***
— Мария, Елизавета. Мария, Елизавета, — крутилось у неё в голове всё с большим темпом, не обращая внимание на окружающую действительность. Анна смотрела в окно, вглядываясь в очертание города на фоне голубого неба, позабыв о настоящем. Вот-вот должен был вернуться из санджака шехзаде Мурад. По этому поводу обещалось больше празднество, заставив Болейн приехать из своего дворца. Нурбану с утра не могла усидеть на месте, ожидая всем материнским сердцем увидеть своего сына. Всё это время гостья терпеливо молчала, боясь вызвать раздражение хозяйки дворца. Хасеки как раз смотрелась в зеркало, когда в дверь внезапно постучали. — Войди, — крикнула она, поправляя волосы. В комнате показалась калфа, растерянно оглядываясь по сторонам. Анна сразу поняла — дело неладно, поэтому женщина медлит с началом разговора. Она поднялась, встав рядом с подругой, готовая, если что, принять удар и на себя. — Шехзаде прибыл в дворец, султанша, — напряженно произнесла рабыня. — Нужно встретить его, — Нурбану было направилась к выходу, но голос подруги остановил её. — Подожди, что случилось? — брюнетка сузила глаза. — Говори! — Шехзаде приехал не один, — замялась девушка, теребя пальцы рук. — Не один? С кем же тогда? — лицо Хасеки отныне определенно выказывало беспокойство. — Его сопровождает наложница. Беременная наложница. — Ну, что же… Пойдёмте увидим эту женщину, — обреченно вздохнула венецианка и быстрыми шагами направилась прочь.***
Солнце светило прямо в глаза, ослепляя и, тем самым, не давая хорошо рассмотреть происходящее, но ей как-то это удавалось, ибо интерес захватывал её всё больше. Шехзаде слез с белого породистого коня и в данный момент обнимал отца, который просто светился от счастья и гордости. Затем его к груди прижала Нурбану, около минуты, не выпуская из объятий, потом дело дошло и до сестёр. Всё это время Анна стояла чуть поодаль, внимательно наблюдая за эмоциями каждого. Внезапно Мурад подошёл к карете и вывел оттуда за руку русоволосую девушку с заметным животом и короной на голове. Ровно в ту же секунду лицо султанши стало бледными, а побагровевшие губы поджались со злостью. Да, эта рабыня была амбициозна, нельзя было этого не заметить — гордая осанка, огонёк в глазах и снисходительная полуулыбка. Поклонившись всей семье, она отошла чуть поодаль и замерла. Мурад обвел глазами всех собравшихся и, завидев незнакомое лицо, покосился на Болейн, думая, вероятно, что это новая наложница отца. Заметив это, Нурбану подошла к подруге и встала рядом с ней. — Это наша гостья из Англии. Анна Болейн. В ответ брюнетка слегка поклонилась. — Очень приятно, — улыбнулся Мурад, заложив руки за спину. — И мне, шехзаде. Возвращались во дворец долгой вереницей — Селим и Мурад что-то ожесточено обсуждали, Нурбану, Анна и Сафийе следовали чуть поодаль, каждая сдерживая свои настоящие мысли и эмоции. За ними двигались и султанши. Хасеки почему-то факт появления наложницы у сына огорчил, хотя все произошло так, как и должно было — династия османов обязана продолжаться и увеличиваться. — Кто ты по рождению? — не выдержала англичанка, разглядывая чуть сбоку рабыню. — Албанка, госпожа, — сладким голосом пропела она. — Я из небольшой деревушки Рези. — Как же ты тогда попала в гарем шехзаде? — На деревню напали, а меня выкрали, затем увезли на невольничий рынок. Но Аллах был добр ко мне — меня заметил Мурад и забрал к себе. Теперь я всем сердцем жажду подарить сына за его щедрость. Анна с прискорбием поджала губы, припоминая события из своей прошлой жизни, связанные всё с тем же стремлением. Когда-то и она с такой же уверенностью говорила о будущем, представляя себя к тому же королевой-матерью. Да что говорить. Все девушки, попавшие в мир власти, пытаются её сохранить как можно дольше. Не исключением была и даже святая Екатерина Арагонская. — К чему такая уверенность, хатун? — с нескрываемым раздражением вмешалась Хасеки. — Мы все надеемся на лучшее, султанша, — без тени обиды ответила Сафийе. — Я надеюсь порадовать и вас внуком. — Дай Аллах тебе пронести эту стойкость, — хмыкнула Нурбану и ускорила шаг, оставив наложницу чуть поодаль. — Ты слишком строга к ней, — прошептала Болейн специально по-английски, смотря по сторонам. — В неё слишком много высокомерия. Да еще и корону нацепила раньше времени. Меня бы Хюррем Султан быстро приструнила. — Будто бы мы не были такими. Амбиции, — ухмыльнулась Анна, покосившись на подругу. — Моя личность — подтверждение тому, как можно переоценить свои силы. — Ты изменилась. Неужто наша страна так повлияла на тебя? — Боюсь, что это возраст, госпожа. Произошедшее заставило меня с другой стороны посмотреть на все то, что я совершила. Бог не зря провел меня через всё это, но более я благодарна ему за то, что он послал мне вас. Хасеки провела по плечу собеседницы, довольно улыбнувшись и двинулась дальше, наблюдая за сыном и мужем. — Я устрою празднества в гареме в честь этого прекрасного события — скорого рождения внука и раздам золото. — Вы очень добры, султанша, — промурлыкала ей в спину Сафийе, поклонившись.***
Коридоры дворца заполнились смехом, довольными голосами и приятной музыкой. Фигурки наложниц сливались в танце, пока Нурбану, попивая щербет, следила за ними. Она гордо восседала на диване, рядом на подушках по правую руку сидела Анна, затем дочери, а слева сидела Сафийе, обхватив ладонями живот. Всё это время внутри англичанки расстилалась необъяснимая тоска — вокруг неё веселье и счастье, а она будто не здесь. Ей не было ведомо то, что происходило в данный момент в Лондоне, и от этого становилось беспокойнее. Вчера Болейн прочитала письмо Кромвеля, описавшего во всех подробностях царствование Марии. С приходом истинной католички все государственные деятели протестантской веры были высланы подальше от столицы, в том числе и бывший Канцлер. Он основался в фамильном доме, посещал двор Анны Клевской. У него все еще оставались шпионы во дворце — от них и получал необходимые сведения, сообщая в скором времени женщине. К её великому сожалению Екатерина Парр умерла при родах, оставив ребенка на попечение Сеймуров, влияние которых, кстати, заметно поубавилось. Единственное, что радовало и одновременно занимало её разум — несчастливый брак бывшей падчерицы с испанским королем. Томас доносил, что когда-то смиренная, приятная на лицо принцесса стала замкнутой, нелюдимой, заметно постарев от переживаний. Говорили, что она понесла, но тут же это оказалось её личным желанием, выливавшимся в болезнь. С каждым днём её здоровье ухудшалось, покуда король испанский не бросил жену и не вернулся обратно на родину. Предвкушение скорой кончины заставляло Анну еще более бояться самой себя — она снова желает смерти испанке, занявшей трон. Отчего и молилась в два раза больше, стерев колени. Вот и сейчас чуть ли не через каждое предложение в голове повторяла обращение к Господу. — Вы выглядите уставшей, госпожа, — её раздумья прервал знакомый голос. — Что? — Болейн повернулась в сторону Шах. — Вам не хорошо? — повторила свой вопрос девушка с искренней обеспокоенностью. — Ах, нет. Всё хорошо, — соврала женщина, слегка приподняв уголки губ. Внутри всё больше начинало дрожать сердце, не соглашаясь отдаться спокойствию. Однако вскоре её отвлекла вполне захватывающая картина — Эсмахан и Гевхерхан, будучи султаншами по рождению, косились на Сафийе и её наряд, кричащий о том, что она хочет присоединиться к династии. Сжав губы, они кидали возмущенные взгляды на наложницу, видимо пытаясь придумать нечто каверзное. В определенный момент их попытки заметила Нурбану. Округлив глаза, она кивком головы намекнула не уподобляться глупым рабыням. В следующую секунду переглядки закончились — к Хасеки подлетела Джанфеда и с волнением начала нашептывать ей на ухо важные вести. Лицо женщины стало серьезным, но не удрученным. Она наклонилась к Анне, вызвав у нее небольшую паническую атаку. — Селим приказывает нам явиться к нему. — Что-то произошло? — Не знаю, — Нурбану поднялась с места. То же самое проделали и остальные женщины в знак уважения её статуса. Проходя мимо, она что-то прошептала Шах — возможно по поводу проявления своих эмоций по отношению к Сафийе. Как никак султанша была самой старшей дочерью, выделяясь подчеркнутым спокойствием и непредвзятым разумом. Анна последовала за ней, сложив руки в крепкий замок от подступающей паники. Венецианка шла с нарочитой уверенностью — это был её дом, её владения, ничто ныне не могло угрожать ей. Стражники вмиг пропустили их в покои к султану, и их взору предстал хозяин комнаты и шехзаде, стоящий чуть поодаль. Их лица были сосредоточены, отчего тело Болейн затрепетало с новой силой — быть может они готовились уничтожить её плохой вестью? — Повелитель, шехзаде, — женщины присели в поклоне, став в линеечку. — Вы пришли как раз вовремя, — со всей серьезностью произнес Селим и присел на край огромной кровати, занимавшей большую часть комнаты. — Некоторое время назад пришла новость, которая вот-вот может изменить расклад сил во всём мире. Анна невольно выпрямилась, ощутив, как внутри всё похолодело от страха перед сказанным. Нурбану тут же накрыла ладонью руку подруги, оказывая посильную поддержку. — Вчера ночью скончалась от продолжительной болезни Мария Английская. Теперь трон принадлежит вашей дочери по праву наследования, — губы мужчины расплылись в довольной ухмылке. — Господь, ты милостив, — произнесла на родном языке брюнетка, но тут же опомнившись, продолжила на турецком. — Не страшная ошибка ли это? — Нет. Мои люди всегда говорят правду. Отныне вы можете вернуться в Англию. — Непременно. Завтра утром отправлюсь в путь, — улыбнулась женщина, сдвинув брови от сонма летающих мыслей в голове. На самом деле, она до конца представить себе не могла, что произошло и как это может отразиться на её дальнейшем существовании. И всё же пыталась воззвать к своей силе воле достойно пережить эту новость. — Я хочу сказать это в присутствии моей жены и сына, будущего султана Османской империи, — Селим резко встал, заложив руки за спину, и направился к собеседнице. — Я надеюсь, что по прибытии в Англию, вы сделаете всё возможное, чтобы укрепить союз двух сильных империй. Нас объединяет важная вещь — общий враг в лице Папы Римского. Поверьте мне, что он обязательно еще оспорит царствование вашей дочери. — Я вас поняла, — кивнула головой Анна, прекрасно понимая, к чему клонит султан. Стоит не согласиться, и она навечно останется здесь без возможности увидеть Елизавету. Нурбану здесь никак не поможет. Впрочем, брюнетка не видела ничего плохого во влиятельном друге в лице Османской империи. — Уверена, что мы найдем поддержку друг в друге. — Примите мои поздравления, — учтиво сказал Мурад, сделав небольшой шаг вперед. — Аллах вознаградил нас за терпение, — улыбнулась Хасеки, положив руку н плечо подруги. — Отныне ты обретешь заслуженное спокойствие в стенах дворца. — Аминь, — ответила Болейн, не ощущая от внезапно подступившего счастья своего бренного тела.***
На утро всё было готово. Женщина сидела на полюбившемся ей диване, сжимая в руках платок — свидетеле её побед и поражений. Когда-то будучи ещё в Париже при дворе королевы Клод, она вышила золотыми нитями свои инициалы «А.Б.». В трудные времена она вглядывалась в них словно силясь вспомнить своё настоящее имя, ведь от её семьи осталось лишь воспоминание. И вот снова она возвращается в Англию издалека с трепещущим от волнений сердцем. Как примет её собственная дочь? В комнату тихо вошла Малике, с интересом оглядывая хозяйку, на которой всё также было тёмное закрытое платье и платок, спускающийся по тонким плечам. — Сядь ко мне, — приказала Анна и повернулась корпусом к наложнице, как только та опустилась на место. — Я хочу поблагодарить тебя за службу. Ты всё это время была предана мне, научила меня языку. Я бы хотела оставить память о себе. В руках женщины возникла коробочка, в глубине которой лежало небольшое ожерелье из зеленых камней. Девушка округлила глаза, не веря тому, что видит. — Госпожа, этот подарок слишком дорог для меня, — ахнула она, посмотрев на собеседницу. — Нет-нет. Преданность и великодушие должны быть оценены по достоинству, — Анна положила на ладонь Малике шкатулку и подбадривающе улыбнулась. После тихо встала, напоследок оглядела комнату, ставшую ей кровом в этой стране, и вышла в коридор, всеми силами пытаясь запечатлеть в памяти образ дворца. Шагая размеренно, она направлялась навстречу новой жизни в качестве королевы-матери царствующего суверена в Англии, ровно, как и политике, сплетням и выбору. Проходя через гарем, брюнетка на секунду остановилась, вспоминая хорошие и плохие моменты, связанные с этим местом; девушки застыли в поклоне, отдавая последнюю дань уважения. На улице уже вовсю ждали венценосные обитатели дворца — даже сам султан вышел проводить гостью. Анна с благоговейной улыбкой направилась к собравшимся, пока укладывали все её многочисленные вещи в повозку. — Благодарю вас, Повелитель, за вашу милость. В течение такого долгого времени я жила у вас, не зная горестей и печалей, — женщина поклонилась. — Я благодарна вам. — Я рад это слышать, госпожа Болейн, — Селим улыбнулся, заложи руки за спину. — Надеюсь, что ваша дорога будет быстрой и легкой. Также я надеюсь и на хорошие отношения между нашими государствами. — Я помню о данном мною обещании, — кивнула головой собеседница, прекрасно понимая, что султан не выпустил бы её из страны без этих слов. Спасибо Богу, что не додумался до подписания договора. — Пусть в вашей стране царит спокойствие, — произнес Мурад. Только сейчас англичанка заметила, что он неимоверно похож на свою мать. — Аминь, шехзаде. — Мы приготовили кое-что для вас, — Шах заговорила от лица сестёр, держа в руках шкатулку. Она была намного больше той, что брюнетка отдала Малике. — Пусть наш подарок напоминает вам о нас. Султанша открыла коробочку, в которой лежало колье из жемчуга вместе с серьгами — они будто светились, отдавая приятным оттенком свежего молока. — Знаем, как вы любите жемчуг, госпожа. — Боже мой, какая красота! — ахнула она, разглядывая подарок. — Благодарю вас! Поочередно обняв девушек, брюнетка оказывалась всё ближе к своему экипажу. Оставалась лишь наложница шехзаде и сама Нурбану. — Хорошей вам дороги, госпожа, — произнесла Сафийе и потупила глаза, словно боясь сказать что-то лишнее в присутствии свекрови. Женщина слегка улыбнулась в знак признательности за слова и замерла. — Анна… — прошептала еле слышно Хасеки, в глазах которой вот-вот должны были появиться слезы из-за скорого отъезда подруги. — Мне так будет не хватать тебя. — Султанша, вы сделали для меня больше, чем, пожалуй, моя собственная семья, — Болейн взяла ее за руки. — Если вы бы знали, как сильно я благодарна вам! Вы спасли не только меня, но и страну. Я не знаю, что могу сделать для вас. — Всё, что я сделала, то было зовом моей души, а не хитростью. Поэтому просить взамен ничего не считаю нужным. Да и как я могу делать это по отношению к моей сестре? — в следующую секунду венецианка крепко обняла собеседницу. — Прости меня за тот разговор, я не должна была сомневаться в тебе. Обещай, что приедешь ко мне хотя бы еще раз. И береги, береги себя. Вас ждёт нелегкий путь. В ответ Анна еще крепче обняла Хасеки, уткнувшись носом ей в шею — божественный аромат масел, перемешанный со стамбульским запахом. Вот бы не забыть его, пронести сквозь всю свою жизнь. — Я положила тебе с собой ткани, платья и украшения, которые тебе полюбились. Кое-что и Елизавете. Передавай ей моё почтение, — продолжила Нурбану, шепча ей на ухо. — И пиши, пиши, пожалуйста, почаще. Хоть каждый день. Я буду рада, как и мои дочери. — Хорошо. Будь здорова и счастлива. И не будь так строга к Софии. Она просто пытается быть похожей на тебя. Султанша посмотрела на Болейн, пытаясь сохранить её образ со всеми деталями в голове. Так мучительно отпускать женщину, ибо она уже привыкла к мысли, что та живёт совсем недалеко. И всё же это необходимо — в Англии её ждёт дочь, на чьи плечи взвалилось бремя власти. Анне помогли сесть в карету и она, помахав семье в окошечко, двинулась в сторону пристани, где её ожидало судно для переправки на Родину. Проезжая в последний раз по улочкам Стамбула, она уже заранее тосковала по нему, так как полюбила всем сердцем и душой. Он принял её как свою, отогрел после затяжной зимы, и женщина была благодарна ему. Перед отъездом она написала дочери и Кромвелю, чтобы предупредить их о своём скором появлении в замке. Но внутри неё всё клокотало — брюнетка понятия не имела, как двор встретит её, ведь она умерла для всех, канула в лету. Всё время в путешествии она стояла расхаживала по кораблю, вторя своим хаотичным мыслям в голове. Когда же прокричали с палубы, что уже виден Лондон, то внутри Болейн всё еще более заклокотало. Поднявшись с места, она вышла на свет — и правда, они плывут по Темзе и вот-вот причалят к городу. — Один миг, и вы окажетесь на земле, мадам, — произнес капитан судна. В ответ Анна кивнула и вперилась глазами в горизонт. Мужчина не соврал, и уже через короткое время корабль дернулся и замер. Доска протянулась между судном и причалом, и женщина мелкими шагами спустилась. На земле её ждала карета, а перед ней стояло двое солдат. — Мадам, разрешите сопроводить вас до дворца, — он подал ей руку. — Её Величество приказала. — Хорошо, — кивнула головой Болейн и исчезла в глубине экипажа. Проезжая по улицам Лондона, она будто потеряла дар речи, ровно, как и пульс — последний раз женщина бежала отсюда с тлеющей надеждой однажды вернуться. Теперь ей не угрожает король, но всё же она чувствует непонятный трепет перед встречей с собственной дочерью. Вдруг за это время ей Бог знает, что влили в голову — мать её бросила, оставила на произвол судьбы. Анна написала столько писем Елизавете будучи в Стамбуле, но не могла отправить, ведь они могли навредить ей. И теперь она везла их в сундуке, чтобы рассказать девушке правду. Генрих ушёл, умер так быстро, не дожив до старости, но при этом нагрешил на век вперёд. Новая королева должна приложить намного больше сил, чтобы вытащить страну из затяжной депрессии. Болейн же не знала, как воспримет ее воскрешение народ, ибо не может же она сидеть в замке постоянно? Столько вопросов без точного ответа в голове. Наконец, карета въехала на территорию дворца. Всё так же, только вот серости и тревоги стало меньше. Анна громко вздохнула, вспоминая, как это место пробудило в ней чувство к королю, а потом забрало его вместе со спокойствием. Экипаж резко остановился и послышались многочисленные мужские голоса, затем дверь отворилась и в глаза хлынул свет от выбившегося из-за облаков солнца. — Прошу вас, — произнес всё тот же стражник. — Благодарю, — женщина спустилась вниз, держа его за руку. Теперь она готова войти внутрь. Поднявшись по ступеням, брюнетка на секунду закрыла глаза, вдохнув родной воздух, и переступила порог замка. Вот-вот должна была состояться коронация, поэтому все слуги с завидной скоростью бегали по коридорам, вывешивая флаги Тюдоров, где красовались белая и красная розы, и начищая убранство. Снова тяжелые двери отворяются перед ней, и Анна заходит в зал для приёмов — когда-то она и король сидели на тронах, не боясь выказывать переполняющую их любовь, а теперь там есть место лишь для одного человека. — Госпожа Болейн, — послышался знакомый голос. Из-за угла вышел Томас, на плечах которого красовалась цепь Канцлера. Седина коснулась висков и взгляд был уставшим, однако это скорее добавляло ему мудрости — Мистер Кромвель, — в знак приветствия улыбнулась женщина. — Вижу, что вы снова обрели положение при дворе. — Вашими молитвами, — собеседник подошёл ближе. — Вы прекрасно выглядите. Бывшая королева и правда излучала свет, несмотря на то, что на ней было закрытое черное платье с большой золотой брошью по середине и чалма на голове, превращаясь в платок, спадавший на плечи, а в ушах красовались диковинной формы серьги. Он был готов поклясться, что так Анна выглядела во множество раз достойнее, чем в тех платьях с открытым декольте. — Благодарю. Воздух Стамбула благоприятным образом отразился на мне. Итак, королева уже успела возвести вас в Канцлеры? — мужчина показал Болейн на коридор, ведущий в сторону покоев суверена. И теперь они направлялись именно туда, чтобы оповестить Елизавету о приезде матери. — Вы и так всё знаете. Я никогда не оставлял её одну. Правда мне помогала госпожа Анна и покойная Кэтрин Парр. — Я ценю это, и обязательно навещу Анну и, конечно, могилу госпожи Парр. Боже мой, скольких женщин погубил Генрих. Екатерина, царство ей небесное, я, Сеймур, Анна, моя кузина и Кэтрин, не забыл и о дочерях. — Теперь мы отчасти сможем вздохнуть спокойно. Однако война между протестантами и католиками еще набирает силу. — Мы должны многое сделать, мистер Кромвель. Нельзя допустить, чтобы царствование моей дочери омрачилось страшными событиями. Нам нужно сплотить народ. — Сплачивает народ, мадам, лишь война против общего врага. — Необходимо найти другой подход, — Болейн остановилась на месте. — Королева молода, значит по началу будут трудности. — Трудности возникают всегда. Особенно там, где их не ждут, — тихо сказал Томас у двери Её Величества. — Я уверена, что мы сможем их перейти. — С вашим присутствием, я в этом не сомневаюсь, — кивнул головой мужчина и, поклонившись, направился прочь. В ответ Анна победоносно улыбнулась и, выдохнув, вошла в комнату, пытаясь одновременно справиться с зашкаливающим волнением перед встречей. Всё те же покои, когда-то принадлежавшие Генриху — они будто преобразились, стали светлее и просторнее, наполнились атмосферой легкой праздности. Елизавета стояла около окна в желтоватом платье простого кроя, держа в руках молитвенник, словно не готовится вот-вот стать королевой. Увидев вошедшую гостью, она замерла, слегка приоткрыв рот, но слова не вырывались из её рта — девушка скорее ждала, наконец, услышать голос матери. — Ваше Величество, — Болейн, почувствовав неловкость, слегка присела и медленно прошла в середину комнаты. — Мама, — вырвалось неуверенно у хозяйки комнаты. В тот самый момент брюнетку обуяло столько эмоций от происходящего, что она подбежала к дочери и крепко обняла её, насколько ей позволяли силы. Елизавета даже могла почувствовать биение сердца матери, и, поняв всю торжественность этой минуты, ответила, положив руку на спину Анны. На что она закрыла глаза, закапываясь носом в рыжие волосы. — Дорогая моя, — англичанка поцеловала обе руки королевы и положила ладонь на лицо, всматриваясь в него. — Господь услышал мои молитвы! Прошу, скажи мне, что еще помнишь меня. — Я помню… Помню, как мы смотрели на рыбок в дворцовом саду. Помню и… — Что? Что? — глаза женщины округлились в ожидании ответа. — Помню, ваш разговор с отцом. Это был последний день перед нашим расставанием, — девушка опустила глаза и прошла к диванчику, плюхнувшись на него. — Он был строг к тебе? Конечно, я всегда была осведомлена о твоём состоянии, и всё же. Мне важнее твои слова. — Я долгое время жила вдали от дворца. Потом Джейн вернула меня ко двору. С того момента я и начала жить с вместе с Марией и Эдуардом, заботясь о брате. Меня навещали жены отца. Я была почтительна с ними, — Елизавета выговаривалась как на исповеди. — Его Величество признало меня лишь перед смертью, включив в Акт о престолонаследии. — Это всё из-за меня, — Анна села рядом, накрыв руку собеседницы горячей ладонью. — Не утруждайте себя, — девушка внимательно посмотрела на мать мокрыми глазами. — Я знаю обо всём. — Не смею даже предположить кто бы смог рассказать тебе всё, как есть, — хмыкнула Болейн и поджала губы в раздумье на секунду, чтобы потом продолжить. — Ибо наговорить тебе могли всё, что угодно. — Моя покойная няня, мистер Кромвель и ваши дневники. — Жизнь удивительна, ведь когда-то Канцлер был моим недругом. Подожди, мои дневники? Разве они не были сожжены? — Мистер Кромвель передал мне их, когда я вернулась в этот дворец. Я прочитала их. Не вижу причины не верить им. Между нами пока огромная пропасть, и я должна привыкнуть к вам. Поймите это. В воздухе снова повисла неловкая тишина — они столько лет были в разлуке, отчего должны привыкнуть друг другу в миг? Потребуется еще время на это, возможно, немало. Но теперь Анне было безразлично что её ждет дальше — она смогла увидеть свою дочь, прикоснуться к ней и поговорить. До отъезда женщина и подумать не могла, что это могло бы произойти, быть может, даже потеряла надежду в один момент, чтобы потом провести в смирении в чужой стране короткую жизнь. Видел бы сейчас Генрих их — каково было бы его лицо? Раздраженное, красное от гнева и яда, который он нёс в себе так долго. — Я…Я каждый день писала письма тебе в Стамбуле, но не могла тебе отправить. Вдруг они бы оказались в руках кого-то другого, и как-то могли повлиять на твою жизнь. Я привезла их, быть может они тебе помогут. Болейн медленно встала. Елизавета смотрела на неё снизу-вверх, всё также продолжая держать в руках молитвенник. Только сейчас она заметила, что когда-то он принадлежал ей; там должны были остаться записи от руки. — Завтра коронация. Я уверена, что ты справишься, — устало улыбнулась брюнетка и присела слегка в поклоне. — Не смею более беспокоить. В ответ рыжеволосая лишь приподняла уголки губ и проводила глазами мать, пытаясь всё еще привыкнуть к её присутствию. Честно говоря, девушка ещё сама не могла осознать, что долгожданная встреча произошла, и они, наконец, сказали друг другу то, что хотели уже давно.***
Вестминстерское аббатство проснулось от гула голосов, приняв в себя множество людей и переполняющие их чувства. Внутри было светло и пахло, несмотря на огромные размеры здания. Высокородные особы выстроились в линию параллельно красной дорожке, не сводя глаз с девушки, размеренно и немного неуверенно вышагивающей по ней в окружении фрейлин, несущих длинный шлейф. Достигнув трона, она медленно опустилась на него и замерла, будто боясь пошевелиться и тем самым показать свой страх. Слева от неё стоял архиепископ, читающий молитву над ней и готовящийся вот-вот занести корону над её головой. Как только рыжеволосая почувствовала приятную тяжесть, она как-то на уровне интуиции повернула голову чуть левее. В толпе, у самого пьедестала, стояла её мать, выглядевшая совсем иначе в белом платье с золотыми узорами и небольшой короной на голове. Анна улыбнулась, а её глаза заблестели то ли от счастья, то ли там уже стояли слезы от происходящего. Елизавета отвернулась, и в её руки вложили скипетр и державу — знак её начинающегося правления. В эту самую секунду, насладившись увиденным, брюнетка перевела взгляд на Кромвеля — тот также смотрел на неё, еле заметно улыбаясь, затем он немного опустил подбородок, на что Болейн ответила ему тем же. Это был их долгожданный триумф. После коронации намечался пир — все съехались в замок, чтобы завершить празднованием этот благой день. Новоиспеченная королева и новая надежда в одном лице готовилась к танцам и веселью, пока Анна, переодевшись, направлялась в сторону залы. То ли к счастью, то ли к сожалению, путь лежал мимо старой комнаты, где когда-то любил принимать гостей Его Величество. Она, не удержавшись, зашла и тут же обомлела — на всю стену, покрывшись немного пылью и тенетой, висел поразительного размера портрет бывшего короля. Там он был другой, брюнетка не знала его таким — большим, толстым и с редкой рыжей бородой. — Здравствуй, Генрих, — произнесла женщина в пустоту. — Ты бы удивился, узнав, что я жива. Скорее ты бы этого не пережил. А теперь проклятая тобою жена и дочь-бастард правят Англией, твой драгоценный сын умер, любимая дочь устроила гонения. Я надеюсь, что ты видишь всё это и обливаешься горькими слезами за содеянное, ведь всё, что мы имеем сейчас — следствие твоих деяний. Смерть освободила лишь тебя, но не твою совесть. Я любила тебя всем сердцем, словно рядом со мной нет других мужчин, а ты вынул и бросил моё сердце в грязь ради женщины, которая и моего мизинца не стоила. Однако вы уже прошлое, а мы будущее этой страны, ровно, как и покинутый тобой раб Томас Кромвель, идущий рука об руку отныне с нами. Ты воспитал ненависть к тебе, в конце сплотившую нас. Последнее слово на эмоциях эхом раздалось по зале, отчего Анне показалось, что Генрих восстанет и придёт к ней, чтобы держать слово, но он был нем к её словам. Женщина напоследок опустила глаза и поспешно вышла прочь, сменив темноту и холод на праздничную атмосферу. По коридорам разливалась приятная музыка, раздавались веселые женские и мужские голоса, и горечь от монолога сменялась предвосхищением торжества. Болейн медленно вошла в залу, где вовсю танцевали придворные, пока сама королева сидела на троне, с улыбкой хлопая ладошками в такт. Брюнетка остановилась около колоны чуть поодаль в нежелании мешать происходящему, а просто насладиться им в полной мере. — Королева-мать, — правее от её уха раздался знакомый мужской голос. Анна повернула голову и ухмыльнулась, снова переведя взгляд на танцующих. — Когда-то и я была на их месте, — вздохнула она. — Вы всегда прекрасно справлялись с любыми танцами, — задумчиво ответил Кромвель. — Могла ли я в тот момент подумать, чем всё закончится? Через что придётся пройти нам всем. Всё перевернется с ног на голову. Враги станут друзьями, друзья — врагами. Моя дочь станет законной королевой Англии. — Всё встало на свои места, мадам. Преданность оказалась важнее всех других качеств, затмила даже любовь. — Вы правы, — брюнетка многозначительно посмотрела на собеседника. — Любовь воспевается всеми, а на деле она ранит и убивает. Надеюсь всей душой, что моя дочь не познает этого ужаса. — Она — умная девушка с пониманием своего положения и возложенных обязанностей. В ней собрались достоинства отца и матери. — Пусть в ней и течёт кровь Генриха, но всё же она моя. Он не ценил её так, как я ценила и буду ценить, кем бы она не была, — женщина невольно улыбнулась, посмотрев на Елизавету, следящую за празднеством. — Что же мы стоим в тени, Канцлер? Пройдёмте дабы насладиться праздником. В ответ Томас опустил подбородок и подал руку Анне, а она, взявшись за неё, кинула быстрый взгляд на собеседника, и они двинулись в сторону королевы, огибая залу. — Ваше Величество, — Кромвель поклонился суверену и сел чуть поодаль от трона за стол. — Долгого правления королеве, — произнесла Болейн, смотря на дочь с искренней заботой и неподдельным счастьем. — Пусть Господь даст тебе спокойного правления. Елизавета всё это время словно остолбенев смотрела на мать, вслушиваясь в её слова, но потом встала с трона и подошла к ней. Женщина с непониманием посмотрела на дочь, но та взяла её руку и поцеловала тыльную сторону. — Благодарю вас, матушка, — ответила она и посмотрела в глаза брюнетке со сдержанной благодарностью. — Вы осветили своей красотой это место. — Теперь главное солнце — это ты. Нас, наконец, ожидает рассвет после затянувшегося заката.