку на шею Джима и провел ладонью вниз по спине, до поясницы, заставив его тело вспомнить недавние ночные безумства и захотеть повторения…       — И чем же мы будем заниматься на отдыхе в горах? Ммм? — Тигр «запустил когти» в добычу, намереваясь получить ответ на поставленный вопрос, и склонился к Лягушонку, задумчиво трепавшему серую шерсть собаки. — Ты ведь уже бывал там? Что тебе больше по душе — бродить по горным лесам, рыбачить и плавать в прозрачных озерах, сплавляться по бурной речке на байдарке? Я должен знать, к каким нашим приключениям мне и Павичу нужно подготовиться заранее.       — О-о, нет, только не байдарка! — запротестовал Джим и слегка поежился, как будто ему за шиворот уже попала ледяная озерная вода, из тучи брызг, поднятых неосторожным веслом. — Я люблю воду, очень люблю… но я человек, а не рыба. Но ты хорошо сделаешь, если заранее подготовишься к приключениям… к самым разным… и предупредишь об этом Павича.       В кошачьих глазах Мориарти зажегся опасный огонек — сигнал для Морана, что его сложный требовательный босс (и сумасбродный ненасытный любовник в одном лице) готов ринуться в очередную авантюру с неясным исходом. В этих переходах от строгих схем к хаотической спонтанности, от апатии к возбуждению, от уныния к безумной веселости, от приступов экзистенциального отчаяния к фанатичному энтузиазму был весь Мориарти.       — Так поведай мне о своих желаниях, о Аладдин, и я исполню любые… три! — усмехнулся Моран, обнимая Джима обеими руками и целуя во взлохмаченную макушку. Лукавые чертенята уже прыгали в зрачках Кошачьего царя, а рука Мориарти тем временем легла Тигру на бедро и начала опасное и дерзкое продвижение вверх, вынуждая джинна Бастьена сдавать свои позиции, одну за другой:       — Впрочем, можно даже четыре. Ладно, пять… Но на шесть ты меня уже не уговоришь… Семь? Нет, это решительно не-воз-мож… но мы попробуем не останавливаться на восьми…       Они рассмеялись и завозились на диване, как мальчишки; в пылу шуточной борьбы щеки у обоих горели все ярче, и дыхание сбивалось совсем не от усталости, и губы тянулись все ближе и ближе друг к другу — когда внезапно зашевелился потревоженный Епископ. Огромный пес выпростал лапы, придавленные спиной хозяина, и, показывая, что ему тоже охота поиграть, поднялся и поставил их Морану на плечи.       — О горе нам, джинн! — воскликнул Ричи с драматическим отчаянием Калифа-Аиста, позабывшего волшебное «мутабор». — Мы разбудили чудовище! Тогда… тогда вот мое последнее желание: пусть Себастьян останется со мной навсегда!       Моран торжественно пообещал:       — Да будет так! Сим-салябим! — потом поймал морду волкодава в ладони и взлохматил ему уши — Слышишь, чудовище? Теперь ты не разлучишь Себастьяна и Джима, даже если проглотишь их обоих!       Словно угадав, на какую роль он назначен, волкодав широко зевнул, демонстрируя розовую пасть, полную отменных острых зубов, но побрезговал закусывать обоими мужчинами и, оттолкнувшись от Морана, спрыгнул на пол. Там было прохладно и никто не толкался, и пес с наслаждением развалился возле двери, на ветерке. Себастьян тут же занял его место и положил голову на колени Джима, подсунув одну руку ему под бедра, а вторую протиснув между его спиной и спинкой дивана.       — Так я все жду ответа на поставленный вопрос — чем займемся в Сербии? Я, к примеру, буду не прочь пройтись по полигону и на своей шкуре оценить тренировочное поле. Но это займет несколько часов, ну, может, день от силы, а ты вроде как не любишь развлечений в стиле милитари. А так, кроме гор и наслаждения чистой природой и деревенскими продуктами там и делать-то особо нечего… Даже к морю нужно теперь ехать через Монтенегро.       Себастьян занял довольно провокационную диспозицию, но Джим знал, как нейтрализовать «джинна». Он опустил руки на затылок Морана и принялся массировать корни волос: эта невинная и полезная для здоровья практика мгновенно превращала Тигра в котенка, заставляла громко мурчать и растекаться от удовольствия.       Под волшебными пальцами Джима Моран расслабился и закрыл глаза, только слегка поворачивая шею туда-сюда, чтобы массаж охватил как можно больше усталых мышц. Ему казалось, что расслабляться они начали только сегодня, а до этого ощущались задеревеневшими от высиживания в неудобной позе на том самом карнизе, откуда можно было без помех прострелить Якупи башку, имея в запасе достаточно времени на продуманную маскировку и дальнейшее спокойное отступление. Бегство киллера с точки всегда легче вычислить в городе, напичканном камерами слежения. А вот когда снайпер честно нанимается помыть окна, надевает комбинезон и каску, и целый рабочий день торчит в подвесной люльке с напарником, то ему не возбраняется отлучиться ненадолго, чтобы отлить или пожрать, а потом спокойно смыть трудовой пот вместе с пороховой пылью и пойти пить пиво в ближайший паб, слушая, как его завсегдатаи взахлеб передают рассказ очевидцев о том, как прямо на подходе к зданию Британского Верховного Суда был убит какой-то очередной толстосум…       «Двое придурков. Слюнтяи. Хорошо, что вас не видят подчиненные…» — тем временем нашептывал на ухо Джиму ледяной язвительный голос Темной тени, не терпевшей счастья. Этот личный дементор Мориарти был тут как тут, и завел обычную унылую песню о том, что безумная страсть к Себастьяну — болезнь, непозволительная ошибка, слабость. Ахиллесова пята. И в любом случае огромная проблема для них обоих.       «Если бы ты был способен любить по-настоящему, то прекратил бы все это! Нет, если бы ты был в самом деле так умен, как мнишь, ты вообще не позволил бы этому начаться! Сейчас удобный момент, отошли его в Сербию, к Павичу, дай хорошие отступные, и найди себе другого телохранителя. Повысь Анджея, или Томаша, а еще лучше, выбери женщину, какую-нибудь беспощадную стерву с черным поясом по каратэ и бешеными амбициями, вроде Малкиной или Блейк! С твоей охраной такая справится не хуже Морана, но зато тебе никогда не придет в голову закрутить с ней роман!»       Джим зажмурился и помотал головой: он попытался представить, что будет, если он последует совету Химеры, и одна мысль об отсутствии Морана в его жизни причинила такую боль, словно его заживо пилили пополам бензопилой.       — Прости… что ты сказал?       Похоже, мысли Джима витали где-то далеко от Сербии, иначе он не утратил бы нить разговора так скоро. Моран открыл глаза, чтобы убедиться, что Мориарти очнулся от своих грез и способен воспринять его слова:       — Я тебя спросил, что ты хочешь делать в Сербии, кроме прохождения полосы препятствий на полигоне и игры в пейнтбол с юными падаванами? Потому что там есть только красивая природа и пока еще не обколотые гормонами коровы с козами, а до моря нужно ехать через Монтенегро.       Джим скривился, как от дурного запаха:       — Монтенегро? Что еще за Монтенегро? Я не знаю такого государства! Ты, верно, хотел сказать -Црна Гора? (5) Прошу тебя, Бастьен, ни-ког-да не употребляй больше сленг имбецилов и нравственных калек, заседающих в Гааге и в миссии Евросоюза!       Он нащупал болезненную точку на спине своего телохранителя, и надавил на нее, как на кнопку взрывателя.       — Црна так црна… — примирительно проворчал Моран, когда острый болевой импульс прошил его нервы насквозь, до пятки. — Ссссс… эй, я ведь не робот, у меня нет волшебной кнопки «вкл-выкл»! — предостерег он Джима, который теперь увлеченно ковырял ему спину, не иначе, как в ее поисках. Но тот не обратил внимания на ворчание своего Тигра, рассуждая о том, чем будет заполнен их сербский досуг.       — Исходя из докладов Павича, полигонов там значительно больше одного, и баз тоже несколько, так что даже поверхностная ознакомительная поездка займет дней пять, и они будут заполнены под завязку. Что же касается последующих пяти или семи дней — не беспокойся, скучно нам не будет. Обещаю, что ты эту поездку запомнишь на всю чертову жизнь.       Джим взял Бастьена за руку, поднес ее поближе к глазам и принялся тщательно рассматривать.       — Какие пальцы… Просто удивительные пальцы. Все в мозолях, ну надо же… но все равно красивые… Ты носил обручальное кольцо, когда был женат? Оно было большое? А пальцы были такие же стертые? У тебя, наверное, нестандартный размер.       Мысли Мориарти часто перескакивали с темы на тему, причем совершенно вне всякой логики, кроме его собственной. Вот и теперь он без перехода вцепился в руку Себастьяна и принялся сосредоточенно изучать ее, словно скульптор, которому заказали ее точную копию. Но Моран помнил, что точная копия кое-чего другого у Джима уже имеется и выдернул свою ладонь из его цепких пальцев, чтобы самому взглянуть на нее. Мозолей на ней было не больше обычного, пальцы как пальцы, длинные, конечно, но в его работе это скорее достоинство, чем недостаток.       — Что ты такого в ней нашел? Самая обычная рука, пальцев пять, как и положено, а размер, по-моему был R (6), да и сейчас вряд ли изменился, — хмыкнул он в ответ на ворох вопросов, которые Джим на него вывалил, и запустил пятерню в его короткие волосы, понуждая наклониться ближе и получить поцелуй. Однако надолго отвлечь Морана от главной темы у Мориарти не вышло даже с помощью этого испытанного средства:       — Так ты будешь все пять полигонов инспектировать? По-моему, тебе это быстро наскучит — смотреть как парни бегают, прыгают, ползают по говнам, отжимаются и подтягиваются, а потом награждают друг дружку тумаками и фингалами или мочат из страйкбольных винтовок шариками с краской. Хотя… Горан так старался, он огорчится, если мы пропустим хоть одно такое шоу.       — Ну почему же? — загадочно улыбнулся Джим, и в глазах его появилось мечтательное, даже несколько томное выражение. — Я обожаю смотреть на мужчин, особенно на молодых и сильных, в хорошей спортивной форме, когда они состязаются друг с другом. Это просто прекрасно… почти как битвы хищников в дикой природе.       Он откинулся на спинку дивана и вальяжно потянулся, как сытый кот.       — Средний возраст горановских рекрутов — двадцать два года, средний рост — шесть футов и три дюйма, средний вес — сто восемьдесят фунтов. И поскольку большинство из них — славяне, восточные и южные, с небольшими вкраплениями чеченцев, дагестанцев и осетин, я уверен, Моран, что это будет настоящий конкурс красоты «Мистер Балканы». В таком окружении легко забудешь и о горах, и об экологически чистых коровах с козами. Хотя… козы и вправду очень милые создания.       Моран слушал томные речи Джима и постепенно выражение его лица преображалось — от расслабленной сытости Тигра к напряженной маске хищника.       — Таааак… — протянул он, стиснув жесткими пальцами загривок Мориарти, — кажется, кто-то поедет на конкурс «Мистер Балкан-милитари» только при одном условии sine qua non — с поясом целомудрия на чреслах… Или не поедет вовсе, если будет и дальше дразнить голодного и злого Тигра! — он перевернулся со спины на бок и, приподняв толстовку, куснул Джима в живот.       — Ай! — взвизгнул Мориарти, не ожидавший от полковника такого подлого маневра; он страшно боялся щекотки и подлетел бы под потолок, если бы Моран жестко не зафиксировал его на диване. — Ты в своем уме, Бастьен, что ты творишь? Я чуть штаны не намочил!       Потревоженный Епископ вскочил на свои длиннющие серые лапы и, сунув морду почти в лицо Морана, басовито залаял — от этих громоподобных звуков запрыгали чашки на столе. Джим без особого успеха пытался освободиться от Тигра, который подвергал его беспощадной «китайской пытке», и еле-еле выговорил сквозь всхлипы и смех:       — Ну хватит, хватит! Обещаю, что надену никаб (7) и очки со шторками, и ни на кого даже не взгляну без твоего позволения! Но давай для начала доедем хотя бы до Лондона, у нас почти не остается времени на сборы!       Коварное нападение Епископа заставило Морана сражаться на два фронта, и он предпочел отступиться от живота Джима, и переключиться на укрощение разволновавшегося за хозяина пса. Джим тут же воспользовался этим и, вывернувшись из-под него, ринулся к дверям и уже оттуда повторил призыв ехать поскорее в Лондон и заниматься подготовкой к путешествию в Сербию. Волкодав, решив, что его снова ожидает прогулка, радостно рванул следом за Джимом, оставив Морана, и ему волей-неволей пришлось покинуть мягкий диван и начать сборы в Лондон.