Мафия: ночь демиурга

      Сказать, что рыжий штрих-код выжигался на руке болезненно и мучительно, было бы нескромным и даже наглым преувеличением. Но неприятные ощущения всё же вгрызались в запястье со знанием дела. Шура поморщился, показательно потёр руку пальцем в месте, где смуглой кожи касался лазер, и вообще сделал вид, что увлечён своим запястьем намного сильнее, чем начавшейся игрой.       Представление, в котором каждому давалось вступительное слово, Шуру интересовало мало. Здесь каждый будет пытаться как можно убедительнее изобразить, что он не мафия, Ли сам один из первых подал живой пример. Фестиваль вранья вперемешку с нытьём. По-настоящему ценными были выражения лиц игроков, впервые увидевших и мучительно осознававших свои штрих-коды — Ли успел бегло заметить реакцию каждого игрока, прежде чем ознакомиться со своей меткой. И то, что Шура увидел, ему не слишком-то понравилось.       Во-первых, почти напротив Шуры сидел полноватый парень в клетчатой рубашке и занимался примерно тем же самым пошлым делом — внимательно изучал чужие лица, стараясь при этом никакого изобличающего выражения не иметь на своей физиономии. Во-вторых, была рокового вида роскошная блондинка в чёрном брючном костюме — эта даже не удосужилась руку опустить и запястье к себе повернуть, тоже пыталась как можно скорее понять, кто есть кто.       Казалось бы, двух заявок на проблемы должно для игры хватать с головой — но нет же, Шура ухитрился отыскать себе на голову и третью проблему. Расположившуюся, как оказалось, совсем рядом, едва ли не под локтем. Мистического вида бледный мужчина оглядел своё запястье так равнодушно, словно перед ним был не возможный приговор, а позавчерашняя колонка новостей из мира давно вымерших животных. И это подчёркнутое равнодушие Шуре ужасно не понравилось. Такую воблу снулую и на ошибку, может статься, толком не спровоцируешь. И гарантированно его убрать в случае чего можно будет только одним способом — руками мафии.       Ну, а как не повезёт?       — Я полагаю, теперь, когда мы все представились друг другу, — первым заговорил полноватый парень в клетчатой рубашке, назвавшийся Романом, — имеет смысл начать высказывать первые подозрения. Времени на обсуждение у нас не так много, и, как обычно показывает игровая практика, тратить его на настороженное молчание по меньшей мере нерационально. Кто-то желает высказаться первым? Или, быть может, начать рассуждения стоит мне?       — Думаешь, раз ты так любезно предложил нам слово, так тебя из благодарности подозревать не станут? — фыркнул Иннокентий. — Больно уж ты говорливый и языкастый. Может, как раз ты сам первый и есть мафиози? А сам просто зубы нам заговариваешь?       — Извините. Мне не кажется, что вы рассуждаете верно, — подала было голос Алиса, но тут же испуганно вжалась в спинку кресла, когда Иннокентий звонко хлопнул ладонью по подлокотнику.       — Молчать, — приказал Тимьянов, жёстко продавливая каждое слово, — малолетка. Сколько тебе лет? Семнадцать? Восемнадцать? Школьница. Что ты можешь знать о людях? Сиди тихо и не вмешивайся.       — А что можете знать о людях вы? Если вы от них только отмахиваетесь? Дайте девочке сказать, — вступилась Малгожата. И ласково кивнула Алисе: — Говори, милая. Никто больше затыкать тебе рот не будет.       — Так уж и никто? Ты лично за малолетку постоишь? — насмешливо встряла Нина. И с вызовом закинула на колено скованные руки. В отличие от азиата, Кирьянову безобидной паинькой не сочли и в студию со свободными руками не выпустили. Даже невзирая на то, что беспрепятственно подняться с кресла женщине всё равно бы никто не позволил.       — Дражайшая Нина, — Шура Ли заговорил так сладко, что от его медового почти голоса у Кирьяновой свело скулы, и женщина с ненавистью взглянула в раскосые чёрные глаза. — Быть предельно отвратительной и настроить против себя подавляющее большинство игроков — это верный шаг в ретранслятор, и только. Не делайте глупостей. Вы же умная женщина.       Ты-то, болтливый щенок, умён не к месту, раздражённо подумала Нина. Но промолчала — и Алиса тут же устремилась в образовавшуюся паузу, нервно зачастив: — Понимаете, я смотрю это шоу. Давно. Каждый сезон. Очень часто здесь в ретранслятор первым отправляют того, кто имел неосторожность первым заговорить. Но я ни разу не видела, чтобы таким ходом действительно убили мафию. Поэтому мне кажется, что так рассуждать неправильно.       — Хочешь сказать — «такого никогда раньше не было, поэтому такого и произойти не может»? — подозрительно дрогнул бровью Иннокентий. — Ты вообще книги открывала? Учебники по истории, например? Хотя бы фильмы-катастрофы, может быть, смотрела? Знаешь, сколько из-за этой фразы совершалось ошибок?       — Ошибок из-за этой фразы и впрямь совершалось достаточно. Но я думаю, что в этот раз имеет место быть всё же не тот случай, — поддержал Алису Александр Матвеевич. И терпеливо пояснил Иннокентию: — Вам, дорогой писатель, возможно, это неизвестно, но Роман является, с позволения сказать, медийным голосом. Он комментирует состязания. Это его работа — говорить и заполнять паузы.       — Тогда почему же господин комментатор замолчал, едва ему прищемили хвост? — ядовито поинтересовался Иннокентий.       — Вспомнил одну прописную истину, — неожиданно задорно отозвался Роман. — Чем меньше внимания к себе привлекаешь, тем дальше ты в этой игре живёшь. И если бы не столь своевременное напоминание о том, что я, как вы выразились, «медийный голос» — думаю, в пылу спора все бы вот-вот забыли, из-за чего и из-за кого этот спор вообще начинался.       — Для мирного жителя это любопытная позиция, — сощурил глаза Иннокентий. — Не «вычислить и уничтожить мафию», но «постараться не привлекать внимания и пересидеть». Такой способ вести игру куда скорее принесёт победу мафии, чем мирному жителю, вам не кажется?       — Кажется, — Роман улыбнулся только шире. Обвинения, которые в него бросал Тимьянов, словно бы совершенно не смущали парня. — Но вместе с тем признайте: эта стратегия ведь самая простая для исполнения. Не нужно мучительно взвешивать каждое слово и размышлять, что и когда ты ляпнул не так. Достаточно вжаться в спинку кресла и не отсвечивать. Велик шанс, что о тебе не вспомнят. И я думаю, что не мне одному эта стратегия кажется приятной и предпочтительной. Другое дело, что я единственный, кому хватило небрежности — или даже глупости — ляпнуть это вслух.       — Роман, я не знаю, мафия вы или нет — но в любом случае призываю вас остановиться, — Вадим предупреждающим жестом вытянул перед собой покрытую татуировками руку. — Вы же сами себе противоречите, неужели не слышите? Так вы чёрт знает до чего договоритесь.       — Чем дольше мы говорим, тем меньше я понимаю, что происходит, — жалобно вздохнула Алиса. — Когда мы только начинали обсуждение, мне казалось, что я догадываюсь, кто мафия. А теперь всё стало так запутываться…       — Хотите, я напугаю вас ещё больше? — Кирилл подался вперёд и окинул всех игроков внимательным взглядом. — Представьте себе на мгновение, что мафия пока ничего не сделала. Вообще. Ни единого слова не произнесла. Что мы успешно запутываем себя сами. Хорошо получается, а?       — Мне кажется, я понимаю ваш намёк, — кивнул Шура. И поочередно указал пальцем сперва на вцепившуюся в подлокотники Раечку, а потом на Константина, который, кажется, с самого начала обсуждения даже ни разу не потрудился открыть глаза. — У нас есть два молчащих игрока. И после всего, что было сказано Иннокентием и Романом, подозрения в адрес этой безмолвной пары вполне имеют право на существование…       — Я имел в виду вовсе не это! — яростно запротестовал Кирилл. — Я хотел сказать, что вместо настоящего обсуждения и попыток вычислить мафию мы увлекаемся конфликтом с переходом на личности! Если бы Александр Матвеевич вовремя не напомнил, с чего мы начинали, там бы и погрязли!       — Так покажите нам пример и сохраняйте невозмутимость первым, — посоветовал Иннокентий. И поднял руку, словно подчёркивая торжественность момента: — Я считаю необходимым выдвинуть на голосование две кандидатуры. Во-первых, я по-прежнему уверен, что мафия — это Роман. И пусть никого из вас не обманывает его показное неумение играть.       — Считаете его слишком уж показным? — Роман продолжал расплываться в улыбке от уха до уха, достойной самого Чеширского кота. — Хорошо. Пусть. Хотя новизна идеи, право же, потрясает. И кого вы предлагаете мне в напарники?       — Предлагаю Малгожату, — без тени смущения ответил Иннокентий. — Леди чересчур быстро и оперативно заняла позицию защитницы угнетённых и благодетельницы. Учитывая то, как затруднительно теперь будет столкнуть её с этого постамента — я считаю, это вполне достойная сильной мафии тактика.       — А я считаю, что голосовать следует против Иннокентия, — Константин так и не открыл глаз, но неуловимо переменил своё положение в кресле и сразу же стал выглядеть куда менее расслабленным. — Сейчас дело даже не в том, мафия Иннокентий или нет. Он высказывает своё мнение с таким нажимом и так настойчиво, что при более коротких обсуждениях у нас не будет оставаться времени на то, чтобы выработать иные версии, и мы будем вынуждены следовать за его словами и голосовать за его кандидатуры. Это в любом случае не позволит мирным жителям победить.       — Вы считаете, что я не способен вычислить мафию? — ощетинился Иннокентий.       — Убеждён в этом, — Константин коротко кивнул. — Я ни на йоту не верю в то, что среди названных вами имён хотя бы одно принадлежит мафии.       — Зато сам господин Иннокентий верует пламенно, — Малгожата с улыбкой подпёрла подбородок рукой. — Воображение писателя — опасная вещь. Чревато домыслами.       — Это не домыслы. Это наблюдательность и умение анализировать факты, — ледяным тоном отозвался Иннокентий. И поднял запястье, усиленно продавливая голосом свои слова: — Голосую за Малгожату.       Несколько полных секунд запястье Иннокентия оставалось поднятым над кругом кресел в полном одиночестве. Затем, почти лениво, словно не слишком заботясь о результатах голосования, руку подняла Нина. К ней присоединился Шура, задумчиво переводя взгляд с Малгожаты на Иннокентия и обратно. Ещё несколько секунд ожидания — и голос ведущего подвёл итог: — Три голоса за Малгожату.       — Голосую за Иннокентия, — ладонь над подлокотником кресла поднял Константин. И словно нажал этим простым движением на спусковой крючок. Алиса, Кирилл, Малгожата, Вадим, Роман — запястья поднимались одно за другим, и на светлой коже ало вспыхивали штрих-коды.       — Шесть голосов за Иннокентия. Абсолютное большинство! — возвестил голос ведущего, ухитрявшийся совмещать в себе и показной энтузиазм, и полнейшее равнодушие. — И нас покидает Иннокентий… который был мирным жителем!       — Мне не кажется, что вы сожалеете об этой ошибке, — на прощание Иннокентий выдавил из себя снисходительную усмешку. И откинулся на спинку кресла, позволяя рыжей паутине опутать локти и плечи. — А я ничуть не жалею, что покидаю вас.       За две недели до игры. Кабинет психолога.       — А смерть вас не пугает? Как окончание пути жизненного… и творческого?       — Окончание творческого пути? Ничуть. По мне, писатель продолжает жить, пока ещё читают и любят его книги. Худшее, что может случиться с творческим человеком — забвение.       — И такая перспектива вас страшит?       — Я страшусь встретиться с этим забвением лицом к лицу.       Изнутри ретранслятор выглядел даже хуже, чем Иннокентий себе представлял. Тимьянов думал, что эта внутренняя, искусственная реальность будет хоть какой-то — ретранслятор же изнутри оказался тоскливо, одуряюще никаким. Мрачным, серым и пыльным, как заброшенная библиотека. Или как древний, всеми позабытый храм, с полуразрушенными угловатыми колоннами.       Иннокентий прошёлся туда-сюда между неровных, словно бы зазубренных колонн — но не обнаружил никого и ничего, что могло бы стать причиной его скоропостижной гибели. И позволил себе негромко фыркнуть — неужели Создатель игры планирует ждать, когда его жертва в тоске и мучениях скончается от одиночества? Недальновидно. Ужасно долго. И доказывает, что когда-то гениальный Создатель ныне стал просто выжившим из ума стариком. Тимьянов присел на пол возле одной из колонн, упираясь спиной в острые сколы, и прикрыл глаза, намереваясь терпеливо ожидать дальнейшего развития событий.       Создатель мягко улыбнулся, наблюдая за тем, как Тимьянов пытается разместиться на полу с максимально возможным комфортом. И неожиданно тепло, почти ласково промолвил: — Ты что же, всерьёз думаешь — это и правда всё, что я для тебя заготовил? Нет, дурачок, ты ещё и не видел почти ничего. А вот сейчас — посмотри хорошенько.       Быстрыми, словно паучьими движениями сухих пальцев Создатель перебрал лежавшие под его рукой бордовые карты, выцепил одну, вытянул на середину пульта — и активировал коротким щелчком.       Под потолком храма зажглись плафоны — но встрепенуться Иннокентия заставил вовсе не внезапно заливший помещение свет. Сперва перепугавшемуся писателю почудилось, что на него свалился, отколовшись от колонны, кусок гранита. Но при свете плафонов можно было явственно разглядеть, что «гранит» оказался всего лишь безобидной книгой.       Из любопытства Иннокентий перевернул несколько выцветших от времени, ставших твёрдыми и ломкими страниц. Всмотрелся в блёклые буквы — и в глазах потемнело.       «— Ты ждёшь подвига, — шепнула Яна, — но ты никогда не думаешь о том, что подвигу ты, возможно, совсем и не нужен. Подвиг ждёт своего героя. Рыцаря в сверкающих доспехах. Дракона в алмазной чешуе. Пусть нелепого, пусть созданного по сказочным шаблонам, но своего. А раз за разом приходишь ты. Чужой. Незнакомый. Дитя совершенно иной эпохи. Ты никогда не думал о том, что подвигу ты давно уже осточертел?»       Иннокентий выронил книгу и вскочил. В неверном свете плафонов стало отчётливо видно, что колонны сложены не из камня, а из книг. Из ветхих, покрытых пылью книг, которых, кажется, в течение долгих лет не касалась ничья рука.       Медленно-медленно, с замиранием сердца Иннокентий взял из ближайшей стопки ещё одну книгу. И наугад раскрыл пожелтевшие страницы.       «И тогда рассвет в глазах Джема окрасился чёрным; коралловое солнце, расколовшись на десятки кусков, погрузило мир в ледяную тьму. И ни один рассвет не получалось назвать столь же мрачным и печальным, как в то утро, пятнадцатого числа нежного месяца мая — утра, когда Джем узнал, что он мёртв.»       Тимьянов заметался между колонн, наугад хватая и раскрывая книги и с каждой секундой всё больше убеждаясь в справедливости посетившей его страшной догадки. Это сплошь были его слова. Фразы. Герои.       Это его книги пылились здесь, никому не нужные и никем более не читаемые.       — Неправда! — яростно вскрикнул Иннокентий, запрокинув голову и обратив лицо к потолку — там, за мягким светом плафонов, наверняка и притаился Создатель, посмеиваясь и потирая сухие ладони. — Врёшь, вздорный старик! Всё ты врёшь!       И не успело ещё замолкнуть эхо — как все книги разом встрепенулись, словно только и ждали, когда же услышат голос своего автора. Встрепенулись и бросились на Иннокентия остервеневшей стаей птиц Дафны дю Морье. Ломкие страницы вырывались из переплётов и становились холодными и острыми, словно лезвия бритвы. Не клочки бумаги — будто острые обломки стали впивались в лицо и руки, озлобленно бились в стёкла очков, оставляя белёсые царапины и силясь добраться до глаз.       Иннокентий неловко взмахнул окровавленными руками, пытаясь разогнать мельтешащую перед лицом бумагу, оглянулся в поисках выхода — и две хищно заострившиеся страницы тут же нацелились мужчине под подбородок, метя в открывшееся горло.       Алиса взвизгнула, закрывая лицо руками, успев краем глаза заметить, как содрогнулась неподалёку в кресле Раечка, отводя взгляд. В воображении Алисы игра с её участием всегда была куда менее жестокой. Смертей в этих фантазиях практически не бывало, просто участники вдруг исчезали куда-то из своих кресел, а девушка продолжала своё триумфальное шествие по игре. Сейчас же Тумановой казалось, что кровь Иннокентия не просто расцвечивает изображение на экранах алыми кляксами, а стекает с этих экранов, падает крупными каплями ей на волосы, на лицо и руки.       И я голосовала за него. О, Господи, это сделала и я тоже.       — А мы продолжаем игру, — голос ведущего не изменился ни на йоту. В нём звучали всё те же профессиональные, отвратительно бодрые интонации. — Я объявляю следующий раунд. Уважаемые игроки, город засыпает. Просыпается мафия.