«…Можно попытаться сыграть со смертью в дурака. Она сначала даст тебе выиграть пару раз, а потом все равно тебя облапошит. Паскуднее всего чувствуешь себя, когда все твои друзья умерли, а ты один остался и продолжаешь жить как бы в насмешку, прокручивая в голове все свои ошибки, которые привели к такому результату. Смерть существо коварное…»
Эшли
Мы привели себя в надлежащий вид и собрали из разных, самых невообразимых уголков автомобиля свои вещички. Дорога во фракцию проходила в молчании, но не в тягостном, а в приятном, когда говорить просто не хочется. Да и сил уже не было. Моя «проверка» пришлась Эрику по душе, судя по затраченным на нее времени и энергии. Что будет дальше и как нам теперь общаться, я не знала. Но забота и нежность уже покинули моего командира, неизбежно сменяясь на ожесточенность, гордость, презрение и властность. Поэтому, стало быть, когда мы проезжали ворота стены, Эрик нарушил молчание и проговорил: — Надеюсь, ты не думаешь, что теперь ко мне можно подваливать в любое время, как к своим друзьям? — и предупреждающе полоснул по мне взглядом. Я выдохнула: иногда мне кажется, что он специально пытается меня от себя оттолкнуть. Зачем? — Я что, похожа на самоубийцу? — округлила я глаза. — Эрик, я помню, что ты мой лидер и командир! — пересекла на корню все его сомнения. Он замолчал, нахмурился, сведя брови, и предостерегающе глянул. Ох, сейчас вот выбесит же. Распроклятый бесенок внутри меня так и подзуживал на приключения… Нет, не сдержаться. Ну, как сдержаться? Караул. — Милый! — скроив томную мурзилку и похлопывая ресничками, выдала я ласковым голоском и тут же сама, не сдержавшись, начала хохотать над его офигевшей моськой. «Сам виноват! Скажи спасибо, что жениться не зову!» Эрик выматерился, закатив глаза, и вроде хотел, как всегда, выдать что-то достойное в его понимании для подобного случая, но вместо этого начал пристальней вглядываться по сторонам. Боковым зрением я уловила, как командир открыл кобуру и чуть выдвинул пистолет, слегка отодвинув край куртки. На лице его при этом ничего не отразилось. Как-то не хотелось верить, что мне опять посчастливилось куда-то вляпаться, но вот в дурном предчувствии сердце забилось с бешеной скоростью, по телу пробежал холодок, а ладони стали мокрые насквозь. Быстро обернувшись, я принялась осматриваться по сторонам, и тут же прозрачный воздух разрезали звуки автоматной очереди. Заднее стекло автомобиля покрылось тонкими трещинками, похожими на кружево паутинки, и оно разлетелось мелкой крошкой по асфальту и сиденьям, а салон наполнился знакомым запахом пороха. На одном инстинкте я успела пригнуть голову и укрыться за широкой спинкой кресла. Новая очередь ювелирно выбила нам вслед, пули сочно прочмокнули по корпусу внедорожника. Ну, блядь! Такой обалденный, замечательный день безнадежно, ко всем ебанным чертям испорчен. — Эрик, что это? — взгляд коснулся его холодных серых гранитов глаз, в которых загорелся гнев. Сжав губы так, что они превратились в бледную полосу, он посмотрел назад. — Пригнись, живо! — сорвался у лидера режущий слух окрик. Отчетливая паника стремительно нарастала, не спрашивая разрешения, подобно прорыву плотины. — Попробуем оторваться. Горло сдавило судорогой, выпуская из него воздух, и сердце грохотало в самых ушах. Эрик вдавил педаль до упора, резко вывернул руль, машина ушла в сторону с линии огня, а меня мотнуло так, что плечо больно врезалось в дверцу. Я сжала зубы изо всех сил, чтобы не пищать, все тело колотило крупной дрожью, а лидер только морщился — само спокойствие, скотина такая. Я снова обернулась, и словно в замедленной киносъёмке, металл бортов и обшивку перекалечило очередью. Ой, бля, только бы не в бензобак… От громкого звука выстрела лидерского пистолета заложило уши, но ответный залп очереди заставил пригнуться. Холодный пот пробрал до нутра, машину жутко занесло на мокром, разбитом асфальте. Твою ж мать! Несколько пуль прошили лобовуху, испортив видимость, по салону полетели осколки стекла, даже за пазуху. Я захлебнулась хлынувшим в лицо потоком влажного воздуха, а потом нас подбросило так, что потроха стянуло тугим узлом и здравомыслие помахало белым платочком, а к горлу подкатила тошнотворная волна. Колеса пробиты, пришлось сбросить скорость — теперь далеко не удрапаем. В голову полезли самые паршивые мысли, и сделать я с ними ничего не могла. Резкий поворот, дохлые покрышки завизжали, кое-как удерживаясь и пожирая серую ленту дорожного полотна, секунды вытянулись в бесконечность… Очередь хлынула над макушкой. Я втянула голову в плечи, прикрыв руками. Нужно отстреливаться, вот только от кого? Патроны кромсали воздух, цепляя железо, не высунуться, а с моих губ слетел нервный смешок. Как-то много мне сегодня всего и сразу, как бы не сдохнуть от счастья. Напряжение так и норовило лопнуть вдребезги, разметав на панические частички. «А ну захлопнулась, трусливая дрянь. Потом поскулишь, сейчас не время!» И страх отступил, зато потом можно будет и обоссаться. — Лидер, дай мне пистолет. Ты не можешь и вести, и стрелять, — завопила я, выхватывая его оружие, которое, кстати, весьма ему мешало держать руль. Недовольно глянул волком, желваки так и рвали скулы. «Ладно, не рычи ты, потом меня прибьешь». Забравшись на сидение коленями, кое-как вгляделась назад. Дождь лил как из лейки, затрудняя обзор, но даже через пелену воды я видела, кто за нами пристроился. «Да быть не может!» — Эрик, это грузовики Дружелюбия! — моему негодованию не было предела. — Вижу, бля. Не слепой. Не высовывайся! — не терпящим возражений тоном сухо отбил лидер. Ладони сильно стиснули оружие, до онемения. Не будь оно металлическое, могло бы хрустнуть от натиска и рассыпаться. Раскинутые локти уверенно стояли на спинке сидения, колени плотно встали в пазы стойки, как влитые. Вслед так и били выстрелы, весь багажник в решето. Попыталась унять сердцебиение, задышала ровно, прикрыв один глаз, прицелилась. Погнали, черти! Палец плавно нажал на спусковой крючок. Ахнул выстрел, втекая в уши звоном и тяжелый запах пороха наполнил легкие… «Вот это я понимаю, оружие!» Сильная отдача подкинула мои руки, чуть не переломав нос. Выстрел… Пуля вихрем унеслась в сторону стрелков в непонятном одеянии. «Афракционеры?! Опять! Да заебали уже!» Внутри проснулась неуправляемая ярость, вместе с темным полотном хладнокровия и желания, нашпиговать свинцом этих недовояк под завязку. совсем как тогда, в Старом городе! — Стреляй по водителю и колесам! — грозно и нравоучительно бросил Эрик, пытаясь вывернуть свою железную махину, выходящую из-под контроля на крутом повороте. — Да знаю я, не тупая, — возмущенно процедила от такого опрометчивого недоверия, заваливаясь на дверь. — Держи ровней. Он вперился в меня угрожающим взглядом и еще сильнее вдавил педаль газа в пол. С языка сорвалась матершинка всего командирского состава, так не вовремя всплывшая в моей памяти. С кем поведешься — от того и наберешься. Я стреляла, намертво вцепившись в командирский пистолет, но внедорожник швыряло по всей ширине дороги из стороны в сторону, а автоматная очередь снова прорезала воздух, уходя в левое крыло. «Ах ты ж, сука! Если доберусь до тебя, глотку перегрызу!» До слуха долетели обрывки слов командира, но нихрена не разобрать за смертельной канонадой. Нас несло по дороге среди полуразрушенных остовов старых зданий, внедорожник ревел мощным мотором и стал совершенно неуправляемым. Эрик пытался его приручить, вцепившись в руль так, что на руках вздулись плотные мышцы, чудом уворачиваясь от очередей, а потом что-то хуякнуло, ослепив на пару секунд. Обзор серых коробок окрестностей как-то странно сменился на смурное небо, затянутое тяжелыми тучами, и всё вокруг начало стремительно заваливаться набок, аж сердце замерло от ужаса. Мороз пополз вдоль позвоночника, жуткий удар, срезавший дыхание, и мир перевернулся калейдоскопом, еще и еще. Лязг сминаемого металла, звон, и крошка стекла брызгами бенгальского огня — всё это превратило моё сознание в хаос на несколько бесконечных секунд. Я успела только инстинктивно прикрыть лицо руками, кожу поцарапало острым. Душа свернулась дрожащим клубком, удрав в пятки, в грудь толчком врезалась спинка сидения, затем в бочину еще что-то твердое: больно же — ни вздохнуть, ни выдохнуть. Меня швырнуло головой вниз, потом вверх, как маятником, и боль накатила неожиданно с дикой силой, раскалывая затылок, а в глазах засверкали искры. Пространство помутнело, схлопнувшись в темноту и тишину. Ни волнений, ни тревог, ни страха, только пустая чернота.***
Разрозненное сознание настойчивыми толчками нашло меня нескоро. Тело все затекло от неудобной позы, притупленная боль медленно залила все мое существо, и темноту понемногу разогнали отблески света. Было жутко холодно. Я околела просто напрочь. И подташнивало знатно. Губы спеклись, попить бы. Дышать приходилось через боль — наверное, отбила грудину. Хотела открыть глаза, но веки плохо поднимались, будто слиплись. Я протерла их ладонью, пытаясь вернусь себе зрение, и когда попытки увенчались успехом, озноб прошёл по коже — кровищи-то. Откуда? От ее запаха закружилась голова. Ощупала лоб — разбит. Перед взором все расплывалось, но я смогла разглядеть капот перекореженного внедорожника, ощутила под спиной мокрую землю и задергалась, непроизвольно охая. Боль обожгла перепачканные кровью руки, ногу и голову. «Почему мне так паршиво? Опять сотрясение, что ли? А что вообще произошло?» Воспоминания ворвались в мозг размытой нарезкой кадров: стрельба, погоня, вспышка, удар… Зажмурилась, слезы брызнули по вискам, мучительный стон вырвался от боли. Скрипя зубами, я принялась себя медленно ощупывать. Локоть был срезан до мяса, голова снова разбита, но самое хреновое это то, что меня зажало между кучей раздолбанного металлолома и куском бетона от полуразрушенного здания. Меня что, выкинуло? Да, точно. И как только не расплющило-то? Я попыталась осторожно вытянуть ногу и чуть не взвизгнула: острая боль ошпарила в районе лодыжки. «Да боже ж ты мой, только б не перелом. И сколько я провалялась в отключке, раз уже понемногу темнеет? Почему так тихо? А где Эрик?» Огляделась, насколько позволило мое печальное положение: в отдалении увидела крупную фигуру. Видимо, вылетел в лобовое стекло… «Черт, что с ним? Он живой?» Руки тут же предательски затряслись, и за ребрами включился особенный раздрай. Он пошевелился, завозился, и я увидела, как ручища тронула голову, которая вся была в крови. — Эрик, с тобой все в порядке? — голос у меня жалобно трясся. От волнения пульс зашкаливал. — Все у меня… нормально, — хмуро ответил он. — Как сама? Сердце стиснулось и тараном ударило в грудную клетку, когда раздался низкий голос, и я немного выдохнула. «Жив! Боже, спасибо!» Противная дрожь от перенесенного испуга знобила каждую клетку тела. — Мне ногу придавило чем-то, не могу вылезти! «Да черт вас побери, пожалуйста, вытряхните мне кто-нибудь уже стекло из-за шиворота!» В голове ужасно звенело. Эрик с трудом добрался до меня, а мне стало так тревожно, когда вся картина его повреждений открылась во всей красе — макушка явно пробита, кровь заливает висок и растатуированную шею. Несколько багровых ссадин на лице. Я пристально вглядывалась, как он морщится от боли, но это же Эрик — скорее сдохнет, чем выдаст свои чувства и будет делать вид, что все в порядке. Хотя, вопреки всем моим ожиданиям, лидер приподнял останки внедорожника, позволив мне выползти из стальных тисков, попутно ворча, огрызаясь и гневаясь. «Вот, сукин сын, ну я-то в чем виновата, а? Вот и заботься о таком, интересуйся… спасибо, на хуй не послал». Звук приближающихся моторов обрывками наполнил слух. Взвизгнули тормоза, хлопнули двери. Послышались голоса. «Бесстрашные, слава яйкам». Я развалилась на обочине — маленькая вспышка активности принесла еще одну отупляющую волну боли, — и прикрыла глаза. «Всё, сдох мой Energizer! Сейчас вырублюсь». Шаги, кто-то присел рядом, меня ощупали. Я услышала свое имя, голос был смутно знакомый, не Эрика. Он никогда не называл меня по имени, только «мелкой», или «слабачкой», ну еще «мерзкой дрянью». «Ах, какой же милый парень!» Как только чужие руки прикоснулись к голове, я почти взвыла. «Вот спасибо, бля! Это кто ж там такой заботливый? Интересно аж». Я попыталась сфокусировать зрение на человеке и слегка зависла, ошалело открыв рот. Сэм. И чего у него лицо такое странное, мне ж ничего вроде не оторвало. — Эшли, у тебя ничего не сломано? Ты встать можешь? — Я помотала башкой: «Кажется, я только ползти могу». — Нет, ногу машиной придавило. Но шевелится, вроде не сломана. Когда Сэм начал монотонно ощупывать лодыжку, я прикусила большой палец, до искр в глазах, иначе меня просто вывернуло бы наизнанку. Вот свезло мне, только от сотрясения оклемалась — так новое пожаловало. И ногу отбило, что подвернула на сафари. «Ох, только бы ушиб, иначе инициацию я не смогу закончить!» — Что тут произошло? — поинтересовался лидер. «И кстати, а почему у меня?» Я поискала глазами Эрика — он привалился к останкам внедорожника и обтирал кровь с лица, попутно переговариваясь с Максом. — За нами ехали грузовики Дружелюбия, а потом стали стрелять. Там были изгои. И мы перевернулись, кажется… — М-да, очень исчерпывающе вышло, но на другое я больше неспособна. У меня ресницы стали такие тяжелые, что глаза держать открытыми совсем не выходило. «Странно, и чего это Сэм со мной тут возится?» Сэм помог сесть, снова пальцами проверил голову. Попросил потерпеть, увидев, как я скривилась, а потом подхватил на руки. Меня потащили к машине, вокруг толпились бойцы с недовольными и хмурыми рожами. Последнее, что заметила — лохматую голову Ворона, придерживающего дверцу, а потом стало как-то мягко, тепло и спокойно.***
В лазарете, меня встретили уже как родную. Роджер только сокрушенно покачал лысым черепом, пока обрабатывал и заклеивал мой многострадальный лоб, констатируя очередное сотрясение. «Подумаешь, впервой, что ли?» А вот с ногой дела обстояли намного хуже. Лодыжка приобрела сиреневый оттенок и хорошенько так раздулась. «Скверно, конечно, но не перелом. И на том спасибо!» — Может, лучше все-таки ее в Эрудицию отправить? — строго так поинтересовался Сэм, расхаживая по помещению, пока меня осматривали. Док покосился на него хмуро, да и я не лучше. «Вот чего пристал-то? И мельтешит туда-сюда, вызывая головокружение и тошноту!» — У нее голова разбита. — Ну уж нет! Куда-куда, а в Эрудицию я точно не поеду! — наотрез отбивалась я, задыхаясь от возмущения, пока Родж занимался моей ногой. — Почему же это? — с каким-то нездоровым интересом протянул Сэм, серьезно поглядывая на меня. — В клинике Эрудиции есть необходимое для всех обследований оборудование и… — И у нас не хуже, — влез Стивенс, за что получил мой благодарный взгляд. — У меня брат в Эрудиции работает доктором, поэтому, если я туда попаду, то могу и до конца инициации не вернуться обратно. Он меня привяжет к кровати и станет лечить. Так что, нетушки! Я лучше здесь! — заявила я, уже с ужасом представляя себе в красках, как Дин забинтует меня по самые уши и накормит снотворным, чтобы никуда только не лезла и не вздумала трогать его вещи, как в детстве. — У тебя есть брат? — бархатистым голосом спросил Сэм, на что я пожала плечами. — А что в этом такого фантастического? У меня их, вообще-то, пятеро, и все старшие. Правда, остальные все в Дружелюбии остались, — забурчала я, охая и шипя, когда на лодыжке Док устроил лед. — Пятеро? — прищурился Роджер. — И как они тебя только отпустили в Бесстрашие, оторву такую? — Как-как, с удовольствием! Будто их кто-то спрашивал! — отмахнулась я от любопытных мужиков, трясясь за свою ногу. — Ну чего, все совсем плохо, да? Роджер, у нас зачетные бои на носу, я хоть ходить смогу или мне уже можно вещи собирать и отправляться к изгоям? — мрачненько пошутила я, тревожно всматриваясь в лицо Стивенса. — Ушиб, сильный. Будем лечить, и через недельку станешь прыгать, как коза. — Насколько я знаю, — заверил меня Сэм почти успокаивающе, — зачетные спарринги у неофитов только на следующей неделе, так что успеешь восстановиться. — Фу-ух, это хорошо, — облегченно выдохнула, блаженно прикрыв глаза. Сэм ушел, а Роджер всадил мне пару уколов, отправляя в царство Морфея.***
Сидеть на жопе смирно — самая мучительная для меня пытка. Я валялась в лазарете, подыхая от скуки. Ребята, конечно, ко мне забегали, но чем ближе финальный тест, тем больше нам всем гайки по дисциплине закручивали. Да и тренировки у неофитов проходили теперь почти все время, а я так бесподобно выпала из борьбы, что мне совсем не по себе. И конечно же, я боялась скатиться в красную зону. Потихонечку ползала вдоль стены по палате, пусть и не так быстро, как хотелось бы, и сцепив зубы от боли. Но через день таких тренировок получилось наступить на полную стопу, а еще через пару дней уже довольно сносно ковыляла сама. И мне оставалось надеяться, что это хороший знак. Добравшись до каморки Роджера, гордо именуемую кабинетом, я расслабленно плюхнулась на стульчик. «Вот сейчас замучу себе кофе и буду как новенькая!» Доку явно было пока не до меня, он практически безвылазно торчал в дальней палате, куда не так давно вся в кровище, почти голышом приползла знакомая мне рыжая девка. Правда, если б не оранжевые волосы и буфера как мячи — ни за что бы я ее не узнала. Такое ощущение, что по ней каток проехал. Вместо лица — расплывшаяся плюшка из месива, нос переломан. Ребра, видимо, тоже. Все тело было в кровоподтеках и ушибах, да еще и порезано ножом. Блядь, какой мясник ее потрошил? Мне, конечно, любить ее не за что, но острое сочувствие впилось в сердце, глядя на истерзанное, человеческое тело. А как она на меня глянула, когда ввалилась в лазарет… будто это я во всем виновата. Нехорошее предчувствие зародилось в душе, как бы рьяно я его оттуда не выпихивала. А вдруг… вдруг, это Эрик с ней сделал? Желудок каждый раз сжимался тугим узлом и воздуха не хватало, стоило только допустить такую мысль. Мне было невыносимо паршиво даже думать об этом, но неприятное тянущее чувство где-то под ложечкой не давало облегчения. Я же знала, что у него с ней было… Но ведь Эрик же не монстр, чтобы уродовать девушку. Да, мог ударить, психанув, наговорить такого, что потом удавиться хотелось: тактичностью лидер, наверное, никогда не отличался, но резать и превратить в кусок мяса… «Не думать, не смей, даже не смей думать на него, пожалуйста. Нет. Я не верю. Эрик бы не стал. Какой бы он ни был жесткий, но до такого зверства точно бы не дошел». А внутри все тоскливо скребло и скулило, будто там что-то готово было как минимум порваться. Ведь Эрик, ни разу не появился. «Ему что, совсем плевать на меня? Настолько занят, что даже не поинтересовался, что со мной и смогу ли я дальше инициироваться. Что, и не волновался совершенно? Или же, он просто жалел о том, что произошло в машине, и таким красноречивым способом давал понять, что я для него — лишь очередная забава?» Отчаяние просачивалось в грудь и накрывало меня, заставляя сжимать дрожащие пальцы. «Я так и не поняла чего от него ждать, я устала испытывать противоречивые чувства… Устала стучать в эту непробиваемую дверь, ожидая и гадая: что же там меня ожидает? Он закрывается в своей броне — не пробиться. Не достучаться. Я так и не знаю, нужна ли я ему? Как в нем всё это умудряется сочетаться — он, не дрогнув, рискует собой, чтобы спасти тебя, а через секунду уже смотрит так, словно сам готов убить на месте. Это пугает, и меня начинают разрывать надвое странные ощущения, когда уже не понимаешь, чего больше хочется — сбежать как можно дальше или остаться рядом навсегда. Его любовь — это сплошное противоречие, как будто в нем борются две сущности: ужасная, злобная, кошмарная, черная и какая-то другая, нежная, заботливая, сильная. Светлая. Но он так усердно прячет все хорошее в себе под маской презрения, надменности, деспотичности, что чувствовать к нему что-то одно просто нереально. Мне нравится та сторона, которую Эрик позволил увидеть в себе — это сочетание силы, надежности, уверенности и нежности мужчины. Боже ты мой, кто б знал, как же приятно, когда он позволяет себе проявлять заботу и хоть чуточку мягкости. Это невероятное ощущение. Его глаза с неизменным прищуром, обычно холодные, стальные, становятся цветом плавленного серебра, затопившего всю радужку, открывая целую бездну нежности в окантовке черных ресниц, в которую хочется провалиться до самого дна. А сильные руки, способные убить с игривой небрежностью, могут быть ласковыми, обходительными, прикасаясь так трепетно и осторожно, сдерживая свою мощь, будто я могу рассыпаться на маленькие осколочки. И губы его жесткие только на вид…» От этих воспоминаний сердце моё начинало безумствовать, а по телу разливалась дрожь. Что-то теплое, нежное вплеталось за ребра, успокаивая нервно бьющееся сердце и вытеснив из моей головы все эти сомнения. «Да, Эрик с такой беспечной легкостью мог и всего одним жестом, словом, взглядом, перечеркнуть все положительные эмоции, снова затмив их грубостью, жестокостью, словно боялся показать свое истинное лицо, беспорядочно кидаясь из крайности в крайность. Какой он настоящий? Какой он есть на самом деле? Я просто уже запуталась… А еще дико соскучилась и хочу его увидеть. Прикоснуться к нему. Заглянуть в серую радужку необычных глаз, прячущихся за полуопущенными ресницами, чтобы прочитать в них что-то, то самое, так мне необходимое. Ну почему он не приходит? Почему? Меня это изводит, сводит с ума…»