***
В мастерской масочника горел тусклый свет. посетителей ни сегодня, ни завтра не намечается, разве что только незапланированные… Но и их Ута не примет, по известным причинам. Утро в мастерской началось немного хмуро. Мало того, что небо, будто обиделось, затянулось тучами, так ещё и настроения ни у кого не было. Ута, каждая косточка которого болела от спанья на полу, зашел на кухню, не проронив ни слова. А ведь Йомо опять пил его кофе, умудрившись налить его в чашку масочника. Впрочем, ни Уте, ни Ренджи сегодня не было дела до какой-то там чашки. На душе у каждого бушевал свой персональный шторм. — Джесс ещё спит? — подал голос масочник, заваривая кофе. — Да, — эхом отозвался Ворон. Оба они думали об одном и том же. Джесс… Не успела она ещё как следует оправиться после того, что сделал с ней покойный экс-доктор, как Мари сбросилась с крыши. Сейчас оба, что Ута, что Йомо, поставили перед собой задачу — не дать Джессике сломаться. Она, конечно, сильная, и в этом никто не сомневался, но всё же… Мари была для неё не просто подругой, за это время она стала для Джесс сестрой. На кухню сонной походкой спустилась Итори. Кажется, она не до конца проснулась. потому что шаталась она… Но зато встала — самое главное сделано! — Утречка! — поздоровалась со всеми девушка, доставая чашку. Уже от одного только аромата кофе Итори проснулась окончательно. И тут же нахмурилась: — Ну и какого чёрта вы такие кислые? Ладно Йомо, он был знаком с этой девкой… А ты чего, м? Да и вообще, с ума что ли сошли? Если Джесс увидит ваши рожи, ей ещё хуже будет. А ну-ка все взбодрились! Ещё по чашке кофе и вести себя как обычно! — девушка грозно посмотрела сначала на Уту, потом на Йомо. На последнем её взгляд немного задержался, но ни она, ни Ворон не придали этому значения. Казалось, Ренджи этого и не заметил. Быть может, так и было, ведь мысли его сейчас были далеко не каких-то там взглядах. Итори была права, несомненно. Джесс сейчас итак тяжело, её нужно поддерживать. А если оба будут ходить с кислыми минами, то девушке будет только хуже. — А чего ты на него так смотришь? — Ута сощурился и с интересом посмотрел на подругу. Та весело улыбнулась и без тени лукавства ответила: — Он из твоей чашки пьёт. — Чего?! — масочник встрепенулся и обратил свой взор на сосуд в руках Йомо, — Мало того, что ты опять заварил Мой кофе, так ты ещё и из моей чашки пьёшь! — возмущению Уты не было придела. Но вот, потихоньку до него стало доходить, что Йомо вряд ли обратил внимание на то, куда и что он наливает. — А ну-ка цыц! Джесс ещё спит! — пригрозила пальцем Итори. — Не сплю, — в кухне появилась девушка и побрела в сторону стола. Именно побрела, в этот момент Джесс была похожа больше на тень отца Гамлета, чем на девушку. На душе не скребло ни одной кошки, там просто было пусто. Особенно после того сна. И даже зверь молчала. Очень сложно было поверить в то, что дорогой тебе человек больше н когда не будет рядом. И, конечно, Джесс винила во всём себя. — Это они тебя разбудили, да? — Итори грозно глянула на обоих парней. Ута почесал затылок и опустил глаза в чашку кофе, а Йомо просто стоял, словно и не слышал. Джесс никак не отреагировала. Конечно, с одной стороны ей была приятна забота подруги, но с другой — ей сейчас было не до этого. Она пыталась отгонять от себя все мысли — и хорошие и плохие. Все одинаково ранят. Хотя, хорошие-то в голову и е лезли. Перед мысленным взором ещё долго будет стоять картина из сна. Учёными доказано, что за одну ночь мы видим до семи совершенно не связанных между собой сюжетов, а на утро не можем вспомнить и половины. Но по какому принципу идёт отбор того, что нам надо запомнить, а что не надо? Джессика сейчас была бы очень рада забыть не какой-то другой, а именно этот сон. Но кто знает, может, это самое безобидное, что приснилось ей за сегодняшнюю ночь? Девушка безжизненной куклой подошла к столу и уставилась стеклянным взглядом в стену, пытаясь вспомнить, что она только что хотела сделать. Бывает иногда такое, идёшь в другую комнату, с целью взять какую-то вещь, а приходя на место понимаешь, что не помнишь, что именно хотел сделать. Это банальная рассеянность. Приправим её стрессом на фоне тяжёлого морального потрясения, и в итоге получим, что Джессика не помнит даже то, как она попала на кухню. Замешательство девушки не осталось незамеченным. Итори просто не могла на неё смотреть, по этому, на сегодняшний день, да и скорее всего на несколько последующих, она поставила себе цель — заставить эту лохматую нестриженную девчонку улыбнуться. — А ну-ка взбодрись! — задорно крикнула она подруге, потрепав ту по волосам. Так что, и без того не очень-то аккуратно уложенные волосы сейчас напоминали гнездо, которое строила какая-то залётная птичка-узбек. Итори не испытывала к Мари, по которой так убивалась её подруга, ничего, кроме отвращения. Даже всегда весёлая девушка не раз задумывалась о жизни и смерти, ища смысл в первой и думая над страшным ликом второй. Людям дана всего одна жизнь, и неизвестно, что будет после. Но вряд ли что-то лучшее. Так что, какая бы тяжёлая не была эта жизнь, нужно беречь её. Чёрные полосы, невезенья, беды — неотъемлемая часть жизни и людей, и гулей. Но после них, непременно, должно следовать что-то хорошее… И задача людей не просто терпеливо ждать, пока это «что-то хорошее» дойдёт наконец-то по почте России, а самим пытаться идти ему на встречу. — Я нормально, — чуть улыбнувшись и смахнув руку гуля, сказала Джесс. Это даже не было улыбкой, так, подобием, отдалённо напоминающим оную. Но даже чтобы выдавить «это» Джесс потратила не мало усилий. — Джесс… — послышалась со стороны. Йомо внимательно посмотрел на девушку, ставя свою чашку на стол и пытаясь поймать взор девушки. Ренджи поймал его, пытался найти там тот самый блеск, который говорил, что она ещё жива, что она всё та же милая, бойкая и острая на язычок девушка. Однако этого Ворон не увидел, лишь отголоски. И то хорошо, ведь это значит, что ещё не всё потеряно и можно вернуть прежнюю Джессику Хестало. Он был зол на Мари, даже не пытаясь найти причину её поступку. Он просто знал, что такой вещи, как суицид нет и никогда не будет оправдания. Во взгляде Йомо проскользнула какая-то тоска с неуловимым отблеском чего-то такого близкого, родного, от чего Джесс всегда, и сейчас не исключение, становилось легче. Сейчас конечно не на долго, но всё же, чуть легче. Совсем чуть-чуть. Потом стало только хуже: в голове стали всплывать моменты из прошлого; казалось бы водой утёкшие дни после приюта, те дни, где у неё всё ещё была любящая, в какой-то степени, семья; давно прошедшие дни, где все были живы. Весёлые, почти безмятежные, когда Ренджи появлялся в комнате девочек через окно, уходя, порой, только ночью; когда всё было… Сейчас эти дни казались девушке такими далёкими и прекрасными. Но, если раньше они грели душу, то сейчас причиняют неимоверную боль, сравнимую по силе своей, наверное, только с болью ожога. Да ведь это и есть ожог! Как после пожара у некоторых пострадавших обгорело лицо, так у Джесс обгорела душа. Но, в отличии от ожогов на теле, эти, казалось, никогда не перестанут болеть от каждого мелкого прикосновения. Не бывает дыма без огня, и наоборот — не бывает огня без дыма, и подобной душевной раны без слёз. Как бы она не хотела сейчас не плакать, дабы не казаться в глазах друзей слабачкой, а глаза предательски защипало. «Хватит-хватит-хватит! Перестань!» — не многие любят вызывать жалость у окружающих. Такие люди, обычно, сами испытывают к себе жалость, считая себя самыми обделёнными людьми, они постоянно вопрошают «За что эта поганая жизнь так со мною обошлась?», совершенно забывая, что жизнь как редко встречающаяся категория людей — она любит только тех, кто любит её, мстя при этом тем, кто её проклинает. Джесс чаще всего было совершенно всё равно: вызывает она у людей жалость, или нет, но почему-то именно сейчас она почувствовала смесь стыда и раздражения, причём последнее преобладало. И капля той же депрессии. И непонятно, почему ей сейчас так хотелось, свернувшись в комочек в каком-нибудь тёмном углу, поплакать. Хорошо так поплакать, от души. Словно она до этого никогда не плакала. Девушка напрягла каждый мускул своего тела, в робкой надежде, что это поможет ей не расплакаться; ушла в себя на несколько минут, очнувшись только тогда, когда поняла, что какое-то время её крепко прижимали к широкой тёплой груди чьи-то холодные сильные руки. Ренджи гладил её по взъерошенной макушке, по спине, пытаясь успокоить, вернуть в реальность девушку; пытаясь как бы искупить призрачную, как морозный узор на стекле, вину, каря себя сам не зная за что и считая себя виновником её влажных глаз. И лёгкое облегчение он почувствовал лишь тогда, когда до его слуха донеслось не вполне внятное, но относительно твёрдое, хоть и безумно лживое и уже недавно сказанное: — Я в порядке. Правда. — парень почувствовал, как она утыкается своим носом в его грудь, и сильнее прижал её к себе, совершенно забыв об окружающем мире. Он пока ещё не определился: любит он её как сестру, или как девушку. Зато точно понял, что любит. — Всё, оторвались друг от друга! У нас на сегодня очень много планов, а Джесс ещё не завтракала! — упёрла руки в бока и с лёгкой улыбкой и задорным лукавым взглядом звонко и весело парировала Итори. Хотя, сподвигло её вовсе не то, что подруга голодная, а дел много, а странное колющее чувство. Такое мимолетное, но такое неприятное! Но вскоре она забыла о нём и, стараясь разбавить эту компанию грустящих. Она хотела сегодня быть, хоть и маленьким, но источником позитива, что бы хоть чуть-чуть подбодрить своих друзей. В сердце Джесс что-то ёкнуло. И не от того, что забота подруги была приятна, сейчас ей на эту заботу было далеко и на долго. Дело в том, что когда у них в последний раз было «много планов» Хестало представилась возможность увидеть все сложности, хитрости и особенности работы следователей по делам гулей. Так что, не отрываясь от друга, девушка издала жалобное, робкое: — Может не надо? — но встретилась с суровым и непреклонным, но не смотря на это добрым и нежным взглядом подруги. — Надо, Джессика, надо! Так, давай, чавкай свой бутер и одевайся!***
День тянулся невообразимо медленно, словно кто-то очень «умный» поставил фильм на замедленное воспроизведение, дабы вникнуть в происходящее на экране. Однако, получилась ерунда несусветная, и этот «кто-то» мало того, что сам запутался в происходящем, так ещё и запутал остальных. Но, как бы оно ни было, день всё-таки шёл. Полз. По-пластунски. Солнце светило очень ярко, словно подключило все свои резервы, однако, не смотря на это, на улице было достаточно холодно. Джесс шла между Утой и Йомо, стараясь идти как можно медленнее, дабы отстать и пройти, хоть немного одной, но те постоянно её подгоняли, зачем-то подбадривали и не давали думать о случившемся. А Джесс очень хотела подумать, переварить события и понять, как же так могло произойти? Йомо тихо шёл, хоть и почти наравне, но всё-таки чуть позади. И мысли его тоже были далеко отсюда. По сути, он думал не о чё и обо всём одновременно. Размышлял над тем, как помочь Джессике поскорее всё забыть, но в то же время в голову лезли очень незначительные вопросы, вроде: «Что со мной сделает Ёсимура, когда я вернусь?». Да и вернётся ли? И на душе так странно, так непонятно… И плохо и хорошо одновременно. Плохо от того, что плохо его подруге… А хорошо-то он чего? И над этим следует поразмышлять. Взглянув на Уту можно было понять, что он идёт и не о чём не думает. Но, на самом деле, это было далеко не так. Все мысли масочника были заняты двумя девушками: Джесс и Итори. И если первую он не знал как развеселить, то вторую утихомирить не мешало бы. Потому что с таким энтузиазмом ничего хорошего из этого её «много планов» не выйдет. И, судя по направлению, Безликий даже знал, куда они направляются. От этого этого становилось грустно, потому что два места, куда опасно ходить с перевозбуждённой девушкой, которой, по-видимому некуда девать энергию — это парикмахерская и магазин одежды. Ни туда, ни туда очень не хотелось. Итори шла впереди всех с лёгкой улыбкой на губах. В её планах, несомненно грандиозных, было как следует встряхнуть эту лохматую грустящую мисс. Ну, или хотя бы не оставлять её одну. Ведь если человек остаётся один, то он начинает думать, в голову его приходят самые разные вещи, а, учитывая последние события, вещи эти будут нагонять тоску, угнетение, и ничего хорошего из этих раздумий не выйдет. Так что, пусть все думают, что у неё сегодня шило в сидячей части спины, зато она этим сможет, как она думала, хоть как-то помочь своей подруге. Завидев знакомую надпись Итори улыбнулась и остановилась. — Ну вот мы и на месте. — Парикмахерская. — убито произнёс Ута, вспоминая о самых страшных местах, куда никогда, ни при каких обстоятельствах, нельзя ходить с перевозбуждённой девушкой. — Ага, именно! Джесс, пойдём! — Итори схватила Джессику за руку и потащила ко входу. Впрочем, та даже не поняла, что с ней произошло. Конечно, будь она в нормальном состоянии, она бы возразила, ведь ей и её причёска нравилась, хоть и была неаккуратная. Так что, стричься она не хотела, она вообще не хотела никуда идти; она хотела посидеть одна и подумать. Но кто же даст ей это сделать? Правильно, никто. Ну, во всяком случае, уж точно не Итори, которая сейчас с большим энтузиазмом усаживала её на стул. — Как стричь будем? — донёсся до неё голос парикмахера. Джесс даже не поняла, что он сказал, за неё что-то жестикулировала Итори. А Джесс наконец-то выдался шанс подумать, ибо её окутала почти что полная тишина, нарушаемая лишь размеренным чирканьем ножниц. С чего всё началось? С самого начала, с того самого дня, когда она впервые встретила Йомо. Не встреть она его тогда, ничего бы этого сейчас не было. Впрочем, её самой тоже. Тогда с чего? С того, как он пришел к ней в больницу? Но после этого всё было хорошо. Даже слишком хорошо, так хорошо не бывает слишком долго. Началось всё с того, что она, с приёмными родителями и с сводной сестрой, переехали жить в Токио. Ведь так? Ведь с этого дня невезенья сыпались одно за другим? Глупо искать начало всему этому потому, что это всё — её жизнь, и началось с момента её появления на свет. А причиной всех потерь является наличие тех, кого можно потерять. Не хочешь терять дорогих людей или быть ими преданной, не сходись с людьми на столько, что бы от их потери внутри образовывалась пустота. А она уже вновь совершила эту ошибку… Йомо, Ута и Итори, куда-то убежавшая… Тогда, надо сделать так, что бы не потерять их! А возможно ли это? Пока она, Джесс, не будет ёрзать и влипать в истории, с ними всё будет хорошо. — Джесс, представляешь! — девушка аж вздрогнула от такого резкого звука, оборвавшего тишину, окутавшую Джесс, пока та думала. — Ой!.. — послышался лёгкий возглас парикмахера, а на пол упала большая неровная прядь волос. — Ой… — повторила Итори, глядя на Джесс, на лице которой появилась новая эмоция — негодование. — Ой, — тихо вторила Хестало, любуясь своим отражением. Помнится, тогда, в детдоме ей ту же сторону обрезали. «Видимо судьба такая — ходить как кошка облезлая…» Парикмахер начал что-то «колдовать» на голове девушки, пытаясь исправить и называя, себя неуклюжим, просил прощения. А просить-то и не за что было, просто так получилось. Ведь в помещении действительно было тихо… Вообще, по сути, виноваты были Ута с Йомо, стоявшие всё это время на улице. Чего она там делали? «Итори потащила Джесс, словно та была невольницей ко входу в парикмахерскую. — Хорошо что по магазинам не потащила… — вымученно произнёс Ута. — А что в этом такого? — не то что бы Йомо было очень интересно, просто почему-то вырвался из уст этот вопрос. — Да ничего… Просто, это не просто долго и мучительно! Итори мерит всё — всё! — что только видит и постоянно спрашивает „Идёт?“, так что под конец на всё отвечаешь „Да“, выйди она хоть в занавеску завёрнутая! — Мне кажется, это вполне нормально для девушки, — искоса поглядывая на „недомасочника“ ответил Ворон. — Для девушки — да, — настроение Уты ещё сильней понизилось, и, казалось, будет понижаться, пока радом с ним будет идти „белобрысый шкаф“, как про себя окрестил Ренджи Безликий, будто в отместку за „недомасочника“, хотя это прозвище он не слышал. — Может быть… — Не „может“, а Итори… — но договорить ему так и не удалось, и перебила его Итори, чья рыжая макушка появилась из-за двери в парикмахерскую. Как говориться, вспомни солнце — вот и лучик! — Ну и где вы там застряли? — недовольно вопросила она. Ута сразу вспомнил волшебное слово, которое её либо выбешивает до того что глаза краснеют (вовсе не из-за какугана), либо просто помогают отвязаться. Ну, как говориться, кто не рискует, тот не пьёт шампанское! Так что, в своей обычной флегматичной манере, особо не загоняясь по поводу вопроса, Ута ответил своё коронное: — Да. — Тебе в рифму ответить? — скептично приподняла бровь Итори. — Да, — опять не задумываясь ответил масочник. И тут в его голове мелькнула мысль: „А может не стоило?“, но потом, сразу же, на смену ей пришла „Идём до победного конца!“. — Ясно всё с тобой, — со смешком ответила гуль и вновь скрылась за дверью парикмахерской, вопреки всем ожиданиям Уты. — Ну, в конце концов, не всё так плохо… — пожав плечами, Ута двинулся ко входу в помещение, где только что скрылись его подруги. — Да, — передразнивая Безликого и пытаясь придать своему голосу флегматичность, ответил Йомо. — Да иди ты! — Только после Вас. — Уёбок. — Обоснуй. — Просто. Уёбок. — сквозь зубы процедил масочник и хлопнул дверью так, что та отскочила и вновь настежь открылась. — Мразь, — без особого энтузиазма развёл руками Ренджи. — Чё?! — не на шутку рассердился Ута, снимая солнцезащитные очки, обнажая тем самым открытый какуган. — Просто. Просто мразь. И на твоём месте я бы этого не делал. Не здесь и не сейчас. — А? — Здесь Джессика, — не взглянув на масочника, прошёл мимо него Йомо. Конечно, были ещё причины, например то, что здесь и кроме Джессики люди есть, но это тогда показалось Ренджи каким-то не настолько убедительным и важным. — Ты идёшь? — Да…»