Кто, говоришь, твой папа?

— Привет, — эхом отозвалась девушка и повела плечом несколько дергано, нервно. Джей заприметил это только тогда, когда шумливо уселся рядом, поставил рядом кубок — и перевел на нее глаза. И в тот же миг заметил хрустальную каплю слезы на худой щеке. — В чем дело? Когда Найта повернула к нему лицо, парень готов был прилюдно сознаться в том, что все его жизненные принципы с треском летят к черту — он всегда искренне полагал, что такие, как Эль, сильные духом, с острыми зубами, что невольно пришлось отрастить, чтобы жизнь не забила окончательно, не плачут. А она сейчас плакала: грустные серые глаза наполнились горькими слезами — и вопреки всему тому, чему учил его отец, Джею больше всего хотелось обнять ее. Но он замер, замер безмолвной статуей, не зная толком, куда деть злополучный кубок — тот словно нарочно подчеркивал то, как все здорово складывалось у него, и как плохо все у дочери Робина Гуда. — Все хорошо, — коротко произнесла девушка, и тонкие губы сомкнулись в хорошо знакомой усмешке. — Просто, понимаешь, все не так просто, как кажется… Голос ее звучал надломлено, с трудом, и у парня язык не повернулся ответить колко или с бахвальством. — Может, тебе стоит рассказать мне? Он и сам прекрасно понимал, насколько это плохая затея: о том, как различалась их жизнь араб предпочитал молчать, а о том, что воспитание и ситуации, в которых они находились сейчас, так же слишком разные он и вовсе не думал. Но просто… просто ему так хотелось понять ее, сделаться ей немного ближе и родней. Остров был против таких вот чувств — и Джей отдавал себе полный отчет в том, что это неправильно, слишком добро, запутанно. Но все равно ничего не мог с собой поделать: эта худая спина притягивала его взгляд, когда они гонялись по крышам его родного дома за надоедливыми воронами Малефисенты, а наглая усмешка сводила зубы в предчувствии чего-то особенного. И Джей очень честно старался сдержаться, чтобы просто не коснуться ее. Но, кажется, жизнь решила повернуть все иначе — на его счастье. — Мой отец всегда был человеком дальновидным. В лице Эль мелькнули перемены: она утерла слезы, и перед парнем снова оказалась отстраненная, слишком сухая и холодная Найтаниэль, что мастерски умела скрывать свои чувства. И все же маска ее равнодушия давным-давно треснула — и не только его стараниями. Внезапно она сбилась с ровного темпа — глаза ее лихорадочно метнулись по поляне, и стало ясно, что-то, что рвет ее изнутри, некая важная тайна, так и просится наружу. И, наконец, девушка решилась. — Я вынужденный изгой. — Произнесла Найта и покосилась на него неожиданно робко. — Отец заслал меня на Остров с разрешения короля. Я должна была сдружиться с вами еще до объявления о вашем обучении в Аурадонской Школе — все это делалось для того, чтобы предотвратить злобный план Малефисенты. Конечно же, о нем все знают давно — и мой отец пошел на такие ухищрения, чтобы обезопасить принца в тот момент, когда он будет становиться новым монархом нашей страны. — Ты — личная пешка отца. — Подытожил Джей. Она никогда не любила лить «воду» — сказала все прямо и точно. И Джей даже рассердился бы на нее за такое предательство… если бы не ее грустные глаза. Он не был дураком: прекрасно понимал, что Найту вынудили. Подобно им. И так же, как и в их душах, со временем, проведенным в этих местах, в ней что-то надломилось. — Я не смогу. — Закончила Найта. — Что именно? — Не смогу выполнить план до конца — не стану вас бить или помогать отцовской страже в ответственный момент. Ведь вы мне не враги, вовсе нет. — Найта посмотрела на него с уверенностью, присущей только ей. Кажется, она уже давно все для себя решила. — Теперь ты знаешь — и скоро узнают остальные. Думаю, мне лучше уйти отсюда — прочь, насовсем. Эти места я знаю хорошо… Джей никогда бы не понял, как оно все так получилось: он просто внезапно осознал, что еще чуть-чуть, еще немного его пустого молчания — и все, он потеряет ее. А терять он не хотел. Пускай это даже становилось буквально аморальным после ее признания. Что-то внутри него дернулось, какая-то струна надорвалась — и прочный доспех самоуверенного наглеца развалился на части. Сейчас он четко напоминал себе оголенный нерв: видал когда-то такие на экспериментах отца. И подобно ему, натянутый в напряжении как тетива лука, Джей в быстром броске потянулся вперед. Кобра. Чистая кобра. Опасная кобра из Аграбы. Он ухватил ее за руку в тот самый момент, когда она поднимала свою сумку — судя по ее словам, уже полную необходимых для ухода вещей. Ухватил и резко дернул на себя, как тот самый, победный, мяч на поле матча. Найта свалилась на него сверху, явно не ожидая подобной реакции. Едва ее обнаженные руки коснулись его смуглых плеч, как девушка извернулась в его руках — она всегда славилась своей моментальной смекалкой — и моментально оказалась сидящей на траве шагах в двух от него. А он все понял, понял, наконец. — Почему мне? — Задал он важный вопрос, что мигом дал бы ему ответ на все сразу и по отдельности. — Потому что это минимально аморально, — зло хмыкнула Эль, — и так завораживающе… — прибавила тихо, задумчиво. И вот тогда он решился — настал тот самый второй переломный момент. Слитным движением парень придвинулся ближе, и пальцами, так нежно, аккуратно, словно бы он боялся обжечься, коснулся ее подбородка. И поднял к свету обрамленное непослушными волосами лицо. — Потому что это взаимно. — Улыбнулся уже в самые ее губы, тонкие, манящие. Найта не отстранилась, когда Джей позволил себе поцеловать ее. Ведь он, дери его шериф, был абсолютно прав!.. А когда шустрый язык араба проник сквозь приоткрытые губы и столкнулся с ее языком, дочь Робина Гуда прошибла волна мурашек. Это было до одури замечательно, горько, прекрасно — настолько, что она напрочь позабыла о позорном побеге, о глупых попытках уйти. Остался только жар тела, что находилось рядом, близко настолько, что можно было обхватить руками эту крепкую шею. Ту шею, которую просто необходимо было обхватить — чувства и ощущения закружили девушку как вихрь, и она отчаянно искала опору, когда Джей проделывал нечто невероятное с ее ртом. О том, что целоваться она не умела — да и с кем, когда не подпускаешь к себе никого даже на шаг? — стало понятно в миг, а спрашивать о его опыте не имело смысла. Как они завалились на траву и сколько длинных, бесконечных минут пролежали, целуясь, никто из них не запомнил. Но когда они поднялись на ноги, к Школе постепенно подкрадывались сумерки: небо подернулось дымкой, и на дорожках сада, что находились неподалеку, зажглись приветливые фонари. Джей подобрал ее лук, закинул на спину колчан со стрелами — хоть какая-то попытка поиграть в джентльмена — смешно улыбаясь, надел Найте на голову свою знаменитую красную шапку, поднял с земли кубок и шагнул прочь с уединенной поляны. Их поляны. И Найта поспешила следом. О том, что ее ладонь в его руке была чем-то вроде обещания остаться, а шапка на русых девичьих волосах — обещанием не забывать — они благоразумно промолчали под любопытные взгляды друзей. Теперь у них была общая тайна, общее болото, в которое они впутались — и выпутываться, как решил Джей, им предстояло вместе. И Найтаниэль впервые ему подчинилась.