Эрик
Пробравшись в Чикаго по тоннелям коммуникаций, я оказался в «Старом городе», где у меня есть прикормленные изгои. Да, и до них приходится опускаться, если захочешь выжить. Ларри поведал, что большинство изгоев что-то замышляют. Все время ходят на какие-то сходки, а недавно объявился сын Эвелин Джонсон, которая когда-то организовала афракционеров и была у них предводителем. Она погибла, а вот кто-то продолжил ее дело, и появление Итона не стало приятной новостью для отщепенцев и приняли они его в штыки. Так что Итон отпал, это не он всё время организовывал изгоев, натравляя их на Бесстрашных с целью изъятия оружия, но то, что это делал кто-то из Бесстрашия, становится все более очевидно. В облике изгоя шататься по улицам Чикаго теперь можно было почти беспрепятственно. Никто практически за ними не следил, среди населения процветало мародерство и хаос. Пока все, что удалось сделать Джанин — это провозгласить себя лидером правящей фракции, в остальном положение было ужасным. Бесстрашные, что откололись и скрывались, признаны предателями, я — так вообще преступник, который все это задумал. Проследив за Метьюз от самой Эрудиции, я понял, что она ходит постоянно с двумя охранниками-Бесстрашными и двумя Эрудитами. Последние тоже, скорее всего, из Бесстрашия, этих она таскает с собой даже на переговоры. Значит, надо ее выкрасть, чтобы нам не мешали обо всем подробненько поговорить. Прихватив с собой дюжину изгоев, посулив им неплохую оплату, я велел им задержать машину, а в идеале было бы, выманить из легковушки охранников. Ее машина, проезжая по улицам Чикаго и так была лакомым кусочком, а сейчас в смутные времена я бы на ее месте вообще воздержался бы выходить из штаб-квартиры. А она ничего, разъезжает. Что и понятно, положение лидера правящей фракции обязывало. Афракционер бросился под колеса лидерской машины, выбежал водитель посмотреть кого он сбил. Тут же на него со всех сторон набросились остальные изгои, и следом появилась охрана, криками и угрозами разгоняя неугодное собрание. Прозвучали выстрелы, Бесстрашные палили в воздух, и я понял — или сейчас, или никогда. Они в бронниках, поэтому эффективнее всего вышибать им мозги. Тщательно прицелившись из засады, я выстрелил на выдохе, снимая одного из парней. Бесстрашный упал как подкошенный, а второй сразу же успел среагировать и спрятаться за машиной, начиная вести прицельный огонь по изгоям. Последние кинулись, кто куда, след им понеслась отборная матершина, а мне нужно, чтобы этот придурок, что прячется, высунулся хоть на секунду, уж я точно не промажу. Винтовку вот жалко, ее придется бросить, с ней не побегаешь и не походишь. Внезапно, вспомнилась вдруг такая ситуация, что я выслеживаю типа со снайперкой и думаю о том же, что с винтовкой плохо уходить от погони… Черт, задумавшись, я чуть было не упустил их, Джанин заистерила, а парень почти успел забраться в легковушку. Медлить было никак нельзя. Вскидывая автомат, я прошил очередью транспорт, заходя с другой стороны. — Что вы сидите, стреляйте в него! — заорала эта эрудитская сука, сама выхватывая пистолет и расстреливая лобовое стекло. Чем в разы облегчила мне задачу. Они даже оружие поднять не успели, когда я уебал обоих охранников-Эрудитов, а водитель предпочел смыться через противоположный выход. Джанин завизжала, когда на ней оказались мозги ее бодигардов, Бесстрашный полоснул по мне очередью, но я был к этому готов и бронник надел не зря. Хорошо, что он об этом не знал. Когда я упал, а парень подошел посмотреть, жив я или нет, я ему точно дал понять, кто из нас труп. В этот раз, к счастью, не я. Джанин выскочила из машины, увидев такой расклад, но я прошил очередью асфальт под ее ногами, она опять заорала и встала, как вкопанная. — Мне ничего не стоит сейчас тебя пристрелить, сучка гребанная! — обрадовал я её. — Руки держи, чтобы я видел! Она подняла выше свои конечности, все в браслетах, правая ладонь перебинтована… Я заломил ей руки за спину, скрепляя их наручниками. — Эрик, что ты тут устроил за бойню! — она попыталась сказать это твердо, а голос все равно дрожал. — Что ты собираешься делать? — Увидишь, блядь. Будет тебе сюрприз. — Тебя все равно схватят, Эрик, не дури и сдавайся. — Пошла в машину и заткнулась, — резко оборвал я поток её красноречия, толкая на заднее сидение. — И не вздумай рыпаться, отстрелю тебе что-нибудь ценное. — Если ты хотел остаться в живых, тебе не стоило здесь появляться! Но если уж ты пришел, будь готов расстаться с жизнью! Я легонько, страшась раньше времени вырубить ее, сунул ей прикладом по носу, она охнула и отшатнулась. Глаза ее моментально наполнились слезами, а из носа закапала кровь. — Заткнись и слушай… — Бросай оружие! — внезапно услышал взводимый курок над моей головой. Предположу, что это водитель, ну надо же, вот уж на кого не подумал. Пригнувшись, я локтем выбил у него пистолет и расстрелял в упор, равнодушно глядя, как дергается его тело в предсмертной агонии. Не теряя больше времени, запрыгнул в машину. — Я тебя предупреждал, чтобы ты не ошиблась со ставками, — сказал я Джанин, поглядывая на нее в зеркало заднего вида и выводя машину на ровную дорогу. — Так вот, милая, ты ошиблась, и я теперь тебя не помилую. Но сначала, ты ответишь на мои вопросы, иначе… Я покажу тебе, что значит действительно больно. Сиди тихо и без глупостей, а то отстрелю тебе ухо! — Куда ты меня тащишь, садистский ублюдок? — выкрикнула она, а я только усмехнулся, глядя на ее окровавленное лицо. — Туда, где нам никто не помешает, любимая! Приехав на место, я постарался поставить машину так, чтобы она не бросилась в глаза патрульным, и вытащил эрудисткую сучку из салона. Мы были возле башни Хеннок. — Думаю самое время прогуляться на место посвящения в Бесстрашные, да, Джени? — я поволок ее за локоть, почти внося в лифт. Она не смотрела на меня, опустив веки, только синяк наливался чуть выше крыльев носа. Надо же, когда-то я восхищался этой женщиной настолько, что готов был пожертвовать ради нее всем, а теперь испытывал только жгучую ненависть и бесконечное презрение. Джанин подняла на меня глаза, злобные, надменные. Однако в них больше не было ни намека на страх. Либо она настолько холодна, что вытравила у себя вообще все эмоции на корню, либо… Она что-то знала. Осторожно выходя на крышу, я все тщательно проверил и убедился, что площадка абсолютно пуста. Проверил зип, который я успел перенаправить, спасибо помощи Ларри и его любви к деньгам. Так что, если Джанин не пустит в ход свои эрудитские штучки, у меня есть шанс! Законопатив выход на крышу толстой металлической трубой и завязав остатками троса, для надежности, я повернулся к Джанин, которая ежилась на ветру и опасливо посматривала на парапет. — Отличный вид, да, милая? — ухмыльнувшись, протянул я, поигрывая оружием. — А теперь поведай мне, кто же тебя надоумил свалить все на меня и почему Макс? — Джанин глубоко вздохнула и снова зябко повела плечами. — Может, развяжешь меня? — Развяжу, если обещаешь не выебываться. Бежать тебе отсюда все равно некуда, а если ты захочешь спрыгнуть, то я всегда «за». Даже могу помочь. — Тебе все равно конец, Эрик. Так что мои связанные руки тебе ничем не помогут, — я снял с нее пластиковые браслеты, и она сразу же обхватила плечи руками. — Тебе не надо было сбегать. — Ты все равно выбрала Макса, судя по тому, что объявила меня в розыск. — Макс погиб. — Что значит… — нахмурился я, ожидая, что это может быть очередной обман, а она опять злобно на меня взглянула. — То и значит. Его убили Бесстрашные, что в Искренности засели. Я отправила его на переговоры, а они взяли и грохнули его, бля, — выругалась она, и злость ее сменилась на досаду. — Ты убежал, Макс погиб, а Сэм… — Что Сэм? — настороженно спросил, потому что именно он являлся первоочередным предметом моего интереса. — У него какой-то свой план, как я думаю. И он не в восторге от того, что сейчас происходит. Но чего-то ждет. Я сама не очень хорошо понимаю, без Макса стало как-то… не по себе. Ну понятно, Макс — единственный кому она доверяла безоговорочно, но все равно со мной трахалась, потому что любит она это дело. Вот сучка, блядь! — Какого хрена ты объявила меня в розыск? — А какого хрена ты сбежал? Что мне оставалось еще делать? А? Ты должен был находиться рядом и страховать меня на случай вот таких вот обстоятельств, а что вышло? Ты мне просто не оставил выбора! И мне придется тебя казнить! — Ну мы это еще посмотрим, кто кого казнит! Почему ты дала мне антидот? Отчего испугалась, что я могу быть под моделированием! Говори, быстро! — я опять ткнул в нее автоматом. Она шумно вздохнула, снова глянув на парапет, а потом перевела взгляд на меня. — Ты под моделированием мог повести себя… неадекватно. Сорвать операцию. Я не могла сказать Максу, но и подвергать тебя моделированию было нельзя. — Почему? Говори! — она опять пристально на меня посмотрела и прищурилась. — Ладно. Теперь, когда все закончено, уже нет смысла держать это в тайне. Тогда я была не уверена, но теперь вижу… Ты уже под моделированием Эрик. И все это время, вот уже шесть лет под ним. Я создала экспериментальную симуляционную сыворотку, долгого действия, она должна была не просто сделать тебя послушным роботом, такие никому не интересны. Она должна была изменить твою личность, сделать тебя более послушным. Человека без чувств, эмоций и собственного мышления можно использовать один-два раза, и все. А вот когда ты управляешь человеческим подсознанием, и он думает — всё, что он делает, — это результат его собственной воли, а на самом деле твоей… Это была гениальная идея. И знаешь, что? — она замолчала, выжидательно глядя на меня, но увидев, что я никак не реагирую на ее эффектные паузы, продолжила: — Самое поразительное в этом, что автором идеи был твой отец. Она улыбнулась и так напомнила мне змею, что я чуть не отшатнулся. Сука, какая же сука! — Программа рассчитана на восемь лет, которые должны были закончиться через два года. Симуляция могла нарушить ход программы, поэтому я не могла этого допустить. Но отчего-то, вижу, что программа завершилась раньше. Что-то этому способствовало… Ты, случайно, не ударялся сильно головой? Передатчики очень нежные, могли сбиться настройки, но мне так даже больше нравится. Теперь ты послушная машина для убийства, Эрик. Живешь и получаешь удовольствие от чужой смерти. Ты сам должен был уже почувствовать это. — Значит, все это время… Это была… — я никак не мог уложить в голове. Значит, она все-таки сделала из меня безмозглого дрона, зависимого от чужих приказов. Так или иначе, а она все-таки добилась своего, она подчинила меня. — Да, признаться, в какой-то момент вдруг случилось что-то, — кивнула Эрудитка. — Моделирование отчего-то пошло не так. Насколько я поняла, ты так сильно отторгал программу на подсознательном уровне, что она сформировалась в отдельную личность, судя по моим наблюдениям, и пыталась управлять тобой с переменным успехом. Но теперь я вижу, что все встало на свои места. Программа закончена, но все равно эксперимент не чистый. Надо было все закончить, как только стало понятно, что ты не собираешься так просто сдаваться. Склонность к Бесстрашию способствовала тому, что ты боролся до конца. Но программа так или иначе победила тебя. Макс гораздо лучше поддавался моделированию, несмотря на то что он тоже Бесстрашный, но его эксперимент длился всего два года, хотя давал поразительные результаты. Поэтому его намного жальче. А ты провалился, Эрик. Ты теперь просто изуродованный психопат, и чем быстрее я от тебя избавлюсь, тем лучше. — Хрена с два! — я отбросил автомат за спину и достал пистолет. — Говори, когда ты заставляла меня убить Салли, я уже был под моделированием или нет? — Тот самый укол, который избавил тебя от некоторого количества страхов, помнишь? Это и была та самая долгая сыворотка. Она содержит нанопередатчики, которые постоянно, внушают тебе действия в соответствии с программой, постепенно, медленно, но верно меняя твою личность, делая тебя зависимым от программы и более лояльным. Симуляцонная сыворотка действует так же, но там все более прозаично, всего лишь лишение воли, памяти и восприятия происходящего, выполнение прямых программ. Таких солдат очень просто убить и вообще сделать с ними, что угодно. А вот когда солдат сам идет убивать, да еще и с удовольствием… Это уже совсем другое дело. — Какая же ты мудоебанная тварь, — выцедил я сквозь сведенные челюсти. — Да брось, Эрик, тебе самому нравилось таким быть. Ни совести, ни жалости, никаких рефлексий. Ты всегда был очень упрямым и жестоким, программа на самом деле просто обнажила эти твои качества, усилила их, убрала такие понятия, как совесть, жалость, сочувствие… — Гори в аду, Джанин, — только и смог сказать я, и палец лёг на спусковой крючок. Эрудитка смотрела на меня с легкой полуулыбкой, как смотрят мамашки на своих нерадивых детей. Я хотел выстрелить, очень хотел, но не мог. Не мог и все, будто была какая-то сила, что не давала мне это сделать. — Не старайся, Эрик. Неужели ты думаешь, что создавая машину убийств, я не позаботилась о том, чтобы по завершении программы ты не убил своих же создателей. Ты ничего не сможешь сделать мне, а сейчас еще и придется сдаться, потому что моя личная армия уже на подходе. Со стороны выхода на крышу действительно послышались звуки. Тяжелые шаги, гомон голосов едва можно было расслышать, но что-то там происходило, это очевидно. — Я предполагала, что у меня могут быть враги, поэтому ввела себе датчик слежения и тревожной кнопкой озаботилась. Как только ты меня похитил, я послала сигнал «SOS» в Эрудицию. Благо, тут недалеко. Тебе лучше сдаться, Эрик. Рано или поздно, я все равно тебя найду, так зачем затягивать процесс? Я знаю, ты любишь быстро и горячо… — Закрой твой гнилой хавальник, ублюдина, я не знаю, где и как, но я все равно тебя достану, клянусь. Даже если мне это будет стоить жизни! Наконец, Бесстрашным удалось выбить дверь и первый, кто ввалился на крышу, — это был Ворон. Он замер, глядя на нас с Джанин, а Бесстрашные сзади толкнули его вперед. — Взять его! — скомандовала Джанин, и я вскинул автомат, чтобы задержать их и успеть уйти на зип-лайне. Полоснул очередью по входу, первые из Бесстрашных попадали, мешая пройти остальным, и в спину мне понеслись выстрелы, когда я, хватая кольцо зипа, прыгнул в пустоту. Под лопатки пришёлся смачный удар, такой, что я чуть не отпустил руку, но удержался, а в груди пекло, выжигало каленой сталью. Перед глазами всплывало тело Ворона, упавшего лицом вниз, и его темные растрепанные волосы, залитые кровью. Эту битву со смертью я проиграл. Теперь уже все равно…Музыка: Mandragora Scream — Frozen Space
Пока добирался до бункера, совсем стало темно. Одна только мысль меня радовала, что в бункере есть запас виски. Ничто сейчас не могло меня заставить хоть как-то разумно мыслить. Теперь хотя бы что-то прояснилось. «Значит, это правда. Все, что я чувствовал в себе, это действительно так. И этот зверь, что вгрызается в душу, это и есть я сам. Что мне принесла эта информация? Да, собственно, ничего. Зверю жить проще, не надо задумываться ни о чем, все прекрасно. Я только одного хочу, чтобы сдохла эта сука Джанин, которая устроила вот… это все. Шел ли я по трупам? О, да, не просто шел, я бегал, и если всех убитых мной выложить в рядок, можно пробежать целый марафон. Вот только… Ворон. Он… Мне плевать. Мне должно быть плевать. Бесстрашные знают, что делают, такая жизнь у них. Последнее время нам чаще, чем обычно, выдавалась возможность рискнуть нашими никчемными жизнями. И как-то плохо получалось забивать на всех, когда стоишь спиной к спине. Когда тебя закрывают от пуль, и ты закрываешь. Видит бог, я знаю правду о себе, и я старался ни с кем не сближаться. Но я не смог бросить умирающего Вайро на другом конце города. Не смог плюнуть на все и пожертвовать группой Джойса. И Ворон, он всегда такой бестолковый, но самоотверженный до глупости. И я даже не помню, как его по-настоящему зовут. И я убил его сегодня. Он опасался меня, сторонился, как и все они. Косился настороженно, да я собственно и не задумывался ни о чем. Я совершенно не думал, что убить кого-то из членов своей команды будет так непросто. Да что там, это… Казалось, что голова горит, изнутри распирает и сейчас лопнет, забрызгав мозгами ствол дерева, к которому я привалился в изнеможении, выбравшись из тоннеля. Мелкая с ним дружила. Может, даже… любила его по-своему. И еще у него, кажется, была жена. Я почти не помню ее, она вроде из разведки тоже. Сколько я убил за свою жизнь? Много, очень много людей. И на всех было ровно. А сейчас хотелось вырвать свое собственное горло, потому что все равно дышать нечем, и кроме как на сдавленные хрипы оно больше ни на что не способно. А ведь я предал их всех, когда сбежал и оставил их на произвол Джанин. И даже ни на секунду не задумался, как и что будет потом… Для меня это было нормально, и я даже бровью не повел, когда принимал решение оставить их там, в Отречении. Я прекрасно помню, как страшно, когда в тебя стреляют и сейчас, скорее всего, убьют. И как важно в такой момент, что есть люди, которые не дадут тебе сдохнуть. А потом бой заканчивается, и все возвращается на круги своя, презрение к этим людишкам с их дурацкими проблемами. Они все остерегались меня, никогда не звали на свои сходки, не было никого, кто мог бы назваться моим другом. Но вместе с этим… Я точно знаю, что Вайро до последней капли крови защищал бы меня там, во время сражений. А я его. И Джойса. И Бартона. И… а Ворона я убил. Смерть и жизнь… они идут настолько близко друг к другу, что можно почувствовать дуновение смерти у жизни на щеке. И до сих пор меня все устраивало. Джанин сказала, что моделирование уже закончено и ничего нельзя сделать. Я урод, монстр, и она права. Она все это задумала и осуществила. Из-за нее погиб парень. Я все равно убью эту суку, даже если придется положить на это свою гребанную жизнь. Это она сделала со мной… из меня…» Кулаки сжались в бессильной злобе… и разбились о ствол дерева, сдирая с загрубевших потёртых костяшек едва успевшую зажить кожу. «Я точно знаю, что так быть не должно. Мне должно быть плевать. Мне всегда было плевать. Так ведь?! Я ведь монстр, чудовище, убивающее все на своем пути! Шагающее по трупам с самодовольной ухмылкой! Да что со мной происходит вообще?» Боль в руках заставила прийти в себя. Пальцы и костяшки оказались содраны до кости. Кровь стекала по рукам и капала на землю. Обруч стягивал голову, так, что хотелось только одного — отключиться и большее вообще ни о чем не думать. Как я добрался до бункера, не запомнил. Едва ввалившись, я почти кулем рухнул на пол с лестницы, сел и откинулся на нее головой, которая, казалось, сейчас лопнет. В бункере стояла звенящая тишина. Где мелкая, думать сейчас не хотелось. Виски. Где-то у меня было виски. Выпивка отыскалась на складах, и еле откупорив емкость, я влил в глотку обжигающую жидкость. И почувствовал, как мутнеет пространство. — Эрик… — раздался осторожный голос. Голос, от которого по телу опять прошел слабый импульс. — Что случилось? Я поднял на нее взгляд, и она отшатнулась. Видимо, видок у меня был тот еще. Я молча протянул ей бутылку. — Что произошло? Ты скажешь мне? — но я только подтолкнул ей горлышко, и легонько похлопал по плечу. Мне казалось, если я сейчас что-то скажу ей, меня просто разорвет на части, и я ничего не успею сделать. — Эрик, кто умер? Скажи мне. Пожалуйста. Интересно, как она узнала? У меня что, на роже все написано, что ли? — Я убил Ворона. Сегодня. — Зачем? — она спросила как-то без паузы, будто если была бы причина, то и все в порядке. — Я выстрелил первым. — Лицо у нее стало серое, будто бы разом лишилось всех красок. Руки затряслись. Я отнял у нее бутылку и налил виски в стакан, а сам опять отпил хороший глоток. — Я не горжусь этим. Она смотрела на меня огромными глазами, не моргая и не отрываясь, и пока я обходил ее и проходил в свою комнату, она молчала. Лишь когда я скрылся из виду, пространство взорвалось криком: «Не-е-ет!»Эшли
«Я убил Ворона…» Ненависть во мне всколыхнулась животная, до помутнения рассудка, откровенная, почти уже граничащая с неадекватностью. В висках нервно стучал пульс, дыхание сперло где-то в грудной клетке, а колени подкашивались бессовестно, вынуждая в прямом смысле хвататься за стену. А перед глазами всплывал образ высокого, худощавого парня, с вечно растрепанными черными волосами и кривоватой улыбкой. Почему-то, Ворон всегда корчил мне рожи… смешил меня, где-то поддерживал и помогал. И ругал, как без этого, особенно на тренировках. Он хороший парень, очень хороший. Даже несмотря на наше бурное знакомство, мы быстро сдружились. Этот человек всего за пару месяцев стал мне настолько близким, словно мы знали друг друга всю жизнь. Ворон делился со мной своим кофе, плевал на все косые взгляды и слухи, которыми награждала меня добрая половина фракции, он один из немногих, кто пусть и не одобрял моих отношений с Эриком, аккуратно предостерегал, но не осуждал и слово плохого не сказал про лидера. А ведь мог, и был бы прав. Подшучивал надо мной, и никогда не обижался на мои шпильки и вредный характер. И заступался, когда Вайро и Джойс пытались меня вздернуть на полосе препятствий за подставу со спаррингом. А когда я встряла в «Старом городе», и меня подстреленную везли во фракцию, он всю дорогу хохмил, чтобы я успокоилась и не ревела. И теперь его больше нет. Этого веселого, жизнерадостного парня больше нет. Боже мой, да как такое возможно? Нет. Этого не может быть, но… Эрик убил его. И нельзя уже ничего исправить. Как он мог? Как рука поднялась? Ворон же был в его отряде. Они же воевали бок о бок, а теперь… Всё кончено, истерто, надломано и грань пересечена. В Эрике больше ничего не осталось человеческого, и ощущение это морозило до костей, пригвождая к месту. Сердце пропустило удар, а по нутру разливалась пульсирующая боль. На душе было настолько мерзко и муторно, что единственное, чего хотелось, так это безучастно смотреть в пространство остекленевшими глазами. У меня не выходило даже заплакать сейчас. В сердце вдруг резко не стало абсолютно ничего: ни надежды, ни веры, ни каких-либо теплых чувств. Осталась лишь огромная пустота, в которую сочились дикая боль, жгучая ненависть, горечь, и это было страшнее всего, жить и при этом не чувствовать ничего хорошего. Наверное, так и должно быть, когда ты начинаешь медленно умирать изнутри, чтобы не испытывать больше горьких разочарований. Мне словно кто-то душу наживую вырвал острыми когтями, терзал, медленно, играючи, больно. Это не просто неизбывная боль. этому даже нельзя подобрать название. Эрик, что же ты наделал? Почему? Почему ты такой жестокий? Неужели тебе на всех плевать, и ты так и будешь идти по чужим жизням напролом? Ты же своих убиваешь… хотя, нет у тебя больше своих. Ты сам по себе. И твоим поступкам нет оправдания, нет прощения, нет понимания, ничего не осталось. Только неимоверное опустошение. Какой-то страшный звук пополз по помещениям, заставляющий непроизвольно ёжиться. И от этого мне безумно жутко стало, поскольку я не сразу поняла, что это я так вою. Вою громко и протяжно, как раненый зверь, со всей силы колошматя по бетону руками. Сильнее и сильнее, до крови, только б перебить ту боль, что сердце раскаленными цепями перетягивала. Чтоб не чувствовать ничего. Совсем ничего. Но легче не становилось, только хуже. Мне плохо. Плохо, как никогда. Казалось, что все внутренности сжаты, скованы стальными, горящими обручами, которые заставляли тело дрожать и выгибаться от невыносимости реальности, сводя с ума от страха. Это ощущение понемногу начинало входить в привычку. Боже, дай же мне сил выдержать! Не знаю, сколько я просидела в коридоре, упершись взглядом в холодную стену, никаких обнадеживающих мыслей, только кажущаяся невозможно бесконечной пустота. Кромешная, изгаживающая, забирающая все, что ценно в этой жизни, абсолютно все, пустота. И отчаяние. Они сужались, давили на меня так, будто небо рухнуло, погребя под своими обломками. И душно, душно невыносимо. Я не могла дышать почему-то. Не могла и все. Только загнанное в угол сердце гулко колотилось. Я еще некоторое время сидела, не шевелясь, а потом меня словно током ударило, рука сама нашла одну из спрятанных крышек. Я шагнула к двери комнаты Эрика, подавив желание отползти в темный угол бункера и там остаться. Внутри как будто бы что-то лопнуло, открывая кровоточащую рану, из которой разом хлынули все оглушающие и ослепляющие кошмарные чувства и ощущения, обрушив на меня всю горечь, от осознания собственной беспомощности и вины. Потому что я знала, что Эрик кого-нибудь убьет и ничего не предприняла, пытаясь остановить монстра. Он не остановится. Убийца. Чудовище, питающееся страданиями и болью, рвущее чужие души вдрызг. Уничтожающее всё на своём пути. И я ничем не лучше. Я потеряла себя в омуте боли. А терять — привычное уже дело, и от этого кричать хотелось. Но мне больше не кричится, а воздух застрял в легких едким песком. Дверь тихо скрипнула, и я, прислушавшись, вошла. Тусклый свет от настольной лампы заливал помещение, Эрик метался на кровати, мотал головой, почему-то бледный и весь в испарине. Глаза его были закрыты, пересохшие губы дрожали, словно он что-то беззвучно бормотал, вокруг — тишина. Только наша боль клубилась в воздухе. Я на цыпочках шагнула ближе, до сих пор не веря, что смогу убить его, и тут Эрик отчетливо скрипнул зубами и простонал. По-моему, ему снились кошмары. «Мучаешься совестью?» Игла болезненно пронзила сердце, будто бы я способна чего-то чувствовать еще. Боже мой… боже… Поток соли хлынул из глаз. Слезы боли, отчаяния, грусти, потери. «Кажется, я потеряла все, что имела, обретя взамен только пустоту и холод. Почему ты такой? Почему твоя жестокость отнимает у меня всё? Почему забрала единственного, кого я полюбила? Тебя забрала. Я люблю тебя безумно, и в то же время яростно ненавижу, даже не понимая сама, какая из переполнившихся чаш перевешивает больше. Страх, отчаяние, глубокое безумие. Все сейчас во мне. Все вокруг меня». Пальцы судорожно стиснули крышку, руки онемели. «Ох, как трудно дышать… И мерзко, невозможно мерзко от себя самой. Подло. Похоже, настало время выбирать, чей голос слушать, совести или сердца своего. В кого ты меня превратил? В искалеченную ненормальную, у которой вместо души — изодранная тряпка. Я чувствую себя не человеком, а оболочкой, заполненной болью и страхом. И все равно не хочу тебя убивать. Ты несешь страдания, смерть, топчешься по бесценным жизням, отбираешь их, ломаешь…» За ребрами поселился невыносимый раздрай — сердце вдребезги, что хотелось самой удавиться, только бы больше ничего не чувствовать, но какое-то удушающее отчаяние подталкивало меня еще ближе к нему. Чувство полной и безоговорочной необратимости заполнило все пространство вокруг. Дрожащие руки, ставшая вдруг такой тяжелой железочка, закушенная до крови губа. Поднять заплаканный взгляд — невозможно. Нет сил посмотреть ему в лицо. Я знаю, что буду жалеть об этом, и в конце-концов, скорее всего, пущу себе пулю в лоб, но я хотя бы должна попытаться его остановить, пока Эрик не убил еще кого-то из ребят. «Я убил Ворона…» В память вломилось осознание случившегося… а он метался во сне, как будто монстр может сожалеть о своих бесчинствах. Дикое бессилие окатило с головы до ног, до бьющего озноба, до слез, но рука уже была занесена для удара. «Зачем я это делаю? Я не хочу и не могу, но сейчас мне это кажется единственным спасением, выходом. А что же потом? Вдох-выдох, вдох-выдох, еще… Прости меня! Пожалуйста, прости, видит бог, я не хотела так, но ты не оставил мне выбора. А у тебя сердце больше нечувствующее и несуществующее, а моё расколото на части, и кажется все ребра переломаны, что не вдохнуть. Мне страшно так, что страх из меня уже наружу плещется». Пара глубоких вдохов, новая боль в прокушенной губе, крепко стиснутые на крышечке пальцы. «Нужно собраться, нужно взять себя в руки, нужно суметь. Не могу я. Не могу — и всё. Если б ты только знал, если б только представить мог на секунду, как я тебя люблю и ненавижу…» — Да черта с два! — стальная хватка сцепилась на моем запястье. — Смотри не порежься, крошка!Эрик
Отвратительные скользкие твари окружали меня, являя собой целую кишащую массу извивающихся тел. Змеи были повсюду, куда ни посмотри, их угрожающее, злобное шипение, переплетающиеся темные ленты придвигались все ближе, и сейчас они наползут, окутают меня, поглотят, не оставив мне ни единого шанса на спасение. Я уже чувствовал, как мои ноги оплетаются ими, чувствовал тяжесть и скованность в конечностях. — Мы жш-ш-шелаем тебе лиш-ш-шь добра, — отчего-то разобрал я невнятное шипение, — мы поможш-ш-шем тебе, не бойся нас-с-с, — послышалось мне, и я хотел избавиться от этого опутывающего меня плена. Я стрелял по ним, но каждый выстрел будто удваивал количество тварей, они начали подниматься выше по моему телу, погребая меня под своей массой, шипя: — Мы с тобой единое целое, Эрик, ты теперь наш-ш-ш! — Они уже вгрызались в мою плоть, проникали внутрь, я ничего не мог сделать. — Убей её, её убей-й-й! — Одна из змей обернулась вокруг моей шеи, лишила воли, и вползла мне в голову. — Её надо убить, она мешает тебе стать одним их нас-с-с… — Эрик! — гневный окрик заставил обернуться — прямо рядом со мной стояла Джанин и протягивала мне пистолет. — Убей ее! У меня даже мысли не возникло ослушаться. Зарядив оружие, поднял его без тени сомнения… А на меня смотрели два глаза, цвета растопленного шоколада. Девушка покачала головой. — Убей меня, Эрик, я не хочу жить после того, что я видела! Ты уже убил во мне все хорошее, теперь убей меня! — Да черта с два! — выкрикнул я. — Отъебитесь вы от меня все! Я попытался отмахнуться, и внезапно мое запястье обожгла резкая, острая боль. Пришел в себя и инстинктивно перехватил чью-то руку, занесенную над моей шеей. Проморгавшись, впрочем много времени на это не понадобилось, я быстро осознал, что тут происходит. Вот, значит, как, да? — Смотри не порежься, крошка! — стискивая ее руку и заламывая на пределе боли, заставил бросить… что? Заточенную крышку от консервной банки? Хуясе, блядь, смекалка! Тьфу, пропасть! — На спящих нападаем, значит, да? Браво, детка, ты превзошла саму себя! — Ты гребанный урод! Ты не человек! Как ты мог убить Ворона, как? А кого еще ты убил? Вайро? Джойса? Бартона? Куда ты карабкаешься по трупам людей, которые жизнь готовы за тебя отдать? — Идиотка! Не смей мне выговаривать, ты никогда этого не поймешь своей тупой башкой! — Я отшвырнул ее от себя, полностью теряя контроль над ситуацией, гнев и ненависть застилали сознание. Наступая на нее, вытащил пистолет. — Я заебался уже терпеть твои выходки! «Убей ее», шипело у меня в голове, и раскаленная лава, казалось, плескалась вместо мозгов. Подняв оружие, я наставил его на девку, она взвизгнула и на карачках попыталась уползти от меня. «Да, Эрик, все верно. Правильно. Не станет ее, зато останемся мы. И у нас все получится. Убей ее». Выстрелил в направлении неофитки, но она уже уползла в коридор, а там видно успела подняться на ноги, босые пятки протопали удаляясь. Я вышел и несколько раз выстрелил снова, пока голос нашептывал мне какой я, сука, правильный, как пиздато я все делаю. Хотелось сжать голову и оторвать ее на хрен, чтобы это, наконец, все прекратилось! Нагнал ее, когда она заметалась между дверными проемами, уже ничего не соображая, и понимал только одно — мне надо ее убить, и тогда все кончится, не будет больше голоса, не будет больше выжигающей боли в голове, и меня уже больше не будет… Что будет? Да что угодно, вот только не эта ебаная разрывающая хрень, которая лишает воли, заставляет… Бах-бах-бах! — послушно вычмокивали пули из пистолета, а неофитка снова взвизгнула и закатилась под стол. Аварийные лампочки мерцали, высвечивая картинки кадрами, и еще больше сводя с ума невозможностью оценить обстановку адекватно. Пуля пробила что-то стеклянное, засыпая пол осколками, и я слышал только тяжелое дыхание, которые вырывалось вроде у меня из груди, но на самом деле я не чувствовал, как дышу. Я уже умер, когда-то давно, а сейчас я всего лишь оболочка, послушно выполняющая программы. — Эрик, нет, пожалуйста! — ворвался прямо в гущу боли голос, и внезапно мне стало… легче. Я замер на долю секунды, а из-под стола выкарабкалась девица и попыталась отползти за шкафы. «Давай, что ты мажешь?» — снова воткнулась ржавая раскаленная игла в мозг, и пистолет снова поднялся в моей руке прямо сам собой. Картинка дернулась и сменилась: передо мной оказалась Салли. В эрудитской одежде, которая ей совсем не идет. Я надвигался на нее, а она отползала, закрываясь ладонью. «Расти, посмотри на меня! На меня! Я люблю тебя, слышишь? Люблю тебя!» Рывком я поднял ее с пола, пытаясь рассмотреть, это действительно она или нет? Ведь этого не может быть, я видел развороченный затылок, трогал его руками… Чувствовал теплую кровь у себя на ладони. — Эрик, — голос у нее какой-то другой. Это не она, это обман мозга. «Убей ее», — снова ввинтилось мне в голову, и я увидел перед собой полные ужаса шоколадные глаза. Я должен ее убить. — Ты ведь не сделаешь этого? Пожалуйста… «… — Не знаешь, почему мне так хочется тебе врезать? — Знаю. Потому что ты жестокий и крайне невоспитанный тип. — Так, рот закрыла и пошла отсюда. Сокровище хреново…» «… — Вот сейчас обидно было. Я что, тебе совсем не нравлюсь? — Не много ли на себя взяла, маленькая гадкая зараза? — В самый раз! Если бы я тебе действительно не нравилась, то ты бы со мной не возился. Скажешь, не так? — Если бы ты постоянно не влипала во всякую хрень, мне бы и не приходилось возиться. Ты одна доставляешь проблем больше, чем все остальные неофиты. Достала уже! — Разумеется, и именно поэтому ты снова рванул меня спасать, лидер? Вместо того, чтобы отвернуться и сделать вид, что ничего не происходит… Только не говори, что ты мой командир, отвечаешь за меня и бла-бла. Тут помимо тебя еще дюжина Бесстрашных, которым можно было приказать за мной прыгнуть! А ты сам в воду полез, и откачивал, не позволив мне… Если бы не ты, я бы умерла…» Все смешалось в голове. Инициация, тренировки, выезд в город и нападение изгоев, идиотские поступки и держащее в постоянном тонусе раздражение, гнев и желание защитить, ярость и боль, которую я чувствую, как свою. Все это раздвигало, отгораживало от меня этот голос, который все настойчивее шептал «избавься… это всего лишь мишень…» «— А я уже говорила, что люблю тебя?» «Стреляй, слабак и тряпка!» «Нет! Черта с два!» — но рука против воли нажала на спусковой крючок, и я не мог оторвать взгляда от сжавшейся фигурки в углу помещения. Пули ложились кучно, аккурат вокруг ее головы, осыпая девицу бетонной крошкой и щепками от мебели под ее надрывный визг, от которого у меня лопалась кожа и казалось, сейчас вся кровь жгучим потоком вытечет прямо на пол и зальет тут все вокруг. Палец все жал и жал, а патронов больше не было и оружие только тихо клацало. Из меня будто вытащили стержень, ноги подогнулись. Я упал на колени перед ней, сжимая голову руками. «Нет. Нет, нет, нет, я не буду этого делать, нет…» — железный обруч стягивался все сильнее, я уже ничего не видел, перед глазами одна чернота. Последнее, что я помнил, это как пространство перевернулась, все мое тело выламывало так, будто в нем сломана каждая кость, а из груди вырывался звериный вопль, затаскивая меня прямо в ад…