Стародавняя позабытая история Предостерегала нас: Её называли Лорелеей, Будь осторожен, или пропадёшь*. Blackmore's Night “Loreley”, перевод
Каждый раз, когда Лорелея улыбалась ему, у него перехватывало дыхание от восторга. Когда она поцеловала его, он думал, что никогда не будет счастлив более, чем в этот момент. Лорелея, его дивный ангел, на которую он когда-то только и мог, что любоваться издалека, была рядом с ним, обнимала его и глядела на него сияющими глазами. Они вернулись в Лондон вместе, и хотя молчали почти всю долгую дорогу, молчание не было тягостным. Мрачный замок в Шотландии и чудовищный эксперимент, свершившийся там, остались позади; он ясно видел, как рада этому Лорелея. Позади остался Виктор. По дороге Игорь дважды перечитал письмо, как будто мог найти в нём что-то новое, что упустил до того; третий раз — не решился, потому что Лорелея уже поглядывала на него удивлённо, будто собираясь спросить, что он так упорно ищет в недлинном послании. Ответить он не смог бы, потому не хотел, чтобы она спрашивала. Лондон встретил их октябрьской сыростью и серым маревом смога, низко нависшими облаками и тусклым светом газовых фонарей. Экипаж медленно продвигался по запруженным улицам — Игорь не узнавал маршрут. Несколько дней назад, очнувшись от долгого забытья, он даже не поинтересовался, где находится. Теперь узнал, что Лорелея выхаживала его в доме своего покровителя: туда же они вернулись сейчас. Он привёл себя в порядок, насколько смог, — рёбра ныли, а руки и плечи оказались в россыпи синяков, — и всю ночь ворочался на непривычно мягкой постели, только ненадолго проваливаясь в сон, в полные огня и криков кошмары. Были мгновения, когда он страстно желал, чтобы Лорелея пришла к нему, но в иные — эта мысль не менее сильно пугала его. Тогда на балу, уединившись, они не зашли дальше поцелуев и объятий, пусть достаточно откровенных, и он просто не знал… не мог представить… Лорелея была его ангелом. Весь следующий день он наслаждался её обществом — а потом оказалось, что ему нельзя больше ночевать в этом доме. Покровитель Лорелеи позволил ей приютить и выхаживать больного, но чтобы он остался здесь теперь — это уже чересчур. К тому же барон был не слишком доволен тем, что она, не спросившись и даже не предупредив, на несколько дней уехала в Шотландию, потому Лорелея не хотела беспокоить его больше необходимого. Конечно, она сказала Игорю, что будет рада видеть его днём в любое время. Он, перетряхнув наконец карманы и с удивлением обнаружив там деньги (Виктор оставил ему не только письмо? потому что он сам, сорвавшись в Шотландию, о деньгах не вспомнил), снял комнату в дешёвом пансионе и каждое утро шёл пешком через полгорода, чтобы увидеться с ней. Он готов был проводить с Лорелеей целые дни: разговаривать, даже просто любоваться на неё, когда темы для разговоров внезапно заканчивались. На неё не стоит вываливать ворох фактов и идей об анатомии и физиологии — Игорь это прекрасно понимал, хотя изредка его всё равно заносило. Она относилась к этому со снисходительным терпением. Полиция была самой большой его проблемой. «Горбун из цирка» всё ещё числился в розыске. И, как будто этого недостаточно, помощник — сообщник — доктора Франкенштейна — тоже. Ему стоило соблюдать осторожность в поисках работы и в выборе жилья. Но искать, несомненно, требовалось. Единственное, что у него осталось — та одежда, что на нём, да ещё и изрядно потрёпанная во время ужасного эпизода в замке. Он не мог вернуться в дом Франкенштейна, где провёл последние полгода**, даже чтобы взять что-нибудь из (не совсем его) вещей: здание до сих пор оставалось под надзором полиции. К счастью, денег пока хватало (ему было стыдно пользоваться деньгами Виктора, но попросить что-то у Лорелеи — ещё более), так что ночевать на улице ему в ближайшее время не придётся. Однако попытки найти работу оказывались бесплодными; он мог разве что устроиться на фабрику, где никого бы не интересовало, кто он и откуда, — получать жалкие несколько пенсов за четырнадцатичасовой рабочий день. И он хорошо представлял, что делают фабрики со зрением, лёгкими, костями и зубами работающих на них людей. Он не хотел — панически боялся — через несколько лет стать калекой. Виктор написал ему, что теперь он сам волен выбирать, что делать. Он выбирал Лорелею — каждый день как будто заново, будто открывая в ней что-то новое… будто пытаясь не дать себе усомниться, что выбрал правильно. Что у него вообще был выбор, а не — снова — принятое кем-то другим решение. Лорелея отправлялась со своим покровителем в Оперу или на званый ужин, а он бродил по улицам неприкаянный, не зная, чем себя занять. До недавних пор всё его время, свободное или не свободное, занимал Виктор: эксперименты, разговоры об экспериментах, чтение книг из его библиотеки и разговоры уже о них, внезапные приступы энтузиазма, когда тот решал, что должен научить своего ассистента вести себя за столом, держаться в обществе, танцевать, стрелять из револьвера… Последнее Игорю особенно не давалось. Танцы тоже не слишком давались, — в том числе потому, что Виктор выдерживал дамскую партию не дольше пары минут, а потом «перехватывал управление», сводя на нет попытки коллеги исполнять роль кавалера, — и только позже помощь и подсказки Лорелеи буквально сотворили чудо. До недавних пор всё его время принадлежало Виктору и Лорелее. Сейчас первый исчез из его жизни, а вторая — у неё была своя жизнь, в которую она впускала его, но… …но с каждым днём Игорь всё острее чувствовал, что своей жизни у него нет. И не будет — здесь, в Лондоне. Потому однажды утром, когда он составлял Лорелее компанию в прогулке по саду, он решился рассказать ей о своих трудностях. Она выслушала его, не перебивая, и наконец он сказал: — Мне нужно покинуть Лондон. Игорь уже придумал, что делать дальше, и об этом тоже рассказал ей: где-нибудь на севере Англии или даже в Шотландии, в углу поглуше, мог бы назваться студентом, не окончившим медицинский колледж, и работать врачом. Хоть на самом деле он нигде не учился, — только у Виктора, — его знаний должно хватить. Вдали от городов не так важны будут бумаги, и там никто не узнает в нём человека, которого ищет полиция. А объяснив всё до конца, он спросил с замиранием сердца: — Ты поедешь со мной? Один раз она ведь уже последовала за ним — почти в неизвестность. Только потому он решился задать этот вопрос. Слабый ветерок ворошил тёмные локоны девушки, выбивающиеся из-под капора; гомон голосов и стук колёс на улице, за оградой, вдруг как будто отдалились, и Игорь на бесконечно долго растянувшиеся секунды погрузился в вязкую тишину. На лице Лорелеи проступали удивление и растерянность, белые зубки на короткий миг сжали нижнюю губу, прежде чем она полушёпотом ответила: — Я… мне нужно подумать. До завтра, хорошо? Я отвечу завтра. Они заговорили о другом, но вскоре она вынуждена была удалиться: в полдень её ожидала модистка с новым платьем для приёма, который барон устраивал в своём доме через неделю. На следующий день Игорь два часа стоял на улице напротив особняка, но так и не подошёл, чтобы позвонить в дверь. Он уже знал, что скажет Лорелея, но услышать это из её уст оставалось выше его сил. Возможно, было бы к лучшему, если бы он так и смотрел на неё издали, не решаясь приблизиться. Возможно, не просто так она звалась именем рейнской чаровницы***. Теперь у него осталось только письмо.03 - 05.12.2015