Гонщик

20 июля Дэвидсон спешил на тесты, но, пролетая мимо боксов Dunlop, невольно замер: на полу перед машиной валялся сёрвиновский slam bike, а неподалёку на стуле неподвижно сидел сам Стив Сёрвин, вопящий сорванным охрипшим голосом, привлекая внимание механиков. Те нервно прокручивали последние данные телеметрии и, заслышав рёв Сёрвина, кинулись к тому. - Сколько можно. – Уже в полголоса прохрипел Стив, – помогите… - Стиви, хватит. – Джим Таннел, главный механик Сёрвина, жестом руки остановил ребят. – Не волнуйся, мы разберёмся. - Джим, – Стив с укоризной взглянул на того. – И сколько вы провозитесь? – и тихо добавил. – Нужен ещё круг. Решено. Танел с мольбой в глазах взглянул на подопечного, но тот лишь отрицательно покачал головой. Танел махнул в сторону механиков, и те подхватили Сёрвина под руки, и повели к болиду. Энтони оторопел: ноги Сёрвина волочились по полу, еле передвигаясь. У машины Стив отогнал ребят, осторожно присел на воздухозаборник и руками поместил одну за другой обе конечности в кокпит. Затем он с силой втолкнул своё тело в узкий проход. Раздался жуткий стон. Джим обречённо опустил голову. Он был больше не в состоянии наблюдать мучения своего гонщика. Он отошёл в противоположный угол гаража, зажмурил глаза, но стон его подопечного словно ножом полоснул по сердцу. Каждая гонка, каждый круг приносил Джиму эту боль. Он знал, что для Стива мучения были куда более невыносимы. Конечно, разрабатывать ноги надо и в отношении велосипеда он был только за. Но прочее… Стив просидел в кокпите, зажмурив глаза, около минуты. После каждой гонки боли в ногах усиливались десятикратно. Сёрвин часами сидел, зажмурившись, в гараже, и в эти моменты Танел не мог простить себе того, что позволяет ему делать это. Почему? Когда он, наконец, пришёл в себя, один из помощников протянул рулевое колесо… Просто, только гонки могли принести ему радость. … и Сёрвин водрузил его на место. По питлейну он носился словно тень: безжизненный и равнодушный, то и дело натыкаясь на прохожих. У себя в гараже сидел тихо, молча. Был неестественно для самого себя спокоен и немногословен. А вот на трассе… Стив завёл мотор и тихо вымолвил: Несмотря на боль и стоны в каждом повороте, по радио звучал уверенный, эмоциональный, счастливый голос. Сёрвин был счастлив только там. Только там был самим собой. А когда болид медленно возвращался в боксы, он словно терял крылья и, как после дозы начинается ломка, так после каждого выхода на трассу он платил за мгновения счастья минутами и часами боли. “Поехали…”