Эшли
Страсть и гнев, вспыхнувшее желание, блуждающее по пустошам отчаяния — всё спуталось в один клубок, и не отыскать его начала. Этот с ума сводящий запах выплеснувшегося адреналина, яростные поцелуи умелых губ, превращающиеся в укусы, грубые движения, посылающее волны тепла в живот и лихорадочно блестящие глаза лишили воли настолько, что все чувства неправильности гасли, и мне это нравилось… Да так, что крышу напрочь снесло. Ой, чокнутая… А теперь души коснулась горечь, взыграв внутри разрушительным ощущением использования. Я сгребаю свои тряпки с ринга, быстро натягивая лосины — вот и все, что осталось от моих вещей. Майка в лоскуты. И как мне возвращаться в таком виде назад, через коридоры штаб-квартиры? Мог бы и озаботиться, если б было не плевать. И обидные слова, и затуманенный удовлетворением взгляд, в одно мгновение превратившийся почти в ненавистный, вползали холодной змеей. Да, именно с ненавистью он посмотрел на меня перед уходом… Мне мерзко, гадко, паршиво всё! И больно, черт возьми, больно так, что не вздохнуть, не выдохнуть, только острые спазмы терзали грудь. Ладно, чего разнылась тут, сама ж выбирала себе мужчину. Знала же прекрасно, что он такой. Ведь знала? Но злые слезы предательски текли по лицу, я их смахивала, но они возвращались, пытаясь принять и осмыслить совершенно чудовищную для себя мысль, которая все глубже и прочнее селилась в сердце, врастая туда под тяжестью его поступков. «Эрик никогда не пустит меня в свою душу — я ему не нужна. Никто ему не нужен. Потому что он не хочет, чтоб его любили. Ему и так хорошо. Он приближает меня на мгновение, а потом, словно почувствовав, что дал слабину, и боясь стать уязвимым, отталкивает еще дальше, и мне вновь приходится сживаться с едва-едва оставленной ролью живой куклы, пытаться смириться с произошедшим, ища в себе силы справиться со всем, пережить». А меня тянуло к нему все равно так, будто латунными цепями приковали. И эти желания заставляли какой-то униженной себя чувствовать. Это всё было как-то подло, отвратительно, очень больно, эта боль плескалась на самом дне души, откуда не достать, и Эрик понимал, что отворачивает так меня от себя, конечно же, понимал и не скрывал даже этого. «Ему не жаль. Нисколько. Тогда что же я делаю со своей жизнью? Не знаю, что же его так неотвратимо исковеркало, что он меня к себе не то что не подпускает, а так и хочет избавиться. Вычеркнуть и забыть. Хотя в этом я его прекрасно понимаю, потому что мне тоже очень хочется ничего не помнить и не чувствовать, потому что я устала терзать себя сомнениями, глотать слезы, пристальнее всматриваться в серые, по-хищному сощуренные глаза, готовясь к чему угодно, от нежного взгляда и до оплеухи, и ждать, когда уже, наконец, разрешится этот ноющий надрыв в душе. Вот только вплавился он в мою жизнь слишком непозволительно прочно. И вот в этом вся загвоздка».***
— И куда мы идем? — крикнула я, повиснув на втором локте Грега, который тащил нас, как путеводная звезда, куда-то на нижние уровни фракции по дребезжащим лестницам. Настроение последние дни было совсем ни к черту, с Эриком ничего не прояснялось, он и слова-то мне не сказал, только как-то подозрительно посматривал сквозь хмурость на расстоянии. Между нами расходилась черта пустоты, зашиваемая нитками моих глупых надежд. Так себе перспективка, правда? Я сама не знала, чего уже ждала от него, запрятавшись в персональный кокон. Наверное, какой-то ответный ход. Вот меня вновь неудержимо и потянуло к друзьям, которым можно поныть в уши, испортив настроение и тем самым получить моральное удовлетворение. Прихватив с собой Линн, мы вперлись в салон к Грегу, и ему уж деваться было некуда, кроме как взять нас с собой. — Крош, не ори, увидишь сама, — пропела Хирут, ероша своему парню синюю «щетку» на голове. — У вас инициация почти закончилась, так что ничего страшного не будет, если мы разочек сбегаем в одно местечко. — Так что за местечко-то, хоть намекните? Интересно же. — Бои без правил, — раскрыл все карты Грег, глянув на меня с таким торжественным видом, будто я должна была завалиться в эстетический обморок. — Чего? И нафига они? Вам рингов, что ли, мало? — глаза мои превратились в блюдца от удивления. — Да не нуди, чего такого-то? — подключилась Линн, пробиваясь через толпившихся в коридоре людей, пребывавших в каком-то ажиотаже. — Для Бесстрашия — это абсолютно нормальное явление, правда, незаконное, и мало кто о них знает. — А ты откуда знаешь? — прицепилась я, но пришлось заткнуться, потому как дорогу нам перегородил здоровенный бугай. Но Грег что-то зашептал ему, и нас беспрепятственно пропустили в неприметную дверку, ведущую в подвальное помещение. Ого! — Девид предупредил, что мы придем, — пояснила Хирут. — Он частенько сам участвует в боях. — Поскольку бои все-таки нелегальные, попасть с улицы сюда просто нельзя, нужно что б кто-то из своих порекомендовал. Так что девки, рот на замок! — пригрозил нам пальцем Грег. — И если кто спросит — вы ничего не видели и не знаете, ясно? — Да ясно, прям удивил, — отмахнулась подружка, намахивая кому-то из знакомых. — Че, думаешь, мы без понятия? Не ссы, молчать умеем. Крош, пошли на балконы, внизу не протолкнуться. А чего народу-то так сегодня много, турниров же еще нет? — Не знаю, но обещают грандиозное зрелище. Говорят, бойцы будут профессиональные, можно сделать пару неплохих ставок. — Тотализатор? — еще больше удивившись, зашипела я, будто мне хвост прищемили. Так вот в чем дело и зачем эти бои! А вот такая изнанка Бесстрашия мне определенно не по душе. Твою ж мать, неуютно-то как, муторно стало на душе! — Крош, не высовывайтесь только, тут могут и старшие члены фракции ошиваться, нельзя, чтобы неофиток кто-то видел. Наш личный парикмахер ухватил меня и Линн за шкирки и оставил на верхнем ярусе помещения в укромном уголке, а сам быстро сдулся, видимо, делать ставки. Следующие пару часов для меня стали не самыми приятными. Да что там, мерзкими, если уж совсем-совсем честно. Бесстрашные, конечно, отличаются безрассудством, здесь проще относятся ко всему, даже к смерти. Линн смотрела на все без особого ужаса — урожденные привыкли ко всяким зрелищам с ранних лет и особо впечатлить их сложно. Света тусклых лампочек едва хватало, чтобы рассмотреть лица бойцов, выходящих на ринг и сходящихся в схватке. Под громкий ор обезумевшей толпы они наносили друг другу удар за ударом, поливая кровью маты. Еще удар, и поверженный боец упал на настил под ликование толпы. Победитель выделывался перед зрителями, купаясь в овациях. Тьфу, блядь! Я не ханжа, сама люблю повизжать, болея, когда ребята дерутся на тренировках, но не видела вот в этом никакого смысла, потому что без серьезных травм отсюда не выйдешь. В Яме полно рингов, дерись — не хочу, если так нравится. Большинство павших уносили на носилках из зала. М-да, у Роджера сегодня прибавилось работы… Смертность на боях тоже была, ясное дело, довольно высока. Линн быстро ввела меня в курс дела, объясняя, что в боях участвуют, чтобы заработать кредитов. Всё ясно — бабло, фарс, шоу, ради которых и собиралось большинство зрителей. Море пота, крови и боли для жадной толпы. Прелесть, что просто пиздец! Интересно, а какой привилегированный козел это все курировал? В обшарпанном темном зале резко пахло алкоголем и сигаретным дымом, что глаза слезились. Небольшой перерыв, чтобы отмыть ринг от красных клякс, но никто не расходился, все ждали какого-то именитого, по внутренним рейтингам, бойца, обещая невероятное зрелище. Организатор, или кто он там, йух разберет, орал, что пришло время для «настоящего боя». Люди восторженно завопили, а у меня волосы встали на затылке дыбом, как только по ушам громыхнуло скандируемое имя бойца. — Кро-о-ош… — охреневше, не меньше моего, протянула Линн, округлив ореховые глазищи. — Ты слышишь? Это же… лидер! Я медленно кивнула, глотая скрутившийся ком в горле, который не давал глубоко вздохнуть. Поначалу отказывалась верить своим глазам, разглядев, как к местной арене, не спеша, но уверенно шла знакомая крупная фигура, равнодушно мазнув взглядом по беснующимся идиотам, всем скопом бросившимся к рингу, чуть не влезая друг другу на головы. Даже в полумраке я видела, как Эрик надменно ухмыляется, прыгая на маты, оголяется по пояс, вызвав истерическую эйфорию среди безумно завизжавших девок, начиная разминаться. На широкой спине высветились вгрызшиеся в его кожу грубые шрамы, вены на руках вздулись канатами, кулачищи предусмотрительно были перемотаны спортивными бинтами. — Ты знала? — тыкнула меня острым локтем подружка, хмуря тонкие дуги бровей. — Откуда бы? Я и предположить не могла, что Эрик в таком участвует. Он же лидер, зачем ему это? Разве лидеры не должны пресекать подобное? — А ты что, думаешь, они не в курсе о подпольных боях? Откуда организация? Да и без разрешения лидеров никто бы не решился устраивать тотализатор. — Линн смотрела на меня, как на глупого ребенка, суя в зубы прикуренную сигарету, видимо, для успокоения. Я отмахнулась, внимательно следя за происходящим внизу. — Да не волнуйся, ни в жизнь не поверю, что Эрика кто-то сделает. Тем временем ревущая толпа улюлюкнула почти издевательски, и на ринг влез здоровенный костолом, с рожей дегенерата. Продемонстрировал свои раскачанные мышцы, поигрывая для публики. Неужели он всерьез надеется победить лидера? Я не видела, как Эрик дерется в полную силу, кроме нескольких тренировок в Яме, но могла представить себе его профессиональную подготовку и мощную ударную технику, а стойкое ощущение того, что все представления до этого боя, были детскими погремушками, меня не отпускало. Только усиливалось. Не зря люди так орали! Внутри загорелась паническая тревога, ор стоял невозможный, когда мужчины сошлись в атаках. Сердце заходилось от отупляющего ужаса, несясь вскачь вне всяких ограничений скорости, пульс болезненно грохотал в висках. Намертво вцепившись дрожащими пальцами в перила, сквозь гул в ушах я слышала глухие звуки мощных связок ударов. Бой был жесткий, кровавый, но даже я понимала, что Эрик, с легкостью швыряя второго бойца по рингу, просто лениво играется с противником. Зачем? Он же мог вырубить его парой прямых. Снова дикий рев жадных до кровищи придурков, яростные взмахи кулаков вверх, подбадривающие бойцов. Шуточки кончились, у меня аж зубы заныли, финал близок. «Ох, как мне все это решительно не нравится-то…»Эрик
Все дороги Бесстрашия вели на нижний этаж инфраструктуры, где наряду с тату-салоном и магазинами располагался бар. Вся жизнь Бесстрашных, свободная от бесчинства глупого риска и военных действий, проходила тут, в темном, подсвеченном тусклыми лампами помещении, в парах алкоголя и клубах дыма от сигарет. Облокотившись о барную стойку, я прикурил, оглядывая собравшихся, которые явно старались держаться от меня подальше. Ухмыльнувшись, поворачиваюсь к бармену, чтобы заказать немного выпить и заглушить, наконец, все эти терзающие мозг вопросы, вторгшиеся в мою жизнь. Все менялось, рушилось прежнее и на его месте вырастало что-то новое, вот только я не был уверен, что мне как-то это охуенно нравится. Моделирование грозило уже скоро наступить, Джанин ждать не хотела, а это значило, что она хочет власти и как можно скорее. О, да, эта женщина всегда хотела только безоговорочного подчинения. И если не получилось добиться его переговорами, она решила достигнуть его физически, превратив Бесстрашных в безмозглых дронов. «Пока я с ними, меня это не коснется, — крутились в голове мысли. — Но мне не нравится, как на меня смотрит Макс. Что-то подсказывает — он от меня не в восторге, да и Джанин последнее время избегает моего общества. Конечно, если бы они хотели видеть меня дроном, наравне с остальными Бесстрашными, вряд ли Макс предупредил бы меня об этом. Стало быть, я в моделировании не участвую. Но я лидер. И я с ними. Стоит только им понять, что я сам по себе… моя жизнь будет исчисляться в минутах. Плюс ко всему, им нужен козел отпущения, чтобы свалить на кого-то всю эту бадягу, если что-то пойдет не так. И вот здесь, наконец, вступает моя игра, под названием «Хрен вы угадали». Поищите меня сперва, а там глядишь и найдется новый козел. Макс, например. Тот, на кого можно свалить все преступления. А когда «виновный будет наказан», вот тогда можно будет выйти на арену…» Все эти мысли текли своим чередом, размеренно и плавно, до тех пор, пока эта цепочка не привела меня к неофитке, с которой я справиться, к своему недоумению, не смог. Во-первых, неплохо было бы узнать, что за интерес у Сэма к ней. Не верилось мне — сексом тут не пахло, она ему во внучки годится. «Ну ладно, может быть, он и не такой старый, но насколько я его знаю, он не стал бы связываться с малолеткой, да еще с неофиткой. Есть у него тайные делишки какие-то с Эрудицией, есть… Сэм всем говорит, что он урожденный Бесстрашный, но я в это не верю. Непохож он на урожденного, надо бы в архивы залезть и посмотреть там! Зачем ему может быть нужна мелкая, слабая, бывшая Дружелюбная, если только он не знал ее раньше… Или ее родителей». Память услужливо подбросила эпизоды — вот я выдергиваю мелкое недоразумение из-под лавок в зале заседания, где судят изгоев за убийство пары из Дружелюбия, и девчонка говорит, что это ее родителей убили. Тощая, с растрепанными косичками, она еще тогда показывала свой идиотский характер и укусила меня! Сказала, что я монстр, ну тут как в воду глядела. Однако, если вернуться к мысли о Сэме, что связывало лидера Бесстрашия с парой из Дружелюбия? И какого хрена… — Эрик, ты сегодня будешь участвовать в боях? — подсел ко мне Рей, на ходу заказывая себе пиво. — Сегодня что-то особенно жарко, ставки высокие. Не хочешь размяться? В принципе, почему нет? Ясно-понятно, что во фракции это запрещено, бои без правил слишком жестокий спорт, даже для Бесстрашных. И хотя я всегда считал, что это самая лучшая тренировка, с тех пор как Макс стал присматриваться ко мне, я оставил эту затею. Однако, если мой план приводить в исполнение, мне будут нужны средства. Да и уже все равно, Бесстрашия в том виде, в котором оно существует сейчас, после моделирования уже один хрен не будет, кому какое дело? — Да, отчего бы не участвовать, — ответил я, растирая подбородок. — Кто сегодня? — Да все те же, ты знаешь. Ничего особенного, вот только… Ты как, в форме? Говорят, ты в аварию попал, сильно приложился. — Все нормально у меня, — с неудовольствием процедил я сквозь зубы, косясь в сторону бармена. — Возня с неофитами меня закалила, теперь даже травмы мне не кажутся такими уж… серьезными. — Ну как знаешь, я тогда тебя вношу в списки? Я кивнул, и Рей отвалил, наконец. Ну ладно, парни, давно не виделись, теперь время для настоящих спаррингов. В подвале уже собрался народ, и я хмуро взирал на пьяную, беснующуюся толпу. Тут собирается все отребье Бесстрашия, некоторые проводят даже изгоев — это место открыто для всех, кто о нем знает и может показать свое умение в бою. Рей, выдыхая мне в лицо сигаретный дым, трындел что-то, но я его не слушал. Меня беспокоила только одна мысль: скрыться прямо сейчас, получив деньги, или дождаться все-таки моделирования, чтобы сбежать под шумок? «А шумок будет, это как пить дать. Джанин хочет послать Бесстрашных в Отречение, чтобы мы нашли всех диверов, которых они якобы укрывают, вот только одно «но» — альтруисты тоже просто так не сдадутся, будут сопротивляться. Они убогие, а не слабоумные. Хотя… они власть сейчас, а если их раздавить, как последних шавок, кто и что после этого может сделать Джанин? После Отречения верховная власть именно она. Во всяком случае она так думает». — Эрик, пора, — толкнул меня в плечо Рей, а я опустил взгляд на перебинтованные кулаки. Не надо было этого делать, когда руки свободны, я их лучше чувствую, но заказчик настаивал… Да и вопросов потом меньше от Макса и от Сэма — они за мной следили, о, да, только и искали на чем бы подловить. Если бы узнали о моем сегодняшнем выступлении… Всем не поздоровилось бы. Мое появление вызвало в толпе ажиотаж. Я и не думал, что столь популярен, однако, это даже в какой-то степени… приятно. Я только ухмыльнулся, не показывая вида, легко запрыгнул на площадку, которая, как и наши ринги, находилась на небольшом возвышении. Стаскивая с себя майку и разминая мышцы, я еще раз оглядел толпу, пытаясь найти в ней знакомые лица, но, по счастью, не видел никого. Сброд и отребье, как и всегда. Почему вдруг это стало важно я не успел понять, потому что на ринг вскарабкался мой соперник. Я медленно оглянулся на Рея, который облокотившись о перила ринга, лишь пожал плечами. На то они и бои без правил — против тебя мог выйти даже изгой, которого я и имел удовольствие наблюдать. «Мышечная масса у него развита неплохо, очень неплохо. Ничего себе голодающие у нас изгои! Видимо, он не первый год участвует в битвах, если успел так… отъесться. Может, не так уж неправа Джанин, когда обвиняет Отреченцев в превышении полномочий, вон изгой, а отъелся, как кабан!» Прозвучал гонг, и афракционер бросился на меня со всей возможной ненавистью, что они питают к членам фракций. Я не успел увернуться от него, потому что его атака была мощной, но совершенно топорной. Мышцы он накачал, а вот техники боя у него не было никакой, поэтому он просто схватил меня в захват, намереваясь вышибить дух мощными ударами в корпус. Прессуха не подвела, и мне удалось, отклонившись немного в сторону, высвободить руки и перехватить его поперек туловища. Я мог бы избавиться от него за считанные минуты, просто-напросто свернув шею или сломав позвоночник, но люди платили за зрелища, а не за смерть изгоя, поэтому я просто играл с ним, как ребенок играет в солдатики. Приподняв могучее тело, я швырнул его в противоположный конец ринга под завывания и улюлюканье толпы. Кровь, они хотели крови и они ее получат, клянусь. Изгой недолго валялся, он почти мгновенно вскочил и бросился в атаку снова, без промедления, но на этот раз я был готов ко всему. Мой кулак встретил эту тупую груду мышц, когда мне он не успел нанести никакого урона. Ухватив дернувшегося противника за шею, я впечатывал кулак в его лицо снова и снова, не сдерживаясь и только чувствуя еще больше азарта от его беспомощности. Едва я отпустил его, как он попятился, еле оставаясь на ногах. Толпа ревела, чувствуя поражение и отыгрывая свои деньги. Никто в этом зале не сочувствовал этому изгою, все ставки сделаны на меня, это понятно. Он знал, что стоит ему «лечь», они порвут его, они хотят зрелища, а не капитуляции. Поэтому он встал, ведь это его призрачный шанс остаться в живых. Он еще не знал, что это точно не сегодня. Участь его уже решена, меня все чаще посещала темная пелена, туман, застилающий мой разум, когда все мое существо чувствует жертву. И сейчас я точно знал, ничто его не сдержит. Зверь вырвался на свободу, полностью поглотив разум, оставив только животные инстинкты и запах скорой победы… Изгой снова бросился в атаку — слабую и отчаянную, с криком, рыком, пытаясь перетянуть ситуацию на свою сторону, запугать, взять верх хоть как-нибудь, но у него не было шансов. Я только начал играть с тобой, изгой. Только вышел на охоту, и не откажу себе и зрителям в удовольствии посмотреть, чего мы оба стоим. Отщепенец выбросил кулак вперед, а у меня все чувства были до предела обострены, и казалось, что он двигается в замедленной съемке. Я увернулся и одновременно с этим вмазал по ребрам, пробивая солнечное и выпуская из него дух. Противник согнулся, хватая воздух ртом, попытался восстановиться, и я позволил ему сделать это. Пока. Кулаки вверх, шумное скандирование моего имени, все это сливалось в один монотонный гул в ушах, и уже ничего не хотелось, только крови… боли и… смерти. Изгой, поменяв тактику, несмотря на боль в явно треснувших ребрах, подкатился под меня, надеясь снести с ног. Толпа неистовствовала, и я понял — им неинтересно избиение младенца, им не нужна легкая победа. Тогда я намеренно позволил уложить себя на обе лопатки и пропустил довольно ощутимый удар по почкам. В теле сразу отозвалась привычная боль, но адреналиновое сумасшествие не дало прочувствовать ее в полной мере, а только еще больше распалило и толпу, и моего зверя. Откатившись так, чтобы кулак его не размозжил мне черепушку, я рывком вскочил на ноги и снова намеренно пропустил пару ударов по роже, так что отчетливо почувствовал во рту привкус крови. Отшатнувшись, но быстро восстановив равновесие, я подался корпусом вперед и налетел на него с разбега, опрокидывая тяжелое тело на ринг и принимаясь работать кулаками, не контролируя и уж тем более не раздумывая, куда приходятся мои удары. Голова изгоя только моталась из стороны в сторону, пока я продолжал избиение, но рев толпы снова подталкивал меня прекратить, они еще не насладились. Последний раз пнув уже почти безжизненное тело, я поднялся с него, разминая кулаки и приветствуя Бесстрашных. Рефери зафиксировал поражение, но изгой встал из последних сил. Один глаз у него был подбит и заплыл совсем, челюсть запала, явно сломана. Голова чумная, ничего не соображал. Это будет легкая победа, но от этого не менее кровавая. Выброшенный кулак перехватился налету, и я вывернул ему руку, заставляя упасть на колени. Ногой при этом пробил ему живот, раз, другой, третий, до тех пор, пока он не остался висеть на своей же руке в самом из неудобнейших положений. Он был так жалок в своей беспомощности, в своей излишней самоуверенности, что он может выйти против Бесстрашного, против меня и победить. Рука сломалась с хрустом, выворачивая на всеобщее обозрение беловатую кость и заливая ринг кровью. Мучительный стон раздался в стенах подвала, и ему вторил… резкий женский крик, на который я обернулся настолько резко, что казалось, сместились шейные позвонки. На верхнем уровне, почти перевешиваясь через перила, отчаянно визжала мелкая девица — Финн, занимающая почти все мои мысли последнее время. Встретившись со мной глазами, она стала мелко-мелко мотать головой, выставляя вперед руку, будто отгораживаясь от всего того, что она увидела сейчас. Что, не ожидала? Так бывает, девочка, жизнь Бесстрашия не только эффектная форма… И снова, уже в который раз, вдруг, внезапно посетило чувство, что все это уродство вокруг, это то, чего следует опасаться и стыдиться. Не это жизнь Бесстрашия, это уродство, гнусь, падаль, в которую мы все хотим Бесстрашие превратить! Тряхнув головой, отгоняя непрошенные мысли, я снова посмотрел на балкон, встречаясь глазами с ее полным ужаса взглядом, и ухмыльнувшись, сломал шею изгою. Все свое презрение, всю ненависть и жажду я вложил в этот последний рывок, изгой упал на ринг и больше не поднялся. Она закрыла ладонью рот и попятилась вглубь толпы. Злость на себя, изгоя этого недоделанного и на всю эту погань вытеснила все остальное, что было в этой черной субстанции, которую кто-то когда-то обозвал душой. Рефери поднял мою ручищу вверх, но я выдернул ее и пошел в раздевалку. Никого не хотелось видеть. «А если кто полезет… окажется там же, где этот уродский афракционер».***
В раздевалке меня ожидал сюрприз. Да не просто какой-нибудь там, а самый настоящий сюрпризище! Развалившись в кресле, на меня с ухмылкой глядел не кто иной, как Макс, и с самодовольной рожей качал головой в такт своим словам. — Молодой лидер Бесстрашия развлекается. Браво, Эрик, это именно то, что нам сейчас необходимо. Ты что, блядь, совсем ебнулся! Я понял, что влип — это залет, самый настоящий, но лучшая защита, нападение, а уж отбрехаться я всегда смогу… — Да брось, Макс, ты сам участвовал в подобном, это всего лишь способ немного заработать! — Что ты говоришь, неужели? Тебе мало того, что о тебе говорят, Бесстрашие и так превратили в сборище адреналиновых наркоманов, а ты… Что ты вытворяешь! В таком участвовать — позорить фракцию! — Какую фракцию, Макс? То, что вы с Джанин собираетесь сделать, ликвидирует нас всех как фракцию в одночасье! — слова сами складывались в предложения, против моей воли. Сказался то ли безумный поединок, то ли напряжение последних дней никак не отпускало, но меня просто разрывало от желания вывалить ему все как есть, пусть даже ценой его доверия ко мне. — Моделирование сотрет нас как фракцию с лица Земли, так не все ли равно, одним изгоем больше, одним меньше. Взгляд лидера стал совсем ледяным. Нижняя челюсть выпятилась вперед, и мне на минуту показалось, что он меня сейчас ударит. Не то чтобы я этого боялся, просто это как-то необычно. У меня в планах не было драться с Максом, но вот от его позы мне вдруг стало не по себе. — Это не твоего ума дело, Эрик. Твое дело следить за порядком и тренировать новобранцев. Именно поэтому тебя сделали лидером, а не за твои какие-то заслуги или достижения. А ты сам, первый нарушаешь дисциплину. Вот что, я тебя арестовываю, в камеру, конечно, не посажу, но объявляю тебе домашний арест. До финального теста ты не выйдешь из Ямы, под страхом смерти, ясно? Я спрашиваю, ясно?! Я чувствовал, как моя грудь вздымается, воздуха мне не хватает. Легкие горели от невозможности напитаться кислородом, из горла рвался полный ненависти бессильный крик. Я ничего, просто ни черта не мог сделать с этим. Теперь мне не дадут машину, оружие не взять, не выехать на дороги… Арест, пока фракция в том виде, в котором она сейчас, дело серьезное, а вот так пропадать ни с хуя у меня намерения не было. Полетели все мои планы, и теперь совсем было не очевидно, что я буду нужен во время моделирования и не буду под ним. «Ну ладно, Макс, посмотрим кого из нас двоих она выберет…» — Я все понял лидер. Разрешите идти, — как можно покорнее сказал я, высоко задрав подбородок. — Иди. И, Эрик… Это было в последний раз. — Так точно, — отрапортовал я и вышел из помещения. Есть у меня одно дело, поважнее терок с лидером.