Берег надежды

Бесстрашный офицер. Следователь, который готов при расследовании абсолютно на всё. И с маньяками по парку гулять в полном одиночестве. И на кладбище ночью о немедленной эксгумации говорить. А в тот момент ужасно испугалась. Испугалась, что Фёдор станет придумывать всякие небылицы, увидев нас с Лёней едва ли не прижатыми друг к друга. Я боялась, что Кораблёв не станет ничего отрицать, а с серьёзным лицом станет подтверждать весь вымысел друга. «Железная леди» на самом деле ужасная трусиха. В ту минуту я считала, что поступила правильно. Не задумывалась над тем, как глупо выглядела, так молниеносно покидая их кабинет. И надеялась, что Курочкин не заметит спущенный румянец на моих щеках, а Кораблёв не станет ни о чём болтать. И только сидя вечером в кресле в полной темноте, я осознавала, что лучше бы осталась там. Просто бы перевела весь разговор в рабочее русло. А так… слишком привлекла внимание. И больше всего меня беспокоило не внимание Курочкина, а внимание Кораблёва. Как я не хотела отвлечься от этих мыслей. Как не хотела отмахнуться от воспоминаний, пробуждающих внутри меня пучину переплетённых эмоций. Ничего у меня не получалось. Слишком въелось всё в память. Моё рыжее сокровище мурлыкало, лёжа у мне на коленях. И он совершенно не понимал, почему я рассказываю все свои мысли ему. Не понимал, почему именно ему я задаю множество странных и непонятных вопросов. А может это только я думаю, что он не понимает моих слов? — Что же со мной происходит, Опер? — спрашивала я, заглядывая малышу в чёрные глаза. — У меня есть семья, муж. Почему меня будто током ударяет, когда Кораблёв рядом? Почему при каждом его звонке внутри будто появляются яркие искорки? — Мяу, — отвечал мне котёнок, глядя в самые глаза. Я машинально улыбнулась. Он ведёт себя прямо-таки как Лёнька — то не сводит с меня взгляд, а то смотрит куда-то в сторону, будто меня и нет совсем. — Что, тоже не знаешь? Как я тебя понимаю… Или ты просто отвечать мне не хочешь? — спросила я котёнка, словно ожидая, что он сейчас мне ответит. Знает, но молчит. Глупо, наверное. Или я просто спрашиваю не его, а себя и свой внутренний голос? Я гладила Опера по голове и задавала ему ещё много вопросов. Вот только он отвечать не желал. Да и я не могла дать самой себе ответ. А может всё же не хотела? Или же время нужное ещё не пришло? Некогда горячий кофе медленно остывал, но всё ещё источал свой пряный и немного терпкий аромат. А вместе с ним в памяти ещё ярче оживали мысли и воспоминания. «Кофе на ночь — это вредно» — сказал мне Кораблёв, когда я была зелёным следователем, а он рядовым оперативников. Мы тогда впервые дежурили вместе. «Точечный массаж помогает не уснуть. Сделать?» — предложил он мне вместо кофе, и, на удивление, это сработало. «Усталые глаза и запах кофе. Вы с материалами делом ещё не обвенчались?» — спрашивал Кораблёв, глядя на меня глазами серьёзными и чрезвычайно взволнованными, хоть где-то в дали и мелькало веселье. Фразы меняются из раза в раз, но нравоучения продолжаются постоянно. Воспоминания в голове всплывали яркими, безумно чёткими картинками. Казалось, что я вернулась на годы назад и сейчас вижу и слышу всё это наяву. Радостно улыбалась и продолжала рассказывать обо всём котёнку, не переставая задавать ему вопросы. — Мам, а ты с кем тут разговариваешь-то? — спросил меня Костик. Яркий свет тут же залил комнату, заставляя меня сморщиться. — Да с Опером вот по делу советуюсь, — спокойно ответила я, погладив рыжее чудо по голове. Почему-то эта моя фраза совершенно не казалась мне глупой. Советуюсь с котом по делу. Почему нет? — Понятно, — бросил в ответ Костик, плюхнувшись на диван. Всем своим видом он показывал, что его совершенно не удивляет моё поведение. Словно совершенно ничего странного нет. И только глаза его говорили об обратном. — А чего в темноте? — А так думается лучше, — пояснила я. Голос мой всё так же был совершенно спокоен. Я даже сама этому не переставала удивляться. — Так ничего от главных вопросов не отвлекает. Сосредоточится помогает. Правда, Опер? Костик не стал со мной спорить. Я видела, что его очень даже напрягло такое моё поведение. Его волновала эта моя замкнутость, это не желание рассказать ему правду. Самому близкому и самому родному человеку. Но обсуждать свои подозрения друг с другом никто не хотел. Сын, наверное, считал, что это моё личное дело. И я сама должна решать, кому рассказывать обо всём, а кому нет. Может, даже стеснялся и немного побаивался расспрашивать меня. А я совершенно не желала загружать своего взрослого сына своими проблемами. У него сейчас и у самого много важных дел. Учёба, личная жизнь. А я не должна забивать ему голову своими мыслями. Мыслями и чувствами, в которых и сама запуталась, как котёнок в клубке ниток. Мы с Костиком ещё какое-то время просидели вместе. Обсуждали какие-то разнообразные новости. Делились тем, как провели этот день. Работа, занятия в университете. Мы делились событиями, какими-то яркими моментами. А потом сын отправился в свою комнату, извинившись, что оставляет меня наедине со своими мыслями. — Мам, хочешь совет? — спросил Костик, уже почти что переступив порог гостиной. Я не успела ничего ответить, всего лишь подняла на него взгляд. — Мысли, которые тебя терзают изнутри… Лучше с ним это обсуждать, чем с котёнком. Я ничего не ответила на слова сына. Да и он поспешно переступил порог гостиной и через мгновение уже скрылся за дверью своей комнаты. Мне отчего-то стало не по себе. По спине буквально пробежался холодок, мурашками разлетевшейся по коже. А сердце, совершенно не замечая этого холода, словно забилось сильнее. В голове снова возник его образ. Отойдя к окну, я уже привычно взглянула куда-то вдаль. На улице начинал моросить прохладный Питерский дождь. Он словно смывал преграды в моей голове, заставляя воспоминания всплывать снова и снова. Память возвращала меня почти что на двадцать лет назад. В тот год, когда я пришла работать в прокуратуру и познакомилась с Лёнькой, который и сам участвовал в своих первых делах. Совместные работы по уголовным делам. Допросы. Осмотры мест преступления. И, конечно же, совместные дежурства. Полная тишина, полумрак и постоянное ожидание ужаса. Я будто вновь почувствовала, как всё это тревожило меня первые месяцы. Тёплый чай, согревающий после «прогулок» по ночному Петербургу. Старенький радио-приёмник, вещающий то новости, то песни. Разговоры ни о чём и одновременно обо всём на свете. И тот робкий, очень неожиданный поцелуй. Я словно вновь почувствовала его требовательные губы поверх своих. Будто ощутила его руки на своей талии.