Lana Del Rey – Freak Mumford & Sons – I Gave You All George Ezra – Breakaway
Ньют был на пороге того, что считают последним рубежом, за которым сияющей чернотой брезжилась бездна. Эмоционально повержен. Морально уничтожен. Руки в крови, а с острого ровного носа капают темно-алые капли, скатываясь прямо к приоткрытым губам. Он мог чувствовать на языке горьковатый, но оттого не менее приятный железный вкус. Запах крови оглушал своей безумной силой. И он не мог разделить два противоположных чувства. Хочет ли он остаться в этом невиданном прежде месте или бежать изо всех своих сил? Хочет ли он взвыть от ужаса или ликовать от восторга? Может ему следует бояться совершенного поступка – точно он не знал, что происходит, но вид окровавленных лацканов своей одежды был красноречив – или, быть может, бояться своего внутреннего спокойствия? Он был холоден и отстранен. Разум не позволял проникнуть ни одной мысли, и его обволакивала лишь звенящая пустота, уравновешенная, та, что он долго искал. Наверное, стоит бояться себя. Бояться, когда ненормальное становиться нормой. Когда все, что было аморально и недопустимо превращается в обыденность дел и чувства тревоги молчат, кажется, эта тревога зовется совестью. Но она молчала, как и многочисленные голоса в голове. Они давно замолкли мертвым сном, отдавая молодого духа безмолвной пустоте, и даже по нашептываниям демонов Ньют начинал скучать. Но не сейчас. Сейчас все было так омерзительно правильно. Слабое тело юноши блаженно опустилось к полу, заволоченному белой пеленой тумана. Лежать на каменном полу было самой большой отрадой, что мог дать разум. Он медленно, но тяжело вдыхал разряженный воздух, что будто бы сопротивлялся попадать в легкие. Рядом лежало тело того несчастного, которым был сегодня занят Ньют. Темные волосы, разбросанные небрежно, и то лицо, которое Ньют нехотя всегда называл красивым, оставило на себе след ужаса. Это был он. Всегда, исключительно всегда был только он. Юноша и не хотел видеть никого иного. Только он. Рукой, не прижатой к каменному полу, дух потянулся к серому лицу. Теплое. Мягкое. Все это фантазии, но почему-то юноша убежден был, что и на самом деле властелин ужаса такой – теплее его самого. Теплее Ньюта, духа сотворенного во льдах. Силы покидали, и тело забил озноб. Страха не было, разум подсказывал ему – ты, наконец, умираешь. Перед глазами было прекрасное лицо самого уродливого создания, которого ему не повезло встретить, и отчего-то этот финал казался правильнее многих иных, что он представлял себе прежде и не раз. Он и дух зимы. Вместе. Было в этой смерти что-то глубоко личное. Прощальный взгляд затянулся и Ньют почувствовал, как уставшие глаза начали болезненно слезиться, смазывая все очертания, все плыло в безумном круговороте. Он то находил, то снова терял Томаса, из последних сил цепляясь за неуместные детали на его сером лице. Эти родинки, зачем они? Глаза цвета горячего шоколада моргнули прямо перед его лицом. Он не успел задуматься над тем, отчего же мертвецы моргают, как все закружилось и единственное, что не давало уйти в мир бесконечной пустоты, это живое лицо убитого монстра. -Ньют…- слышал он сквозь шумы в ушах. Дышать становилось легче, и он сделал щедрый глоток холодного воздуха. Глаза никак не могли сфокусироваться на чем-то конкретном, бегая по бледному напряженному лицу, что странным образом светилось в лунном свете. Постойте-ка. Ньют оторвал взгляд от Короля, большими глазами взираясь к бескрайнему черному небу, дарящему множество далеких звезд и диск яркой луны. Капли силы, лишь малые капли, пробежали через приоткрытые губы к кончикам пальцев, волосы замерцали, впитывая сияние ночного светила. Почувствовав близость со своим создателем, юноша поднял голову с чужих колен и долго еще пристально смотрел в небо, сидя на мокрой траве. Дух медленно повернулся к, сидящему неподвижно и молча, Кромешнику. Глаза в глаза следили они за друг другом несколько секунд. -Я настоящий,- утверждал тихо Томас, едва ли шевеля губами. Ньют первый отвернулся, оглядываясь по сторонам. Сидели они, окруженные густым хвойным лесом, в центре поля с невысокой душистой травой и дикими цветами, что на ночь спрятались в свои небольшие бутоны. Хотелось вдохнуть полной грудью, ведь дух невозможно сильно скучал по всему этому, но не посмел показать монстру своих слабостей. Он, с болезненным тихим стоном поднялся на ноги и отошел на несколько шагов. -Знаю,- прохрипел он голосом, который за столько лет одиночества пропал,- Иначе ты был бы уже мертв. Ему не ответили, лишь улыбнулись, смотря неотрывно за тем, как юноша хромая ходит вокруг, оглядывая местность. -Я знаю это место. -Где же мы? Ньют резко повернулся, отчего голова закружилась, и он слабо покачнулся: -А сам не знаешь? Думаю, ты специально привел меня сюда. Это место, ты знаешь его. Что это? Урок? Трюк? Или мой больной разум переходит на новый уровень мучений?- слова давались тяжело, и он начинал задыхаться, вместе с тем теряя свое шаткое сознание, лишь руки, схватившие за плечи, помогли не упасть. -Я настоящий,- вновь повторил Том, заглядывая в опущенное лицо с неприсущей себе тревогой,- Ты здесь, потому что не смог бы больше прожить без него,- он качнул головой в сторону неба, и Ньют коротко глянул на Луноликого с немой просьбой освободить от оков этой жизни, но остался неуслышанным, как и всегда. -Это место для меня не значит ровным счетом ничего,- обращал Томас на себя потемневшие глаза духа зимы. -Тогда у случайности есть чувство юмора,- шепнул Ньют, искривив губы в грустной улыбке, все так же удерживаемый сильными руками. -Расскажи мне,- неожиданная для духа просьба. Ньют даже удивился сперва, неотрывно смотря в глубину топленого шоколада, ища подвох или насмешку – Кромешник был серьезен. Решив, что стоит принять правила этой неравной игры в откровенность, он захотел рассказать. Захотел до зуда в сердце и щемящего нетерпения. Ведь впервые перед ним ни болезненное видение, ни устрашающая фантазия. -Мы бывали здесь прежде с Минхо, много раз,- он крадучись пошел в сторону черной глубины леса, таящей самых диковинных тварей, и Томас ступил следом, ровняясь и с легкой улыбкой неотрывно смотря на ровный профиль,- Не знаю, почему именно это место. Может оно давало ощущение свободы нам обоим? Мне здесь прежде было хорошо. Не уверен, было ли когда-то и ему… -Вы были близки?- протянул он медленно. Ньют нахмурился больше, и на светлом лице появилось множество непривлекательных морщинок. Он не стал отвечать, вдаваясь в воспоминания, которые боялся пускать в свою голову, хоть и дорожил ими больше всех прочих. Самое прекрасное время он провел именно с ним. Самым несчастным Ньюта сделал именно он. Правда, сейчас это не имело смысла. Некоторое время они шли сквозь чащу, обросшую паутиной. Высокие вековые ели с зелеными верхушками снизу все обросли мхом, а сухие их ветки раскинулись во все стороны, преграждая путь. Почва мягкая, того и гляди утянет под землю – приходилось двигаться быстрее, чтобы не увязнуть. Лес молчал. Ни пения птиц, ни белки, бегущей по верхним ветвям, ни единого шороха. Мертвая тишина наводила на самые мрачные мысли даже самого Томаса, но тот не противился, интерес был сильнее иных чувств. Спустя некоторое время они вышли на узкую тропу. -Так куда ты ведешь меня?- пронзительным взглядом он сверлил узкую спину юноши, что вел за собой. -Тебе нечего бояться. Томас широко улыбнулся, а потом и вовсе пропустил сквозь губы пару веселых смешков: -Луноликий дает тебе силы, но едва ли свет луны проникает сквозь неприступные стены этого леса. В моих пещерах света больше, чем здесь. Ньют резко остановился, оборачиваясь. -В этом лесу живут твари намного страшнее меня,- его потемневшие в заточении глаза смотрели прямо на Томаса и тот был ими заворожен,- страшнее тебя, Кромешник. -Тогда,- он улыбнулся шире, увлеченный азартом,- как можешь ты утверждать, что нам нечего бояться, Ньют? Он сжал губы в узкую линию и отвернулся, возобновляя хромающий шаг. -Пока нечего. -О, я трясусь от страха,- насмешливо прошептал он, однако предательский холодок коснулся груди, когда где-то сбоку в гуще темной высокой травы раздался мелкий шорох – или же это заиграло воображение? – Король Ужаса смотрел по сторонам пристально и, растеряв весь свой озорной настрой. Вдали показался мелькающий огонек костра. Ночь, тихая и всепоглощающая, никак не уступала свои права яркому рассвету. Еще часа три, уж точно, этот неподступный лес не пустит в свои владения ярких игривых лучей. Томас не ждал рассвета, это время суток всегда было ему чужим, однако приход Солнца – чудесный повод сгинуть в сырые подземелья, ведь ему было, возможно, впервые неуютно в своем одиночестве сейчас. Ньют ушел. Он отпустил его к другим скитальцам, что нашли покой вокруг огромного кострища, а сам сел, облокотившись о сухое, повалившееся, должно быть, век назад, дерево, отвернувшись от слабых лесных духов. Те сидели по большей части в молчании, некоторые худощавые девицы в лохмотьях, словно одурманенные, кружились вокруг, растущего к самым верхушкам елей, пламени, некоторые медленно ходили из стороны в сторону с лицом полным скорби и растерянности, будто ищущие у себя в голове то, что давным-давно потеряли. Томас взглядом нашел Ньюта, тот также медленно ходил кругами, с детской заинтересованностью осматривая гостей шабаша. В лесной чаще раздались скрежет и долгое глухое шуршание, Томас напряженно заглянул в самую глубь темного царства в котором, по словам пленника, водились создания страшнее самого Короля ужаса и страха. Нелепо. Он все продолжал смотреть перед собой с выражением надменности. Нет, кто бы там не был, он не смеет быть кем-то бОльшим, чем Томас. Худощавые руки зашевелились, и их окутала черная дымка. -Проверьте,- велел он шепотом. Дымка скрылась в темно-зеленой траве и быстро поползла между сосен. Рядом приземлился Ньют, перелетевший через поваленное дерево морозным ветерком. В руках его была большая банка с содержимым безобразного желтого цвета, Томас даже спрашивать не хотел, чем это может быть. Молодой дух молчал, сидел совсем близко без опаски, и так же, как и Король, пристально смотрел в темную чащу, что таила множество немых тайн, на которые ответов знать, наверное, и не хотелось. Ньют, не глядя в сторону второго, просто протянул ему банку с неизвестным содержимым, не встретив никакого ответа, кроме как подозрительного, короткого взгляда, он сам отпил немного, показывая, что никаких дурных мыслей не преследует, лишь угощает. Том оставил сомнения и странно посмотрел на юношу – с ним никогда и ничем не делились, быть может, только обменивались, заключая неравные сделки. Сейчас это было ново и самую малость, возможно, приятно. Томас сделал смелый глоток. Секунда, вторая, и он с сильным кашлем выплюнул все, едва ли не пачкая свой черный плащ. Чужой кашель заглушал тихий озорной смешок духа зимы, тот был доволен словно нашкодивший домашний зверек. -Что это?- он повернулся к Ньюту, в глазах была претензия, и он был всячески готов выразить ее в самых страшных формах, но веселая улыбка на бледных красивых губах за короткие мгновения сводила недовольства к абсолютному нулю. Мальчишка засмеялся, демонстрируя белоснежную улыбку, щурясь и смешно скорчив нос, некоторое время спустя он все-таки решился ответить: -Наверное, ты просто не созрел для серьезных напитков,- украдкой, он искоса глянул на непроницаемое лицо Короля Кошмаров, продолжая свою опасную игру,- Все мальчики созревают в разное время, видимо, твое еще не настало. -Не забывайся,- Томас тоже позволил себе улыбнуться,- Ты здесь, со своими дружками, только потому что я разрешил. -Они не мои друзья,- Ньют прекратил глупо улыбаться, неожиданно становясь тем несчастным и загнанным ребенком, что предстал Королю в их самую первую встречу; выражение неотвратимой неизбежности и судьбы одиночки, это доставляло почти физическую боль, сжимая внутренности с титанической силой и выворачивая душу наизнанку. Кому выворачивая? Им обоим, вероятно. Их отношения с этим безнадежно холодным, огромным миром были до странного похожи. -Мне просто нравится быть здесь. Здесь я не чувствую себя лишним. Томас наклонил голову к плечу, смотря на полюбившийся ему профиль, и некоторое время ждал продолжения. Заметив это боковым зрением, дух повернулся к нему в ответ и молчаливо разглядывал его живое лицо, последние годы оно представало ему лишь мертвым месивом крови и ужасных, глубоких шрамов, теперь оно иное. Не такое, как всегда. И так намного лучше. Так он не винит себя в его смерти, так не наслаждается его смертью. Смерть не к лицу Томасу. Ньют облокотился на деревянную гладь, становясь еще ближе. -Посмотри, вон там,- указательным пальцем он показал на двух танцующих девушек, Томасу пришлось проследить за жестом, повернувшись. Король жил десятки веков и видел, действительно, многих красивых людей и все же назвал бы их особенно привлекательными. Длинные черные волосы почти касались щиколоток, бледное худое лицо с раскрасневшимися щеками, на губах блаженна улыбка, их обнаженное тело извивалось под, только им ведомую, мелодию зачарованного леса. -А теперь смотри внимательнее,- прошептал Ньют и Томас подчинился его словам, зимний маг правой своей рукой взметнул к небу – без посоха сложно было концентрировать волшебство, но у него с огромным усилием выходило – макушки деревьев расступились, пропуская белые лучи Луноликого. Томасу предстала истинная форма прекрасных нимф, что также вились вокруг костра. Их чудные пышные формы сменились на болезненную худобу, ребра оголены, на них обвисли бледные куски их же кожи, волосы, казавшиеся прежде шелком, были растрёпаны, улыбки сменились безумным оскалом, во впалых глазах было лишь черное безумие. -Полуночница и Полуденница,- рассказал Ньют все тем же заговорческим шепотом,- Две сестры, чью судьбы при человеческой их жизни посетило лишь горе. Первая сестра, младшая, была при жизни прекрасной девой, за ее сердце боролись множество юношей, но каждому она отказывала, ведь ее сердце принадлежало одному единственному, что и не знал об этой девушке, увлеченный лишь охотой и низменными забавами. К тому же был он женат на другой, имевшей знатные корни и хорошее положение. Но однажды ей, простой девушке, посчастливилось встретить этого достопочтенного господина на рынке. Он заметил ее, красивую обычную девицу. И это стало для нее самым большим счастьем. Одурманенная любовью, она провела с ним замечательный день, она и провела ночь, уверенная, что он искренне отнесется к ее чувствам, и будет с ней до конца времен. Был он, впрочем, лишь до конца рассвета. Месяца она не видела его. Но случай ей позволил увидеть его с женой, что, разумеется, была подле мужа и тремя детьми. Несчастью ее не было предела. Он прошел мимо, даже не замечая девушку, что в несчастье своем растеряла былую красоту и невинность. В тот день она потеряла и рассудок. Девушка подожгла дом любимого ночью, пока все спали, никто не выжил. А саму ее на следующее утро повесили,- Ньют тяжело выдохнул, переводя дух, лица его коснулось искреннее переживание,- Вторая сестра перенесла с большим трудом утрату, и лишь ее прекрасное дитя помогало не думать о несчастной доле сестры. С самого утра, прихватив ребенка с собой, она шла в поле работать, оставляла малыша поодаль и трудилась так, как многие мужчины не смогли бы. Все ради ребенка, семьи, что не смогла разрушить и гибель от чахотки ее мужа. В один особенно жаркий полдень что-то пошло не так. Она привычна посмотрела в сторону малыша и не нашла его взглядом. Долго, до самого заката она носилась по деревне, по всей округе леса. Звала на помощь, но не один ей не помог. А все та несчастная слава, что устойчиво закрепилась после подожженного дома. Несколько суток она не спала и не ела, плакала без конца и кричала. В головы жителей деревни проникла мысль, что женщина, лишившись всего, стала столь же безумна, как и ее сестра когда-то. Сомнения породили страх. И люди сделали то, на что только и способно испуганное стадо. Объявив несчастную ведьмой, они собрали огромной высоты костер. Она гордой оставалась до самого конца и на смертном одре молила лишь о том, что, если малыш вернется, пусть найдется добрая душа, что даст ему жилье и кров. Томас слушал безотрывно, смотря пристально на Ньюта. -Полуночница – дух женской мести, она ловила прежде своими женскими чарами неверных мужчин и душила в момент оргазменного нега, Полуденница же крала детей, оставленных беспечными родителями в одиночестве, а их же самих губила лучами полуденного солнца. -Они жертвы или убийцы?- осторожно спросил Король детского ужаса. -Не силюсь судить. Некоторое время они напряженно смотрели друг на друга, затем Ньют, сделав предварительно немалый глоток из банки, произвольно ткнул в следующего гостя шабаша. Сирин, а рядом с ним Алконост. Безумной красоты полудемоны-полудухи, царственные, с угольно-черным оперением и человеческими лицами, что внешне все же напоминали птичьи своими резкими чертами. У тех и всех прочих были свои витиеватые истории и трагичные финалы. Ньют с энтузиазмом и присущим только ему участием говорил о тех, что никогда не были ему друзьями, он даже не знался с ними. Он просто ведал истории. И сопереживал их горю всей душей, он не признавался, но не винил духов, что они стали именно теми после смерти, кем были. Ни Русалки с длинными зелеными локонами и острыми частыми зубами, ни коротышки Лешие, ни Водяные с длинными, опасными, словно бритва, когтями, не заслужили всего того, что происходило с ними при жизни. Озлобленные духи, что не нашли себе покой и никогда не найдут, убивали потому что им приказывала их оскорбленная и измотанная душа. -Ты возомнил, будто похож на них,- Томас нахмурился, в глаза ему не смотрели и это отчего-то злило,- Поэтому и спокоен в этом далеком от своей природы месте. -Луноликий не дал мне причины считать иначе. -Не проси ответов, Ньют, точно не у него,- коротко дух глянул на собеседника, и тут же отвернулся. -Только создатель может знать… -Мы сами создаем себя!- прошипел Король, обращая внимание не только Ньюта, но и духов у костра, впрочем, те быстро вернулись к созерцанию пламени,- Ты другой, Ньют,- сказал он уже мягче,- Не мстительный дух, но и не Хранитель снов. Ты – что-то совершенно исключительное. -Что же?- насмешливо поинтересовался мальчишка, фыркая себе под нос. -Я желаю, чтобы ты узнал это не меньше тебя самого,- шепнул он знакомым приторным тоном, слегка сокращая расстояние между ними, чтобы видеть, как и без того темные глаза превратились в черный необузданный омут. Когда контакт зрительный затянулся невозможно долго, Томас сам же и отстранился, повернувшись к гостям шабаша. -Ты жалеешь их. Несмотря на всю их суть, они – угнетенная невинность для тебя. -И мне все равно, что ты думаешь на этот счет,- нашел в себе наглости дерзить Ньют,- Я лишь ведаю их истории. Многие таковых не знают и, по незнанию своему, вешают ярлыки чудовищ. Томас красноречиво изогнул брови дугой, смотря на своего пленника насмешливо, что поначалу вводило юного духа в смущение от своего не понимания того, что же он хочет, но осознание свалилось на него непосильным грузом. -О, я понял,- протянул дух зимы, усмехаясь,- Нет у тебя никакой истории. Не сравнивай себя и их. Они жертвы бесчестной и подлой судьбы, ты же и есть творец бесчестия. Видишь, я тоже умею подбирать красивые слова!- дразнил он Томаса,- Ты и твои кошмары рушат детский мир, эти несчастные разрушены до основания сами – и это единственная причина того, кто они есть. Причина того, что есть ты – изощренное удовольствие от чужого страдания. -Ты не знаешь истории. -Потому что у тебя ее нет. -Вешаешь ярлыки чудовищ. С самой нашей первой встречи. Все твои выводы субъективны, мальчик,- Кромешнику нравилось наблюдать, как юноша с каждым словом выходит из себя все больше, начиная подскакивать с места и дергано теребить края своей изношенной кофты. -Называешь меня лицемером?!- Ньют пропустил слова сквозь плотно сжатые зубы. -Особенным, Ньют, ты же меня – чудовищем,- со сдержанной серьезностью произнес Бугимен, в голосе звучала досада, но иного отношения к себе он не ждал, то было бы наивной глупостью. -Ты – тот, кто ты есть, Томас,- умудрился он произнести имя, вложив все свое недовольство и пренебрежение,- Недавно ты хвалился, что сам создал себя. И вот он ты! Наслаждайся! Впрочем, ты это и делаешь. И невозможно мне поверить истории Короля Лжи и Страха, что любит свой этот самопровозглашённый титул бесконечно сильно. Поэтому то у тебя оправдания и нет, быть просто не может, не ищи его и не говори, что я предвзят к тебе. Ты сам создал себя монстром. Твоя судьба – не испытание, как их, нет… Ты наслаждаешься тьмой своего сердца и тем, как сильно могут ранить твои кошмары детские невинные души. Глаза юного мага заслезились, толи от того, что безотрывно все то время смотрел в саму мрачную глубь глаз напротив, толи от того, что на короткий миг сей чарующий ночи поверил в Кромешника, приблизился духовно к монстру настолько близко, что смог обжечься ядом, который тот безостановочно испускал. Ньют допустил, что в Кромешнике есть близкая ему суть и природа. Внезапно он вспомнил слова предводителя Хранителей, этот вопрос его не переставал преследовать:В чем твоя суть?
Неужели в том, что он, поддаваясь чарам Короля Ужаса, начинает принимать все происходящее и верить, что в абсолютной тьме есть доли света, что, как малый росток, может произрасти и в самом безнадежном мраке. Кромешник мгновения следил за Ньютом, непроницаемо, пропуская через свой разум все те жестокие слова, которыми его пытался оскорбить особенный мальчик. Оскорбления ли?- спросил себя Король,- Констатация? Его рука двинулась к светлому лицу с множеством хмурых морщинок столь быстро, что Ньют не смог бы увернуться. Скулы сжала стальная хватка до хруста. Дух болезненно взвизгнул, но не произнес больше ни звука, упрямо поджимая губы, не давая себе демонстрировать слабости. Томас вздернул нос, глаза сузились в недобром прищуре – он смотрел оценивающе, сам не понимая, что ищет в мальчишке, который совершенно не ценит чужой доброты. Дым расползался вокруг черными клубами сам собой, не слушаясь своего хозяина, из рук медленно текли потоки ледяного и самого черного тумана, добираясь до покрасневшего лица, проникая в рот, забираясь в нос, удушая юношу. Тот довился им, глаза расширись в испуге, рот открылся в надежде поймать хоть каплю воздуха, Ньют глухо захрипел, но не сумел выдавить и звука. Глаза на выкате, капилляры начали лопаться, обрамляя черноту роговицы красной паутиной. Он открывал и закрывал рот, заполненным кромешным дымом. Том в то время лишь с живым интересом наблюдал за тем, как собственные инстинкты убиваю то, что удивительным образом сумело стать ему дорого. Молодой мужчина качнул головой, отгоняя мысли, принимая решение, дым превратился в ничто так же быстро, как и появился, позволяя слабеющему духу полной грудью вдохнуть, а затем рвано еще с десяток раз. Лица его Томас не отпустил, сжимая ожесточенно скулы, на которых уже скоро появятся темные пятна. Дух приходил в себя и, слабо дернув того вперед, его взлохмаченную голову положили на плечо. Мальчик даже не сопротивлялся этой парадоксальной нежности со стороны мучителя, устраиваясь безвольной тряпичной куклой в объятиях монстра. -Вижу, клетка стала тебе дорога, малыш Ньют,- прошептал он в самое ухо, горячими губами касаясь ледяной кожи, руки его приглаживали белоснежные волосы на затылке, вторая рука крепко держала трясущееся тело. Ньют дрожал от поглощающей безнадёжности и вины перед самим собой – ему не следовало говорить всех тех ужасных вещей, он сам же хоронил возможность на лучшую жизнь для себя. Теперь его единственной перспективой было сгнить в холодных пещерах, без единого луча света, зараженный вирусом безумия он бы лишился рассудка окончательно, вернись туда вновь. -Никому…- говорил он хрипло и слабо, голос едва ли был слышим,- Ни одной твари я не желал смерти, кроме тебя. Томас на секунду замер, но затем с удвоенной силой возобновил ласковые движения ладони, его мягкие губы прикоснулись к виску, туда он прошептал следующие слова, улыбаясь в поцелуе. -Кроме меня,- согласился он,- И себя, Ньют. Он зарылся носом в душистые волосы, что пахли рождественским утром, заключая мальчика в тесное кольцо своих рук. Дух зимы всхлипнул и безмолвно зарыдал без слез, утыкаясь в плечо своего самого страшного демона, именно голосом Короля говорил его внутренний монстр и, кажется, сейчас он подчинен ему много больше, чем в самых своих ужасных видениях.-Как ты делал это? В своих фантазиях.
Сквозь негу обморочного сна, слышал Ньют голоса толи рассудка, толи своего Короля.-Голыми руками. -Безумно эротично.
Ньют очнулся только когда его растрясли чьи-то мягкие руки. Глаза не сразу смогли разглядеть привлекательное лицо с нездоровыми подглазинами, разум не сразу принял то, из чьих объятий ему бы не хотелось уходить, столь удобно было в них находиться. -Пойдем, Ньют, через несколько минут рассвет. Мы же не хотим, чтобы тьмы и холода коснулось жаркое солнце. Ньют, опираясь о протянутую ладонь, поднялся с мокрой земли. Плотно прижавшись к телу темного Короля, с первыми лучами солнца они оба испарились в черном тумане, оставляя за собой потухший, но еще дымящий белым взметающимся пеплом, костер, банку с безобразной желтой жижей и болезненный незаконченный разговор. Кажется, обиды они тоже оставили, но, как бы не хотелось, грязный осадок из грубых слов еще не скоро вымоется из бездонного сосуда души. Дни текли один за другим. Ночь сменялась днем, но это ровным счетом ничего не значило тут, внизу, в королевстве мокрых стен и тяжелого, давящего невидимым грузом, воздуха. Король нечасто сам появлялся в своих владениях, проводя много времени на поверхности, чему юноша в глубине себя завидовал, в такие дни их встреч пленник следовал за Королем по пятам молчаливой и ненавязчивой тенью, как бы напоминая, что все так же остается здесь, несмотря на свободу воли, которую внезапно ему подарили. В клетку с тех пор он не возвращался, хоть и был уверен, что его наказанием будет повторная терапия безумием. Но, кажется, его наказанием стало это тяжелое молчание. С того времени они не говорили, и это давало свои плоды с привкусом горечи, Ньют, действительно, начинал считать себе виноватым в чем-то неизвестном ему самому. В жестокие слова он до сих пор верил и не сожалел о них, убийства монстра в фантазиях он давно принял, так что же могло так терзать его нутро, с каждым новым взглядом на безразличное лицо Томаса. Он не понимал себя. А Король, приходя на короткое время в свой неуютный дом, то рылся в старых свитках, то в задумчивости проводил время в тронном зале, Ньюта будто снова не существовало. Будто теперь он исчез не только для всего мира, но и для Кромешника. Так и тянулись безнадежно долгие дни в одиночестве. Томас сидел на царском троне полулежа, раскинув ноги в стороны, и о чем-то напряженно думал вот уже час, смотря в потолок. Мальчишка все то время был в другом углу большой залы, не прекращая смотреть на Короля, ловя каждое малое движение, рваный измученный вздох или же безмолвный шепот еле шевелящихся губ. Даже не думай, в его мыслях нет тебя… Тот противный голос вернулся вот уже несколько дней назад и с тех самых пор не прекращал кидать грубые остроты о том, что бедному пленнику доставляем извращенное удовольствие своя невольность. Однако голос не требовал бежать, напротив. Ньют поднялся на ноги, сам не до конца понимая, что сейчас собирается предпринять, голос ускользающего рассудка о чем-то бесконечно болтал, он не слушал его, как только юноша приблизился к пьедесталу совершенно близко, голова перестала гудеть вовсе, испугавшись Короля Ужаса. Голоса боялись, Ньют – нет, ощущая подобие благодарности за то, что сейчас не заточен во мраке. Ньют сел у ног молодого мужчины, что и не шелохнулся, мгновения поразмыслив, он принял абсолютно бездумное решение облокотиться на чужое колено. Они долго так сидели в уже не таком давящем молчании, пока светловолосой головы не коснулась ладонь, даря мягкие поглаживающие движения. Ньют вздрогнул, отрывая голову от колена, и сверху вниз смотря на своего Короля. Тот предлагал ему то, о чем мальчик мечтал всю свою долгую жизнь: его слышали, к нему прикасались, и дух зимы смел наслаждаться этим. -Прости меня,- едва ли было слышно слова из белых губ Кромешника. -О чем ты?- не сумел сдержать взволнованности дух, допуская в голову самые страшные предположения, напряженный взгляд цвета темного шоколада вернулся к потолку,- Томас? -Я ведаю историю, Ньют. Твою. Извини. Ньют резким рывком отстранился, хмурясь, и требуя скорее объяснить. -Мне не стоило этого видеть…уж точно не раньше тебя. -Как?- растерянно пролепетал юноша. -Я хотел убедиться сам…- говорил он в потолок, не желая видеть возмущенное детское личико. -Нет, ответь! Как?- вскрикнул мальчик, поднимаясь на ноги. -Детские зубки хранят воспоминания,- посмотрел он косо на Ньюта, точно зная, что эта новость не обрадует его,- Среди прочих я нашел твой. -Прочих? -Да. Ньют быстро заморгал, прерывисто и коротко дыша, как бывает, когда пытаешься обуздать гнев, что смешался в горький коктейль с досадной обидой. Руки мальчик воинственно сжал в кулаки. Когда демон поднялся с трона, он ринулся на него, всеми своими силами толкая в грудь, но это возымело малый эффект, его тут же схватили за плечи, сжимая их крепко, но нисколько не болезненно. И невозможно было вырваться. Мальчик и не хотел. Смотря, готовыми расплакаться, большими глазами. -Почему они до сих пор у тебя? -В уговоре о них не было речи. -Обманщик!- закричал Ньют, но тут же прикрыл рот, видя, как недовольно сверкнули глаза монстра. Мальчик весь поник, опустив глаза к полу. -И что же…- Ньют бормотал, стараясь звучать равнодушно, но это было невозможно, прямо перед ним стоял тот, кто ведал ответы на все тайны,- что ты увидел? -Нечто особенное, - улыбнулся он в ответ. -Покажи мне,- просил юноша, сам приблизившись вплотную, на одном уровне заглядывая в кромешно-черные болота его утопических глаз. Томас слабо качнул головой в согласии, и это заставило Ньюта выдохнуть с невероятным облегчением, он и не представлял, как был напряжен все это время. Но следующее, что произошло, парализовало все тело с новой, прогрессировавшей силой. К его лицу медленно наклонились, он и не подумал, что в тот момент возможно отстраниться – нет, только не сейчас. Верхнюю губу обхватили зубами, кусая до крови. Неприятно не было, вкус железа на губах был щепетильно приятен, привносил деликатной ситуации привкус желанной боли и горечи. Ньют приоткрыл губы, несколько испуганно вздыхая, из полуопущенных ресниц наблюдая за Королем так близко, как не делал никогда. Длинные ресницы, кидающие тени на, и без того контрастирующие с серой кожей, темные круги под глазами, родинки, что так неуместно появились на лице Кромешника, худые скулы, к которым опасно было прикасаться, ведь вероятность, что ты обрежешься столь велика, но касаться хотелось – завороженно молодой дух изучал все это великолепие, окончательно теряясь в ощущениях, реальность пропала для него. Ньют тяжело вдохнул через приоткрытый рот, непроизвольно потянувшись вслед за Кромешником, что резко отстранился, приостанавливая касание, что лишь косвенно назвать было возможно поцелуем. -Потом…- спутанно затвердил Томас,- Я покажу тебе все потом. Позже. Не сейчас. В облаке дыма он исчез, оставляя Ньюта в искреннем непонимании стоять посреди залы в одиночестве, что было для него самым большим кошмаром. Он и его внутренняя тьма, что уже начинала навязчиво шептать, остались наедине без единого ответа. Ждал сотни лет и еще подождешь? А вот ни черта это так не работает. -Томас… Ньют вертелся по сторонам, сам понимая, что никого вокруг не увидит, но никак не желая в это верить. Вокруг рук, а затем и всего хрупкого тела начала собираться магия, иссушая сам воздух, морозный ураган вырвался закрученными вихрями, сокрушая в щепки всю, стоящую по углам, немногочисленную мебель. Увесистый трон качнулся, но так и не рухнул со своего пьедестала. -ТОМАС,- крик, отразившись от стен, убежал к высоченным потолкам. В ответ могильная тишина. Ньют протер, заслоненные влажной пеленой, глаза и качнулся, едва не падая от того, что силы физические утекали вместе с порывами ледяной магии. Не глядя в сторону высокого трона, юноша резко махнул в его сторону рукой и тот, разбившись о каменную стену, расщепился на множества частей, это вызвало короткую довольную улыбку. А после темнота поглотила юношу, перенося в беспокойный мир снов. Тело с грохотом повалилось на пол.