Монетка в полпенни

      Бодрое ирландское утро застало Морана все там же — в гнезде или логове из подушек и покрывал, которое Джим соорудил перед камином. Они оба уснули прямо в нем после нескольких часов любовных игр, укутавшись в одеяло и не размыкая объятий. Даже теперь Джим спал в обнимку с его «тигриной лапой», и, судя по его сопению, просыпаться пока не намеревался. Так что Себастьяну пришлось очень медленно и осторожно выпростать из-под любовника руку, так, чтобы оставить его в царстве Морфея еще на те полчаса, что обычно проводил в душе и за прочими утренними процедурами.       Все-таки годы спортивных тренировок и подготовки к военной службе не прошли даром и въелись в его плоть и кровь, как электронный чип с программой распорядка дня и алгоритмом его выполнения. Конечно, совместная жизнь с Мориарти, у которого был собственный распорядок, а если выразиться точнее — творческий беспорядок в рабочем графике, несколько пошатнула вбитые с детства привычки, но Моран чувствовал себя лучше, когда так или иначе соблюдал хотя бы часть из устоявшихся ритуалов прежней жизни. Согласившись выплачивать эту дань внутренним церберам самоконтроля и поборникам самодисциплины, он оставлял для себя достаточно свободы в других вещах, представляющих для него гораздо большую ценность.       Покинув ванную комнату, он застал Джима сладко потягивающимся на ложе любви, и, собирая раскиданную по всей комнате одежду, поприветствовал его:       — Доброе утро, Лягушонок! Как тебе спалось сегодня? Ты голоден? Я так очень даже. Вставай и пойдем скорее на завтрак, он входит в плату за номер.       Наклонившись к нему, он протянул руку, чтобы помочь Джиму выбраться из «гнезда» и привести в порядок гнездо на голове, образованное спутанными и торчащими в разные стороны волосами.       — Моран, Моран, ну что тебе вечно неймется по утрам, — заворчал Джим тоном истинного Мориарти — босса системы «скипидар»: — Еще и половины девятого нет, а ты уже скачешь галопом, как жеребец по плацу!       Несмотря на ворчание, он без особого сопротивления позволил совлечь себя с нагретого места и отправился в ванную, где долго плескался над раковиной, продолжая что-то бубнить себе под нос. Но из ванной к Бастьену, делавшему зарядку, вынырнул уже не сонный недовольный Джим, а веселый и оживленный Ричи, который был нежен, как котенок, и голоден, как дикий волчонок — о чем он немедленно и сообщил Морану, завалив его на ковер во время отжимания и принявшись шутливо кусать за спину и плечи…       Зарядка с появлением веселого Ричи тут же превратилась в греко-римскую борьбу, а потом едва не перешла в совсем уж эротическую плоскость. Но голод желудка все-таки поборол голод плоти, и Моран, со смехом отбиваясь от наскоков Риджея (1), прибег к нечестному приему и скроил жалобную мину в ответ на особенно чувствительный укус:       — Оу… и кто тебя только воспитывал, о человеческий детеныш! Ну кто, скажи мне, кто пытается сожрать целого Тигра в то время, как он сам ищет, кем бы закусить?       Ричи тут же перешел от дикого азарта к такой же дикой нежности и покрыл его спину и плечи поцелуями, горячими, как… французские круассаны.       — Что-то у меня все ассоциации про еду… — заметил Себастьян, поднимаясь с пола и поднимая следом любовника, снова решившего поваляться на остатках гнезда. Большую его часть Моран уже разорил, перекидав покрывала и одеяла на кровать, которой они так и не воспользовались сегодня ночью. Но, не исключено, что воспользуются следующей… Мысль о том, чтобы поселиться на отпущенные им обоим свободные дни в том отеле, где остановился Ричи, теперь казалась просто верхом глупости, когда в их распоряжении находились такие шикарные апартаменты.       — Пойдем вниз, Ричи. Конечно, сырой тигрятиной тебя там не накормят, но я уверен, у них найдется достойная замена. А потом давай перевезем сюда твои вещи, или ты мечтаешь каждую ночь выслушивать ирландские ругательства из-за картонной стенки? — предложил Моран, натянув джинсы и застегивая рубашку.       — Хорошо, — легко согласился Ричи, вообще не склонный спорить с Мораном по бытовым вопросам. Как истинный философ, криминальный консультант уважал аскезу и был равнодушен к роскоши, безалаберному актеру она и вовсе мешала. Ричи не любил дорогих отелей и пафосных ресторанов, и жизнь на виду была для него возможна только на сцене, но обе части личности Джеймса Мориарти были согласны с тем, что Себастьян Моран заслуживает самого лучшего, и уж конечно, не должен терпеть лишений во время пребывания в Дублине. Пусть эти каникулы запомнятся ему только приятными переживаниями… Замирившись на этом, Ричи обнял Себастьяна за пояс, прижался щекой к его спине и прошептал:       — Может, мы заберем вещи потом, перед отъездом? Бритву, зубную щетку и трусы можно купить в любом магазине, полотенца здесь дают, лишняя одежда мне не нужна. Если мы переедем, об этом скоро пронюхают журналисты… и мы попадем в газеты. А это совсем лишнее, уверяю тебя.       — Хорошо, как скажешь, Джим. Наверное, мне пока лучше называть тебя на публике Ричи? Или мистером Бруком, и представляться твоим импресарио? Ты ведь действительно прославился в Дублине настолько, что тебе поклонницы и поклонники уже прохода не дают. — Моран припомнил вчерашних девушек у отеля, потом в пабе, и водителя такси. А если лицо Ричи будет мелькать всю неделю хотя бы на части телеканалов и в популярной прессе в разделе «культура и искусство», то такой след в истории уже действительно сложно скрыть, когда когда-нибудь кто-то решит копнуть под Мориарти поглубже, чем копали до этого…       — Ах, оставь… На публике или не на публике, ты можешь называть меня как угодно… «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Никого давно не удивляет наличие у человека, тем более актера, нескольких имен. Тем более в век Интернета и социальных сетей. — отмахнулся Джим, крутясь перед зеркалом.       Наблюдая за ним, Себастьян вдруг подумал, что с другой стороны, актерская легенда сама по себе очень даже неплоха, и дает своему обладателю ряд преимуществ, когда он сам — вне закона. Помнится, они даже кино какое-то смотрели, где убийцу принимали за актера, а актера — за убийцу. Себастьян напряг память и, в продолжение своих мыслей, выудил из ее глубин название фильма:       — «Укол зонтиком»! Помнишь комедию с Ришаром? Ну там еще актер пришел наниматься на роль киллера для кино, а попал по ошибке к реальным мафиози? Ты ведь именно этим сюжетом вдохновлялся, когда задвигал своим коллегам по цеху, что иногда играешь собственного брата? Я ведь и сам купился на банкира Декстера в первое наше знакомство, в клубе «Домино». И, если бы мне потом сказали, что ты — нанятый для моей проверки актер, то я поверил бы скорее в эту версию, чем в то, что ты — гений криминального мира, устроивший целое шоу из обычного найма по контракту. Понимаешь, к чему я клоню? — Моран развернулся к Джиму и взял за плечи — Ричи не нужно полностью отказываться от театра, просто по-прежнему держаться в тени звезд и продолжать играть роль не очень удачливого актера, который вынужден участвовать во всяких сомнительных проектах ради заработка. Этот мотив всегда все объясняет лучше любого другого в мире, где все озабочены только деньгами!.. Что? …       Заметив чуть снисходительную улыбку на устах Джима, он усмехнулся и опустил голову:       — Да-да, знаю, я- капитан Очевидность. Наверняка ты сам уже давно обо всем этом подумал, а вот до меня правильные идеи доходят, как до жирафа… Ладно, пойдем. Надеюсь, что этот отель не набит сверху до низу папарацци, а то придется особо надоедливым из них ломать носы, пальцы и технику.       Джим пригладил перед зеркалом волосы, поправил кофту и даже соизволил застегнуть несколько пуговиц, чтобы выглядеть презентабельнее во время визита в ресторан.       — Запомни, Моран — чем меньше суеты, тем меньше ненужного внимания. Не обязательно представляться, чтобы люди назначили тебя на какую-то роль. К тому же, как ни представляйся, они все равно сочтут тебя кем захотят — или на кого ты больше похож.       Он хмыкнул и любовно взъерошил морановскую шевелюру, как будто в самом деле ласкал крупного хищника:       — Ты совершенно не похож на импресарио… Но фотокамеры наверняка полюбят твое лицо, так что постарайся, по возможности, им не светить. Достаточно будет плеч и торса.       Джим немного помедлил у дверей номера, ему не хотелось оставлять нагретое убежище, как порой не хотелось идти на сцену из гримерки, если впереди ожидал трудный эпизод —, но вдохнул поглубже и сделал шаг в коридор.       — Даже тысяча папарацци не помешают нам насладиться кофе и круассанами — или бейглами, если ты предпочитаешь завтрак по-ирландски.       — Бейглы? О, я бы съел их сейчас целую дюжину! — оживился и плотоядно пообещал Моран, потом захватил часы, телефон и кошелек с кредитками, и они вдвоем спустились вниз.       В ресторане отеля, накрытом для завтрака а-ля шведский стол, было довольно людно, и, хотя часть столиков уже опустела, гости все еще тянулись сюда на запах свежесваренного кофе, омлета и выпечки.       Они с Джимом облюбовали столик у крайнего окна, откуда можно было наблюдать за утренней жизнью Дублина. Заказав кофе у официанта, и вооружившись тарелками, двое голодных мужчин совершили грабительский налет на подносы с закусками и спрятанные под серебряными крышками горячие блюда. Моран «взял в заложники» омлет с ломтиками бекона и сыром, добавил к нему пару вареных сосисок, горчичный соус к ним, потом дотянулся до свежих бейглов с маслом, и, подумав, добавил на край блюда две порционных коробочки джема. Джим выбрал только омлет и, не обнаружив горячих круассанов, уже разобранных боле ранними пташками, тоже положил на тарелку пару бейглов, но тем пока и ограничился.       Как раз когда они подошли к своему столу, официант принес им две чашки кофе и сливки, и поставил на середину изящную сахарницу.       — Желаете еще что-нибудь, господин Брук? — спросил он, глядя на Джима с явным любопытством — как же, ведь только утром этого самого актера показывали в новостях с церемонии награждения театральной премией! А тут он собственной персоной в их отеле, да еще пришел в ресторан в его смену!       — Нет, спасибо. — ответил за Джима Моран и сделал жест, означающий «свободен». Джим только благодарно вздохнул в ответ и пожал ему коленку под столом.       — Бремя славы, да? — улыбнулся Моран, намазывая масло и джем на разрезанный вдоль бейгл и протянув ему половину. — Держи.       — Зря ты так быстро его отослал, — принимая бейгл, усмехнулся Джим особой усмешкой Ричи — одновременно ироничной и нежной, — Нужно было «включить звезду» и на правах таковой потребовать немедленно напечь для мистера Брука свежих круассанов. А в награду я прочитал бы им «Оду пудингу» (1), поскольку оды круассану, увы, никто не посвятил…       Он поднял булочку на уровень рта, но есть не стал — ему больше нравилось смотреть, как Моран по-солдатски разделывается с принесенной снедью, принося хорошие манеры в жертву законному утреннему голоду.       — Да, Бард (2) знал, о чем писал… «А тот, кому ты служишь пищей, Согнет подкову в кулачище, Когда ж в такой руке засвищет Стальной клинок — Врага уносят на кладбище Без рук, без ног.» — продекламировал Мориарти и кровожадно прибавил: — Последние две строки мне особенно нравятся!       Больше он ничего сказать не успел, и Себастьян не успел ответить, потому что к их столику робко подошла нарядная светловолосая девочка лет двенадцати и, краснея, молча протянула Ричарду Бруку театральную программку с его именем. Ричи, по своему обыкновению, вежливо проделал весь ритуал с дачей автографа, а когда девочка, покрасневшая еще больше, но довольная, отошла в сторону, шепнул:       — Если я ничего не путаю — это младшая дочь мэра. Два раза была на «Ученике дьявола», оба раз в в ВИП-ложе, и во второе посещение притащила мне букет, из-за которого ее и видно не было. И плюшевого медведя…на которого ты вчера так удачно пристроил свой зад.       Слушая Джима, Моран молча уписывал омлет, заедая его сосисками с горчицей и прихлебывая горячий кофе со сливками. Перестав возмущенно урчать, голодный тигр в его животе, наконец, получил свою добычу и занялся делом, и вскоре чувство приятной сытости заполнило утреннюю пустоту. А вот Джим ел плохо, как будто у него не было аппетита, хотя у Себастьяна было другое впечатление, когда они еще только собирались на завтрак. Что-то явно отравляло ему настроение, но Джим или Ричи пока не торопился поделиться этим со своим верным Тигром.       Пока девочка смотрела на Ричи влюбленными глазами, а он подписывал ей афишу и говорил дежурные любезности, Морану удалось подозвать официанта и заказать ему еще по чашке кофе и корзинку свежих круассанов. Юноша кивнул и исчез, пунцовая от собственной дерзости девчушка ушла, а Бастьен сыто развалился в кресле, отодвинув опустевшую тарелку, и с интересом спросил:       — Скажи, а если бы тебе прямо сейчас кто-то там, — он показал глазами вверх, подразумевая не последний этаж отеля, конечно же, а то, что было много выше, если верить всем религиям мира — могучий настолько, что для него нет ничего невозможного, предложил бы выбор — отказаться от имени Мориарти и всего, что с ним связано, остаться актером Бруком и прославиться на весь мир или же отказаться от имени Ричард Брук и его стези, стать самым влиятельным человеком в мире, но так и не познать славы, ты что выбрал бы?       Рука Джима, только что потянувшая из корзинки круассан, разжалась, и круассан остался на своем месте. Лицо Ричарда застыло, и на Морана посмотрели холодные, как зимняя ночь, глаза Мориарти.       — Никогда не задавай мне больше подобных вопросов, Себастьян, — сказал Джеймс. — Никогда. Этот «кто-то» — если на секунду всерьез допустить его существование — тиран, ханжа и садист — и я не желаю участвовать в его лотереях. Ты читал когда-нибудь книгу Иова? Освежи в памяти… очень, знаешь ли, поучительная вещь. Навсегда перестаешь клянчить помощи у того, кто просто-напросто играет в кости твоей жизнью.       Он отодвинул чашку с кофе, оттолкнул тарелку и, опершись подбородком на руки, стал смотреть в окно, за которым несколько минут назад полил сильный дождь.       — Опять дождь, туман, ветер. Скука. Надоело. Хочу на теплое море… — и это снова говорил не Ричард Брук, а жаловался Джеймс Мориарти, вдруг оказавшийся лицом к лицу со своей скрытой тоской и постоянными укорами совести. Решение оставить сцену многое упрощало в жизни криминального консультанта, но в человеке усиливало чувство вины, как будто он снова лишал близнеца права на собственную жизнь. Это едва ли было понятно Морану, но зато Джим очень хорошо понимал, где у него болит, и какова природа этой боли.       На вполне невинный с точки зрения самого Морана вопрос, Джим вдруг ощетинился иглами инея, и застыл, глядя на сплошную пелену дождя, скрывшую от них здание напротив. Себастьян тут же почувствовал себя идиотом, правда, поскольку им, видимо и был, пока не понял, за что именно. То ли за поминание всуе той силы, которая превосходит и самого гениального гения, ибо он не бессмертный, то ли за намек на то, что любой выбор влечет неизбежную расплату в виде отказа от чего-то столь же дорогого и значимого.       В общем, с Джимом на такие скользкие темы было проще и разумнее молчать, а он то и дело забывал о том, как болезненно-чувствителен босс к некоторым вопросам бытия, за что и получал от него резкую отповедь. Кофе во второй чашке показался ему не таким вкусным и горячим, круассан тоже в горло уже не лез, и Моран пожалел, что они сейчас сидят в ресторане пафосного отеля, приверженного последним дурацким тенденциям здравоохранителей, а не во вчерашнем славном пабе, где можно было дымить в свое удовольствие хоть паровозной трубой. А выйти на улицу, чтобы выкурить сигарету-другую, можно было разве что в скафандре…       Тоска Мориарти, такая же беспросветная, как низкие ирландские тучи, уже начала подбираться и к Себастьяну, но деятельная натура полковника тут же заняла агрессивную оборону, и он все-таки решил нарушить затянувшееся молчание и растормошить если не Джима, то хотя бы более легкого на подъем Ричарда.       — Теплое море всегда можно устроить, Рич. Для этого люди придумали самолеты и платиновые карточки с неограниченным лимитом миль. Выбирай, куда хочешь отправиться, и к вечеру уже будешь гулять по пляжу. Или у тебя еще спектакли?       — Нет, последний спектакль был позавчера вечером… как раз перед твоим приездом, — рассеяно ответил Ричи. — Зрители разошлись, занавес опущен, контракты не подписаны, и теперь я совершенно свободен ехать куда хочу… Хотя здравый смысл повелевает мне хотеть возвращения в Лондон, там накопилось много дел. Но я хочу на море… И как тут быть? Вот в чем вопрос.       Он обезоруживающе улыбнулся и сжал обеими руками теплое запястье Морана.       — Прости меня. Это моя обычная хандра после гастролей. Скоро пройдет. Надеюсь, тебе понравился Дублин, но нам с тобой в самом деле пора домой. Если только ты не решишься меня похитить и выбрать маршрут на свой вкус.       Моран вздохнул и пожал руку Ричи в ответ:       — Я могу прямо сегодня увезти тебя в любую точку планеты, но вряд ли у меня получится выкрасть тебя у твоей судьбы. Мне жаль, что ты оказался вынужден сделать этот выбор. Но знай, что бы ты ни выбрал, я на твоей стороне. Навеки и до смерти.