Fallen

      Что такое смерть? Закономерное явление любой жизни, после которого наступает или небытие или загробное существование. Но что есть дар, а что проклятье?       Раскаленный до красна клинок снова врезается в грудь, очерчивая замысловатые знаки. Влево. Вправо. Вверх до солнечного сплетения. Поворот.       Сил кричать уже нет. Лишь тихий хрип все еще вырывается, но скоро и он исчезнет, потому что сознание потихоньку отключается. В мыслях проносится лишь одно: «Наконец-то».       Но он не даст.       В такие минуты думаешь, что смерть это что-то, что нужно заслужить. А уйти из жизни – величайшая способность, которая не дана кому попало. Смерть – значит покаяние в грехах? Смерть – избавление, которое ей не суждено испытать.       Клинок резко выходит, забирая с собой частички плоти, а изо рта вырываются кровь.       Демон, ухмыляясь, рассматривает свое оружие, затем проводит пальцем собирая багровые капельки и проводит по бледной щеке полумертвой девушки. Он снова безумно смеется, облизывая окровавленный палец, и бросает оружие к прочим.       - Сегодня ты чересчур быстро сдалась, я даже не успел войти во вкус, - хрипит Аластор.       Он был до чертиков счастлив, что именно ему, самому жестокому адскому палачу, как он сам себя называл, выпала честь пытать Ангела по приказу самого Господина. Хотя раньше Сатана и сам частенько наведывался, высказывая свое «полнейшее негодование», по поводу такого «наинелепейшего стечения обстоятельств». А потом ему просто наскучило.       Эра даже не знала, когда это «раньше», а когда «потом». Все время смешалось в один комок боли и страданий, что приносили ежедневные пытки. А, может, и ежечасные или еженедельные. Время в Геенне течет своим чередом, устанавливая свои правила. А вечные муки, совсем не сглаживали участь.       Именно тогда задумываешься о смерти, когда ты лишь игрушка для веселья у безумных палачей. Когда испытываешь вечный голод и жажду, непреодолимое желание спать, но только прикрываешь глаза, и новый раскаленный кол уже красуется в твоей кисти или груди. Любой бы человек давно умер от всего этого, но Эра необычная. В этом и есть ее проклятье.       Вечные страдания ждут обитателей Геенны.       - Ну посмотри же на меня, - шепчет демон, впиваясь когтями в подбородок брюнетки, заставляя заглянуть в безумные, наполненные жаждой крови глаза, - ты разочаровала Господина, подставила всю Геенну. Сделала бы все хорошо, и мы б царствовали над Ассией. Но ты выбрала не ту сторону!       Очередной кол врезается в грудь. Сознание уходит во тьму. «Наконец-то».       Слышится скрежет когтей по каменному полу. Сил поднять голову нет. Эра еле-еле открывает глаза, как будто таким образом сможет лучше слышать непривычные в этом месте звуки. Хотя, может, это снова вернулся поиздеваться Аластор.       Ровное дыхание, схожее с пыхтением, нарушает тишину.       «Дежавю», - проносится в голове.       Много, много усилий, и брюнетка смотрит в зеленые глаза. Сил сдерживаться больше нет. Эра улыбается, и по темницам разносится безумный хохот, подобный агонии. Она знает, что это глупо, жутко, но не может остановиться.       «Глупо. Точно. Подходящее слово, а еще тупо».       Из рук скованных над головой двумя колами, начинает болезненно бежать кровь. Два штыка нарочито медленно выкручиваются, стараясь причинить, как можно больше боли своей пленнице. Наконец, они с характерны звуком падают, а брюнетка, продолжая безумно смеяться, опирается руками в украшенный ее же кровью пол.       Он знал. Знал все с самого начала. Еще когда только вошел в темницу Ватикана. Знал, что все будет именно так, а повторяя эту сцену снова, лишний раз доказывает непроглядную глупость Эры.       Зеленые глаза на белой пушистой мордочке сужаются, выдавая наслаждение данной ситуацией. Хлопок.       - Чаю?       Девушка все еще смеется, хотя и не понимает, почему делает это. Воздух уже просто вырывается изо рта, превращаясь в хрипение.       Все настолько бестолково, абсурдно.       Он снова терпеливо ждет, когда у падшей встанет на место крыша, чтобы отвечать на предугаданные вопросы, выдавать подготовленные ответы. Потому что все происходит именно по задуманному сценарию. А ее жизнь всегда шла по определенному сюжету, только режиссеры постоянно менялись.       Видимо, это судьба Ангела – быть игрушкой демона.       - Почему, - настолько сиплый голос, что трудно разобрать, - почему ты делал все это?       Самаэль усмехается, намекая на полную неоригинальность сего вопроса.       - Ты снова не желаешь думать, птица моя. Приходится тебе все разжевывать, а это надоедает.       Демон говорит, как можно медленнее, растягивая слова, заставляя девушку трястись от боли, бороться с собой, чтобы в конец не потерять сознание. Он наслаждается этой картиной, ведь за каждую глупость нужно платить.       - Знаешь, говорят, у павлина самые красивые перья в мире, - неторопливо начинает Мефисто подготовленную речь, ибо эта девушка не способна на изюминку. - Ему завидуют все птицы, и он об этом знает. Но дело в том, что у павлина и самые уродливые лапы в мире.       Эре сейчас хотелось просто встать и уйти. Все это до такой степени надоело. Она поймала себя на мысли, что снова готова согласиться на любые условия Принца Геенны, лишь бы выбраться отсюда. Снова. Снова на одни и те же грабли. Раз за разом. А демон только ухмыляется, наслаждаясь самобичеванием девушки. Она заслужила.       - За все надо платить. Любому поступку своя цена. А цена равновесия больше всего.       Снова будоражащая кровь улыбка, по-змеиному хитрые глаза, которые так и кричат: «Не связывайся!». Но он знает, что сейчас брюнетка уж в слишком невыгодном положении, чтобы игнорировать его. Он все знает. Кто-то может подумать, что это скучно.       - Этому Миру еще рано рушиться, - протягивает демон и изящно взмахивает рукой в белоснежной перчатке.       Падшая поднимается в воздух на уровне глаз Мефисто, как кукла на веревках. Быть куклой, наверно, ее судьба.       - Как насчет сделки?       Эре снова хочется смеяться, хохотать во всю глотку, лишь бы заглушить это убийственное чувство. Хочется выть от собственной ничтожности, слабости.       - Чтобы немного скрасить твое существование, предлагаю вернуть твоего надзирателя. Вы, кажется, с ним неплохо поладили в прошлый раз.       Амаймон. Эра вспоминала о нем раз за разом, молясь, чтобы он пришел, чтобы вытащил ее. Докатились. Она молится демону… Именно этого и хотел Сатана.       Мир начнет рушиться, когда сам ангел поверит в Дьявола больше, чем в Бога.       - Хотя он так и порывался стащить свою отобранную конфетку, пришлось его немного наказать.       Что она скажет Амаймону, когда увидит его? Эра напрочь забыла о существовании все еще о чем-то болтающим Мефисто. Зеленоволосый был единственным, с кем она могла чувствовать себя живой. Девушка не была уверена, что демон чувствовал то же самое, если бы не глаза. Они выдавали все. Нет-нет, это не любовь. Разве ангелы или демоны умеют любить…       - Я согласна, - снова эта фраза проскакивает сквозь нескончаемый треп Самаэля.       - Чудно! – с поддельной радостью возвещает демон, ведь он знал, что так будет, - Ein, Zwei, Drei!       По подземельям Геенны раздается оглушающий щелчок пальцами Повелителя Времени.       Эра резко открыла глаза, не понимая, где находится. Маленькую комнатку изредка озаряли вспышки молнии, а дождь безостановочно хлестал по подоконнику.       Дыхание немного восстановилось, и девушка посмотрела в сторону. Такие родные зеленые глаза устало взирали на нее. Эре снова захотелось смеяться. Ее жизнь такая дурацкая, что хочется хохотать над самой собой.       - Ты чего? – протянул зеленоволосый.       Брюнетка лишь закрыла глаза и придвинулась как можно ближе к теплому, пахнущему всевозможными сладостями телу.       - Кстати, ты можешь больше не готовить такие пироги, как вчера?       - Вчера?       Амаймон пробурчал что-то непонятное и уткнулся в волосы цвета темного шоколада, обладательница которых все еще не могла прийти в себя.       - Подожди! А врата Геенны? Что с ними?       - Не открывались уже лет как шестнадцать, если тебя это интересует. Спи, ненормальная.       Эра вздрогнула с новым ударом грома, а в темноте, казалось, засияли зеленые глаза Повелителя Времени.