Habere regnum casus est

Речь Посполитая Ох, и трудно стало жить. Нет мира ни в поступках, ни в душах людей. Разоряются восточные земли, довлеет церковь, грызутся шляхтичи аки псы, спущенные с цепи . Багрянцем и ярым огнем оборачиваются попытки короля уменьшить власть и богатство древнейших родов, наследников славного Гедимина... И все же князь Адам Вишневецкий лукавил, ропща на судьбу. Знаток пиров, увеселений , хитрый политический игрок, трогал ,словно за ниточки, окружающих. Мятеж, снявший буйные головы, позволял ввязаться в широкое по грозе действо. Изгнаннику, чья вина состояла лишь в единстве кровных уз с восставшими, предназначено быть ширмой, лубочной картинкой грандиозных планов. Его появление наделало много шуму - служанки ахали, оттирая кровь с детского тела. Бледное как мел лицо с выдающимся носом, темные крошечные веснушки на щеках и глаза… ранее наблюдательные и смеющиеся, казались Адаму пустыми, будто перед ним не человек, а кукла, только очень большая и похожая на живую. Тревоги за ясность рассудка несчастного оказались излишними ровно в половину : беда коснулась лишь знаний о собственном естестве и истории фамилии. Удачный почин! - Досадно, что еще и ветвь Ольгерда прервется... - хмуро твердил ксендз Янош. Осторожная и беспокойная личность священника не желала поддаваться на уговоры. -Все мы жертвуем чем-то. Край известен мехами, золотом. Слово государя - закон для них. А царю Федору, говорят, не долго осталось...Юный ум обучен славянской азбуке, но нуждается в развитии. Прошу, святой отец, найдите языка с Московии! - авантюрный Вишневецкий отхлебнул из золотой чарки. Он плыл в туманном море сумрака, у которого не было берегов. Ужасная и бесконечная неизвестность. Как дом без огней, как свиток без росчерка пера, как ночь без Луны.Это было непереносимо страшно — так страшно, что хотелось кричать, вопить, истово и дико царапать темную глубину до проблесков света — но в то же время странно притягательно... Внезапной, почти болезненной вспышкой зрение неожиданно обрело пугающую ясность, серый туман исчез, словно сдернутая с глаз повязка, и увидел четкий контур шпиля крыши большого дома, сонное мигание звезд, услышал тихий шорох оплетавшего стены плюща. Искусно терзавшая хворь отступила. "Твое имя - Дмитрий...Дмитрий..." - мягко доносили эхо чье-то речи готичные своды, подушки и ткани, балюстрада и даже ветер за окном.