Respira

— Дыши, Хиро, — шепчет Тадаши, прижимая к себе содрогающееся тельце семилетнего брата. Тот хлюпает носом, не в силах совладать с подступающими к горлу рыданиями. Боль в сломанной руке растекается по телу расплавленным свинцом, тяжко отдает в голову и, кажется, становится сильнее с каждой новой секундой. Хиро страшно. Он не решается опустить глаза, чтобы посмотреть на свою онемевшую конечность, наспех обмотанную цветастым тетушкиным платком. Теоретически он понимает, что только что произошло — нарушение анатомической целостности кости под воздействием внешней силы. Слишком просто для юного гения и слишком пугающе для семилетнего ребенка, которым Хиро и являлся, несмотря на свой не по годам развитый интеллект. Не справившись с управлением новенького, совсем недавно подаренного тетей Кэсс велосипеда, мальчик еще в полете рассчитал вероятность получения травмы при падении на большой скорости. Перед его глазами успели пронестись картинки белых бинтов и простыней, строгих людей в халатах и прочих ассоциаций с малоприятным медицинским термином. Юный Хамада уже приготовился выть от скуки, валяясь обездвиженным на больничной койке, однако все заранее пошло не так, как он себе представлял. Как выяснилось, Хиро был неплохо осведомлен о природе явления, но абсолютно не готов к его последствиям. Первая вспышка боли пронзила тело Хамады с такой силой, что тот решил, что умирает. Перед глазами прыгали искорки, в ушах гудела кровь, а сам Хиро, проехавшийся по шершавому асфальту, словно кусок сыра по терке, неподвижно лежал на земле — не жив и не мертв. Боль буквально фонтанировала из пострадавшего предплечья, перетекая в плечо, а из него — в грудную клетку. Сквозь пелену накативших слез мальчик различил силуэт старшего, ринувшегося на помощь и глядящего так, будто это его кости сейчас так пугающе треснули под тяжестью удара. — Т-Тадаши… Рациональное восприятие в мгновение улетучилось, а его место заняла самая худшая, самая пугающая мысль, которая только могла прийти в голову вундеркинда. «Каково же будет Тадаши, если Хиро, его единственный на свете брат, вот так глупо, не сказав ни слова напоследок, отправится на небо к папе и маме? ..» От этого внезапного осознания мальчику стало настолько больно и горько, что он не выдержал и разревелся в голос. Тадаши дрожащими руками достает из кармана пачку бумажных салфеток. Касается лба Хиро теплой заботливой ладонью и стирает слезы с его распухших щек. — Тише, малыш. Вот так. Вдох-выдох. По мере того, как размокает салфетка, а у Тадаши иссякает запас утешений, Хиро удается выровнять дыхание. Он продолжает тихонько плакать и цепляться здоровой рукой за футболку брата, но с каждым вздохом ему становится ощутимо легче. Он втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, и прохладный кислород наполняет его грудь, даруя странное облегчение, граничащее со спокойствием. — Тадаши… Мальчику хочется быть храбрым, как старший брат. Храбрым и сильным, чтобы стерпеть любую боль, даже такую, от которой мутнеет перед глазами и тянет тошнить. Тадаши не так много лет, но тем не менее, он собран и гораздо лучше контролирует ситуацию, нежели их тетя Кэсс, в панике набирающая номер скорой. — Потерпи еще немного, Хиро. Сейчас приедет доктор, и тебя подлатают. Мальчик сглатывает застрявший в горле вязкий комок и поднимает глаза на брата. В его голосе звучит мольба, когда он тихонько выдавливает: — Обещай мне, что если я погибну, ты не умрешь от горя. — Что? *** — Что? Тадаши, с завидным увлечением травящий очередную байку из детства, останавливается, чтобы смерить опешившего Хиро лукавым взглядом. Тот стоит, застыв посреди захламленного гаража, вскинув брови, и изо всех сил старается скрыть свое смущение. Однако даже отточенный сарказм оказывается неспособен затмить его алеющие щеки, и младший понимает это, демонстративно отворачиваясь и вновь принимаясь за уборку. — Клянусь тебе, так все и было, — посмеивается Тадаши и протягивает руку, чтобы потрепать младшего по макушке, — А потом кое-кто снова расплакался и не успокаивался до тех пор, пока ему не дали леденец. — Да мне тогда семь лет было, бро! Ты бы меня еще в пеленках вспомнил, — нарочито ворчливо парирует Хиро, уворачиваясь от его ладони. Внешне асоциальный, излишне серьезный, не привыкший к долгим телесным контактам, Хиро мало кому доверял так, как своему старшему брату. И хотя даже теперь могло показаться, что мальчишке досаждают попытки Тадаши вытрясти из него юмор, все обстояло совершенно иначе: Хиро, хотя и сдержанно, но совершенно искренне наслаждался происходящим. — Будь уверен, найдется еще множество историй, которыми я смогу тебя шантажировать. Не выдержав убийственного взгляда в исполнении младшего Хамады, Тадаши начинает смеяться, и тогда ему в лицо прилетает мокрой, пропитанной пылью и гневом тряпкой. Хиро же медленно отступает вглубь гаража и сжимает миниатюрные кулачки, демонстрируя готовность отстаивать свою честь всеми возможными способами. Сбросив с себя снаряд противника, Тадаши с каменным лицом хватает со стола пульверизатор для цветов, принимает боевую стойку: — Ну, мелочь, ты напросился. Это война! — и бросается в атаку, на визжащего от ужаса и восторга Хиро. Так, за уборкой в гараже-мастерской, совместным просмотром фильмов и поглощением кулинарных шедевров тети Кэсс, братья Хамада проводили последние дни своих летних каникул. И ничто не предвещало беды вплоть до наступления нового учебного года.