Проблема

- До Рождества всего два дня, ты в курсе? - Хеклин скрещивает руки на груди, чуть заметно шипит и расслабляется настолько, чтобы больная рука не ныла и оставила уже в покое его рецепторы. Дилан мельтешит по квартире, отвечает на многочисленные сообщения и бросает на своего соседа недоброжелательные взгляды. Гребаный, блядь, Тайлер. Не может иначе. Все контролирует. - Давай я тебе напомню, что ты в моей квартире? - парень останавливается, смотрит в упор и тяжело вздыхает, откидывая мобильник на диван, с которого тот едва не соскальзывает, подхваченный вездесущим Хеклином. Дилан хочет отпраздновать, как положено - поставить разлапистую ель, вывесить над искусственным камином пару носков, приготовить ужин и даже купить подарки. За два дня вполне можно успеть все подготовить. От одной только мысли, легкой фантазии в голове становится мутно и пусто, блаженно чисто. Он отчетливо видит перед мысленным взором Тайлера, который распаковывает новенькую камеру, о которой болтал-писал без передышки последние пару месяцев, улыбается и мокро целует его в губы, потому что над ними висит омела. И едва не стонет от этой картинки. Проблема - нужно ли это Тайлеру? За прошедшие с выписки три дня можно было поинтересоваться, но сейчас Хеклина больше заботит, как не пристраститься к обезболивающим, поэтому Дилан только заказывает еду, иногда готовит что-то сам, варит ужасно крепкий кофе и иногда сидит с Тайлером по ночам, когда у того бессонница от боли, уговаривая принять хотя бы одну краснобокую таблетку. - Допустим, мы устроим Рождество-Рождество прям, что тогда? Ты успокоишься? - Тайлер крутит его мобильник в руках, а Дилан, как привороженный, смотрит на его ловкие пальцы, не в силах отвести взгляд. Воспоминания - штука коварная. Подкидывают иногда что-то такое, мелькающее перед зажмуренными даже веками, что жарче становится градусов так на десять, что руки трясутся и ладони потеют, а губы сами собой приоткрываются, словно в ожидании. И Дилан едва не смеется, потому что мелькает мысль - он не знает, чего ждет: члена или поцелуя? Под омелой можно и так, и так, О'Брайен точно помнит, и становится пунцовым, открывая лихорадочно блестящие глаза и смачивая языком сухие потрескавшиеся губы. - Блядь, Ди... Мне сейчас больше хочется знать, что там творится в твоей голове, чем думать о светлом и волшебном Рождестве, - мужчина откладывает айфон на журнальный столик. Бережно, с какой-то маниакальной аккуратностью. Он ко всему так относится, особенно к людям. Будто боится неосторожным движением или словом сделать больно, причинить ненужные страдания, пересечь ту черту, за которой начинается полное погружение в депрессию. Только с Диланом не прокатывает, его он не бережет. Говорит честно, глядя в глаза, не думая даже сворачивать с намеченного пути - ошибка. Одним небрежно-жестоким словом обозначить то, что для молодого актера с теплыми карими глазами и россыпью родинок по телу выливается в целую жизнь. - О том, что, кажется, целую вечность тебе не отсасывал, - честно выпаливает Дилан, тут же вскидывая руки и округляя глаза. - Блядь, я это правда выдал вслух? - Правда. Хороший был бы подарок от Санты, - хмыкает Тайлер, откидывясь на мягкую спинку инвалидного кресла и посматривая на парня, осевшего напротив него на пол, из-под длинных ресниц. Неловкость между ними - вещь обыденная, изначальная, никуда не исчезнувшая. Вот и сейчас висит таким плотным скоплением негатива, что протяни руку, толкни, сожми. Хеклину хочется эту неловкость разодрать к чертям. - Санта Клауса не существует, - вздыхает Дилан, запуская ладони в волосы, взъерошивая их, почесывая в затылке и не зная, что увидит в глазах мужчины напротив - насмешку или понимание. Хочется, почему-то, с правой в челюсть. Прийти в себя, перестать прошлое прокручивать в голове, надеясь на повторение-продолжение-будущее. Но вместо этого получаются взгляды - мимолетные, ласковые и какие-то совсем личные. А еще прикосновения - порхающие, едва заметные и невероятно интимные. Все это откладывается в дилановский ящик памяти, чтобы потом, когда Тайлер снова уйдет, получив с него все, что захочется, что Ди отдаст с радостью, перебирать, прикасаться к тем же точкам, смотреть на себя в зеркало и отворачиваться, проглатывая антидепрессанты, которые и не помогают вовсе. Каждая баночка в ящичке над раковиной - плацебо. Парень в них не верит, организм растворяет. И все счастливы, не так ли? *** Дилан бродит по магазину, раз в полчаса отправляя по два сообщения - одно тем, кого еще не поздравил или в ответ на поздравления, а второе Тайлеру, который просил не молчать, потому что, блядь, волнуется. Парень хочет выбросить пакеты в ближайшую мусорку на углу, стянуть с крыши автомобиля елку и просто сесть на тротуаре, закурить не обращая внимания на какую-нибудь старушку, которая на него шикнет, но от последней смски подгибаются колени, приходится прижаться плечом к машине и поставить пакеты на землю, наплевав на пару апельсинов, которые катятся, подскакивая на асфальтированной поверхности тротуара. "Дилан, слушай, купи те шоколадные сливки, которые ты добавляешь в коктейль. Давно мы не баловали себя сладким вдвоем. Заранее спасибо, малыш". Он сдерживается, забивает багажник, усаживается на водительское место, сжимает в руках руль и упирается в него лбом. Губа прокушена до крови, тонкой струйкой пробежавшей по подбородку, но Дилан все же не выдерживает и плачет, всхлипывая надрывно, хрипло и совершенно опустошено. Тайлер любит называть его так, хотя разница в возрасте между ними, скорее, незначительная, риторическая, чем явная, а Дилан плавится воском-пластилином-растаявшим мороженым от этого, потому что так приятно на языке Хеклина перекатывается чертово, для кого-то обидное "малыш". В мозгу происходит короткое замыкание, ему бы закопаться в какой-нибудь незаметной серой могилке в лесу, с небольшим холмиком, но свернуть себе шею незаметно не получится, поэтому придется искать другой выход. Вообще-то, О'Брайен понимает, что сам виноват в своем положении, потому что никто не заставлял его тащить Тайлера к себе в дом. Бросить его в больнице, пока не вернется Таннер с семьей - правильное решение. Их в жизни Дилана было так мало, что хватит пальцев одной руки. Или ноги. Кажется, сумасшествие все же подкрадывается незаметно, да? Попросить доктора о выписке перед Рождеством и поехать за елкой - хуевое решение. Потрясающей красоты пиздецки хуевое решение. Потому что его тянет. Тянет к Тайлеру. Так сильно, что рвутся цепи, которыми он обмотал клетку со своим сердцем. Блядь. Просто блядь. Хоу-хоу-хоу, блядь. Проблема - а нужно ли это Тайлеру? В смысле, он хочет Рождество, сам высказался по этому поводу буквально утром. Но вот Рождество с Диланом - предел ли его мечтаний? Подсознание тут же дает мощный ментальный подзатыльник. Хеклин той ночью ехал к нему. Возвращался в город к нему. Чтобы поговорить, обсудить, решить. И теперь Дилан сидит в своей тачке, смотрит на приборную панель, перемигивающуюся зеленой подсветкой и думает, что если бы люди могли убиться головой об руль, он бы это сделал. *** Когда елку удается все-таки поставить вертикально, Дилан видит, как Тайлер, сидя немного поодаль, чтобы не мешаться, стискивает челюсти так сильно, что отчетливо проступают скулы, и сжимает руки в кулаки со всей дури. Парня это как-то совсем слегка выбивает из колеи, поэтому он осматривается по сторонам, пробегается руками по себе и не понимает, что не так сделал. - Тайлер, ты чего? - О'Брайен присаживается перед мужчиной на корточки, и тот вздрагивает так сильно, словно его ударили. Становится нереально страшно. Что-то происходит прямо сейчас, в это самое долбанное мгновение тишины, а Хеклин все так же молчит, прожигая взглядом чертово вечнозеленое дерево за их спинами, пахнущее терпкой вязкой смолой. До таблеток далеко, да и не бросишь же Тайлера, а успокоиться самостоятельно возможно, если этот чертов идиот вымолвит хоть слово. - Тай, пожалуйста. Что случилось? Что не так? Тебе больно? Он частит почти так же, как его герой. И Хеклин расслабляется, пытается вдохнуть спокойно и переводит взгляд на Дилана, у которого уголки глаз блестят, кажется, с их встречи в больнице беспрестанно, просто сейчас он позволяет увидеть это, не боится быть слабым. - Прости, что свалился на тебя такой обузой. Даже помочь не могу. Ты весь перепачкался, руки вон дрожат от напряжения, а я ничего не могу сделать, - Тайлер качает головой и ойкает, сдерживаясь от нецензурщины, когда чувствует, как тонкая ладонь с длинными пальцами херачит его по макушке несколько раз. Дилан не в бешенстве. Не сейчас, по крайней мере. Но он зол настолько, что не может остановиться - лупасит Хеклина уже обеими руками и не может умолкнуть: - Блядь, ебаный стыд. Ты совсем долбанулся от таблеток, да? Реально думаешь, что я могу решить, что ты какая-то бабуся, за которой я обязан ухаживать, чтобы получить наследство, или типа того? - в такие моменты он становится Стайлзом, и это даже хорошо, потому что Тайлер никогда не выдерживал молчаливого настоящего гнева Дилана. - Блядь, чтоб я больше такого не слышал, понял меня? Хеклин в ответ может только смеяться. Он как-то не ожидал такой вспышки в свой адрес, а еще боится признаться, что ему это нравится. Дилан все так же, на корточках, напротив. И дышит как-то с присвистом, кашляет по утрам и много, просто нереально много курит. Тайлер невольно задается вопросом - а всегда ли так, или сейчас парень снимает таким образом накопившееся обжигающее напряжение? - Окей, чувак, остынь, - мужчина в кресле все еще хохочет, качая головой, и Ди думает, что он в жизни не видел ничего красивее. То есть, улыбки - часть его профессиональной деятельности, понимаете? Не искренний и чистый посыл, а рабочая необходимость, без которой рейтинги не просто рухнут вниз, а закатятся куда-нибудь под плинтус, да там и останутся. Дилан кивает. Просто коротко кивает и внимательно-внимательно смотрит своими шоколадными глазами буквально в душу, а Тай не отводит взгляд только потому, что уже не может. Его тянет, будто в зыбучие пески - дернешься, пропадешь и умрешь. Или он сейчас воскресает? Потому что до ночи в больнице был мертв, гнил внутри, превращался в зомби, которого вперед по жизни несет только инстинкт. Дилан кивает еще раз, вводя Хеклина в замешательство. А потом подается вперед, обхватывая невозможно, просто, блядь, идеально длинными пальцами подлокотники чертового кресла, и властно целует замершего от неожиданности мужчину. О'Брайен что-то хмыкает в губы Тая, и тот вдруг соображает, что сейчас парень отстранится, потому что не чувствует отдачи, поэтому Хеклин накрывает широкой ладонью затылок Дилана и тянет его на себя, не боясь, что они могут перевернуться и снести по пути что-нибудь. Они синхронно и глубоко вдыхают, окунаются в водоворот. Тайлер охает, потому что его нижнюю губу оттягивают зубами. Поцелуй выходит кусачим, грубым, долгожданным. Хеклин вплетает свои пальцы в мягкие волосы парня, чуть взмокшие на кончиках и по вискам от долгой и тяжелой работы, а Дилан буквально растворяется в этом прикосновении и весь скрывается за поцелуем, пряча замерзшие руки под футболкой мужчины. О'Брайен отстраняется и прижимается своим лбом к чужому, не открывая глаз, тяжело дышит и не может понять, что он хочет сейчас услышать/увидеть/почувствовать. Единственное - он боится, что эйфория прервется потоком ругательств, гневными выкриками, грубостью. Но все равно открывает глаза, смотрит в мутную весеннюю зелень радужки Тайлера и слабо, невесомо почти улыбается, потому что ждет. И дожидается касания пальцами щек, подбородка, шеи. Хеклин словно рисует, пишет его только руками, на память записывает, в подкорку вбивает. Парень не мешает, наблюдает за меняющимися на лице Тайлера эмоциями и плывет от этого. - Поможешь украсить елку? - Дилан вздыхает и отстраняется настолько, чтобы дать себе хоть немного личного пространства. Это практически невыполнимая задача после того, что случилось, но актер справляется. Помнится, когда он только начинал осваивать актерское ремесло, это было самым неприятным. Каждый норовит обнять, прижаться, взять себе хоть немного чужой славы или тепла. А делиться Дилан не любил. По крайней мере с теми, кого толком не знает. Одно дело - на камеру, ради роли, совсем другое - на приемах, со всеми встречными и поперечными. Личное пространство настолько сильно затапливается чужими людьми и запахами, что на родных и близких почти ничего не остается. Отсюда ссоры и недопонимание, тяжелые вечера наедине с Бритт, напряженные семейные обеды. И только с Тайлером - тишина. Потому что он не берет, отдает энергии столько, что зашкаливает и хватает до следующей встречи. Точнее, отдавал. Сейчас Дилан пытается вытеснить из сердца обиду и поделиться с мужчиной спокойствием, расслабленностью, уверенностью в завтрашнем дне. Проблема - нужно ли это Тайлеру? Разделенный на двоих праздник - возможно. Ласка, тепло и секс - вполне вероятно. Отношения - не факт. Совершенно не факт. Почти точно не факт. *** Они развешивают шары - красные и белые, яркие, круглые, блестящие в свете приглушенного света. Дилан едва не роняет игрушку, когда засматривается на Тайлера. Мужчина выглядит сосредоточенным, каким-то даже возвышенным. Его кожа едва ли не сияет изнутри мягким золотым светом, ресницы чуть подрагивают, но тут он чувствует, что за ним наблюдают, и поднимает взгляд. И красный шар все же летит вниз, подхваченный Тайлером, на губах которого широкая и искренняя улыбка, от которой у парня, стоящего рядом на стуле, дрожат колени, и дыхание перехватывает, и жара в груди столько, что можно раздавать бездомным в качестве переносных очагов. - Все в порядке? - Хеклин вешает шар на колючую лапу ели, чуть поворачивает его и смотрит на свое размытое и расплывчатое отражение пару секунд. Вздыхает, смотрит на Дилана снизу вверх и сжимает в своей руке щиколотку парня. Снова улыбается и качает головой в ответ на собственный же вопрос. Не может быть у них все нормально. Между ними искрит, как будто проводка оголенная и старая, вспыхивает и сжигает все на своем пути, не считая сопутствующий ущерб и жертвы. Тайлер точно знает, что не хочет разжимать пальцы, и Дилан не хочет прекращать это странно-болезненное и нужное прикосновение, но если не заставить себя отодрать ладонь от ноги парня, все станет слишком. Просто "слишком-слишком". - В порядке, - Дилан кивает, наматывает на ель гирлянду и спускается на пол, собираясь отойти немного в сторону вместе с Хеклином, чтобы посмотреть на результат их трудов. Но в последнее мгновение он спотыкается и падает. Не на пол. Хотя, хорошо это или плохо, мозг решить не успевает. О'Брайен оказывается прижат к широкой груди и аккуратно устроен на коленях Тайлера. То есть, не просто подхватывают и удерживают от неминуемой встречи носа с мягким серым ковролином. Все гораздо интимней. Все просто подскакивает по шкале от одного до ста за отметку "двести". Дилан коротко выдыхает, но достойных возражений такому соседству придумать не может, поэтому просто утыкается носом в мягкий изгиб шеи и едва ли не сворачивается калачиком в крепких руках Тайлера. Ему спокойно. И невероятно сильно хочется урчать на ухо Хеклину, при этом покусывая это самое ухо. - Попробуем включить? - Хеклин шепчет так тихо, как только умеет, низко наклонившись к парню, который готов вот так уснуть. Помнится, раньше у него это хорошо получалось, если они засиживались в трейлере за просмотром какого-нибудь фильма. А еще Дилан очень любил шутить на тему рекламы - мол, смотрим трейлеры в трейлере. И заразительно смеяться у него получалось лучше, чем у кого бы то ни было. Огоньки перемигиваются синим и белым, и Дилан уже даже не пытается скрыть, что счастлив в этот момент. Ему уютно и тепло, как не было давно. И он сжимает ладони Тайлера в своих тонких пальцах, всматриваясь в едва различимый в полутьме контраст смуглого и почти молочно белого, гладит проступающие на тыльной стороне вздувшиеся вены и напряженные сухожилия, сплетает их пальцы и радуется, как ребенок, получивший целую коробку конфет, когда Хеклин чуть сжимает руку в ответ. - Мне иногда мерещится, что я простой студент, знаешь? Ну, такой, который надевает рано утром затасканную толстовку, кидает в рюкзак бутылку воды и сэндвич, пару тетрадок и спешит на занятия, до которых может добраться совершенно незамеченным, - Дилан прижимается теснее, забирается с ногами и весь в клубок сворачивается, расползается внутри Тайлера теплой волной, распадается на атомы, кружащие в воздухе. Он не может быть цельным, когда Хеклин настолько близко, словно можно его в шприц набрать и в вену, чтобы под кожей остался, чтобы навсегда с ним. - Раствориться в толпе, стать невидимкой, да? - Хеклин смотрит на их сплетенные пальцы и, кажется, даже дышит через раз. У него сердце стекло куда-то в пятки, кости и плоть, кожу ему прожигая, но разве можно сейчас сказать, что он весь год, что они "не вместе" надеялся рехнуться, лишь бы заперли подальше, за замками и решетками, чтобы далеко от Дилана, чтобы не мешаться. А под Рождество не выдержал. О'Брайен согласно машет головой, сонно моргает и говорит сам себе, что нельзя и дальше так сидеть. Надо выбираться из спокойного уюта рук, надо снова учиться дышать и брать под контроль сердцебиение, выламывающее ребра, как на открытой операции, когда кости наружу и все внутренности - бери и сжимай. Но у него сил не хватает. Никогда не хватало, если честно, потому что рядом с Таем ему хочется до одурения стать почти девчонкой, сказаться больным и попросить о заботе. И плакать при нем не страшно, кто бы мог подумать? - С тобой можно не исчезать, - снова лишнее, снова не исправлено. Без срока давности, не распаковано - чувства сильные, неуемные и везде. Они правда везде. Хеклин везде. Даже неон по гостиной - все из той серии, после которой они ввалились в трейлер Дилана, перепачканные и счастливые, смеющиеся, довольные. Испортили постельное белье, стены, кажется, даже пол, если вспомнить хорошенько. Две фотки распечатанные с телефона - в рамках, как положено, пусть и под стопками книг, которые стоят в углу в том порядке, в каком он собирался их прочитать. - От меня хочется, - Тайлер проговаривает правду. Опять не спрашивает, а парень в его руках вошкается, выбирается из кокона запахов, смешавшихся в один, и отступает - неуверенно и пошатываясь. Дилан смотрит исподлобья, будто нашкодивший щенок, виновато улыбается и Тайлеру хочется его пнуть или ударить. Проблема - нужно ли это самому Дилану? Парень собирается возразить, но затыкается на полувдохе, потому что не хочет врать. Его всегда тянет спрятаться подальше от этого мужчины - большой и сильный, крепкий, спокойный, непрошибаемый и совершенно плюшевый и чувствительный внутри. Хеклин вводил его ступор. Когда ситуация выходит из-под контроля, Дилану не терпится врезать по какой-нибудь поверхности рукой/ногой/еблом, если потребуется. Тайлер же выгибает чертовы брови, заставляя их взлетать к линии волос, и решает проблему совершенно не напрягаясь. Так не бывает. - Единственным моим желанием был крепкий сон, - Дилан сознается, пожимая плечами и включая свет. Направляется с Тайлером в спальню, которую сейчас занимает гость. Хеклин пытался возражать, но споры прекратились на корню под темнеющим взглядом закипающего О'Брайена. - А потом? - Я соскучился. Очень. Сильно, - каждое слово дается с трудом, но Дилану удается выдохнуть их, протолкнуть через глотку, в которую словно стекловаты напихали. Они замирают у постели, и мужчина сам перебирается из кресла на застеленный матрас, подтягивается руками и укладывает пострадавшую ногу. Ди присаживается на край кровати, тянется, отдергивает, снова приподнимает. И не решается. Не знает, можно ли. Блядь, даже после всего - ОН. НЕ. ЗНАЕТ. Тайлер кладет его ладонь на свою шею, прижимает пальцы к сумасшедше стучащей венке и дергает уголком губ в подобии только, но не улыбается, потому что сил нет, желания нет, да и не до смеха сейчас, потому что он знает - Дилану больно. А кто виноват? Тайлер виноват. - Останься, - он просит, Хеклин умоляет ведь практически в эту миллисекунду вселенной и не отрывает взгляд не только потому, что чувствует себя укротителем, а потому что хищником в клетке с дрессировщиком себя тоже чувствует и млеет. Умирает раз за разом, погружаясь в шоколадную радужку и захлебываясь сладостью. - Твоя нога, - Дилан отмахивается умело, оперирует словами, но эмоции одерживают верх, он скидывает обувь и забирается рядом. Хмыкнув, перебирается через мужчину и укладывается с другой стороны, чтобы ненароком не задеть гипс, не ударить, не причинить ненужный дискомфорт, боль, которой много, так много, что он в ней почти по макушку. - Будет больно, скидывай на пол, окей? Вот же... Блядь, Тай, почему Санта не притащит мне полведра потраченных нервов на Рождество? - Санты не существует, Дилан. Они обмениваются старым, прошлым, настоящим и словно снова строят будущее. Как знать? Омела-то все еще висит рядом с елкой и над кроватью.