Линии жизни

— Куда ты идёшь? Нана поставила перед сыном старую керамическую чашку, вверх от которой поднимался белесый парок. Цуна аккуратно обхватил ее ладонями и поднес к лицу, втянув носом успокаивающий аромат зелёного чая с лёгкой ноткой жасмина. Детство. В этой чашке было все его детство. Держа её в руках и прихлебывая горячий напиток, Цуна поймал себя на мысли, что он уже очень давно не ностальгировал по ушедшим и, как показало время, своим лучшим годам, когда такие вот посиделки за чаем были в порядке вещей, когда на плечах лежал груз ответственности лишь за невыполненные домашние задания и трагедией считался проваленный тест по математике. — В кондитерскую. Куплю пирожных, — Цунаеши, наконец, вынырнул из глубин памяти и по привычке ответил на неудобный вопрос буквально, хотя горькие морщинки в уголках опущенных губ и усталый от постоянных тревог материнский голос явно говорили о том, что от него ждали совершенно других слов. Мужчина тяжело вздохнул и, отставив чашку, откинулся на спинку стула. Этот разговор в той или иной вариации случался в каждый его редкий приезд к матери. — Вперёд… просто вперёд… — сущая правда, если не вдаваться в подробности. — Зачем? — голос у Наны тихий и какой-то надломленный. Саваде захотелось выругаться в голос, а ещё лучше взять и разнести всё попавшееся под руку к чертям собачьим! Он держал женщину подальше от мафии и от своей жизни, не позволяя своему миру хоть как-то соприкоснуться с ней, но она все равно страдала! Он никчемный сын… Точно такой же, каким был и его никчемный отец… — Так надо, — Цуна глубоко вздохнул, пытаясь унять ноющее сердце. — Кому? — Мне. — Возьми меня с собой! Я больше не могу просто существовать в стороне, находясь в постоянном страхе, не могу вздрагивать от звука телефонного звонка, каждый раз думая о том, что с того конца услышу страшное… так же как и с Емицу… не могу! — Нет! — Десятый резко, так, что женщина вздрагивает, пресек начинающуюся истерику, а затем, извиняясь за резкий тон, накрыл ладонью дрожащие материнские руки и нежно сжал. — Почему?! — Я не хочу, чтобы и ты погибла. Нана вырвала пальцы из его ладоней и прикрыла лицо, скрывая влажный блеск глаз. — Я не хочу, чтобы ты погиб… — прошептала почти беззвучным эхом. И как бы женщина не желала обратного, она отступит, чтобы в следующую их встречу начать этот разговор по новой.