1997 год
Жюли с трепетом в душе слушает о том, кто же будет играть с ней на одной сцене. Конечно, это громко сказано, ведь, по сути, это она будет играть и петь с ними. Роль Флер де Лис не так уж велика, если сравнивать ее с той же Эсмеральдой. Изначально был известен лишь один исполнитель — Даниэль Лавуа. Кастинг на роль Фролло даже и не проводили, ведь Люк Пламондон и Лавуа знают друг друга уже очень много лет. Зенатти однажды услышала имя некого Брюно Пельтье. Она смутно припоминает, что вроде бы видела его в роли Джонни Рокфора на сцене парижского Театра Могадор, кажется, в 1995 году. Странное совпадение? — Это Брюно Пельтье, — представил композитор длинноволосого брюнета, чьи волосы были собраны в конский хвост, а живой взгляд устремился в сторону коллег, сидящих в первом ряду партера, — он исполнит роль поэта. Жюли удивленно и завороженно смотрела на Брюно. Еще вчера она видела его среди артистов балета и решила, что он танцор. Не может быть, чтобы актер так изящно двигался! «Дева Мария, да я просто корова на льду по сравнению с ним». — Со многими я уже познакомился, поэтому просто хочу сказать всем вам «спасибо», ведь для меня огромная честь принимать участие в таком проекте. Я рад быть с вами на одной сцене, — сказал Пельтье, а Зенатти показалось, что карие глаза смотрят именно на нее. К щекам подступил румянец, стало немного жарко. Жюли начала заинтересованно теребить пальцами шнурок от кофты, лишь бы не встречаться больше с взглядом с брюнетом. Видимо не только на малышку Жюли произвел впечатление Брюно. Женский состав мюзикла, включающий в себя в большинстве своем танцовщиц балета, а также административный и прочий персонал, разделился на два лагеря. Одни сходили с ума по канадцу Пельтье, а другие — щебетали о Патрике, который в мюзикле должен сыграть роль красавца капитана Феба. Сама Зенатти заметила, что с каждым днем фанклуб Брюно пополнялся, а ведь абсолютно все знали о существовании жены, пусть та и находилась где-то в Канаде. Девушки прибывали в волнении, будто до этого не встречали галантных мужчин. — Он сегодня на репетиции улыбнулся мне! — Вчера он танцевал с Габи! — Так он танцевал не с ней, а рядом с ней. И это всего лишь сцена из мюзикла! — А ты видела его шикарные ноги? Боже мой! Где он взял такие икры? — Говорят, что он любит на велосипеде кататься… видимо оттуда. Жюли даже не хотела слушать этот щебет, но почему-то все еще сидела неподалеку, делая вид, что разучивает слова песни, которые уже давно знала наизусть. Что учить то? Четыре песни? Роль у юной певицы была совсем маленькая, но довольно тяжелая, как говорила ей мама и педагог по вокалу. — Могу я тебе помочь? — услышала она голос совсем рядом и только сейчас поняла, что шепот девиц прекратился. Зенатти медленно повернула голову в сторону и обнаружила рядом с собой Брюно, про которого только что шли такие жаркие споры у танцовщиц балета. — Мне? — переспросила Жюли, будто рядом был еще кто-то, а Пельтье обращается к невидимому собеседнику, но сидела она одна, потому что фанатки поэта куда-то методично улизнули. — Тебе, — пояснил брюнет, кивнув, а затем улыбнулся, — я же вижу, что ты переживаешь. Я прав? Девушка удивленно заглянула в шоколадные глаза мужчины, а затем зачем-то начала кивать. Проблем с текстом у нее не было, а вот с тем, что нужно будет петь перед аудиторией в тысячу человек были. Жюли думала, что со временем страх сам как-то пройдет, но становилось только хуже. «Откуда он узнал? По мне видно, что я боюсь?» — Понимаю, мне тоже бывает страшно, — сказал канадец, а затем кивнул в сторону огромной сцены, где кипела репетиция. — Да ладно? Вы… ты… — Жюли не знала, как обращаться к своим коллегам по сцене, потому что каждый из них был старше, но по взгляду Пельтье было понятно одно — не нужно «выкать». — Если бы ты знала, как я переживаю, — он улыбнулся тепло, а затем протянул девушке стаканчик с какао из автомата, что стоял внизу, — я как раз шел к тебе с ним. Еще вчера увидел, что ты беспокоишься. Какао очень помогает, если нужно немного расслабиться. Зенатти неловко приняла от старшего коллеги стаканчик и шепнула: merci. — Подумай о том, что у меня… — Брюно на пару секунд замолчал, будто считал что-то в уме, — около семнадцати выходов на сцену и песен. Когда будешь выходить и петь — вспомни, что есть еще я, которому тоже страшно. Жюли тихо засмеялась, она не понимала — Пельтье так хвастается своей значимостью в проекте или же правда тоже переживает. Зенатти отпила какао, успокаиваясь немного — тот факт, что у кого-то столько стресса повлиял на нее, как бы странно это не было.***
Тот какао стал началом их крепкой дружбы, которая продлится не одно десятилетие, но Жюли об этом пока еще не знала. Брюно оказался тем, с кем девушка завязала дружеские отношения одним из первых. Выбирать было не из кого, если уж говорить прямым текстом — Сегара была старше, Лавуа тем более, а Люк и Гару казались какими-то неприветливыми. Конечно, еще был Патрик — по которому сходила с ума вторая часть женского состава, но она почему-то держалась подальше от него. Может, дело в том, что по сюжету Фьори изменил героине Зенатти, а может из-за того, что ей было неловко взглянуть на него после всех тех слов, что она пела. Песни у Флер были разные, но лишь одна, визитная карточка персонажа — «La Monture» заставляла девушку краснеть. И после нее разговаривать с Патриком было особенно страшно. Еще француженке казалось, что ее партнер по сцене слишком самовлюбленный. Конечно, спустя месяцы и годы она поймет, что это мнение тоже было ошибочным. Пельтье же был очень милым и добрым. Он каждый раз интересовался у Жюли ее делами, а еще приносил какао, хоть ей уже было не так страшно. — Не страшно? — спросил он как-то, усевшись на сцене по-турецки, его волосы спадали на лицо, но Брюно только что блестяще спел свою песню «Lune», от чего у Зенатти до сих пор стоял комок в горле. Она восхищалась Пельтье — его талантом, голосом, манерой двигаться на сцене, всем им. — Не страшно, — ответила девушка, вздохнув тихо. Ей не было страшно никогда, если рядом был канадец. Он умел найти выход из любой ситуации, знал, что сказать и когда, чтобы все тревоги Жюли улетучились. И, конечно, независимая и смеющаяся над глупыми танцовщицами Зенатти даже не заметила, как стала одной из тех дурех, что влюбились по уши в обаятельного Брюно. Только было две проблемы — он был женат, а ей было всего шестнадцать лет. И каждый раз, когда они выходили на сцену — будь то репетиция, либо уже показ мюзикла, Жюли с трепетом наблюдала за тем, как Пельтье делает что-то невероятное. Его чарующий голос проникал в глубины людских душ, трогая за живое. Девушка всегда стояла за кулисами в начале выступления, хоть до ее выхода было достаточно времени. Потом она будет вспоминать эти мгновения каждый раз, когда ей будет тяжело или грустно. Вспоминать, что в ее жизни был мюзикл, были эти прекрасные люди вокруг и был он — недосягаемый и в то же время такой близкий, Брюно. И каждый раз, когда она выходила на сцену — он подмигивал ей и говорил, что она обязательно справится. Канадец не уходил далеко, стоял где-то рядом невидимый для глаз зрителей, но она всегда чувствовала его присутствие. Жюли знала, что он не уйдет пока не она закончит свою партию. А еще Пельтье перед самой сложной для девушки песней — подходил и клал свои теплые ладони на ее плечики. — Покажи ему, — шептал он, а затем усмехался, будто перед ней сейчас не Брюно, а сам Гренгуар. Такой лукавый, но такой притягательный. И она, окрыленная его словами, выходила и пела эту песню так, что у всех вокруг мурашки бежали по коже. И пусть думать приходилось именно об измене Феба, но мысленно ей хотелось, чтобы у Флер было больше взаимодействия именно с поэтом. Увы, но все, чем она могла довольствоваться — это проход с капитаном за руку мимо Гренгуара на одной из песен, пение «Fatalité», а также поклоны, где малышка Жюли брала Пельтье за руку, сжимая его ладонь крепко-крепко. «Боже, пусть эти минуты длятся вечно», — думала она тогда, держа руку Брюно в своей.