Ошибки

Вероника сидел в центре класса на табуретке, по инструкции Херреры одетый в непомерно большую майку. Было так решено для художественного эффекта, ведь через прорези в майке было видно половину его щуплого тельца, обтянутого бледной кожей: здесь были родинки и веснушки, сети синеватых вен, синяки и шрамы — целая палитра. Он сидел, закинув ногу на ногу, скучал, периодически подпирая рукой подбородок. Было совершенно скучно сидеть без движения уже полчаса, но это часть занятия, ведь в этот раз он натурщик. Слева сидел О’Брайан, очевидно рисуя его в профиль, он выглядел увлеченным процессом и это немного радовало. Мэтт старался не смотреть в его сторону, всё ещё не понимая, зачем он вообще пришёл на их уроки рисования после всего, и спустя столько времени. Ещё трое ребят сидели вокруг, Вероника никак не мог запомнить их имён, Оровица не было, потому что он приходил только на натюрморты, а прямо напротив сидел Викинг, крайне сосредоточенно шурша карандашом по своему листу на мольберте. Занятие обычно длилось полтора часа, и сидеть молча скульптурой было почти невыносимо, как только Оровиц в тот раз это вынес? Почти единогласно было решено сделать перерыв посреди урока, и все вышли из класса, кто к автомату с газировкой, кто покурить. Вероника обернулся в дверях на Викинга, который не шелохнулся и продолжал рисовать. Должно быть, там в процессе какой-то шедевр. - Эй, возьми мне колы? — позвал вдруг блондин, мельком взглянув на Мэтта, и снова опустил глаза на мольберт. Вероника, всё ещё стоявший в дверях, кивнул, хотя на него не смотрели. Он взял из автомата холодную красную банку, вернулся и протянул Викингу, специально не заглядывая, чтобы не увидеть рисунок раньше времени, но Викинг не отреагировал. Чтобы привлечь внимание, он с громким пшиком открыл колу и протянул снова. — О, спасибо, — Викинг проследил взглядом по вытянутой к нему руке, потом рассмотрел чужое лицо чуть прищурившись, может, чтобы лучше зарисовать, и чуть улыбнулся, может, чтобы выглядеть круче. Вероника слышал от Викинга «спасибо» в публичном месте первый раз, рядом не было никого, кто мог бы подтвердить, так что, скорее всего, ему никто не поверит. — Никогда не думал, что у одного человека может быть столько родинок. Внезапный комментарий о внешности заставил Мэтта поёжиться. Родинок был и правда миллион, ещё и веснушки, и он никогда их не любил. Дети и другие подростки частенько стебались над ним, и кто-нибудь обязательно говорил, что он выглядит будто бедного мальчика забрызгало, когда мама кинула кусок говна на вентилятор. - Интересно, где же они у тебя есть ещё… — задумчиво произнёс Викинг, продолжая шуршать карандашом по бумаге. И что он там ещё не видел? - Может потрахаетесь ещё? — раздался за спиной голос, как гром среди ясного неба, и Мэтт застыл намертво, узнав голос О’Брайана. Мэтт предполагал, что какая-то такая хрень может случиться, но всё равно не был к ней готов. Почему всё вышло так? И что за мерзкий комментарий, ему бы реально стоило врезать. Или лучше ткнуть побольнее. - А тебе право голоса не давали, дружище, — бросил Вероника, не оборачиваясь. Может, напоминание об этом заткнёт его? Нечего теперь лезть. - Верно, — безразлично усмехнулся О’Брайан. — Ты только учти, что если будешь долго ломаться, можешь полететь со второго этажа рыбкой.  Вероника похолодел. Он думал это лишь его больная фантазия могла придумать что-то такое, когда он полз к Викингу в камеру в полубреду. Что ещё за совпадение? Викинг действительно мог толкнуть кого-то со второго этажа? - Мерзко смотреть, — прервал поток мыслей голос О’Брайана. Мэтт почти почувствовал боль где-то между рёбер, он с трудом мог вдохнуть, боясь пошевелиться, и посмотрел на побелевшие костяшки на руках Викинга, сжатых в кулаки. Вероника тоже почувствовал, будто пальцы свело судорогой, и сжал кулаки, наверняка продавив ногтями полумесяцы на коже ладоней. О’Брайан же сделал несколько шагов в сторону, с громким хрустом содрал с мольберта свой рисунок, демонстративно скомкал и швырнул в помойку. Уже шагнув в коридор, он едва не столкнулся с Херрерой, и поспешил исчезнуть в лабиринте учебного корпуса. - Он вернётся? — чуть взволнованно спросил психолог, проходя в класс и занимая место преподавателя, и Вероника поднял на него полубезумный взгляд, стискивая зубы и раздувая от злости ноздри. Очень хотелось, чтобы урок на этом закончился, потому что всё самое важное он уже о себе узнал: они мерзкие. А впрочем, может ещё и не всё. Ноги сами понесли его в погоню и Мэтт вышел вслед за О’Брайаном, потому что ужасно хотелось спросить, считает ли он мерзким и то, что было между ними, ненавидит ли их близость, мечтает ли не проявлять к Веронике доброты тогда, мечтает ли никогда с ним не знакомиться… Зачем? Хотелось зажать его у стенки, как провинившегося школьника, выпытать, чтобы всё выдал, может быть даже извинился… - Эй! — окрикнул Вероника, нагнав парня в широком коридоре с окнами с обеих сторон. Ярость закипала внутри и булькала, как ртуть, на языке вертелись злые слова, но никак не получалось выбрать какое-нибудь самое болючее. О’Брайан обернулся и Мэтт увидел на его лице испуг. Он подошёл так близко, что О’Брайан попятился и уперся спиной в подоконник, смехотворно! Он старался не поднимать голос: — А раньше ты совсем не считал меня мерзким. В какой именно день ты так решил? - Да я не это хотел сказать… Просто Викинг и ты… — О’Брайан мямлил, это было невыносимо. — он так флиртует с тобой! А ты с ним..? - А тебе-то что? Даже если трахаемся, тебя вообще ебать не должно. - Как не должно? — возмутился Мик, но не продолжил. Повисла пауза, потому что они не знали, что друг другу дальше говорить. Вероника отчётливо помнил резь в груди, как в первый раз, когда Мик сбежал. Потом как во второй раз, когда сказал «нет» и перестал с ним разговаривать, да и вообще с кем-либо. Они же поставили друг на друге крест. После молчания такая выходка бесила до белого каления. - Ты ушёл, молча. Ты сказал мне нет, я понял. Я отпустил. — С тихой злобой чеканил каждое слово Мэтт, — Не делай теперь вид, что ты здесь. Я тебя не трогаю, не смей вонять. Оставь меня в покое. - Ты думаешь это так просто? — О’Брайан, не найдя ответа на свой вопрос в чужом лице, опустил взгляд и сжал в руках разодранный подол своей футболки. Он выглядел обиженным ребёнком, Вероника злился всё сильнее. Почти месяц молчания и вместо объяснений он получает какие-то обиды? - Да, предельно. - То, что мы делали, было неправильно, я не должен был. я не такой… — Как чудесно, давай, Мик, скажи-ка, какой ты «не-такой», м? Резкое желание воткнуть ему что-нибудь в глаз заставило сделать два решительных шага вперёд, остановившись вплотную, Мик чуть отклонился назад, оперевшись локтями о подоконник. Можно было видеть своё злое отражение в его глазах, мелькнуло воспоминание, когда он уже видел себя таким. За мгновение Вероника успел сам себя испугаться и сам себя успокоить, когда смог вместо себя в отражении глаз рассмотреть обрамляющие эти глаза тёмные, но не чёрные ресницы, шрам от драки на переносице, шрам от ветрянки рядом с бровью. О’Брайен молчал, будто слился со стеной, подоконник наверно больно врезался в позвоночник, а всё потому что Мэтт сжимал в руке ворот его футболки. Мэтт глубоко вдохнул приевшийся запах теперь почти чужого человека и опустил взгляд ниже. Тонкие губы обветрились, горели ярко, и их будто специально облизнули. Хотелось и ударить, и поцеловать, и выбрать было почти невозможно. Хотелось напомнить им обоим, как это было, чтобы окончательно убедиться и перестать жалеть. Было страшно, сердце пропустило удар и ухнуло в желудке, когда он зажмурился и подался вперёд, и эти губы были такие же горячие и нежные, как и раньше. Давай, Мик, оттолкни и скажи, как тебе мерзко. Нравится? Ладонь упёрлась в грудь, наверное с намерением оттолкнуть, но что-то не слишком настойчиво. Вероника взялся за чужое запястье, сжал со всей силы и отвёл в сторону, хотя ему совсем не сопротивлялись. О’Брайен был крупнее и сильнее, он мог оттолкнуть Мэтта в любой момент, даже врезать ему. Удерживать его сейчас в своих жилистых ручонках было просто смешно. Губы влажно чмокнули, в этот раз Мэтт точно целовал их в последний раз. Вспоминать это было так глупо и больно, но капельки крови, выступающие на месте начавших заживать душевных ран, были очень удовлетворяющим зрелищем. - Достаточно мерзко? — процедил Мэтт ему в лицо. О’Брайан смотрел ошалело, открывая и закрывая рот, как рыба. Вряд ли он ожидал, что Вероника когда-нибудь покажет ему такое. Не успел узнать. Показалось, будто он сейчас расплачется. Кто этот мальчишка? Куда делся тот, в кого… Не важно. Мэтт всё ещё держал его за футболку, О’Брайан всё ещё смотрел, хлопал глазами и пытался поджать покрасневшие губы. Мэтт ощутил острое желание развернуться и уйти, вот так, по-английски, больше ничего не сказав и не дослушав, прямо как сам Мик. Может быть, теперь будет хоть какие-нибудь отговорки и объяснения? Хоть что-то? - Думаешь, я не помню, как это.. хорошо.? — выдавил из себя О’Брайан, Вероника стиснул зубы и злым движением отпрянул, даже оттолкнулся от него. Давай, прикинься веником. Ничего в этом хорошего не было. — Хотел бы я... Нельзя, Мэтт, понимаешь? Нельзя. - Что за чушь ты несёшь? Ты просто сбежал, послал всё нахуй, и продолжаешь это делать каждый ебаный день.   - Я просто запутался… Мы не должны были, Джей Си?.. - Я не прибегу жалеть тебя снова. — Вероника подумал, что это будет обидно. Ну да, с самого первого поцелуя знал, что это так закончится, просто… Он думал что всё продлится чуть дольше, что будет чуть больше времени. Но О’Брайан обрубил все тянувшиеся к нему веточки быстро и беспощадно, и по-прежнему не сказал ничего по теме. Он смотрел грустно и тупо. Это выводило из себя, больше не хотелось никаких ответов, уже было понятно, что перед ним обычный трус и никаких разговоров не будет, теперь нужно было только одно. — Не трогай меня больше никогда. Ничего от тебя не надо. О’Брайан, что сейчас стоял перед ним, похоже вообще не был способен ничего толкового ответить. Ужасно хотелось расцарапать его печально-обиженную рожу. Мэтт скрипел зубами, буравя злым взглядом ирландца, пока тот не пополз осторожно в сторону. Он ссутулился и ушёл, Вероника остался стоять на месте, шумно дыша. Он подошёл к окну и облокотился на подоконник, и остался так стоять, чтобы успокоиться. Он стоял так ещё долго. На улице была прекрасная, почти летняя погода, пёстрая зелень переливалась на солнце и была в глаза, в контраст тяжести и темноте внутри. Хотелось выйти в поле и громко кричать, пока не охрипнешь, и ещё немного. - Что у вас случилось? — раздался позади голос, и Мэтт отчётливо почувствовал, как душа ушла в пятки, если не покинула его вовсе. Он очень верил, что Херрера ничего из разговора не слышал и уж тем более не видел. Верил, что он нашёл его только что. - Ничего важного, — с трудом произнёс Мэтт. Колени предательски размякли, но он приложил все свои силы и отклеился от подоконника, затем решительно развернулся и пошёл мимо Херреры обратно в класс на ватных ногах. Он отсидел оставшееся занятие, с беззвучной мольбой в глазах пялясь на сидевшего напротив Викинга. Урок рисования закончился, ребята показали свои рисунки: просто зарисовка позы в профиль, за полтора часа много деталей не нарисуешь, хотя было действительно круто видеть себя на бумаге. Он вспомнил восторг Оровица в прошлый раз. Все вышли, Викинг тянул, прижимая лист к груди. Херрера расставлял парты на места, уже убрав мольберты в конец класса, и Вероника терпеливо ждал. Что там такого? Вероника приглашающе коснулся рук Викинга, надеясь что тот наконец отдаст несчастный листок и всё закончится на сегодня. Хотелось вернуться в комнату и пролежать в обнимку с Викингом до самого ужина, уткнувшись лицом ему в грудь, или даже до самой смерти. Это было действительно плохо? Почему они так уверены, что это плохо? Это же совсем не так, будто обида на другого человека единственная причина их близости? Вовсе не так. Мэтт вздрогнул, когда психолог поставил одну из парт совсем рядом. - Мне кажется, — заговорил Мэтт, обращаясь к Херрере, — нам стоит сосредоточиться на натюрмортах на последующих занятиях. — Он наконец смог взять из рук Викинга лист, где увидел себя по пояс, такого худого и усыпанного родинками, с ужасно грустным лицом и смотрящего прямо в душу. — Живая натура это пока слишком сложно для нас. Вероника отложил рисунок к остальным бумагам на столе преподавателя и взял Викинга за руку, уводя из класса. Не хотелось отпускать его руку никогда, и в глубине души он конечно знал, что так не бывает, но они шли с Викингом за руку, как дураки, до самого корпуса. Как Викинг только это вытерпел?..