ID работы: 3806747

Частицы ангелов

Гет
NC-17
Завершён
109
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
363 страницы, 21 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
109 Нравится 40 Отзывы 29 В сборник Скачать

Глава XIII. Дьявольский вальс

Настройки текста

Я не чувствую уже ничего, но это выходит больнее всего. Музыка громче начинает играть, но я не буду, не буду вставать, встреча реальности, знаю, будет кусать меня, все больше пленяет звук пустоты, но я вижу, вот танцуют огни, ярким облаком вдали все кружат они, все кружат огни. Опущены руки, стало лень дышать, и никому мою апатию уже не отнять, но тихо ты коснешься моей руки, и вот уже нет той… Огни Super Besse

      Холодный женский голос где-то вдалеке медленно вытягивает слова чарующей мелодии, значения которой ангел уловить не в силах. Предположительно, певчая пташка рассказывает легенды об украденном рассвете, о луне, которая для грешников отныне является вечным солнцем¹. Мерелин тяжело вдыхает, будто на ее груди находится чрезмерно тяжёлая для девушки броня, и плавно поворачивает голову, к мягким цветам, что ласкают ее тело — лепестки под порывами ветра касались девичьей кожи и гладили так, как влюблённый мужчина впервые прикасается к женщине. На этих зелёных просторах не было ни души, кроме ее самой и неизвестной, что продолжает манить сладким голосом, так и не появляясь в поле зрения ангела. От одиночества малышке вовсе не страшно — скорее, даже наоборот, она стала какой-то слишком спокойной и сонной от данной атмосферы. Ее кровь словно застыла, а тело постепенно обращалось в камень — лежащую статую молодой прелестницы, обречённую стать мраморным произведением искусства. Шёпот инстинктов в затылке повторяет ей с каждым разом чётче и злее: «повернись, и ты освободишься, сядь, и ты сможешь сбежать, привстань, и окажешься в безопасности», тысяча и один совет, но Мерелин не прислушалась и к единому. Она тягуче переворачивается на бок, погружаясь слухом в пение девушки, а взгляд ее отныне прикован к цветку, названия которого она не знает: растение есть что-то среднее между цветами сакуры и тюльпаном, розовые лепестки, но прикован к земле стеблем, а не черенками к изящно-скрюченной ветви. Ангел засмотрелся. Ее впечатляет стойкость не только стебля, но и самих лепестков — ветер порой бушевал слишком сильно для подобных цветов, их хрупкости, но растение не потеряло ни одной своей части. Малышка протягивает к нему пальцы, стремясь слабо надавить на нежную плоть флоры, но в миллиметре от касания ее глаза и щеки вспыхнули — хлёсткий удар — и девушку будто опрокинули в кипяток.       Мерелин мгновенно принимает сидячее положение, хватаясь за ушибленное место, мягкое место, шлёпок оказался настолько груб, что на глазах выступили слезы, а в глотке заиграло чувство тошноты от неготовности к битве. Когда ощущения разом избавили ее от излишней сонливости после мира Морфея, она с шипением взглянула на темный силуэт обидчика, что стоит полу-боком к ней, одним взглядом обвиняя его во всех несчастиях. Трение ее руки замедлилось, она сглотнула с кратким мычанием, намереваясь издавать как можно меньше звуков, довольно быстро уловила, что чересчур рано ее «будильник» сработал, скорее, дал осечку — рассвет едва наступает на Преисподнюю.       — Сейчас примерно пять утра, зачем?.. — не желая встречаться взглядом с владельцем, смертная повернулась к камину, который, видимо, потух около получаса назад.       — Ты имела дозволение к полноценному сну и передвижению по моему дому, сейчас — путь от спальни до кабинета, — равномерно обходит постель, приближаясь к жертве, таки установив зрительный контакт, — твой единственный. Поднимайся.       Мерелин хмуро замерла на его кошачьих глазах, что отражают поступающий холодный свет восходящего солнца. Выдыхая, она машинально опускает взгляд в пол, как прерывается на груди бессмертного, поскольку тот стоит напротив источника освещения, пускай и слабого, — шрамы на его шее, груди и животе довольно чётко выделяются на фоне мышц. Ангел ведь чем только не пытался нанести вред этому проклятому телу, и все раны, что будут смертельными для человека, заживали на выродке, как маленькие царапины от лапок котёнка. Так насколько же сильным нужно быть, чтобы обидеть демона физически, дабы оставить ему не только боль на долгий период заживления, но и шрамы, как чудесное предупреждение о том, что лучше ему держаться подальше от тех, кто их ему подарил?       Мое дитя хочет стать таким же. Тем, кто подарит ему несколько подобных напоминаний.       Перед карими глазами возникла крепкая ладонь, видимо, предложение в качестве опоры. Она определенно чувствует уловку, но все равно тянется; нечистый ухватил ее за предплечье, переворачивая ее мир, закинув девушку себе на плечо, ненамеренно утягивая одеяло прочь с ночной обители.       Большая футболка малышки задралась, отчего солнышко прижалось к горячему плечу, обжигая его неестественной температурой, Мерелин изогнула брови, терпя неудобное положение и сопутствующие ему тошнотворные прикосновения. Жаловаться нет смысла — тратить слюну на подонка в любом разговоре не принесёт какой-либо выгоды.       Он бросил ее на дальний от входа в кабинет диван, оставил в сидячем положении, моментально ухватывая на себе тяжелый, полный ненависти и презрения взгляд. Слегка наклонился, будто собрался учить манерам непослушного ребёнка, или, вероятно, насмехаться над ним?       — Единый звук, — кончик указательного пальца лег на нижнюю челюсть ангела, собираясь пробраться внутрь, если бы она специально не придавила его зубами верхней челюсти, не давая скользнуть дальше, коснуться языка. — Палец, — приказа хватает, чтобы челюсти расслабились, но взгляд смертной остаётся холоднее льда, — и я заставлю тебя его съесть.       Первой фалангой демон надавил на язык, плавно вытаскивая, Мерелин расслабила губы, чтобы исключить любой вариант принесения и малейшего наслаждения мучителю. Тот выпрямился, никак не разрывая зрительной связи, лизнул указательный, отходя с приторной едкой ухмылкой.       Малышка быстро улеглась на диван и отвернулась от собеседника, мысленно «задавливая» раздумья о чем угодно, только не о смысле его поступков. Есть ли он, когда их вершитель — эгоистичный псих.       …       Когда ангел просыпается уже с более полным запасом энергии, а присутствие демона не сразу ударяет в голову, как последствия от алкогольного опьянения, Мер взглянула в первое попавшееся окно — занавески являются настолько плотными, что, кажется, ночь в кабинете может быть бесконечной из-за сокрытия естественного освещения. Второе, что попадается на глаза ребёнку — знакомая картина, которая как и прежде располагается в метре от неё, самого дальнего дивана от входа в кабинет. Та красавица в роскошной одежде ее времени сидела напротив портретиста, с прямой спиной и сложёнными руками, лицо ее выдавало напущенную вежливость, покорность и радость, то, что требовали от женщин ее временного периода, что и по сей день ищут многие мужчины. Лишь одна деталь побуждает Мерелин избавиться от долго сходящего результата сна — по щеке натурщицы почти скатилась хрустальная слезинка, но ей никогда не суждено соприкоснуться с полом или тканью одежды, по крайней мере, на изображении этой неизвестной особы.       Осторожно встав с дивана, смертная укуталась в алую ткань, похищенную из покоев демона, она бесшумно приближается к портрету, внимательнее изучая его. Каждую их новую встречу, как показывает опыт, мимика изображённой меняется, и в чем Мер приобрела обоснованную уверенность, так это в том, что эмоции нарисованной никак не зависят от магии демона, они зависят исключительно от поступков малышки и их последствий для неё, какими бы они не явились.       Мерелин дернула головой, зажмурившись, ей показалось, что что-то попало ей в глаз, но, когда слизистая путём намокания освободила яблочко от дальнейших мучений, та вновь обращается к картине и мгновенно отшатывается: теперь солоноватая капля почти упала с подбородка натурщицы. Казалось, будто слеза и вовсе не нарисована, а на самом деле некая жидкость есть на полотне. Два пальца правой руки потянулись к нарисованному лицу, благо, Мерелин не была такой низкой, и портрет висит не так высоко, чтобы вытягиваться и мучиться в попытках дотронуться до давно засохших красок.       — Ай-й!.. — запястье перехвачено пальцами, больно сжимая, почти ломая кость кисти.       Демон чуть повернул подбородок, не вызволяя смертную из клетки, всмотрелся в картину, спустя считанные секунды впивается в Мерелин:       — Не порть.       Точно, он же верит, что любое ее прикосновение и слово способны развалить и сжечь все его предметы, дом и излюбленный алкоголь. Если бы все было так просто, если бы одно касание девушки могло раздирать на части всё, к чему они направлены, то первым, к чему бы притронулась Мерелин, так это к паху выродка, а затем к его сердцу, конечно, если то у него имеется.       — Постараюсь, — когда его свободная рука потянулась к смертной, та выпалила, зажмурившись.       Совершенно уже не понимая, как его остановить, она ожидала очередного наказания, но, на удивление, нападавший отпускает запястье. Малышка открыла один глаз, остерегаясь, боясь взглянуть на бессмертного полноценно, — названный скоротечно отдаляется от неё, возвращаясь обратно к камину.       — Я… Мне надо переодеться. Я вернусь, я быстро!..       — Здесь, — кидает, лица не повернув.       Раздался щелчок, и к ногам девушки прильнул ее рюкзак, явно заполненный вещами, но малышка не реагирует, с приоткрытыми губами она не может уловить смысл его приказа.       — Я не стану здесь переодеваться. Не при вас, — а в глазах огонь.       Он лишь измученно выдыхает. Спорить бесполезно, к тому же, он не получил особого наслаждения из-за существования сделки — нечистый всматривается несколько секунд, представляя, что если мучить ее сейчас, то ребёнок уже станет никаким к вечеру, а на вечер у него уже есть план пытки.       — Прими ванну, переоденься, позавтракай, — звучало бы как забота, если бы не уставший от постоянного раздражения тон, — как закончишь — сообщи мне. И, — замедляется, ради мрачного эффекта, — не пытайся тянуть время.       Мерелин быстро кивнула, скачками добираясь до выхода, она, наверное, до конца и не дослушала, хлопнула дверью проклятого помещения посильнее и погромче, а затем замедлилась, вовсе не собираясь торопиться — собраться, купаться, приготовить поесть и съесть блюдо — да сделать что угодно без присутствия демона кажется блаженством. Стоит ли говорить, что прежде, чем малышка вновь встретилась с демоном, прошло не менее трёх часов?       Когда ангел, полный тошноты и печали, снова возвращается в кабинет, получает очередной приказ, ждать хозяина в комнате, как собака в будке, но от сильной нелюбви к нему девушка расползается на милом знакомом диване и, спрятавшись в кокон, как в самую что ни на есть безопасную обитель, засыпает, отказываясь как-либо отвечать за такое поведение перед владельцем. Видите ли, уснула она без разрешения.

      Бывают такие дни, дни и ночи, когда ты ничего не желаешь делать, кроме как лежать и ворочаться на кровати и смотреть что-то простое и не глубокое или пересматривать знакомое, рисовать непонятные ситуации и вымышленных существ, так и не вставая с постели за стирательной резинкой или цветным карандашом, если получилось накалякать основу чему-то стоящему… Возможно, такое есть у многих, возможно, нас, ленивых, можно по пальцам пересчитать, а может это вовсе зависит от погоды и только от погоды, и мы не в силах на это повлиять. Предположительно, у малышки сегодня такой день — сон давался чертовски легко, но длительные по времени или чрезмерно затратные для энергии действия есть нечто из воображения, мелькнула гипотеза, что выродок за ночь высосал половину ее энергии и уже умудрился истратить ее на замечания и различного рода нападки на девушку.       Когда смертная в который раз за день проснулась от дремоты, различила перед собой два оттенка — чёрный и телесный, поначалу не осознала, потом вжалась спиной в обивку мебели, стараясь всеми силами увеличить небольшую дистанцию между ее белым личиком и его полосатым от шрамов солнечным сплетением. Нечистый расположился на краю дивана, уложив свою и чужую голову на плечо, забыл, дурашка, рубашку застегнуть — вот почему перед глазами Мер предстала целая пара цветов, а не один его любимый — темный.       Мучитель, видимо, пал в дремучий сон, ибо и мышца у него не дёрнулась, когда ангел попытался увернуться и отдалиться от его тела. На проверку девушка едва коснулась, затем слабо надавила ровно в солнышко, но бессмертный и не поморщился — он путешествует в мире снов и явно не горит желанием вернуться в реальность. Мерелин засмотрелась.       Мы же рассказывали про его шрамы, особенно про самые особенные и заметные, так? Множество мелких и три на шее и груди, но откуда и чем? Смертная осторожно прикоснулась к крупному на груди, проводя по нему, словно боясь, что от ее касания шрам разойдётся и начнёт кровоточить, как от острого лезвия, он не шершавый и столь аккуратный, будто специально вырезанный неизвестным предметом. Этот был не пальцем разорван, слишком ровные у него стенки, и не топором — выглядит след как вытянутый полумесяц, тонкий и длинный, с утолщением посередине, с ровными краями, острыми концами, ножом — навряд ли, возможно, клеймом, но и смотрелся бы он иным оттенком… Не то, чтобы Мерелин разбиралась в шрамах как настоящий специалист, но догадаться тут тоже несложно, сопоставить удар, лезвие и последствия (возможные) с результатом. Пока что ни один из пришедших на ум не казался достаточно убедительным, дабы малышка поверила в его силу нанести ублюдку такой качественный и в чём-то изящный след.       Вторая крупная метка на груди практически такая же, но чуть меньше и толще, версия с клеймом отпадает — неравномерно они расположены, да и с характером демона, будь это клеймо, он бы давно приложил все свои способности и силы к цели устранить какой-либо отпечаток, говорящий о том, что он кому-то принадлежит или принадлежал, пусть это и произошло тысячи лет назад.       Тогда девушка обратилась к третьему «сухому» разрезу — на шее, шрам расположился на конце широкой мышцы и начале плеча, размером около дюжины сантиметров, в толщину малышка рассмотреть его не могла, то, что переходило с плеча на спину, скрывалось под темной тканью рубашки. Но если на груди следы чуть ли не нарисованы и сделаны по эскизу, здесь мастер слегка потерял руку и скривил. Мерелин тихо проводит по когда-то изувеченному участку кожи, покусывая губы, палец ее замер на окончании или, напротив, начале следа, он более шершав, но не столь «выступающий», окончательная потеря — этот, значит, от другого предмета, а может, и существа? Смертная запомнила — нужно посмотреть на окончания рук мотылька, может, у него вместо некоторых пальцев лезвия, какая-никакая будет подсказка в расследовании.       Девушка снова заскользила фалангой наверх, наверно, рефлекторно, как в ее запястье вцепились: та замерла, чуть ли не поседев от неожиданных прикосновений, но рано она заволновалась — демон слегка задрал голову и будто сказал что-то во сне, но не выходил из него. Подтверждением тому стало последующие освобождение ангела из железной хватки.       С таким существом пора прекращать сие изучение, она его шрамы потрогала достаточно, рассмотрела, пора искать причину, так сказать, не топтаться на одном месте и не топтать тело нечистого пальцами. А то влетит ещё, скажет, давай теперь я тебя потрогаю.       Оттолкнувшись, Мерелин принимает сидячую позу и выдыхает, осматривая лежащее тело рядом — она легко высвобождает руку из-под него, но одна нога сейчас между его двух, выбор небольшой — либо пнуть по причинному месту, либо пошагово вытаскивать, остаётся догадаться — за что наказание страшнее, а там и выбрать.       — Я что, разрешил тебе подняться? — у неё по спине проходится кнут из мурашек от мертво-злостной интонации.       — Не могу. Что мне ночью делать? Смотреть в потолок?       Демон, разумеется, вступать в спор не стал — он убирает руку, освобождая место для малышки, сам слегка отклонил голову, глаз не открыв — знает же, что из-за страха ребенок непременно выполнит его волю. Не так, как хотелось бы, придется озвучить поправки — Мерелин, укутавшись в кофту, как в халат после водных процедур, падает спиной к владельцу, упираясь тупым взглядом в диван, стараясь быть как можно ближе к спинке мебели и как можно дальше от туловища нечистого. Тот выдохнул:       — Ко мне. Так я чувствую твой запах лучше, — смертная не заметила его детскую улыбку, когда аромат свежей бумаги и фруктов возвращается к выродку.       Ну что же, спокойного сна, до тех пор, пока…       Малышка не сразу поняла, где очнулось ее сознание, в какой из комнат огромного здания, сколько она проспала, сколько сейчас времени, где ее мучитель и почему до сих пор не отреагировал. Не подумайте, она не была печальна от того, что в данный момент времени демон не желает ей приятного пробуждения, Мерелин вполне и даже больше устраивает одиночество, точнее, большая дистанция от нечистого.       Рефлекторно поворачивает голову вбок, не меняя положения, мысли в голове сонного человека бегают не так быстро, если вообще бегают, — она повернулась к затухающему камину, треску сухих брёвен, медленно оборачивающимися чёрной пылью. Тихие огни в камине стали единственным источником освещения пространства, и, благодаря его расположению, ангел мгновенно осознаёт своё местоположение — спальня демона. Мер торопливо привстала и развернулась к окну, в комнате помимо неё, мебели и костра никто и ничто иное не находится. Судя по вечерней темноте, что крайне схожа по освещению и загадочной атмосфере предрассветному промежутку времени, настал поздний вечер, к девяти-десяти ночи. Мечась по комнате, так и не в силах уловить пробуждённое сознание, девушка не замечает, как нечто чёрное ящером подползает к её ноге и моментально впивается в неё с целью отломить часть украденного ребёнка. Раздаётся девичий крик.       — Что это? Как это?! Снимите его с меня!       Ангел семенил по лестнице, фыркая и ворча, она с самого начала уловила — если кто и виноват в магических действиях и ритуалах, так это главный в доме — дорогой и любимый хозяин. С мурчащей улыбкой он рассматривает её раздражение в виде запутанности и красноты, находясь у подножия лестницы: девушка замерла в трех ступенях от него, забывая словесно напасть — её поймали изменения в его облике. Нечистый носит, по-видимому, чёрный брендовый костюм с неизменной чёрной рубашкой, расстегнутой на несколько пуговиц, носит хитрую ухмылку и тяжелый взгляд, будто может соблазнить самую чистую девственницу и убить самого опасного мафиози, веет аурой инкуба и винодела, полагаю, данный образ нравится и шёл бессмертному больше остальных.       — Раздеть тебя? — лизнул клыки, был бы и рад снять её одежду клыками. — Анна всегда права в своём выборе, — его наглый взгляд расположился под-в грудь-ю девушки, конечно, стал бы он скрывать домогательства.       Малышка лишь фыркает, закатив глаза и качая головой, как солдат отвернувшись от хищника и ровно цокая в ванную комнату, хлопнув так громко, достаточно, чтобы оглушить на пару-тройку секунд. Сперва ей хотелось сесть на пол и зарыдать без явной причины, сдержать нарастающую тошноту — словно предчувствие, но при этом полностью осознавая, что демон не станет ждать её в его целях, она исполнила первоначальное намерение — добраться до своего отражения, добраться до зеркал. Чёрное шелковое платье на бретелях, своей простотой, оттого совершенством, подчеркивает изумительную женскую фигуру — выступающая грудь, солнышко, бёдра, естественно, крупный вырез, обнажающий ногу, и сама сияющая ткань, отражающая любой проступающий свет. На её руках до середины плеча перчатки из темной полупрозрачной ткани обрели себя, без какого-либо узора или украшений, пришлось признать — старший суккуб действительно имеет чувство стиля. Её волосы изгибались на спине и груди изящными волнами, шея, ключицы и челюсть рельефно играли тенью и светом, выдавая напряжение и, похоже, нарастающее раздражение, малышка с некой ненавистью взглянула в хмурые карие глаза, закусывая губы — те стали непривычно пухлыми от постоянной дурной привычки — физические раны из-за нервов — кусания. Она накрашена, одета, красива и юна, за свои семнадцать лет она успела столько пройти, сколько не каждый старик сможет записать в пережитые сложности, то бишь достижения.       Черт, она ведь действительно привлекательная. И сейчас ее привлекательностью будет пользоваться какой-то мерзкий черт.

      — Будь сдержанной. Закрытой. Вежливой. Не уходи далеко. Старайся не липнуть ко мне. Не дерзи. Не ищи спасения, побега. Ослушаешься, я разорву сделку. Тогда рыдания, просьбы или крики тебе не помогут. Отымею тебя в каждой комнате своего дома, в каждом углу. Пущу столько крови, сколько я не выпил алкоголя за свою жизнь. Ты поняла, малышка Мер?       Он лепетал свои приказы как редчайшие комплименты, в лице его и микроскопических изменений не происходит, какими бы отвратными и пугающими не звучали его замечания, он продолжает, как кажется девушке, постепенно твердея от собственной важности. Тёмный коридор, по которому они шли, не заканчивается, будто тот рад слушать ворчание нечистого, также не имеют конца его упреки и предостережения за малейший проступок, в глазах демона — преступление, заключая основную мысль из его речей, следовало, что смертной можно лишь бесшумно передвигаться и дышать, остальное время нужно притворяться бездушным аксессуаром к сегодняшней ночи.       Когда его монолог завершился, он наклонился и задал ей выше названный вопрос, выговаривая его в белую шею, желая словами и голосом оставить клеймо на ангеле. Она сжала челюсти и отрезала согласие, когда свет ослепил ее — она успела, успела заметить, что за лицемерной улыбкой выродок скрывает недовольство, тогда приходится повториться:       — Да, хозяин.       Бедняжке приходится зажмуриться и скрыть веки предплечьем — ослепительные люстры так ловко выскочили после длинного мрачного коридора, что элементарно не могли не навредить глазным яблочкам — покалывание и небольшое нарастание слез, естественная реакция физиологии. Когда ангел свыкается с освещением, оно уже не является столь ярким и болезнетворным, но застыть смертную заставляет мгновенно: та посмотрела наверх, автоматически, как каменеет от неожиданности — потолок столь высоко от нее и так велик по размерам, это не просто помещение, а зал, возможно, нечто большее. Кроваво-красный оттенок переманил внимание невинной на себя — бархатный ковер, достаточно широкий, что закрывал большую часть лестницы, на которой располагается, достаточно длинный, чтобы проводить идущих по нему на второй этаж, достаточно красный, что если на нем произойдет убийство — о следах плазмы можно не беспокоиться. Лестница. Точно.       Мраморная лестница, что находится в нескольких десятках метров от смертной, раздваивалась и вела на верхний этаж, украшенная цветами и золотом, любой, кто сходит с нее или поднимается, тут же приобретает качество изящности и властности, вероятно, каждый человек мог стать настоящим оратором, стоило ему встать на нее и начать медленно чеканить шаги по ступеням, попутно рассказывать философский монолог о смысле бытия или планах завладеть миром. В метре от лестницы и цветочных гирлянд, на стене — шестерка одинаковых окон, довольно больших, чтобы трое человек, держась за руки, разом могли выйти из них, но над ними, похоже, был идеал всех окон — огромная панорама, думаю, если бы киты плавали в небе, то один из кашалотов мог спокойно заплыть в здание в качестве гостя и не задеть и как-либо повредить стены. С другой стороны стекла полнолуние стало еще одним источником освещения, но теплый свет люстр, ламп и свечей перебивает любые его попытки навеять томное холодное сияние.       Люди. Очень много людей. Мерелин различила два вида — прислугу и приглашенных по одежде, дальше ее прерывают — демону и минуты не потребовалось, дабы всё осмотреть, да он и не собирался — почти сразу хотел нырнуть в толпу, но ощутив заторможенность спутницы, дал ей несколько секунд на осмотр, затем взглядом будто подарил ласковый пинок в спину: малышка кивнула и торопливо приблизилась к нему, аккуратно удерживая хозяина под локоть, сдерживая себя же — от неизвестности и волнения малышке таки хотелось вцепиться в него, но опасения не позволяли. Демон ведет ее куда-то вправо, совершенно не боясь врезаться или задеть кого-то — его репутация, видимо, опережает его, присутствующие сами расступаются перед восставшим, и если Мер замечает данную особенность, то ее владелец вовсе не обращает внимания на окружающих. Доверившись бессмертному в выборе маршрута, ангел как можно быстрее пробегается глазами по остальным частям зала — люди, скорее всего, нечисть, а не простые смертные, их действительно много, кто-то танцует в дальнем углу, кто-то играет музыку для танцующих, со второго этажа разносятся смех и голоса, остальные разбросаны по залу в разных по количеству «группах», видится, заняты обсуждением. Ради чего всё это? И, что куда важнее, зачем мучителю на такой вечеринке его ненавистная смертная?       — Ох, Нибрас, слухи не врут, — мужчина буквально выплыл из-за чужих силуэтов, что Мер вздрогнула от неожиданности, демон же, как и всегда, остается беспристрастным. — Твоя заслуга — наша долгожданная встреча с воителями?       Мерелин не стала рассматривать незнакомца или вслушиваться в их диалог, она использовала возможность, когда ей дали еще немного времени на обзор — повернула голову вправо, медленно поднимаясь взглядом по гладким римским колоннам, которые соединены между собой не только структурой, но и цветочными венками и гирляндами, такое количество растений… Она жадно вдыхает, закрыв глаза, ощущая, как в воздухе стоит аромат благоухающих цветов, свежести, алкоголя, и духов: фруктовые со сладкими, многогранные с легкими, ягодными и приторные, есть и другие слабые оттенки, но идентифицировать их — пустая трата времени и сложное занятие. Малышка прижалась подбородком к правому плечу, наблюдая за происходящим позади — многие явно наслаждаются времяпровождением, кто-то встречается с ней взглядом, не задерживаясь, некоторые лица время от времени заливались зубастыми улыбками или сытым от алкоголя, вечера, оскалом, другие то и дело, как бы грубо не звучит, не закрывают рта, с таким рвением участвуя в дискуссии, будто от их высказываний зависит их жизнь. Девушка еще раз проходится уставшими глазами к недосягаемому потолку — белый свет рекой разливается по помещению, лаская каждый предмет и существо прикосновениями, ангел невольно зажимается, приподняв плечи — она чувствовала себя как на сцене, буквально ожидая, как кто-нибудь из гостей вцепится в нее волчьими клыками от лютой ненависти или, наоборот, слабой жажды. Просто удивительно, как при таком количестве народа никто не умудрился задеть девушку, ненамеренно дотронуться до Мерелин подолом платья или неосторожно коснуться рукой с бокалом, целясь пройти вглубь толпы. Присутствующие ведь перемещаются и иногда обходят ее — только что белокурая женщина проскользнула за спиной смертной, оставляя восхитительный шлейф ванили и ликера, что автоматически заставляет невинную обернуться и провожать названную взглядом, как верный кавалер. Ее красное платье скользило по натертой до отзеркаливания плите, пока не остановилось в нескольких метрах от Мер, ибо его хозяйка столкнулась с, похоже, ее спутником на вечер — ребенок мягко поднимет взгляд по алому подолу к белым плечам и тут же сжимается всем телом, мужчина заметил внимание, выставив черные острые челюсти, как медали, укладывая красный язык между зубными лезвиями.       Когда ангела окликнули, тот резко вылез из наблюдения и повернулся к беседующим, но те, будто пошутив, удерживают внимание исключительно друг на друге. Показалось? Забыть? Но голос слишком известен для смертной. Малышка всмотрелась в танцующую толпу, что находится дальше остальных от нее, как девушки легко, но при этом плавно и маняще двигаются, как ткань их одежд волнами мнется от движений, и как мужчины удерживают спутниц, перемещая руки по телу, талии, плечам, как они улыбаются в ответ на прикосновения — и как Мерелин хочется отпустить демона и его собеседника, покинуть их и тихо ускользнуть на второй этаж и спрятаться в какой-нибудь компании с алкоголем и сплетнями. Вряд ли демоны будут рады бойкой смертной в разговоре, вряд ли «господин» отпустит ей хоть на мгновение.       Сжала губы, слегка надувая щеки — ребенок, посмотрела в ноги, посмотрела наверх, пока не врезалась глазами в того, кто посмел остановить их, задержать: взрослый мужчина с сединой и козьей бородкой, не страшный, но и не ходячее соблазнение, вроде в костюме и с улыбкой, а вроде такой противный, до тошноты, словно ждет момента, когда сможет с некой ненасытностью воткнуть нож кому-нибудь в бок. И повертеть им. Лицо его было будто вытянутым и ямчатым — впалые щеки, глубокие веки, выходящие скулы и ровный нос, рот его казался чрезмерно большим, когда расползался в усмешке. Его карие глаза есть две черные точки на всем лице — седина его нигде не становилась настолько темно-серой, чтобы мочь отвлечь внимание от яркого взгляда.       Девушка осматривала его всего несколько мгновений, но он, как по удару ощутив на себе слежку, устанавливает зрительный контакт — равно перевел глаза на смертную, вовсе выходя из беседы с давним другом. Теперь его темный, острый взгляд вцепился в смертную как в отместку, даже при попытке немного зайти за спину владельца и опустив глаза — ублюдок впился капканом и не стал отвлекаться от ангела на голос доброго товарища.       — Девственница? — высказывается безвкусно и незаинтересованно, словно задал вопрос ради приличия, — давно ли?       — Воительница, не переубеждай меня.       Странно, ведут себя так, будто каждый ненавидит своего собеседника, но держат лицо и продолжают поддерживать диалог ради забавы, вероятно, материальной поддержки, имитируя довольно крепкие отношения союзников. Крепкие мужские отношения, мило.       — Нибрас, вас, убежденных, около полусотни, и каждый притащил за собой смертную шлюху, называя ее будущим пожирателем, — каждое слово незнакомца, как эффект от вскрытой язвы, будто на его языке образовался гниющий волдырь, и ничем, кроме желчи, тот говорить не может.       — Не называй её так, — прикрыл глаза, как от головной боли, — куртизанки приносят доход, не чистая, но польза…       Мерелин до скрипа сжала челюсти и сглотнула, ее как в ванну со льдом окунули — сначала неизвестный демон назвал ее не самым приятным словом, так владелец, поддакивая ему, как шестерка, облил ее грязью ещё больше. В голове скрипуче раздаётся — так и будешь терпеть, такова твоя участь, — пальцы ее распустились и покидают локоть мучителя. Столько времени прошло, и вот, наконец, ангел заметил — выродок не станет ее жалеть, а долго при таком отношении смертная не сможет, загнётся, так и погибнет.       — Оу, нет, — вернулся в реальность, постукивая указательным по подбородку. — Слезы дома пустишь, сейчас, — осматривает что-то за плечами Мер, — держи лицо. Не вынуждай меня напоминать тебе.       Но долю секунды моего ребенка вынули из ванны со льдом и сдуру бросили в кипяток, у Мерелин праздничными салютами вспыхивают воспоминания о том, кто украл ее, о натуре своего похитителя, о том, что он творил. Сознание ее будто пребывает в желеобразной форме, завороженное неким восхищением и надеждой — нечистый спас ее из лап клана, увел от плохих персон, раны залечил и предложил невыгодную для себя сделку. Да только, думать следует наперед — сам сказал, что заставит ее выговорить разрешение на утехи, доведёт её до состояния, при котором человек будет вне себя от счастья, если ему предложить кровь для утоления жажды или давно почившие продукты в качестве пищи, смотря, чем мучить: пыточными сооружениями, голодом и жаждой или зверскими регулярными побоями. Проклятый ведет игру, для него жизни есть развлечения, прекращать подобное он не намерен, лишь бы ангел не плакал — полагаю, это тоже своеобразная форма психологической пытки, доводить подопытного до грани жестокостью и презрением, но моментами становиться чертовски мягким и заботливым, дарить надежду на сочувствие, а затем убивать ее, убивая сознание и делая из своего мученика мешок с костями и мышцами, подчиняющийся любому вашему слову. Хорошую тактику выбрал выродок, но вопрос не в грехах демона и его пагубных для смертной намерениях, а в том, станет ли она терпеть и, подчиняясь, сломит ли себя?       — Вы тако-ой уебок, — удрученно отвернув глаза, она отмахнулась от его руки, как от причины её мучительной усталости.       Он ей и является. Ожидала увидеть презрение — но Мер рассмотрела в его глазах лишь усмешку, и тут же, словно дотронувшись нежной плотью руки до вулканической лавы, развернулась в противоположную сторону и уверенно пошла прочь, ошпаренная, как будто бы собираясь побежать, предчувствие нападения голодного зверя. Невинная чувствует себя пленницей мертвых отношений, отвратительных отношений, которых не должно существовать; он — социопат с маниакальными и\или садистскими наклонностями, нарцисс, альфонс или абьюзер, она мечтает о романтике и терпит, и надеется, что завтра все изменится и он превзойдет любые ее ожидания в любых вопросах. Психи подобную связь пытаются закрепить ребенком или штампом в паспорте, отчего, зачастую, никому лучше не становится. Но ведь между демоном и смертной не было любовных отношений. Хотя, восставший профессионально владеет перечисленными характеристиками.       Малышка скользит между людей, как змея, изредка задевая некоторых, но при этом, никто так и возмутился или вовсе отреагировал — она является тенью, на которую никто не обращает внимания, а наступают все. Ангел почти достигает противоположной стены, где ряды людей значительно рассеивались, но по закону бутерброда, пройдя последнюю пару беседующих и нечаянно задев длинные волосы женщины кожей плеча, та зловеще рассмеялась, явно собираясь накинуться на малышку — названная врезалась в мебель впереди, не сводя глаз со смеющейся персоны — та и не заметила смертную, положительно реагировала на слова ее подруги. Внутреннюю дрожь как рукой сняло — невинная радостно выдохнула, поворачиваясь вперед с умиротворенной улыбкой — тут же теряя ее и отпрыгивая, громко ахнув от увиденного: она врезалась не в предмет, а в мужчину.       Он смотрит на нее, как на запуганного олененка в зоопарке — будто вот-вот собирается преподнести ей какое-либо зеленое угощение, чтобы вызвать доверие, доказать, что не обидит.       — Приношу свои извинения, у меня не было цели стать препятствием к вашему побегу, — незнакомец игриво поставил стопу вперёд, оставляя девушку без выхода — либо обратно в толпу, либо к нему лицом, — миледи²?       Мерелин отвлеклась на несколько секунд на аромат, что шлейфом попадает ей в лёгкие, она нахмурилась, наверняка от боли, что-то в его запахе напоминало малышке о родном доме: слабый оттенок шалфея вперемешку с сильными «криками» ароматических свечей — Мерелин знает их чертовски хорошо, потому что родительница время от времени использовала названный продукт. Зачастую он расползался по всему дому невидимым дымом и становился чересчур ярким, что приходилось приоткрывать окна, дабы немного разбавить его свежим воздухом. Ангел взглянул на нового собеседника, не убавляя недоверия в глазах, она приоткрыла губы, вбирая кислород, делая вид, будто намеревается ответить, на самом деле — старается лишь выиграть себе ещё времени на раздумья.       Перед смертной находится парень двадцати-двадцати пяти лет, его нельзя назвать взрослым, так и веет юностью и ее составляющими: детская жизнерадостность и любопытство, безрассудность, торопливость, эмоциональность; если мучитель обладает лишь двумя способами выразить свои чувства — едкие усмешки и нескончаемая раздражённость, то данный персонаж во взгляде имел целый спектр эмоций, которому «хозяин» может только позавидовать. Он рассматривает ангела с неким спокойным интересом, словно хочет задать ей множество вопросов и не успокоится, пока не удовлетворит данный голод, но отпустил бы девушку, если бы та не захотела знакомства и ушла в другом направлении. Мер мысленно выругалась, когда заметила, какому цвету принадлежат его глаза — серо-голубые, один голубоглазый сделал ее измученным параноиком, от другого голубоглазого ожидать чего-то иного не следует. Русые пряди волнами располагались на его скальпе, широкий лоб, идеально ровные темные брови, будто первое высшее — визажист, впалые щеки, прямой нос с маленьким кончиком — как обрезали, пухлые сухие губы и крепкая шея, если так судить, то и тело у него не стеклянное.       — Супруга у меня нет, пока что, — ангел положил несколько пальцев себе на лицо, чуть наклоняясь, извиняясь таким образом за паузу и наглый осмотр.       Она собиралась добавить какую-нибудь фразу, которая включает в себя извинения за уход и само предупреждение о том, что девушка собирается покинуть собеседника, но, прежде чем вдохнуть, замечает перед глазами ладонь:       — Не стану лгать, мне приятна эта новость, — едва кончики пальцев дотронулись до кожи незнакомца, как названный ловко подхватил ладонь малышки и плавно поднёс ее к своим губам, обжигая костяшки, — мисс, с вашего позволения, могу я задержать вас ещё ненадолго?       Во всяком случае, вариантов у Мерелин всего два: новоприобретенный друг либо чует запах другого демона на смертной, с минуты на минуту вернёт ее ублюдку — ради вознаграждения, разумеется, либо сам планирует устроить себе развлечение, стоит только отвлечься на лесть и вежливость, соответственно, упустить тот момент, когда нечистый затащит ее в темный угол.       — Как вам угодно, молодой господин, — выдавливает улыбку, но скрыть отвращение так и не удается.       Отвращения к вынужденному подчинению.       Демон заметно помрачнел, выпрямился и слабо отстранился, показалось, уже с явной надменностью наблюдая за мимикой девушки, за ее физиологией — дыхание, сердцебиение, моргание — собеседник как будто за долгое время их беседы осознал, что разговаривает с человеком, а не с демонессой, и данный факт оскорбил его, как хлесткая пощечина:       — Не думаю, что мы должны следовать всем правилам этикета; мы примерно одного возраста, как я могу заметить, так что давай прекращать этот высокомерный бред, называемый «вежливостью», — повёл подбородком вправо, подняв бровь, — ты ведь ещё не знакома с совершеннолетием?       — Ознакомлюсь, через пару месяцев.       Нечистый подал ей жест идти вперёд, Мер подчинилась, видя, как он следует рядом, не спеша, продолжая диалог.       — Я так понимаю, ты смертная в заточении, которую беспрекословно считают будущей воительницей?       Мерелин затормозила, не снимая хмурости, она всмотрелась в говорящего, словно он ей заявил, что она — отец его ребёнка, не сказать, что шокирована, лишь удивление и понимание, непринятие смысла его слов и намеков.       — То есть, я могу не оказаться воителем?       Тот встаёт напротив неё, не успели они пройти и два метра от места встречи:       — Ты знакома с кем-нибудь из воителей? — на этот и последующие вопросы ангел отвечал мотанием головы, — тебе приходят сны, видения о прошлых жизнях, а может, и смертях? Ты понимаешь латынь? Иногда ты в порыве гнева или радости выкрикивала что-нибудь на мертвом языке³? Хмм… Тебе встречались провалы в памяти? Видишь? Мне близок вывод, что ты простой человек, а не последний пожиратель нечистых. И ты не первая, кто похищен в силу обстоятельств — малейшая особенность в виде запаха, группы крови, порой, цвета глаз, — тут он тихо прыснул, — способна убедить вполне старого и мудрого восставшего в том, что именно эта смертная — следующий воитель.       Демон рассуждает столь уверенно и смело, парирует как ведущий, словно ни одно замечание не способно убавить его нахальности и убежденности в собственных доводах. Несет как знамя свои мысли, его решительность в данном вопросе не может не привлекать внимания.       — И как мне убедить выродка, что я не ваш будущий враг? — она почти напала на него, ибо нервы ее натянуты, будто в открытую рану положили соли — Мерелин не могла бы упустить шанс наконец освободиться из оков.       — Ждать перерождения последнего. Тогда твой попечитель либо выкинет тебя, либо убьёт, — да-а, перспективы отличные.       Смертная усмехнулась и уставилась напуганным взглядом в движущихся гостей, прожевывая всё то, что объяснил ей приятель — доказательства, доказательства, доказательства? Она ведь и вправду никогда не испытывала ничего подобного из перечисленных симптомов, если можно так сказать, но и верить демону на слово, кто знает его помыслы? Вдруг его и вовсе добрый господин послал, так, побольше запутать малышку — вновь охватил тошнотворный приступ — ощущение, что ее мучитель действительно целится довести ее до суицида, то ли позабавиться, то ли избавиться от надоедливого ребёнка, не запачкав руки. Только язык, который так и хочется отрезать при каждом его использовании.       — Спасибо, друг, за хоть какую-то информацию. Мой «попечитель» кроме оскорблений и ворчания не знает других способов общения, но, — что раньше не могла придумать фразу для удачного ухода, что сейчас, — ты со своими благими намерениями не лучше, — злорадно оскалилась, — вы, нечистые подонки, одного поля ягоды, только и ждёте возможности унизить и убить, и за мерзкие дела свои будете гореть. Отсоси, — и характерный жест показан бывшему, очевидно, союзнику.       — Вот как, — он резко перехватил ее запястье, уменьшая зрачки размером в миллиметр.       Девушка рефлекторно попыталась вырваться, но кроме слабого сопротивления возразить бессмертному не смогла, кричать бессмысленно, лишнее внимание, да и судя по огню в его глазах — он хочет поиграть, нежели наказать наглого ребёнка. Его пальцы передвинулись вверх, ближе к ладони — большим пальцем он надавливает на линии, словно стоило прикоснуться — и демон прочёл прошлое и будущее Мерелин, без особых усилий для него. Он вновь надавил, дабы ладонь ее приняла вертикальное положение — и стоило ангелу зажмуриться, как ее кожа соприкоснулась чем-то хрупким и холодным — стакан, по-видимому, шампанского очутился в молочных пальцах малышки.       Недоумение, испуг и оцепенение наполняют разум невинной вопросами, ответы на которые есть где-то вне, настолько неуловимы, насколько непредсказуемым является ее собеседник:       — Играем без притворства, сладкая, — повёл плечом, как от продолжительной физической активности. — Не первую неделю тебя он держит, а может, и месяц? — улыбнулся, оголив клыки, чуть щурясь, — странное поведение, если нет аргументов твоей причастности к воителям или же пользы твоего пребывания, смысла держать тебя, как заложницу, нет. Или ты и твои единокровные заключили сделку? — наклонился, отчего Мер увидела, как радужная оболочка приняла фиолетовый цвет, а зрачки вытянулись.       — Нет, — ангел поднимает ладонь, дабы удержать дистанцию, отворачивая лицо, как от невкусного блюда, уводя взгляд, как от обнаженного тела, — зачем красть воителя? Разве они не боятся возможной мести за испорченную или прерванную жизнь?       — Тсс, есть случаи, когда воители убивали, и виновные в этом оставались и до сих пор остаются безнаказанными. Если твой похититель считает тебя пожирателем, то наверняка надеется на твою будущую благосклонность или уважение, вызванное страхом. Расскажу подробнее, если отдашь мне первый танец.       Понятия не имея, о чем идёт речь, малышка кивнула, осторожно доверяя ему свою ладонь.

      — По сути, я должен проклинать воителей при каждом упоминании, ибо убийство моего старейшего отца — на их совести. Но, не слукавить, я благодарен им за избавление Преисподней от этого кретина. Изверг любил убивать сотню душ перед ужином, а затем наблюдать, как дети его убирают последствия его пиршеств, — ангела поражает, с каким раздражением и, вероятно, надменностью высказывается нечистый, но перебивать его из-за неприязни — себе дороже. — Обычно работает принцип перемирия — если демон не вызывает много шума в своём существовании, то толку уничтожать его нет, главное — не выходить за рамки дозволенного. Да и воителям сталкиваться с восставшими не хочется — они стары и сильны, запечатанным, насколько мне известно, быть вовсе не сладко, — увидев вопрос в карих глазах, продолжает пояснять. — Воители бессмертны, их не убить. Но вред по-своему нанести можно, — не смотрит на слушателя, рассказывает на отстань. Мило, — оторвать часть тела и запечатать — и пока проклятие не снято, рана его не заживёт. Данное событие в честь этого открытия — когда нечистые обнаружили единственный способ оплаты пожирателям.       — Почему пожирателями? Неужели воители действительно?..       — Редко, но всплывают новости о встречах, когда нечистого не только искалечили за чрезмерную активность, но и опробовали на вкус. Такие слухи, как правило, не имеют официального подтверждения, но они есть и периодически выползают, как гады из укрытий.       На несколько секунд Мерелин смеет отвлечься от демона, от его рассказов в целом, будто она представлялась третьим лицом в разговоре двух, не таким важным, не таким активным: девушка вслушивается в музыку, что нежными волнами расплывается по помещению — мелодия словно состоит из одного элемента, одной струны, она то понижается, рассказывая о неких трагичных моментах, то, наоборот, становится высокой и чарующей, как редкие вспышки в нескончаемой тьме, приятные мимолетные сцены в настоящей трагедии. Никто особо не обращает внимания на данную композицию, будто бы она играет только у ангела в голове, и разум ее никак не может принять тот факт, что под столь приторно печальную мелодию гости смеются и беседуют, не придавая значения — значению самой музыки. Спустя минуту или две, она снова повышается и начинает рассказывать о чем-то настолько хрупком и прекрасном, что стоит взглянуть на это «что-то» или слабо дотронуться — и все бы сломалось, как от тяжелейших ударов тупым предметом.       — В чем смысл собрания? Посмеяться над воителями и узнать, кто новый?       Нечистый скромно улыбнулся, слегка поклонившись, кажется, намереваясь оставить малышку, но Мер точно знает, что он слишком заинтересован или очарован смертной, дабы так просто покинуть ее. Хотя, если он растворится в толпе по своим причинам, то, если быть честным, ангел не совсем понимает, где следует прятаться дальше; невинная чувствует себя, как лодка в открытом океане — всё зависит от изменяющихся факторов — ветра, дна, погоды, и тут — музыки, настроя восставшего к смертным, воителям, девушкам, количеству спиртного в его желудке и разуме.       — Именно, — вновь предложил ладонь, Мер лишь взглянула на нее, — несколько сотен лет не хватило древним, чтобы достаточно нахвалить собственное открытие.       — Но ты себя к ним не относишь, — пальцы ее руки почти коснулись его кожи, но повисли в воздухе, показывая подозрение ангела.       — Мы ровесники, и на воителей мне плевать, — чуть приподнял ладонь, но она последовала его примеру — подняла свою над его, — в любом случае, даже мимолетное знакомство способно привести к мучительной гибели нечистого.       Девушка наконец позволяет собеседнику прикоснуться к себе — его сухие теплые губы скоротечно касаются фаланг, Мерелин едва заметно вздрагивает, стараясь удерживать зрительный контакт как можно дольше — бессмертному сие занятие удается вполне незатруднительно. Это не может не забавлять: он же сам осознает, что его лесть является слишком открытой и прямой, что смертная также понимает названный факт, и, при всём этом, нечистый не перестает льстить, а Мерелин — принимать похвалу.       Ангел не смог сдержать усмешку, тут же прикусывая себя за нижнюю губу — давно малышка не получала достойного, уважительного отношения к себе; человек, который давно живет в голодной тьме, слепнет и от слабейшего проблеска солнечного света, а потому… Нечистый резко выпрямился и одним движением прижал собеседницу к себе, обхватив талию рукой, отчего ребенок выдохнул и захлопал глазами, на такие прикосновения требуется разрешение, разве нет?       — Перестаньте травить, миледи.       Малышка улыбнулась в щеку, укладывая обе ладони на плечи мужчины, медленно выводя их на грудки; она сжала его рубашку, с силой натянув, притягивая к себе, так, чтобы мочь обжечь губы бессмертного:       — Так научитесь сдерживаться, молодой господин.

___

      — Бесконечно усталый, бесконечно занятый, — поклон и поцелуй в костяшки, как знак, что этикет не покидал память, — мерзавец. Когда ты в последний раз выходил в свет?       Демон знает ее, знает ее внешность, видит ее образ, а я опишу: разумеется, привлекательная женщина с модельной внешностью и роскошным нарядом, нечистая, увидев такую на улице, вы начнёте оглядываться, где ее спонсор, почему он следует за ней, а не шагает впереди, из какого именно автомобиля, эксклюзивной иномарки она вышла, и не бегут ли за ней люди с камерами — девушки ее внешности имеют высокие требования, высокий заработок, высокий интеллект и воспитание. Чёрные локоны отливают золотом на спине, играясь со светом, как дитя с новой игрушкой, ее длинные пальцы периодически поправляли пряди или отбрасывали их, развевая аромат страсти и услады, точнее, клубничного ликера и горького шоколада, скорее всего — ее естественный запах, скорее всего, она никогда его не чувствовала и не почувствует. Оливковый оттенок кожи, будто она пару часов назад вернулась с ее личного острова, ни одной морщины или шрама на лице — небольшой лоб с тонкими темными бровями, светло-карие глаза, которые при отражении света становятся вовсе телесного или оранжевого оттенка, длинные ресницы и ни намека на косметику, небольшой ровный нос и не пухлые губы, кругловатые, но без филеров. На девушке шикарное платье, сразу говорящее, что его создатель вдохновлялся птицами: грудь ее закрыта практически до шеи, на бежевой ткани расположились переливающиеся золотые перья-листья, из коротких рукавов до пола спускалась все та же кремовая ткань, имеющая намёк на крылья, будь она в ровной позе с выпрямленными руками — ее рукава сливались бы с подолом, приятно посмотреть на данную особу, но домой все равно хочу забрать Мерелин. От собеседницы веяло властью и богатством, но она будто сдерживала любые отсылки к этим фактам о ее жизни, прикрываясь напущенной скромностью и некой утомленностью от проблем обеспеченных людей.       Ее левая рука удерживает бокал шампанского на уровне лица, правая ладонь лежит на сгибе левой, предплечьем полностью выглядывая из-под рукава: мадмуазель слегка качнулась, приподняв подбородок, явно желая получить ответ от бывшего любовника.       — Что есть свет и какова выгода от него? — казалось бы, какая вежливость, но мрачный голос и тусклый взгляд целиком выдают его незаинтересованность.       Некультурно отвечать вопросом на вопрос, невоспитанно, детки. Но лучший способ ответить на грубость — проигнорировать ее, что бессмертная и делает, видимо, также видя в данном разговоре не много интереса и выгоды для и со своей стороны. Очевидно, у демонессы свои вопросы, которые она задаёт по двум вероятным причинам — либо не находит здесь более подходящего партнера к дискуссии, либо подтверждает свои догадки или чужие сплетни, опять же, не от большого интереса во всем этом событии.       — Слуги шепчут, ты привёл воительницу в дом. Зачем тебе этот ребёнок? Или ты наконец осмелился принять роль родителя? — ее ровные губы расплылись в скрытой улыбке, не сказать, что искренняя радость, не сказать, что чистая насмешка над ним.       — Видится мне, воспитание будущего воителя лучше подслушивания нелепых домыслов собственной прислуги, — выпил, будто произнёс тост. — В каких аспектах ты ещё заинтересована?       Демонесса буквально помрачнела от его слов, ожидая куда более лестного ответа от прошлого союзника, но вот, великая тайна открылась — на нечистого уже целились другие прекрасные создания, которые чтут ошибки нынешней собеседницы, и, как только она станет бывшей, будут вести себя куда приятнее и покорнее ее.       — Какой нетерпеливый, уже намереваешься соблазнить какую-нибудь новорождённую восставшую на данном балу? — попутно высказывать, бессмертная вцепляется чёрными глазами в девушку позади, буквально прибивая ее к полу, та извивается змеей, желая занять ее место.       Демон вскинул бровями, смотря вбок и глотая алкоголь, находя его зов более желанным, нежели голос красавицы. Он не даёт чёткого ответа на ее претензии, но и не отвергает вероятность их воплощения.       Конечно же, ей не нравится такое отношение любовника, любовника, который когда-то был ее, временной период, соединявший их и исключающий других, тот, кто сейчас так сухо и прямо исключает ее. Перед бессмертным будто стоит не великолепная женщина, а ветхое дерево, покрывшееся грибами и плесенью от старости и мокроты, и сдерживается он исключительно потому, что следует неким правилам морали — стараясь как можно чаще смотреть на других девушек и увеличивать расстояние, прогоняя ее из дискуссии резкостью и скрытыми оскорблениями. Может, она хотела во время их разговора вернуться в то время, когда то, чего между ними не существовало — так это тягучего расстояния, может, демонесса надеялась, что пусть и лживо, он будет говорить другие слова мягкого и сладостного значения, а не отвергать ее вопросы и не прятать некого отвращения к поношенной игрушке.       Но… Нужно же держать лицо, так? Избавившись от бокала, мадам соединяет руки на уровне солнышка и, слабо покрутившись, сжимает губы до боли и улыбается, вновь всматриваясь в нечистого.       — Так, где твой драгоценный воитель?       Прозвучал игривый звоночек.

      Мерелин в который раз не смогла сдержать высокого девичьего смеха от историй собеседника, прикрывая губы пальцами и закрывая глаза от эмоций. Он уже успел осведомить ее порядком о четырёх своих приключениях и основных персонажах, которые порой были безрассуднее и более непредсказуемы поведения владельца, словно их вытащили из карикатурных картинок и поставили в опасные условия. Бессмертный объяснял их поступки и слова молодостью, вседозволенностью и отсутствием упреков совести, а потому реагировать на них положительно есть вполне нормально. Порой малышка ловила его на вранье и поднимала бровь с хитрой ухмылкой, на что тот делал кошачий взгляд и небольшую паузу, поправляясь, будто не хватает воздуха закончить свой рассказ и от сухой глотки — слишком много, много-много-много он болтает. Мерелин также не раз ловила себя на том, что ей приятна его компания, что он и вправду ее ровесник и видит мир ее глазами, а потому, так легко входит в доверие и получает столько симпатии, хотя сам не догадывается о таких привилегиях. Она опасалась, что позже будет больнее, ведь имелись случаи, но разум шептал ей, то ли от выпитого алкоголя, то ли эмоционального возбуждения — позже будет позже, наслаждайся.       Некий звук перебил его на мгновение, а малышка быстро выхватывает редкую паузу в его монологах:       — Как тебя совесть на гложет за такое количество привирания? — девушка снова хихикает, когда парень подхватывает ее за руку и ведёт, —это же сказки, а не пережитые тобой событ… Что? Ч-что ты делаешь?       Они оказались в центральной части зала, друг против друга без особой дистанции, две ладони соединялись, другая крепкая рука прижимала ангела за талию, Мерелин рефлекторно положила пальцы на мужское плечо, смутившись, сначала падая взглядом в пол, затем осматриваясь — их также окружили другие пары.       — Прошу, смотри на меня, когда испытываешь смущение, — она нахмурилась, взглянув на демона, а краснота на лице умножилась, — ты пообещала мне первый танец, помнишь?       — Я не умею! — громко прошептала ему в грудь, стараясь выразить злость и страх хрипотой.       — Исправимо, — и он двинулся, заставив и ее, когда музыка началась.       Мерелин догадалась, что на новые вопросы получит краткие ответы, подобные детским переговариваниям в споре со взрослыми, поэтому производить попытки изменить ситуацию или возмущаться ангел больше не планирует. Ее пальцы лишь сжимаются чуть сильнее на пиджаке демона, глаза спрятались, будто она провинилась, как нашкодивший котёнок, и, если они и упадут из-за того, что Мер оступится, то упадут вместе — на него повесят клеймо осуждения, ибо для них винить смертного человека в ошибке все равно что винить козла в поедании капусты.       Спустя несколько секунд, удивляясь, как она ещё ни разу не запнулась, чувствуя, как платье скользит по полу, а потому и коже ног, девушке несколько раз чертовски хотелось прошептать ему, как сильно ребенок успел возненавидеть спутника за данную выходку и как тяжко она ударит его после этой сцены, но малышка все время отвлекалась от замысла, стараясь не поскользнуться, постепенно более ловко улавливая структуру движений и повторяя их, как будто знает их наизусть. Она обрадовалась, когда при очередном «повороте» мелодии метко изменила положение, что уберегло их от столкновения с другими, радость потому, что ведет Мерелин, и под ее началом никто пока не пострадал. Малышка посмотрела на него со счастливой улыбкой, на что демон мимикой сообщил о сказанном ранее — «твоё неумение мы исправили».       Вдруг бессмертный с некой грубостью разворачивает ее, прижимая спиной, оставив одну руку на бедре, другую на шее — от ушка до плеч манящими волнами разливается горячее дыхание, ангел машинально начинает ёжиться и слабо сводить крылья. «Запомни» — звучит где-то за спиной, прежде чем провернуться лицом обратно к бессмертному, она замечает владельца не так далеко от танцевальной зоны, в окружении множества прелестниц и, уловив маленький взрыв спокойствия, что выродок не заметил их, смеется, пряча пунцовое личико на груди спутника, сбежать и наслаждаться, когда хозяин рядом — есть в этом некий азарт, острый азарт. Стоило малышке полноценно развернуться, как тот почти впился в ее губы, но, ухмыльнувшись, Мер едва заметно покачала головой и отстранилась, продолжая движение, играясь с огнем, травит его, как истинный искуситель. В отместку нечистый резко заставляет ее развернуться, что ранее в танец не было включено. Малышка не в силах сдержать смех, вновь.

      Стоило неизвестному едва прикоснуться к крепкому плечу — как взволнованные дамы остались без предмета воздыхания, дым и щёлканье сокрыли его, заставили скоротечно исчезнуть, как по щелчку пальцев. Сперва добрый хозяин и сам не понял, кто перенёс его в другую часть зала, но, чтобы почувствовать ауру и ощутить ее обладателя, ему и полсекунды не потребовалось — разворачивается к похитителю с лицом, полным усталости от регулярных подобных выходок «коллеги»:       — Андасар, я обращу тебя смертным, — не то, чтобы неимоверная ярость и возмущение, но запрет на данные поступки наложить необходимо.       Названный не реагирует на упреки союзника, поведением напоминает кролика с часами — оглядывается, будто ищет кого-то, и торопится, словно от результата его поисков зависит жизнь, причём не только его.       Спустя секунду его эмоциональность снижается, и он с привычными белыми закатывающимися глазами и мимикой, как будто нечистый понятия такого не знает — «наказание», посмотрел на друга, как на отброса. В его взгляде и изогнутой брови так и читается — «что ты сделаешь столь невинному и прекрасному созданию, как я?», собеседник лишь всмотрелся вбок, понимая, что спорить с идиотом равносильно стать идиотом.       — Ворчишь, как старый ишак, не ради твоей моральной перезрелости я выкрал тебя из непробиваемого круга, — он помахал пальцами, как отказался от чего-то мерзкого.       — Тогда ради чего же? — перебивая нечистого.       Тот снова показывает эмоциями, что переговариваться с ним не стоит, и что от злостного ворчания друга скоро в зале потемнеет, хозяин возражать не стал, работает по знакомому принципу — не вступать в конфликт с бараном. Демон лишь посмотрел на блондина с неким непринятием, Андасар всегда отличался хитрой корыстью и вовсе не благими намерениями в делах, не подумайте, он никогда не подставлял или предавал коллегу, скорее, доставал его тем, что не имел навыка сидеть на месте ровно и долго. Но сейчас, сейчас он слишком плохо скрывает свои замыслы, чем и привлекает внимание нашего владельца:       — Скажи, друг мой сердечный, где твоя милая пленница? Я словно чую новорожденного среди гниющих трупов, — снова осмотрелся по сторонам, теперь с озвученной целью.       У нечистого брови свелись от его запроса, он сам отстранился, наблюдая за добрым товарищем — не перебрал ли тот сегодня с алкоголем?       — Тебе какое дело до бестолочи? Наверняка по углам прячется, как и полагается, — пробудившееся раздражение от незнания блондином элементарных вещей.       Андасар рассмеялся как от хорошей шутки, наконец отвлекшись от зрительных поисков, видимо, его очень веселит факт презрения владельца к его заведённой живой обязанности, веселит то, что он сам нарек себя нянькой для избалованного ребёнка и теперь покрывается ненавистью и сединой от потраченных нервов и времени на тяжело дающееся воспитание. Собеседник продолжает смеяться, протерев глаза фалангой пальца, имитирует слёзы от столь сильного порыва положительных эмоций, хозяин лишь проверил, не привлекает ли это излишнего внимания, честно, его союзник облегчил ему задачу, терпеть прилипающих девушек, которые менялись, но не сменяли количество «клея» к нему.       — Кха-ха, замучился, пока ее тренировал, бедный, — не переставая давиться смехом, — ты, когда ее тра… трахал т-тоже!.. — и снова в смех. Ему потребовалось около минуты, дабы закончить. — Ты ее через силу насиловал? Ха-ха-ха, запах у Мерелин стал менее приторным. Или, думал, никто не заметит?       Высказавшийся прижимает ладонь к груди, пытаясь отдышаться от смех-забега, поначалу он несильно показывает заинтересованность в каком-либо ответе, рассматривает что-то слева, только восстановив нормальный ритм дыхания, возвращается к приятелю. У демона и мускул на лице не дрогнул, он обреченно проходится взглядом по стенам позади идиота, ибо его постоянные попытки задеть равносильны попыткам растопить северный полюс одной зажигалкой; чтобы блондин не молол, кхм, как бы дитя не тешилось…       — Полагал, что ты придашь значение, — пора прервать комедийное шоу. — И каковы твои намерения касаемо моей смертной?       — Ох, Ниби-Ниби, старые ошибки, — водит головой из стороны в сторону, похоже, не оставляет поиски названной. — Мерелин много знает о демонах для смертной, не замечал?       Начинается. Как правило, в любом человеке кроется ангел и дьявол, и каждый показывается в разные времена, разные ситуации и при разных диалогах. Нибрас ауру сразу учуял, как его союзник меняет натуру, изменяет ее, как глину для лепки — напоминает метафору на «Короля шутов» — жестокий правитель, что убивает каждый день ради развлечения, но оставляет единого шута, как верного приятеля, и вот приходит день, когда шут в очередной сцене для короля приближается к нему, играя, а затем протыкает горло спрятанным лезвием, становясь королем, но оставаясь шутом. В данном примере на место жертвы некого поставить, но шут определенно принадлежит Андасару с его характером, существование которого в целом не включало в себя массовых расправ и кровавых рек, но иногда инциденты, достаточно пропитанные плазмой и слезами, прослеживаются, как редкие красные точки на белоснежном полотне. Если дьявол явился в разуме друга, то почему бы не прислушаться к его речам, ради интереса, так?       — Она не пыталась окатить тебя святой водой, изгнать не пробовала, как знала, что не способна уничтожить, — зрительный контакт наконец установлен, говорящий прищурился, — какой захватывающий феномен, не находишь? И что самое удивительное в этой… «Ситуации»… — здесь его глаза резко закатились, оставляя белые глазные яблочки без зрачка, хотя смотрит он ровно вперёд, на слушателя, — почти добралась до портала, когда совершила побег? На мотыльке, который ей подвластен? С оружием в виде кинжала твоей старшей, ха—ха?       Интересно выяснить, ради чего подобные высказывания? В словах блондина нет сочувствия или восхищения к Мерелин, союзником он становиться не собирается — выгоды нет, тогда к чему? Заинтересованность в смертном ребенке, волчий голод к ее сознанию и его структуре, он помечает ее неизученным существом, а потому так радуется — столь новое и необычное в давно знакомом и прогнившем мире. Восставший видит в ней спящего соратника, и кровь его бурлит от того, что возможность пробудить демонов смертной витает как шар в воздухе, осталось лишь уловить пальцами ниточку и достать иглу, так, дабы при пробуждении ее падшего⁴ катастрофы не избежать.       — Уф, молча стерпев твои наказания, практически идеально подготовила побег, — помотал головой, вернув себе потерянные зрачки, вместе с ним и самообладание. — Сейчас, думаю, она тоже не особо разговорчива? С нетерпением жду ее нового деяния, — улыбнулся, как будто похвалил хозяина за поступки своей вещи.       Пока наш нечистый обдумывал изумительные речи своего брата, Андасар всмотрелся за спину другу, сначала стараясь убедиться, не обманывает ли его зрение, сомневаясь в том, что видит, и, судя по мимике, получает доказательство, что его глаза таки обманули владельца. Он возвращается к хозяину, как раз к моменту завершения его раздумий, принявшее тот факт, что союзник не знает местоположения смертной, прощается с ним, с намерением продолжить поиски исчезнувшего ребёнка. Прежде чем блондин окончательно покинул его, нечистый успел окликнуть и расспросить «товарища»:       — М? — реакция на своё имя и вопрос, по какой причине его назвали.       Убив правителя, он так и не снимает шкуры шута.       — Знакома ли тебе легенда о влюбленном демоне? Украл смертную, полюбил, вернул и погиб у порога ее дома?..       Союзнику не требуется много времени, чтобы вспомнить по столь короткому описанию нужную историю и ее героев — светловолосый пробегается взглядом по плитке, коснувшись пальцами подбородка, спустя три секунды, начинает повествовать:       — Ты толкуешь о Фестусе? Был с ним похожий случай, правда, — явно не понимая, с чего вдруг владелец припомнил данный инцидент, — несколько столетий назад: семья отдала ему старшую дочь-девственницу в уплату долга, поначалу обмен показался ему успешным, но когда старый пень решил ощутить весь «вкус» пленницы, учуял подвох, — хозяин плавно кивнул, желая узнать продолжение истории. — Заставил родителей смотреть, как она горит около дома, а затем и сам дом, — рассказчик прошелся взглядом по полу, будто испытывает сожаление, — они посчитали ее особенной, потому что она удачно прервала беременность, выжила после такой процедуры, в те времена… Вроде как, она видела дивные сны в придачу. Во всяком случае, подробностей не узнать — за похожие поступки кто-то из нечистых прибил его к церковной крыше, воители накинулись, на него, как стервятники на свежее мясо, ух.       Коллега щелкает пальцами, отчего в руках у обоих появился хрусталь со спиртным; светловолосый качнул головой, натянув вежливую улыбку — знает, что смог вывести владельца из стального равновесия, радуется, — ударил по стеклу, от чего низкоградусная жидкость задрожала, вместе с ударом — заменил себя на пыль, красиво вышел из обсуждения, не стану комментировать. Хозяин только дергает головой, допивая предложенный напиток, развернувшись корпусом — отдавая внимание на центральную часть зала, движущиеся в танце фигуры.       Демон не долго остается незамеченным — очередная пассия, узнав его, приближается быстрее скорости света, протягивая руку за кратким поцелуем. Вторая оказалась рядом с ним по иной причине — демонесса изначально собиралась к его новой собеседнице, но, заметив его, забыла про первое намерение. Симпатия здесь играла второсортную роль — любой прекрасной обладательнице проклятых сил выгодно держаться около нашего восставшего, есть запас душ, есть власть и превосходство, и шкура, которую он может отдать, защищая любовницу, а все, что требуется со стороны пользователя — лишь несколько жарких ночей на неделе, приносящее удовольствие обоим сторонам, кхм. Наш бессмертный был не слишком старым, странным, извращенным и прочее-прочее-прочее, так что посадить в ошейник подобного звучит вполне приятно, и ощущается поощрением, нежели тяжелой работой.       Не думаю, что добрый хозяин когда-либо слышал смех малышки, а если и слышал, то придавал хоть какое-то значение ее эмоциям, но, видимо, восприняв знакомый голос, уловил вместе со звуком голодный интерес. Восставший не сразу заметил девочку, не смог рассмотреть ее в толпе, но найти взглядом игрушку — становится целью охоты.       Чужие музыкальные пальцы заскользили по чёрному шёлку, поднимаясь, пока правая рука мужчины не столкнулась с ладонью девушки, фаланги которой накрывают его; свободной рукой, кончиками пальцев ангел придерживает партнёра за лицо, хитрец почти прилёг подбородком на ее плечо, ухмыляясь. Мерелин приоткрыла глаза, веки которых часто были зажатыми от смеха, когда мужская ладонь торопливо поднялась к напряженной шее, попутно надавив на грудь, слабо сжимая горло, но не стремясь нанести смертной и толику вреда или неудобства. Девушка пробежалась взглядом по присутствующим вдалеке, будто специально заметив хозяина, задержавшись на нем взглядом, как ему показалось — малышка моментально разворачивается и чуть ли не падает назад, не давая поцеловать себя спутнику. Благодаря поддержке партнёра, она выпрямляется, постепенно скрываясь между другими танцующими, куда уводит ее обольститель.       Выродок и бровью не повёл, вернувшись к собеседницам, потягивая алкоголь — ни капли ревности, ни оттенка злости, но, сколько бы он не пытается, отвести сфокусированного взгляда от места, где его ангел смеялся с другим, не может.

      — Пожалуйста, прекрати! У меня уже щеки сводит, — прикрывает губы ладонью, смотря на виновника ее неудобств.       Девушка сама не верит, что ее настроение может подняться на такой высокий уровень в незнакомом месте, в чужих владениях, во владениях демона, незнакомого, когда ублюдок где-то недалеко записывает в дневник все ее оплошности, чтобы позже как можно ближе подобраться к разрыву сделки, где каждый второй хочет в открытую использовать невинную ради выгоды и утехи, где спутник ее — как бы печально это не звучало, притворяется и играет как всемирно известный актёр, но, если и так, почему этим нельзя воспользоваться? Ее мучитель не позволит обидеть ее, ибо это его негласная обязанность в их договоре, да и характер хозяина не настолько щедр, дабы позволять другому нечистому ломать его ангела. На что Мерелин искренне надеется — так это на то, что радость ее сейчас основана на дистанции с подонком и общении с приятным существом, а не на выпитом шампанском, которого совсем немного в ее организме.       Между тем, кавалер смертной повернулся к ней, чуть наклонившись, вновь собираясь рассмешить ее шуткой или наглым приставанием, если бы девушка не ужаснулась, заметив лишнюю пару ладоней на его плечах. Она видит перед собой лишь таящий туман и пыль, на который ребёнок смотрит, как на необъяснимый фокус — пока из остатков тьмы не выходит знакомый персонаж. Тот, кто дал владельцу наводку о том, что будущий воитель может стать его бесправной собственностью.       — В-вы! Вы! — Мер сделала шаг к нему, как некто позади тоже окликнул блондина.       — Magna maledictiones istæ⁵!       Это ее обделённый партнёр, он замер, когда обратил внимание на украденное живое сокровище — та прошептала ему, что отыщет его позже, а с возникнувшим из ниоткуда мудаком разберётся сама.       Мерелин вовсе не казалось, что друг хозяина отнимет у девушки много времени — что с ним делать? Послать, и на этом всё их общение будет уничтожено, желательно, до конца времён. По парню стало заметно, что такой расклад ему крайне некомфортабелен и горек, но перечить малышке он не захотел, наклонил голову с нахмуренными бровями, тут же развернувшись и чеканя шаги прочь. Похоже, его всё-таки придётся поцеловать в качестве извинения.       Не успевает смертная определиться, как более четко выразиться, чтобы кретин отцепился от неё раз и навсегда, как названный заключил ее в объятия с любящей отцовской улыбкой, вместе с тем перенёс в противоположную, левую, часть зала. Помнится, здесь они и расстались с хозяином.       Мерелин яростно отталкивает демона, что тот на удивление позволяет, отпускает невинную — данный акт привлёк внимание нескольких гостей, что ближе к паре:       — Какого вы вытворяете, — в ее дрожащем голосе выражается и гнев, и сожаление, — стоит мне хотя бы на час сбежать от моего чудесного господина, как его заменяет его подсос, по его просьбе?       — Любовь моя, прошу тебя, успокойся, — надел брови домиком и снова стал медленно подходить с разведёнными руками, — разве знаешь случай, когда я вредил тебе?       Истерзанная не смогла сдержать эмоций, подавившись воздухом и смехом от его высказывания, она увела взгляд в сторону, буквально давясь усмешкой:       — Вред? Если бы не ваш длинный язык, находилась бы я здесь сейчас? — всплеснула руками, — вы дали ублюдку новость о моем существовании, сукин вы сын!       — Все совершают ошибки, — подпевает приторно.       Тут малышка уже не хотела «держать лицо», она приблизилась к нему, так, чтобы другие видели как можно меньше, но почувствовать мудак смог как можно больше, замахнулась — но запястье ее перехватывают в двух сантиметрах от его щеки. На его мурчащем лице светится детская улыбка радости, глаза закрыты, он не злится, будто бы вообще не знает понятия агрессии, но перейти определённую черту тоже не позволит. Ангел с силой дернул руку на себя, высвобождаясь, и восставший, наконец, открывает глаза и смотрит на смертную куда более серьезно.       Но ее отвлекли.       Мерелин услышала хриплый голос вдалеке, молящий о чём-то, она различает только два-три слова, но понять, перевести, что говорит незнакомка, ангел не может, язык не ее. Голос слабый и измученный, в музыке и разговоре толпы его невозможно услышать, особенно смертному человеку, но малышка уловила его, будто говорящий стоит за спиной. Она посмотрела на демона, но от неожиданности чуть не отпрыгнула — уничтожил столько дистанции между ними, не издав каких-либо звуков — дыхание, шаги, сердцебиение, максимально приблизился, Мер выдыхает ему в грудь.       — Мерелин, — нечистый прижимает ее пальцы к своим губам с таким упорством, что кожа слегка побелела от недостатка кислорода, — не отходи от меня.       Ее разум воспринимает Андасара как ненавистного старшего брата, большая часть времени с ним уходит на споры и разногласия, на обиды и жуткие ссоры, но насколько жестко и грубо не звучали бы оскорбления, насколько опасны не были бы игры и лживая борьба, сколько бы нервов не ушло на этого придурка, ты все равно любишь его и порой делаешь жертвы, которых делать совсем не хочется. Мерелин не может понять логику, интуицию, которая советует ей держать руку восставшего, как единственную хрупкую соломинку к спасению, интуицию необходимо слушать, но не испытывать неприязни к себе от того, что она позволяет этому нечистому даже стоять вблизи неё, прикасаться к ней и начинать беседу, как ни в чем не бывало, — за это малышка презирает себя в данный момент. По сути, кроме того, что он прямо сообщил мучителю о факте существования девушки, больше нападок, серьезных нападок с его стороны не случалось, если смертной не изменяет память. Да, несколько громких предложений и описания ее, как предмета, но по сравнению с действиями и словами других, Андасар по поведению напоминает безумного, но человека.       — Ладно, — лицо ребёнка отвернуто от бессмертного, она посмотрела на него лишь на конце следующей фразы, — но сейчас вы извинитесь за свои грехи и больше никогда не посмеете считать меня вещью.       Тот вдохнул, будто нуждается в воздухе, надежда его на удачный исход подтвердилась, и светловолосый, выпрямившись и снова надев улыбку вежливости, залепетал:       — Приношу тебе свои извинения в полной мере за прошлые деяния, и никогда боле не сочту тебя вещью, воительница, — как клятву даёт, но лукавость в голосе играет, как хищник с загнанной в угол жертвой.       Мерелин кивнула, видимо, принимая его слова, всяко, время вспять не повернуть, а по-другому его от себя не отцепить. Она отстраняется от него, поправив платье и чуть подтянув перчатку на правой руке, замечая, как нечистый следит за каждым ее движением.       — Зачем вам перемирие со мной? Опасаетесь, что я правда воитель и отомщу вам после перерождения?       — Не совсем. Теперь ты часть семьи, а своих, как правило, я берегу, — наблюдает за кем-то вдалеке, — у нас достаточно проблем из вне, трудности между нами лучше искоренить.       Ангел снова кивает ему, не воспринимая всерьёз — похоже, восставший просто не хочет зализывать тяжёлые раны после встречи с ней, когда она станет пожирателем, если станет. Как учуяв насмешку, он продолжает:       — Посмотри на лестницу, на демона, что прижимается к левым перилам.       Они находились на так далеко, так что Мер узнала его довольно быстро.       — Он подходил к выродку, когда мы только пришли, — нечистый взглянул на ребёнка, который не заметил, как оскорбил своего уважаемого хозяина.       Но, поскольку демон отныне стал союзником, то больше не может воспринимать ее как бесправную собственность, а потому, прав одернуть ее за резкость не имеет.       Если честно, он не и не собирался.       — Это организатор всего мероприятия и владелец здания. Он отчаянно ищет последнего воителя ради единой цели.       — Перепродажи?       — Жизни. Он собирался похитить тебя, но попался на глаза твоим защитникам, следовательно, стал новой целью воителей. Восставшего не убить при одной встрече, особенно столь древнего. Но они охотились на него, нападая, оставляя больше ран и меньше времени, стабильная схема убийства. Сейчас он словно спрятался в узкой коробке, стоит ему высунуться, от него и лужи крови не останется, — здесь он всмотрелся в девушку. — Поэтому… Торопится обнаружить воителя, при его наличии, у него появится малейший шанс выкарабкаться из глубокой… Положения.       Мерелин отвернулась от предмета обсуждения, поддерживая зрительный контакт с собеседником, собираясь продолжать дискуссию, но не выяснять поиск решения вопроса, а обговорить то, что яснее солнечного дня:       — И что он планирует сделать, если получит воителя? Предложить обмен? Как только он перестанет представлять угрозу для будущего пожирателя, они избавятся от него, поймав двух зайцев за раз.       Андасар только качает головой, сжимая губы и не отрывая взгляда от смертной:       — Ты умна не по годам.       Малышка, улыбнувшись на льстящее замечание нечистого, не отрывает взгляда от организатора мероприятия, для смертника, который загнан в столь критичное и безвыходное положение, демон держится уж слишком уверенно. Убежденность на его лице повествует о том, что он уже обнаружил воителя и заключил сделку с его «семьей», причем куда более выгодную для его стороны, нежели для пожирателей — хотя ничего этого нет, он буквально держится за ниточки, которые с минуту на минуты должны порваться — и ублюдок налетит на доброе лезвие ангела. Судя по тому, как восставшие радуются открытию способа калечить воителей — действия, называемого «запечатыванием», доходя до того, что периодически организовывают по такому поводу столь громкие приёмы, то пожиратели детей дьявола действительно достаточно опасны для беспечного существования даже бессмертных, если быть точным — только их, нечистых.       Девушка выпрямляется, спрятав руки в замке за спиной, переводя внимание на собеседника, который давно позабыл обсуждаемого персонажа, все это время он рассматривал малышку, как редчайший шедевр в музее попыток искусства, пользуясь тем, что та отвлеклась на другого. Демон ухмыляется, подмечая новые детали женского тела — родинки, изгибы, движения, он становится скрытым сталкером, фотографируя смертную зрением и запоминая, ради чего — неизвестно.       — Какая разница, выяснит он, кто воитель или нет? Как только он окажется под крыльями своих собратьев, от этого дяденьки, — кивает в сторону предмета дискуссии, — и праха не найдется, если на спине его столь огромная мишень.       — Какая разница, что с ним станет? Держись рядом и наслаждайся вечером, — он протягивает ей ладонь, но малышка лишь с подозрением смотрит на собеседника, пытаясь разгадать, почему глаза его становятся белыми каждую секунду, а затем возвращают более привычный для человека вид. — Лучшее чем я, тебе спутника не найти, — вскинул бровями, заигрывает?       Мерелин кратко усмехнулась, покачав головой, находя его предложение маленьким анекдотом, нежели красиво оформленным приглашением, но, восставший вопросительным белым взглядом дает осознание, что издевки в его словах нет. Несмешная шутка? Хотя, в каждой шутке есть доля правды…       — А как же ваш друг? Он привел меня сюда.       — Ты видишь его рядом? — демон и сам осматривается, теперь уже слабо издеваясь.       — А мой бывший приятель, которого вы так бесцеремонно изгнали?       — Ты в курсе, что вытворял его родитель? Как вы, смертные, любите сказать — от апельсинки не родятся грушинки.       — От осинки — апельсинки, — Мер сделала несколько резких движений ладонью, дабы в светлую голову ярче дошло правильное звучание пословицы.       В чем его выгода и с чего вдруг активная гипер-опека над смертным ребенком, неужели совесть проснулась? Она усмехается: у демона не существует и никогда не появлялось похожих чувств — совести. Искать определенный смысл в каждом его действии есть медленный способ самоубийства, такой же пошаговый, как расстройство пищевого поведения, и столь же четкий, как мгновенная пуля по виску. Андасар не выражает откровенной ненависти или презрения к ангелу, но и чистосердечной доброты, заботы от него не приходилось ощущать ранее, следовательно, что-то случилось, раз в белой голове какой-то нерв перемкнуло. Мерелин, честно, хотелось задать ему вопрос в лоб — на что он конкретно нацелился с таким вежливым и обольстительным поведением? Но, он же не маленький ребенок, чтобы ответить правдой чистой воды, каковы на самом деле его планы. Малышка всмотрелась в него, прищурившись — у демона спокойное лицо с едва заметной улыбкой, никаких признаков садизма, он будто уже получил согласие воительницы и сейчас умиротворенно ожидает ее вопросов или каких-либо, ранее не обговоренных, тем для рассуждения. Но, это ведь не единственный выбор для девушки — ее учитель по танцам тоже бродит где-то в толпе, покорно ожидая обещанного возвращения, а может, он давно уже сбежал с другой, кто знает. Владельца Мер не видела с момента их расставания, да и не стану врать — видеть его вовсе не хотелось, особенно сейчас, когда настроение поднялось на столь высокий уровень.       — Не слукавьте: зачем вам беречь меня до истечения ночи?       — Я же говорил: ты принадлежишь нам. Это обязанность, защищать единокровных, — бред какой, но голос больно убедительный.       Знакомый звук прозвучал во второй раз.       Нечистый вновь предложил невинной свою ладонь, на которую девушка посмотрела с шипучим сомнением.

      Она не поднимает глаз, словно веки ее слишком тяжелы, будто она находится в дремоте и тело ее вот-вот упадет на пол, ибо разум покинул один мир ради другого, ради Морфея и его владений. Все, чем она касается нечистого, так это ладонями, едва ощущая грубую ткань пиджака, едва притрагиваясь к одежде, словно стоит надавить чуть сильнее — и кожа ее покроется болезнетворными волдырями от мучительных ожогов. А демон ведет — как будто выиграл войну, наслаждается видом на девушку, как охотник наслаждается убитым зверем, планируя, в какой именно комнате он повесит его голову или сделает чучело, напоминающее ему об его великолепном навыке убивать, и тем, кто входит в его владения и видит результаты его охоты. Остальные расступались с их пути, убежденные, что одно помешательство данной паре будет равносильно гибели для них, словно опасаясь не только коснуться кожи, но и самой одежды — как боятся соприкоснуться огонь и бумага, одно обратится пылью, другое обретет больше могущества, увеличиваясь или расползаясь дальше. Вернемся к охоте.       Молодец, ты решил куда повесишь голову умирающей пантеры, что лежит водле тебя, окрашиваю молодую траву алым оттенком, ты больше не станешь тратить пуль, ибо задел все нужные артерии, соверши последний акт — воткни нож, избави ее от мучений. Приближайся не торопясь, будь нежным в ее последние секунды жизни, ты обрываешь ее — уважай ее прощание: Мерелин потянула подбородок, держа глаза закрытыми, только готовясь посмотреть на партнера, подчиняясь всем его прикосновениям и взглядам, но долго ли? Подноси нож к ее шее неспеша, не пугай ее — веки стали слабо раскрываться, будто ресницы столь грузны, что поднять их требует немало усилий. Она лишь посмотрела, потеряв любой страх и покорность — о нет, ты забыл наше главное правило — раненное животное опаснее остальных — его приоритет есть выживание любой ценой, и он не человек, чтобы следовать каким-то правилам морали и уважения — острые клыки в мокрой шее; демон грубее приобнял малышку за талию — она и не дрогнула. Ее правая рука сжимает плечо, левая ладонь вырвалась из мужской и осторожна проплывает до плеча, равномерно поднимаясь к шее.       Значимое количество времени нечистому попусту было плевать, куда именно сбежала Мерелин; потому как демон, убежденный в ее излишней эмоциональности и строптивости, также оставался хладнокровно убежденным в том, что после истерики она сама его найдет. Когда же засек белую голову «коллеги» рядом со смертной (не могу сказать, что восставший специально выискивал девушку глазами, он прошелся взглядом по залу, заметив их ненарочно), то полностью отказался от ответственности за ангела этой ночью: первое, Андасар является неплохой собакой, которая не отдаст новую игрушку, которая ему так нравится, и которая не его, второе — у проклятого свои дела. Глупо предполагать, что он устал от детского характера пленницы, совсем нет, сейчас он попусту не хотел контролировать ее, следовательно, отвечать за нее тоже. Показать, что истинная воительница — под его крыльями, остальные смертные, что были приведены сюда нелепая фальшь, что даже не достойна названия «подделка». Демон размял плечи, поднимаясь на второй этаж и потягивая виски, ища между итак редкими рядами проклятых одну — Мишу. Ее легко было узнать по двум признакам: сплит волос — одна сторона сине-черная, отдающая ночным небом при падании света, вторая каштан в сосновом лесу, отдающий замороженным хворостом, его оттенком. Второе, запах крови. Но узнать, не значит найти.       Сказать честно, поскольку демон с момента их знакомства находил потерянную персону больше, чем знакомой (не враг — нейтрально, но если не враг и не нейтрально, значит от существа можно получить выгоду в свой счет), он иногда задавался вопросом — почему они никогда не были любовниками? Ей уже почти триста лет, и демон знает ее около двухсот шестидесяти (ей 272), но за эти года ни разу не было и намека на романтический и уж тем более сексуальный подтекст. Она не была его дочерью, но она как будто было сестрой, которая никак не привлекала его, кроме ментального, но исключительно дружеского, если вообще можно использовать такие слова с видом демонов, характера. — Снова порезы, — волосы густыми волнами спускались на полуоткрытую спину девушки.       Он подошел к персоне, замечая те же две вещи, которые я описал раньше — оттенки волос и вечные пластыри и перевязки на руках. На эту их встречу у нее было не менее восьми пластырей на пальцах и ладонях и один на предплечье. Нечистая обернулась, выпрягаясь от перекладин балкона, на которых лежала локтями, но прежде чем поддержать зрительный контакт, восставший отхлебнул виски и задержался на кистях Миши, считая ее прикрытые раны. — Всегда порезы. Ты знаешь почему.       Конечно, знает. Все благодаря семейству Мерелин, которое не могло удержать позывов садизма и жестокости, опять же, насколько можно переменить данные слова к виду демонов. Раны Миши были нанесены святым оружием, что означает, что если любая демоническая сила попытается зализать их — станет гораздо хуже. Ее лишили мгновенной регенерации, синяки, порезы, царапины, гематомы, все заживало ровно столько же времени, сколько заняло бы у обычного человека. Иногда некоторые, зная данную особенность проклятой имели наглость пользоваться этим и резать внутренние органы, но к тому моменту она уже знала Нибраса и некоторых других его коллег, которые с радостью объяснили обидчикам, что не стоит поступать так некрасиво. Объясняли они, к слову, тоже очень не красиво.       Миша отвернулась обратно к балкону, рассматривая сброд снизу, и, несомненно, демон понимал его, так как она понимает его: девушке не особо хочется здесь находится. — Как только Мерелин обратится, она избавит тебя от человеческих пут, — говорится об регенерации.       Забавно, как уверенно заучит план на будущее, словно к тому времени смертная будет подчиняться восставшему, как натренированная борзая, не могу сказать, издевается он или кидает обещание на ветер. — Не нужно. Мне это не нужно, избавление от такой крови. — Почему?       «С какой стати?» — хотелось бы сказать это, задать более грубый вопрос, но тогда Миша бы не ответила и ретировалась, если бы в целом не покинула сие собрание. — Позволяет чувствовать себя человеком.       Он усмехается, пустой Рокс растворяется в его кисти, демон делает два шага ближе к собеседнице: — Ты проиграла с рождения в данном вопросе. — Это не игра, — темные, черно-бордовые глаза порезали бессмертного. — Да неужели, — погано подпевает, сдержать свою садисткую натуру даже в простом диалоге — невыносимо.       Все из-за того мальчишки, глупого кудрявого мальчишки, травмированного родителями-фанатиками в детстве, которое по итогу перешло в его будущее, естественно: мальчишка стал священнослужителем. Пускай он не стал маньяком или подонком, отрывающимся на ком-либо или чем-либо за свои травмы, поранить он смог — его не любили с рождения, и он не умел, никто не научил, как правильно. В свое время этот мальчишка заглянул в мрак Миши так легко, разодрал ее ребра и проник между, въедаясь в кровоснабжающий орган как жало, пуская корни и шипы, только не учел, или ожидал намеренно не раскрывать свои.       В последствии, не получив ответа, но получив по себе, заметив пропажу между пятым и шестым ребром, — Миша разодрала его. Ему нечем было заплатить, грудная клетка была пустой.       Но и покинуть его девушка не смогла — запечатала в подобие кокона, из которого он не мог выбраться и по сей день, а если бы выбрался, то зачем? Он бы и минуты не продержался без защиты, что так любезно предоставляет ему темная магия бессмертной и этот самый кокон. — Продолжаешь тешить себя иллюзиями о доме на берегу и паре-тройке детей? — оскал показался.       Давно привыкла к грубости и прямолинейности в общении сданным выродком, потому не было сильной реакции на его слова, лишь ее брови чуть сдвинулись в сожалении: — Нет иллюзий. Хотя, если они были, было бы проще. Глупым живется проще, — не отрывая глаз от людей на первом этаже. — Какими иллюзиями ты себя ублажал, когда подходил к дому ангела? Бедное, — словно заметила Мер в толпе, нечистый не стремился знать, правда ли она нашла воительницу или нет, — невинное создание. — Иди и приласкай ее за ее терпение, — в пальцах снова рокс с темным алкоголем, — оно ей еще пригодится. — Зачем она тебе, Нибрас, — повернула голову к названному, хоть что-то, — зачем? Ты не любишь шум в доме, — знала его, как родного брата. Он ухмыльнулся. — Она может помочь тебе. Освободить и вернуть твоего возлюбленного, — запивая, как тост, хотя увел острые глаза в сторону. — У нее особая дружба с мотыльками.       Демон издевается.       На ее нейтральность это никак не влияет, она смотрит то в зал, то на собеседника, не меняя мимики, не сожалея или сочувствуя, не обижаясь на его тычки относительно запертого раненного, это не важно. Слова, не действия. Он не бьет ее, но и ищет способ разорвать кокон, а говорит восставший хорошие вещи или ужасно грубые, ситуацию не изменят. — Речь не о том, на что она способна и чем полезна для меня, а о твоих потребностях, которые наполняет исключительно эта девушка.       Демона немного царапнуло последнее слово в ее указании, потому что это делало ставку на его выбор, а не на происхождение Мерелин. Он забрал ее потому, что она — воительница, а не из-за того, что не смог сдержать любовного или сексуального позыва. Не будь Мерелин той, кем она является, они навряд ли бы встретились вообще.       Он никогда так сильно не ошибался в своих мыслях.       Она спасала его каждый день. — Ты путаешь результат и шаг к нему, планируют идиоты, оглянись, сколько их с лже-воительницами, — зрачки раздались, Миша смотрела только на демона, зал ее больше не интересовал. — Не нужно возвышать ее, дорогая, — нечистая перебивает собеседника: — Не нужно делать из меня идиотку, дорогой, — выпрямлять, вставая ровно напротив, — будь она ступенью, ты бы продал или убил. На мясо, как скот, — чуть сузила глаза, — ты держишь ее подле себя. Ты не жалеешь отпускать. И уж тем более, делиться. Может изначально она и не была результатом, но она по праву заняла это место.       Умная девочка. — Почему ее нет рядом, Миша? — стремясь подтолкнуть к ее не правоте.       Каждый раз у нее всегда находился козырь на финишную линию диалога, и соль в том, что она не прятала его в рукаве, Миша всегда вставляла этот козырь буквально в лицо противника с начала их игры в дурака (идиота), но последний отнекивался — одна выгодная карта не способна опустить его полностью. И эта карта всегда топила игрока напротив. — Потому что ты идиот, Нибрас. Хотя я соглашусь, что ей лучше с тобой, нежели с кретином Дурианом или Геральтом, который бы продал каждый сантиметр ее кожи, — и всего остального, разумеется, по частям.       Здесь я подмечу, что восставшему мысль о покровительстве Мерелин другим демоном, тем более, различного рода распоряжения и действия касательно ее разума, тела, не нравится также как вода не нравится огню. Существование такой Вселенной, в которой Мер похищаемая не им, в любом случае приводит к тому, что она оказывается под его крыльями — демон убежден. — С другой стороны, — ее плечи слабо изогнулись, она отступила, чтобы опереться на балкон, цветы на котором зашипели, — почему бы ты не отдал Персефону Андасару, или, может, французу? Хотя его сынок вызвал бы проблемы… — отвлеклась, — отдал бы другому на воспитание, с условием того, что владельцем останешься ты. — Мысль разумная, — подходит ближе к балкону, ближе к собеседнице, но вниз не смотрит, — но такой исход не приведет меня к изначальному финалу. Но, было бы приятно посмотреть, как они мучаются от ее характера, — запивая, как тост. — Не лукавь, Нибрас. Покорной, ты бы продал ее или разодрал, — он лишь ухмыльнулся в рокс, — что она творила? Я слышала, клан сожрали из-за нее, — он снова усмехнулся. — Она удрала, прожила у них около месяца, — смотря на противоположную сторону балкона, — нашла орудие Анны и воспользовалась на мне, — слушательница изогнула брови, как от умиления и удивления одновременно.       По мере того, как кратко поведал Мише о подвигах Мерелин, мимика первой значительно оживилась — зрачки раздувались, а клыки слово от слова поблескивали в улыбке. Она не смеялась над смертной и то, через что ей пришлось пройти за время своего похищения, именно умилялась, как обычно реагируют родители на первые шаги и слова ребенка. — Зачем ты привел ее? Клан на реплику не пошел бы. — Дуриану в лицо посмеяться, тебе показать, — не сказать, что это полностью правда, но где именно ложь, я тоже не знаю. — Или привлечь внимание к тому, что ты она истинный пожиратель, а ты — владелец истинного пожирателя. Самолюбование — грех, Нибрас. — Внимание привлекаю вовсе не я и мои поступки, только Мерелин. Ее появление, ее побег, ее рождение. — Звучит, как зависть. Тоже грех, — отметила, взмахнув указательным. Она отвернулась от демона, укладываясь локтями на перила балкона, после подбородком на локти. — Ты же знаешь, я не нарцисс и не завистник, но проигнорировать подобные упреки есть подтвердить их.       Точнее, постоянные бессмысленные и, откровенно говоря, глупые речи Дуриана о том, что ныне никто из восставших не владеет воительницей, что она до сих пор находится дома под крыльями ее собратьев и сестер, и никогда она не покидала данной защиты: и всему этому одна база, один фундамент — бесконечный страх Дуриана. Боится, что упустил возможность скрыться от пожирателей, боится оказаться их обедом, закуской, судя по тому, как он истощен, и очень боится снова упустить ее, если кто-нибудь действительно уже похитил девушку — ведь это куда более легкий способ, забрать сокровище у демона, нежели забрать из-под постоянного надзора воителей. Глаза демона потемнели, всматриваясь в субъект его размышлений, который переговаривался с очередными вблизи лестницы: пусть рискнет еще раз обратиться в сторону Мерелин, и демон скрутит его так, как нить скручивают в клубок. — Когда он рядом, я не слушаю его. Напыщенный индюк. Хорошо, что я редко бывают вблизи него, — Миша вернулась к осмотру зала, но в противоположную сторону от Дуриана. — Жду дня, когда воители сожрут его. Хотя, готова спорить, его мясо на вкус хуже гнили. — Узнаем позже у Мерелин, — снова непоколебимая уверенность в будущем. — Узнаем.       Удивительно, ты не солгал о грехе самолюбования, — указывая в танцующих, — она олицетворение притягательности, притягательности внимания.       Проследовав ее жесту взглядом, синие глаза цепляются за то, что заставляет их моментально обратиться в верный, захватив с собой и белой глазных яблок. — Андасар, мать твою, — собственник или завистник?       Глаза нечистого на несколько мгновений перестают становиться белыми, он не может оторвать их от карих кровожадных напротив, словно привороженный, не может и моргнуть без разрешения. Когда она ощутила вторую руку на талии, что удерживает ее крепче, убавляя расстояние между ними до минимума, убавляя возможность оступиться — сейчас ничто не мешает восставшему вести танец ровно и изящно, Мерелин разрывает зрительный контакт с одной целью — дать ему больше власти, встать на его обувь, фактически переставая двигаться самостоятельно. Поддержка вроде второй руки быстро слетает, ибо Андасар поднимает ее подбородок пальцами:       — Нет, смотри на меня, — и приходится воплощать ранее задуманный план вслепую.       Ее белые пальцы слегка сжимают мужскую шею, большим малышка специально надавливает на кадык, рассматривая его, но увечий это, естественно, не приносит. Тянется, слишком откровенно для танца. Слишком рисково для обоих. Зачем она это делает? Ей приносит удовольствие или заводит игра? Ответ проще — она ведёт, и ее поклонник ведётся, как голодная волчара на ягнёнка. Она почти прикоснулась к нему, совершенно позабыв, где они, ещё бы мгновение, маленькая деталь, и они бы столкнулись с другими, разрушив всю композицию, привлекая внимание всех, если бы, если бы, если бы демон не сдался.       Он выводит их из танца вспышкой тьмы, переместив почти в угол зала, отходя от центра внимания присутствующих как можно дальше. Стоит только избавиться от возможности осмотра для остальных, он впивается в тёплые губы ангела, согнувшись чуть ли не пополам. Мерелин обеими руками придерживает его шею, надавливая, проскальзывая горячим языков меж губ, ненароком лизнув верхнюю, моментально ощущая, как ткань платья на спине сминается от жестокого прикосновения; она отрывается, набирая воздуха, когда ее больно прикусывают за нижнюю губу, послушно ожидая продолжения. Понимает, что ее силы в подобном соревновании не лучший способ для победы, но она все равно будет рисковать: ее язык вновь проскальзывает по губам, сначала сладко лизнув нижнюю, и идёт от нёба к языку, медленно забираясь назад, как демон удерживает ее игры, губами:       — Мерелин, переспим, сейчас, — задыхаясь.       — Попроси, как следует, — обижая губы воздухом, не прекращая душить.       — Non opus sit⁶, — третий, лишний голос в не подходящий, томный момент.       По плечу блондина хлопнули, отдирая его от смертного ребенка как пластырь от раны — больно и не совсем ласково, откидывая в сторону. Мерелин непреклонна к произошедшему: ее, как зверя, подстрелили, когда она почти вцепилась когтями в мягкую плоть добычи, и теперь охотница отдыхает где-то внутри себя, не имея реакции на какие-либо внешние раздражители — стоит с ровной спиной и расправленными плечами, наблюдая за чем-то внизу туманным взглядом, как ее владелец прикрывает ее, ментально раздирая ее бывшего партнера на части. Шут — хитрый молодец, но, если брать моего восставшего в качестве правителя, то конец истории будет иным. Король лишится старого приятеля.       — Ух! Ты мой явный фаворит, — отряхнувшись, — не переживай, он не обидит тебя, — подмигнув и сощурившись, обратился к Мер, специально наклонившись, дабы быть убедительнее. Она его не услышала, некоторое время назад потеряв малейшую связь с реальностью. — Не обессудь, Ниби, — укладывая ладонь на плечо, — ты всяко не ценишь, — и тут же исчезнув в краткой вспышке дыма.       Мерелин не обвинила подлеца в предательстве, ибо не считала, что будет отчитываться о подобном, она не видела угрозы и знала, что ее вовсе не существовало. Андасар прав — владелец по собственному решению оставил ее, не стал гнаться и удерживать, а она не стала ждать, если это вечер наслаждений, то зачем обделять себя?       Когда демон разворачивается к пленнице, она уже смотрит на него, причем, не ожидая наказания, а ожидая наказать. Ее карие глаза горят темно-желтым, зрачки настолько сузились, что их не видно, а поза с выпрямленной спиной и слегка напряженными руками говорит о том, что она готова быть атакованной, но это не поражение — когда ты вцепишься в нее, она сумеет воспользоваться и освежевать тебя. Демон вслушался — ритм сердца сообщал, что ребенок не нервничает перед холодной атакой, значит: — Мне не следовало оставлять тебя одну, — ее плечи едва успели расслабиться, но он продолжил. — Такая бестолочь может убиться об свой же подол.       Мерелин резко отвернулась в сторону, смотря на огни, которые растекались из-за наступивших слез; она бы не заплакала, но стало очень обидно, закусила нижнюю, чтобы не потерять влаги глаз. Даже в своей самом малейшем проявлении заботы демон умудряется вернуться к изначальной точке унижения — самое гнусное не то, что он оскорбляет, а то, что у него всегда есть возможность отказаться, но садист не станет поворачиваться в сторону подобного отношения к девушке. Она не хотела милого общения с ним, но ангел и не хотел, чтобы эти нескончаемые обвинения и обзывательства прекратились хотя бы на вечер, хотя бы на час. Захотелось снова сбежать. Царапины на бедре заныли. — Идите к черту, — шепотом, но чтобы услышал. — Я могу уйти, — шаг ближе, — ежеминутно покинуть сборище. Но ты, Мерлин, — чуть рыча на нужной букве, — что будешь делать ты? Повиснешь на Андасаре или другом знакомом демоне? — еще шаг, — или станешь ластиться к любому, кто заявляет, что им чужды повадки собратьев?       Она ощутила на своих ключицах и шее остатки слюны друга похитителя. Мерелин подошла практически вплотную, отчего демону пришлось склонить голову, дабы удержать зрительный контакт — он рассуждал не ради ее унижения, нет, ему нравилось путать ее оголенные нервы, заплетая и натягивая струны эмоций. — Да, стану, к любому, кто не оскорбляет меня через слово и может вывести хотя бы один диалог без «бестолочи». И да, хозяин, — ее челюсти стукнулись, — я с радостью буду сидеть весь день под столом Андасара, глотая его, чем смотреть на ваше, — из глотки вырвался тихий скулеж, пальцы восставшего сильно сжали пряди на затылке: — Ах ты маленькая, — он вдохнул, закрыв глаза — если свидетели станут свидетелями, что его дитя способно вывести его на неприкрытый гнев, многие захотят воспользоваться данным методом.       Мерелин.       Его дыхание завибрировало около глотки, отчего кадык слабо дергался, девушку хотелось утащить прямо сейчас, в идеале — прямо блять здесь, впечатать ее в стену и заставить раздвинуть бедра, заставить ее умолять его и кричать, пусть остальные наблюдают, пусть не смотрит никто — нет особой разницы, важна только смертная. Ее реакция и реакция ее тела, потому что он ощутил, как внутренности малышки напряглись, пальцы сжали его рубашку, горячее дыхание ударилось в вены на шее — проклятый готов был насадить ее сейчас, и никакая сделка не спасла бы тело, изумительное белое тело с таким же изумительным запахом корицы, от его укусов, его следов, его семени и его — дабы все знали — его ангела.       Ребенок тихо замычал, когда восставший открыл глаза и всмотрелся в названную, тяжело, он балансировал на грани возвращения к железному хладнокровию или жестокому (но садист пообещал себе, что Мерелин захочет еще, Мерелин будет просить его) воспитательному методу. Взглянув на приоткрытые искусанные губы легче не стало — она мяукнула, он хрипло выдохнул.       Внимание редких, но некоторых личностей вынудили выбрать вариант холодного разума, пах свело от отказа.       Нечистый не мог подвернуть невинную такому риску, быть рычагом воздействия, потому что она откровенно является им, бессмертный не наигрался и готов пожертвовать многим, чтобы получить желаемое — признания от гордого человека напротив, но этот человек нужен живым и дееспособным. В чужих руках, в руках его неприятелей этот фактор есть ключевой.       Проклятый отпускает ангела. — Послушай меня, девочка, твоя прогулка на сегодня окончена, сейчас ты рядом с хозяином, и больше не сбежишь, — тихо для остальных, нейтрально для пленницы. — Разумеется, попробовать можешь, но это меня расстроит, — ближе к ушку, — ты помнишь, какие вещи я делаю, когда расстраиваюсь, моя девочка?       Названная кивнула. Садист отдалился от нее. — Умница, — зрачки чуть раздулись, что вызвало зеркальный эффект у демона.       Он бы еще долго наблюдал за дубовыми глазами, что следят за ним, следят за его шеей, губами и глазами, соответственно, но ангел самостоятельно прерывает контакт. Она сначала смотрит в сторону, будто увидела яркий предмет, потом хмурится, словно сомневается о том, как этот предмет смог проникнуть именно сюда и именно сейчас. Ангел отвернул лицо, как будто его поймали в самый неподходящий момент на горячем, втыкаясь в толпу зрением, пытается рассмотреть как можно больше интересных нарядов и красивых незнакомцев, дабы отвлечься. Обычно девушки предпочитают надевать на крупные мероприятия наряды ярких оттенков, в особенности, кровавых, ибо, как правило, данный цвет привлекает внимание, выглядит он тоже, естественно, вполне недурственно. Но на данном, позвольте сказать, собрании, лидируют в основном холодные или просто темные цвета, и заметить среди них алый, как увидеть в прозрачной воде растворяющийся сгусток крови. Создание передвигалось неспеша, обходя остальных, как будто идет сквозь дремучий лес — деревьев много, но их не снести, поэтому приходится идти мимо, стараясь не задеть, чтобы не поцарапаться или не испортить дорогую ткань одежды. Когда женщина оказалась примерно в четырех метрах от ангела, тот охает, тут же прикрывая губы пальцами, никак не мог оторваться от дамы в красном, преследуя ее взглядом, как верный слуга. Черные волосы нечистой заделаны в аккуратную прическу, но видимо длина их настолько внушительна, что многие пряди прямыми линиями закрывают спину, чуть ли не ложась на сам подол наряда. Платье ее напоминает по большей части кимоно, но, по видимому, является слишком тяжелым и, аналогично, длинным, что слегка отходит от привычного образа. На плечах оно широко раскрывается, чуть ли не обнажая грудь, именно по этой причине женщина левой рукой придерживает его, дабы не оказаться нагой на столь громком мероприятии — позже Мерелин заметила блестящие черные перчатки, предположительно, из латекса, которые уходили глубоко внутрь рукава. Дама ползла в центр зала, и девушка сжимается от ее неторопливости, она как старая змея — каждый шаг ее чертовски медленный, а платье плывет позади как толстый хвост.       — Что она здесь делает? — забывшись, звучит ее шепот. — Та женщина, — когда чужие спины закрыли описанную, Мер позволяет себе продолжить, — она любовница бывшего мужа нашего директора. Знаю, звучит запутанно, — посмотрим в синие глаза, — но между ними такие скандалы творились, что можно любовный роман писать. Восточная внешность, длинные черные волосы и высокий рост. И еще эта манера ходить, будто у нее восемь пар ног.       Садист снова отзеркалил спутницу, слабо сводя брови и следя за взглядом Мерелин, встречая персону, которую она описала, но описание и действительность не сходились — демонесса, сыгравшая роль кого-то там, лишь бы быть ближе в воительнице.       Видимо, местоположение нашла, но не смогла определить кто же все-таки будущий пожиратель. — Ты ошиблась касательно ее биографии. Не отходи от меня, —для демона та особа как комар — убить одного шлепка хватит, но сыграть на волнении ребенка в свою пользу выгодно. — Хотите укрыться мной как щитом от нападок демонесс? — Нападок? — Тогда какая польза сейчас держать меня рядом? — Какая польза держать тебя в целом?       Понятно, такие игры с ним не пройдут, невинная закатывает глаза, кратко вздыхая, показывая подобным образом усталость от споров с ним. Споров? Это скорее скрытые оскорбления друг друга, чем грубее посыл и лучше его маскировка, тем ближе победа к говорящему.       От тягуче нарастающей сонливости и той же усталости желание вернуться в тёплую постель возрастает в разы: прикрыв глаза девушка мечтает, как ее ноги скользнут под холодное мягкое одеяло, как сладко будет положить голову на подушку и тут же провалиться в сон, достаточно глубокий, что в ничего не чувствовать, достаточно длинный, чтобы забыть этот вечер и достаточно крепкий, чтобы не ощутить присутствие демона совсем близко, под боком. — Когда произойдёт завершение столь чудесного мероприятия       Он посмотрел на смертную так, словно его первое высшее — этикет, а ее вопрос — первая фраза в его списке табу. — Около часа. Потерпи, — так спокойно, что ребенок отдалился от поражения.       Словно не рычали несколько минут назад. Не люблю фразу «хлопать глазами», но это действительно то, что малышка делала следующую минуту, скользнула взглядом от его темных глаз до губ, после на адамово яблоко, затем на линию челюсти и вернулась к глазам. Зрачки нечистого увеличились, он удовлетворенно вобрал воздух. Ему льстит, что неосознанно, но она рассматривает его и следит за реакцией (что делает и восставший с ней), пускай и такими короткими моментами. Пока что, короткими. Он бы позволил ей остаться, позволил наблюдать за ним сколько ей вздумается — в идеале, хотелось бы убраться отсюда гораздо раньше и утащить ее в постель или ванну, не делиться ароматом корицы, яблок и страниц ни с кем, но есть определенные правила игры. Позволил бы продолжить скользить по его лицу и шее — в идеале, кистями тоже, но приторный аромат за его спиной, звук каблуков и высокий голос моментально вынудили развернуться.       Неизвестная женщина увязала его в разговор на неизвестном языке, судя по мимике садиста, ему было бы приятнее наблюдать за Андасаром, столом и Мерелин, нежели участвовать в дискуссии.       Хотя Мер не совсем его понимала — женщина перед ним ухоженная, привлекательная и, судя по эмоциям, игривая, неизвестно что демон сделал, дабы заслужить от нее подобное отношение, но его деятельность сработала, если она сейчас стоит тут и утягивает его в диалог.       Малышка уперлась крыльями в его, чуть ниже из-за разницы роста, скрестив руки на груди — не шелохнулся, уйти ей все равно нельзя (глубоко плевать на факт запрета, но та дама, любовница, девушка уже очень устала), а стоять и кивать на речь, которую она не способна понять, как кивает игрушечная собака в машине, нелепо.       Бедро скулило от порезов — вероятно, от того, что Андасар также воспользовался ранами ради крови и пустил больше, руки мерзли, сознание тоже начинало ныть: усталость появилась несмотря на факт того, что они проспали почти весь день. Мерлин хрустнула пальцами, после осмотрев ногти и затем опустив кисти — наигралась, нечаянно задев правой запястье садиста. Малышка сильнее уперлась в его спину, выдохнув: его голос звучит также бархатно и низко, но это звуки без значения для нее. Ангел с толикой недоверчивости, но горячего любопытства начинает игру — ее указательный палец едва дотрагивается чужих, скользит по ладони к мизинцу, после фаланги сползают по его пальцам, также очерчивая ладонь, линии жизни внутри, после проделывая то же самое с большим. Температура тела, как всегда, жарче костра в камине, словно по венам демона бежит не кровь, а настоящая лава, и остается неизвестным, как кожа не стала жаренным мясом изнутри, от такого количества нестерпимого вещества в теле. Ее пальцы проскальзывают от подушек к пространству между фаланг — сплетая пальцы, руки.       Ах. Хотелось спать. Кровать. Дом.       Подумав о доме, малышка сразу вспоминает неразгаданную тяжелую загадку, связанную с отсутствием суккубов — нельзя сказать, что они с детства приросли к дому и никогда не покидали его, но факт того, что девушки пропали в никуда на столь продолжительный перевод времени делает здание заметно непривычным и пустым. И куда он только их запрятал? Не соврал ли, что не избавился? Для демона что человек, что подчиненный нечистый — как товар на полке магазина, он может уничтожить одно и без каких-либо угрызений совести моментально пойти за другим, проделывая подобную процедуру не единожды. От таких ситуаций ублюдка одно ограничивает — собственная лень: вечно усталый — вечно раздражённый. Искать новых слуг, верных и терпеливых, устанавливать рабочий график, да еще и обязанность проверять Мерелин, следит за ней как сторожевая собака, обговаривать зарплату за должность уборщика и няни, а может и куртизанки, кто знает его предпочтения, все это звучит жутко энергозатратно. Хотя, Мер полагает, передвижения дальше собственной спальни для выродка — целое кругосветное путешествие. Не мог же он убить их, зная, что придётся искать замену? А что, если все куда проще чем ангел думает? Но ведь демоны как змеи, схожие с людьми в незаконном бизнесе — каждый хочет быть главным, опасным, удовлетворённым и безнаказанным, а ложь, предательство и подкуп нехило помогают в продвижении, зачастую.       Пока она так упорно копалась в размышлениях, спряталась где-то за спиной демона, слыша лишь его переговоры — и вышла она их этих размышлений, когда переговоры стали слишком колоритными и интригующими, для беседы двух и более мужчин. Натуралов. Стоило смертной посмотреть, ее предположение получило зримое доказательство — пока она прижималась к спине и хмуро оглядывала гостей, некоторые решили воспользоваться ее моральным погружением и выкрасть внимание демона. Она бы итак его отдала первому встречному при первой возможности.       Девушка ухмыльнулась заметкам в разуме, шуткам-минуткам, так сказать, и смело ступила ногой вперёд, как ее предплечье сжали, не обернувшись на попытку побега, одним прикосновением напоминая о последствиях ее решений, трагичных или удачных, зависит лишь от неё. Добрый хозяин, сказал же.       Она стоит несколько минут с надутым лицом, иногда подыгрывая смеху девушек, иногда повторяя окончания слов демона — здесь он отвечает единым по количеству словом, либо из вежливости отдавая собеседницам время и возможность высказаться, либо от скуки, стараясь лаконичностью отстранить их от себя.       Когда сие занятие изживает себя, ангел без особого интереса рассматривает окружение, подмечая различные детали наряда или внешности, улыбок, голосов, взглядов. Порой она устанавливает с кем-то из гостей зрительный контакт, но обрывает его не из-за опаски, что ее заметили за наглым наблюдением, а от нежелания контактировать с нечистым существом. Честное слово, она так бы и водила глазами по кругу, если бы не увидела пару, которая чересчур часто переглядывается, хихикает и показывает на неё. Наверное, ощутив опору в образе демона за спиной, его запрет на какое-либо прикосновение к его собственности, Мерелин осмелела в этом плане и, изогнув бровь, кивает головой в направлении обсуждающих ее. Данный жест принят как приглашение.       Это две юные девушки, две прелестницы возрастом не больше шестнадцати лет, как дочери обеспеченных родителей, которых впервые вывели в свет после какой-нибудь тяжелой болезни, от неожиданности Мер приоткрывает губы. Одна из них носила полупрозрачное бледно-зелёное платье с узорами неких растений, вторая походила на чёрную вдову, открыты только плечи, на лице плотная маска, будто она заботится об остальных и не собирается разносить микробы или, наоборот, до чертиков боится подцепить чего-нибудь заразное от нечистых. Когда голос ребёнка в зелёном прозвучал, обратившись к смертной, та понимает, что значит «звонкий, как колокольчик»:       — Не думала, что удастся повстречать воителя в смертной форме, — приложила ладонь к груди, осматривая названную круглыми глазами, будто пытается запомнить каждую деталь ее внешности. — Ты сбежала, приручив мотылька? Призвала семью в клан? — Дети вопрошают с такой же интонацией, когда повествуешь им сказки.       — Подожди, — мой ребёнок чуть не врезается в спину демона, отступив, — я и половины не понимаю, о чем ты спрашиваешь.       Девушки переглядываются, но любопытство не убавляют, а разочарования не появилось. Она же приходится для них чём-то вроде ожившей легенды, судя по очарованным глазам и бесконечным расспросам, узнать, что деяния ее — были совершены ею в беспамятстве или вовсе не были воплощены в реальность, и есть то самое разочарование до слез. А его нет, так почему?       — Ну как же?.. Ты, та самая смертная девушка, которая смогла приручить мотылька, мотылька! Существо, что охотится на сбежавших душ, ты смогла сделать его питомцем, — Мер шипя втягивает воздух сквозь губы и сжатые челюсти, отводя глаза в бок. — Ты и у какого-то суккуба выкрала оружие? Без единой царапины?       — Я ничего не одалживала и поверьте, царапин было много, даже больше, — ангел прерывает детей поднятыми ладонями, — мотылёк — и для меня загадка, — первая девушка подпрыгивает, услышав подтверждение своим вопросам. — Правда, не знаю как это распространяется, но это лишь стечение обстоятельств и фантазия чужих языков, я и не воитель, вовсе.       Чудо в зелёном платье прижимает замок из пальцев к шее, заглядывая в глаза к Мерелин так, будто пытается отыскать в них все ответы о ее мире, в котором смертная сама — новорожденный ребёнок и не понимает ничего, кроме рефлекторных действий. Понимает ли? Делает так, дабы защитить себя и выжить. Видимо, не получив поддержки в ответе или мимике ангела, та оборачивается к своей подруге, которая очень слабо реагирует на объяснения Мер. Они смотрят друг на друга, одна спокойно, вторая напугано, невинная хотела было отступить в этот момент осознания, но демон рядом не даст уйти далеко, поэтому остаётся ждать, когда девушки покинут ее, приняв малышку за обычного человека, а не воительницу.       — Ты… Не можешь… Быть…       Хриплый полушёпот столь неестественен для голоса столь красивой обладательницы — у неё кошачьи глаза, длинные темные волосы, заметно, насколько хрупка и тонка ее фигура, как от легкого порыва ветра ее может внести на несколько метров, но голос ее, будто опытный профессионал пытается сыграть симфонию на изрезанных ржавым ножом струнах.       Вторая запускает два пальца под маску, совсем чуток опуская ее, голос ее, конечно, немного изменяется благодаря освобождения от маски, но «живописнее» не становится; словно старческую хрипоту смешали с ломающимся голосом мальчишки, которого застал пубертатный период во всей его красе. Ноты поднимаются, неровно опускаясь и падая в шёпот, скрипя шепотом, что чуть ли не режет слух, ее будто пытают, глотку ее пытают, отчего голос такой не естественный и жуткий:       — Воит-ль.едн.и.оно.ты, — тяжело и долго выдыхает, как из трубочки, воздух, выталкивает. — Не…слуйно.ть.ибра-ас.пдоб-ное…ошип-ки.не… Допустил.       Стоит ей закончить, как ее подруга начинает утешать ее, положив ладонь на плечо и сжимая его — Мерелин в это время стоит белая, чувствуя, как горло пересохло от ужаса, кожа лица рассказчицы лоскутами слезала с ее щёк, носа и, похоже, всего остального, что находилось под маской. Но шея ее абсолютно чиста! Что за? Когда описанная оправилась, то красными глазами вцепилась в Мер, отчего та, вздрогнув, наконец отступилась, но в предполагаемую (забытую, что позади кто-то есть) мужскую спину не врезалась, осознала только что демон удержал ее рукой от падения.       — Доверие слухам — стоящее увлечение? Никогда не пробовал, — и усмехается, для большего привлечения жертв к соблазну.       Будто бы Мерелин стала дальше слушать. В себе заперлась, покорно ожидая, как незнакомки переключатся на демона, постепенно забывая о ней, постепенно исчезнув где-то в толпе, будучи искусно отвергнутыми нечистым, будучи сытыми в своём интересе, ибо бессмертный в силах заглушить весь их допрос одним предложением.       — Понравилось? Твоя сестра сотворила с ней «модификацию», — тц.       — Посмотрим, что я сотворю с вами.       И его оскал становится заключительным ответом. Раздался знакомый звонок: малышка ощутила сердечную атаку.       — Нет! Только не с вами.

      Ее сжатая рука дважды неуверенно качнулась в воздухе, прежде чем прикоснуться, едва дотронуться до тёплой ладони. В данный момент времени любое касание ощущается особо остро, практически обжигает до ран. Девушка сжимает челюсти и вытягивается струной, когда крепкая рука приобнимает ее талию; левой смертная сжимает ткань пиджака, испытывая к нему больше симпатии, чем к его владельцу. Невинная вспыхивает как от зажжённой спички, когда он прижал ее теснее, с ухмылкой наблюдая, как бледное лицо смертной становится красным от чрезмерного контакта. Ангел собирается вскрикнуть на восставшего, собирается указать ему на непристойное поведение с его стороны, ублюдок сам себе противоречит — то его тошнит от существования Мерелин, то он не может сдержаться, превращаясь в животное, слушая исключительно свои инстинкты и следуя им, как законопослушный гражданин списку правил государства. Малышка сжимает губы, словно ей дали невкусное блюдо, заставив притворяться, что все ровно наоборот, с круглыми озлобленными глазами она вцепилась в радостную моську бессмертного, ибо подонок воистину наслаждается ее жгучей неприязнью и тяжелым послушанием к нему. Поверить невозможно, немыслимо, что он заставляет ее танцевать с ним, как давний возлюбленный и верный спутник, столько претенденток, столько демонесс, которые за сегодняшний вечер пытались заполучить хоть толику внимания владельца, и все равно, при таком выборе среди представительниц прекрасного пола, он, презирая и ворча, специально выбирает и мучает смертную.       — Post eos capiamus⁷? — тихий голос прошептал организатору в шею, пока названный наблюдает за аудиторией.       — По завершении танца, — прислуга кивает, удалившись, — это выдаст последнего воителя.       Андасар резко поднимает глаза на собратьев вдалеке, машинально переводя их в бок, абсолютно не меняя эмоций: он напоминает хищника за момент до прыжка, что несет смерть одному из них, от голода, или невнимательности.       Знакомая демонесса и отвергнутая любовница запивает чужой кровью, следя за кем-то из гостей, чуть ли не ломая бокал сжавшимися пальцами. Знакомая ситуация в более мягкой форме, но с тем же концом — отвергнутый молодой демон, смотрящий за движением на первом этаже, хмыкнул, будто подметил для себя несладкий факт.       — Ради чего? — жадно вобравшихся воздух, малышка приложила силу, сжав мужское плечо.       Увильнул, надев скромную улыбку — и грубо разворачивает смертную, ударившись об его грудь, она громко выдохнула. Так он и раскроет себя, рассказав все, как на исповеди, чего он от него хочет и чего станет требовать. Демон нарочно обжег ее от шеи и до плеча, замечая, как молочная кожа украшается мурашками; автоматически она дёрнулась, намереваясь наклониться, но соперник удерживает ее от излишних действий. По собственной воле она повернулась в нему корпусом, но восставший вновь заставил ее буквально врезаться в своё тело, прижимая.       Понимая, что хозяин не станет вступать с ней в разногласие или дискуссию вовсе, Мерелин поднимает измученный взгляд в черные глаза, пальцами приближаясь к его шее. Как же она мечтала хотя бы попытаться вырвать его кадык… Язык… Дабы завладеть достойным оправданием его игнорированию. Малышка скрыто ухмыльнулась в щеку, не обрывая зрительного контакта, слепо следуя правилам его игр. Что же так насмешило моего ребенка?       Подумать только, не требуется много размышления, ибо поведение демона — поведение капризного подростка, который привык получить излишнее внимание ото всех, и тут, появляется новый персонаж, который вовсе им не интересуется. Естественно, это вызовет злость и желание подчинить, а потому — можно не стесняться в словах и действиях. Особенно при власти выродка. Конечно, имея способности перемещаться в пространстве, телекинеза, гипноза, обладания уровнем слуха и зрения как у хищного животного, имея физическое превосходство, почему бы не опробовать разные способы покарать строптивого? И чего демон только не пробовал на малышке: унижение, изнасилование, абьюз, попытки убеждения в ее беспомощности, безысходности и слабости, угрозы, небо, такой дурак, — Мер не сняв довольной усмешки покачала подбородком на идиота — ибо ни одна его выходка не сломала девушку. И никогда не сломает, сколько бы он не пытался.       Она опустила веки, шагая в такт музыке, от осознания его тупости, причин его мерзкого поведения ей становится настолько смешно и жалко его, что наказывать не особо уже хотелось — убогих грех трогать. Способен ли восставший чувствовать истинный интерес в человеке? Способен ли иметь разумное понимание, понимание взрослого, что некоторые поступки не будут работать, ибо они слишком неуместны и аморальны, дабы использовать их? Способен ли он думать вовсе? Возможно, под одеждой и кожей прячется не какой-то там интеллект и определённый персона, а просто-напросто зверь, который умеет выдавать шаблонные фразы и угрожающее оскорбления для запугивая жертвы? Стоит ли бояться животного, когда для его шеи точно есть кинжал или пуля, которая усмирит его? Трудность не в терпении его характера и нужд, которые он физически не может сдержать — подобно животному, он нападает, когда инстинкты начинают говорить, не в силах сдержать или отсрочить их. Трудность в терпении в поисках этой самой пули и лезвия для мужского горла, и, Мерелин знает, придёт час и он заревёт, прежде чем его тело падёт на землю, а глаза закатятся, прощаясь со светом.       Демон спокоен. Он будто читает все ее мысли и насмехается над ними; а может совсем не понимает, что к чему, и улыбается от собственной глупости, не зная, что его ждёт.       — Многие столетия воители являлись для нас ожившим кошмаром, — она не сразу пришла в реальность, когда музыка непривычно быстро оборвалась и все замёрзли на месте, покорно вслушиваясь в низкий голос.       Нечистый отчего-то прижимает смертную к себе за талию, словно стоит ее отпустить — и она упадёт как кукла без подставки, заметив это, девушка взглянула на него, но внимание владельца безвозвратно приковано к оратору, да и стал он из жестокого мудака-клоуна чрезмерно сфокусированным и строгим. Тогда ангел оборачивается к источнику звука: мужчина, который сейчас является мишенью пожирателей, застывает посередине лестницы, разведя руки — рядом с ним ступенью ниже располагаются два парня, держащие в руках подносы с чём-то крупным и неровным, прикрытые темной тканью, тот продолжает повествовать со сияющим удовлетворением, разнося свои мысли по всему залу.       — Не убиваемые твари, бесполезные. Бездумные. Безнравственные, — Мер едва смогла упрятать усмешку, кому-кому, но не восставшему кретину наделять кого-либо подобными качествами.       — Вы слышите? Кто-то зовет или просит о помощи, — вновь хриплый шёпот девушки звучал близко.       — Умолкни.       Владелец не обратил и капли внимания на волнение его собственности, вслушиваясь в монолог собрата, как собака вслушивается в голос хозяина. Здесь до смертной доходит — ублюдок не потому такой серьезный, что не ожидал беспричинного порыва другого высказаться, и, мягко говоря, растерялся от его смелости, нет: он надевает на себя столь важный вид, ибо ждал рассказчика, знал, что намечается что-то в конце вечера, нечто особенное и первостепенное для запоминания, а потому, так грубо прервал дитя.       — Впервые запечатав воителя, мы навсегда усмирили их голод, воспитав, — показалось, что взглянул прямо на смертную. — И, сейчас, — прислуга скидывает закрывающую предмет ткань, из первых рядов слышатся радостные вздохи и возгласы. — Обязаны пользоваться преимуществами наших приобретённых питомцев!       Многие аплодируют; хозяин усмехается, качая головой, как от победы друга в школьном соревновании, одновременно восхищаясь его навыками и глумясь над важностью образа. Сведя глаза с владельца, Мерелин прищурилась, целясь увидеть содержимое подносов, но кроме размытых небольших фигур не могла рассмотреть подробнее. Ей померещилось нечто нереальное, в то время как женский голос истощённо молит о помощи, произнося несколько одинаковых слов раз за разом: Мер вырывается из объятий восставшего, делая два шага вперёд и чуть нагибаясь, всматриваясь в причину восторга нечистых.       Ее сердце беспокойно залепетало, будто в нем ожили десятки маленьких пауков, а в желудке заиграл тошнотворный голод, от которого по утрам адски тянет засунуть два пальца в рот. Ее сведенные брови, не меняющее положения от оцепенения, воздух, который поступает в лёгкие только через рот, шея напряглась так, что по выступившим венам легко отсчитать ритм сердцебиения, которое, к слову, скакало как молодой жеребец на забеге. Мерелин так и не увидела целиком все последствия пойманных, того, что осталось от ее собратьев — все, что находится на подносе, как украшенные дорогие предметы на аукцион, да и стоило ли? Снявши голову, по волосам не плачут. Но если для пойманных и обреченных плакать нет смысла, они только что пробудили своего спасителя, то демонам, присутствующим в целом, я бы посоветовал рыдать. Девушка выдохнула, когда длинные пальцы упали на белое плечо, притягивая:       — Долгожданная встреча с семьей. Наслаждайся, — больше тебя она всяко не сможет «насладиться», хорошо, малышка не реагирует.       Пока что.       На подносах, как дивные блюда, находятся две изувеченные головы, судя по цвету кожи, лишенные остальных частей тела и, соответственно, самого тела относительно недавно, при этом раны их говорили о мучительной участи, а шеи, точнее, того, что осталось, о том, что отдирали их руками или маникюрными ножницами.       — Сестра. Засыпай, — и горло Мерелин будто разорвалось.       Мой ангел выпрямляется, теряя своё сознание и связь с реальностью, приобретая некую сухость в весе: ее скулы становится более выраженными, шея рельефней, губы засыхают как на январском морозе, а взгляд тусклее и куда безжизненнее. Она смотрит тупым взглядом на ладонь с каплями крови, которая пошла из носа, чуть ли не струями пачкая бледноте лицо. Замирает на собственной крови, казалось бы, мозг должен дать сигнал, дать опаску к столь мощному потоку, потере жизненноважной жидкости, но у ребенка элементарно нет сил, времени, дабы разбираться с физиологий, сколько раз повторяли — не будить спящую стаю голодных тварей, им заснуть порой бывает чертовски тяжело, а заснуть на пустой желудок невыносимо. Что же, если вы решились на подобный храбрый шаг испытать судьбу, то, верно, не сомневаетесь в собственных средствах победы.       — Поздравляю, Нибрас, — организатор мгновенно очутился рядом, пожимая руку восставшему, — ювелирная работа! Найти воителя легче заключения сделки, но отыскать того же в смертной стадии, — опускает уголки губ, выражая почтение, — поразительно. А вас, юная леди, — названная молчит, глубоко погрузившись в себя, не вздрагивает, когда бессмертный прижимает ее пальцы к тёплым губам. — Ждёт непредсказуемое будущее. — Господа, рад представить вам, —…       Тот отходит на несколько шагов, всплескивает руками, будто пытается взлететь. Ох, если бы я мог и стал отписывать все то, что сотворили с ее сознанием, к какому пределу они подвели ребёнка, какого дьявола они разбудили, пока игрались с ангелом, и думали, что тот всепрощающ и милосерден, нечаянно убив его при очередном развлечении. Их счастье, построенное на погибели, их воспитание и манеры, когда в них нет ни капли человечности, их пороки и грехи, как их дети, и эта… Это собрание ради массовой мастурбации и самолюбования — поставь перед каждым из них отражение, они не отойдут, пока то не исчезнет. Какие высокие игры, какие дорогие, но, хватит ли, чтобы погасить этот счёт? Если берёшься будить голодного зверя, рассчитываешь ли на умение усыпить его обратно или усыпить навечно? А что, если уже разбудил, не успев толком все обдумать? Говорили, повторяли из раза в раз, а сколько пословиц по свету ходит с одинаковым значением — не трогать опасность, ибо цена высока. Многие не слышат, пока сами не ощутят на собственном опыте, так может, этого они и требуют? Не словесной теории, а горючей практики, почему бы, тогда, не отдать им сего?       По правой стене, задев колонну, поползла чёрная трещина, кроша столь крепкий камень, как сухое печенье, роняя цветочные украшения и мраморные вазы, прикреплённые к ней. Какая жалость, порча столь впечатляющего вида и не малостоящего материала, здесь ведь и чужой труд и время, какая, какая жалость, демон ведь и речи своей, воодушевляющей не успевает закончить, отвлекшись на происшествие.       С талии девушки падает нечто небольшое и крепкое, шлепнувшись о мраморный пол и тут же пуская по ней горячую жидкость, как лопнувший пакет с водой. Кисть демона, которого так сладко замуровали в стену одним толчком, невзирая на то, что рука его была оторвана, она стала самой уцелевшей частью погибшего, ибо остальное его тело раскромсано камнями и, забавно, силой той, кто без предупреждения отстранил спутника от себя, кхм. Мерелин смотрит на упавшую часть без кричащих эмоций, без эмоций в целом — ну, отвалилось и отвалилось, кому какая разница, правильно? Она доказала, что не является больше немым манекеном, когда отступила, дабы растекающаяся кровь не испачкала подол ее платья; подбородок плавно поднимается вместе с потухшими глазами, смотря на организатора, послушно ожидая продолжения его вдохновляющего монолога, будто ожидая, кто из них первым дернется или заговорит. Бледный мужчина лишается способности выдавить из себя хрип, как глоток воды от смертельной жажды, он вбирает в себя воздух, медленно поворачивается к девушке, делая каждое свое движение настолько плавным, будто он — начинающий дрессировщик в клетке с зверем-людоедом. Попробуй, доберись до ее кожи шприцом и вколи то спасительное вещество усыпительного. Спасительное — для тебя.       Никто из нечистых, почему-то больше не восклицает от уважения и эйфории. Поменявшись местами, те становятся безвольными куклами, и, стоило лишь одного движения, дабы воитель атаковал.       И действие это вскоре было воспроизведено.       Устав от длительной тишины, потому, бессмысленного пробуждения ее демонов, организатор моментально влетает в стену напротив, но, благодаря опыту и навыкам перемещает себя на лестницу, дабы спастись? Есть ли шанс на то? Мерелин с тем же лицом социопата без мимики и чувств, неторопливо шагнула влево, в центр, на красный ковер, который ведет к лестнице. Конечно, кто-то пытался наброситься на нее. Конечно, попытавшиеся вовсе не слабы. Но их органы разлетаются по помещению так, будто в прямой кишке подожгли петарду.       Ублюдки как тренированные расступались у нее на пути, когда ангел медленно, словно к спине ее прикреплено несколько тон, но также изящно, продвигается ближе к зачинщику. Ее тело заметно изменилось, вытянулось и будто слабло, будто то, что сделало ее охотником, пожирало ее сильнее, чем позволяет разрывать выродков, изнутри. Она не посмеет пожаловаться, продолжает следовать дальше.       — Падшие — братья мои. Ваши создатели, — голос ее чрезвычайно тих, но все слышат только его. — Смеете ли вы?..       Двое мужчин, что держали подносы, разлетелись в разные стороны всплесками крови, ни мяса, ни внутренностей, их перемолотило до такой степени, что осталась лишь жидкость — Мерелин и пальцем не дрогнула, дабы сотворить сию месть. Ей хватает единого взгляда.       Ступень за ступенью, и ближайшие бессмертные таят от воителя как пастила над пламенем, превращаясь в липкое алое месиво, растекаясь и моментально засыхая, не имея возможности когда-нибудь вернуться в прежнее состояние. Оратор меж тем выкидывает очередную попытку увеличения дистанции, но девушка взмахивает рукой — и кожа его словно слипается с полом. Пока он рычит и дергается, как под конвульсиями, пытаясь освободить себя, мое дитя поднимает женскую голову, всматриваясь в нее, как в редчайшее сокровище, с столь неутолимым безумием и голодом в темных глазах, как серийный убийца смотрит на сохраненные от жертв:       — На твой глас я пришла, soror, — прижалась щекой, обнимая ее и пачкая пальцы в окровавленных мокрых волосах.       — Убирайтесь! Она их призовет! — мужской приказ из толпы и моментальный крик, ибо его смелое побуждение не осталось не замеченным.       Придерживая отрубленное, Мерелин сгибает правую в локте и, вытянув шею, вбирая воздух губами, шипя от боли, она выпрямляет руку, тут уничтожая главный выход, сделав из множества тел непробиваемый щит, буквально приварив дверь жаренным мясом. Со двух стен по бокам огонь принимается спускаться змеей, поджигая ткань, украшающую стены, поджигая гостей, пока воитель наблюдает за торжеством.       Ее плечи тянутся в расправлении, будто Мерелин отчаянно пытается расправить скованные крылья, остатки собственных израненных крыльев — каждый здесь утащил по перу, оставляя ее с гусиной кожей, каждый сейчас просит о помиловании, но их обращения звучат на другом языке. По мере того, как она расправляется, цветы в качестве украшений сгорают, заменяя когда-то приятный запах натуральности едким ароматом дыма, дым… Несколько веков назад верили, что дым очищает воздух от заразы; колонны ломаются как как сухие ветви в крепких пальцах, рушась, падая и придавливая, являясь противником возрастающему огню — данный камень не горит, и хочет забрать столько же жертв, сколько и пламя, обнимая и укладываясь на нечистых объёмной массой.       Она просыпается, когда ее голос наполняется едким крикливым шипением, глаза увеличиваются в красной ярости, позабывав прежнее равнодушие к собранию:       — Как смеете вы, никчемные отпрыски земных путан, обращаться ко мне? Мы и есть восставшие! Пока наши братья горели, мы возрождались из пепла! И участь наша — карать вас? Грязнокровок?! Не достойны. Слепцы. Души ваши будут гореть, — два безглавых тела стоят по бокам ангела, держа руку на ее плече, — а тела ваши… Будут моими.       Она отдала голову женщине позади, вторую отбросила в толпу, не прикасаясь, отрубленных частей боле не оставалось. Крики, пожар, кровь, тяжелый выдох смертной и снова полная потеря мимики, больше сознание ее не присутствовало, ибо тратить голос на нечистых, как и сказано — не достойно. Девушка поднимается выше, находясь ровно посередине, пока справа от нее, в ногах валяется организатор, задыхаясь от размозжённых рук и откровенной безысходности. Он смотрит на нее, сцепив зубы, наблюдает за тем, как ангел наслаждается временем, что проводит с семьей. Ребенка не способно сейчас что-либо тронуть, ни крики истязаемых, ни массовая резня, ни огонь, который пробирается ближе, но не подойдет к ней, как прирученный зверь не нападет на хозяина, смертная лишь следит, смотрит без интереса на происходящее, не принимая абсолютно никакого участия, не волнует и факт того, что она — создательница.       Ее безмолвность заканчивается на том моменте, когда в страхе погибели на первые ступени лестницы падает восставший, точнее, сын восставшего — молодой парень, не моложе двухсот лет, он сильно отгибается от языков пламени, крови и дыма, в ужасе, но крик его страшнее, стоит задрать голову и увидеть истерзанную в метре. Одно легкое выбирается из его разрубленного тела, поднимаясь к лицу малышки, она всматривается в орган, как очарованная, притягивается, приоткрывая рот, затем ухмыляется, впиваясь алыми глазами в организатора.       — Сс-сука!.. — в его бок ниже ребер вцепляются невидимые руки, надрывая его пополам, причины не озвучим, разве только что — на сегодняшний вечер, он ее игрушка.       Сплевывая кровь, нечистый открыто проклинает ее глазами, намереваясь проделать в ней дыру взглядом, но на его брыкание особого внимания не отводится, — та все рассматривает кровавую игру, как дилер со стороны, восхищается, следит, чтобы никто не смухлевал, не смог сбежать, но не вмешивается, наблюдает, наблюдает и ничего больше.       Машинально повернув голову, она заставляет умирающую змею оцепенеть высказыванием:       — Демоны — столь хрупкие создания, — и новый взрыв крови и прочего, как пожелание спокойной ночи организатору.       Она спускается с лестницы, не тратя какой-либо энергии на очищение пути к выходу — те, кто слишком близко, красными салютами заканчивают свой путь, остальные «убираются» воителями, как самая легкая цель на нашей охоте. Ее платье не дотрагивается до головы, плеча и часть руки первого спутника — того, что от него осталось, того, украл ее первый танец.       — Никчемное мясо, — бросился на нее, но захрипел, когда тело его рухнуло, а лицо остается висеть в воздухе, срезанное, как по маслу.       Мерелин держит ладонь, сухо смотря на тело, которое, ломаясь и уродуясь, складывается слой за слоем в форму квадрата, оно хрипит и крушится, пока ребенок, калечащий его, не издает и толики волнения или страха.       Смертная вскриком вдыхает, кривя спину, ибо происходит новое нападение издалека, брошенное заклинание как дальняя атака, разумеется, оно не задевает малышку, а рушит очередную часть зала. Когда «упаковка» заканчивается, выпрямляется, девушка кладет срезанную физиономию на результат работы, оборачиваясь к очередному смельчаку, точнее, смертнику.       Она бы убила его, не сокращая дистанции, но в данном случае подойти все-таки стоит: ее плечи ломано выравниваются, ведет ими, как будто в крылья вставили металлические кольца с весом в десяток килограмм, а груди с ребрами переломали — ей приходится потратить минуту, дабы принять более ровное положение. Мое дитя закрепляет взглядом оппонента, медленно подбираясь, ей нет выгоды строить образ хищника и подбираться не торопясь — если будет спешить, не сможет выдержать, а самое главное: не сможет насладиться. При подобной силе открывать веки с каждым новым разом тяжело, а Мерелин умудряется маняще пробираться к выходу, попутно разрывая нечистых как старую вату.       — Не хватает терпения, продай, — расстояние вытянутой руки, смотрит, как с его лба стекает кровь, — достаточно самодурства. Подобная выходка, — обошла его, не тронув, пора возвращаться, — и ты будешь жить. Учти, — замерла, повернув голову. — Я знаю, ты загадал.       Демон сглотнул.       И правда, пора возвращаться.       Когда рассвет едва полз по небу, покрывая землю и ее детей пламенно-розовым цветом, демон вернулся домой. Он рухнул на кресло напротив постели практически весь мокрый от собственных ранений и чужой плазмы, местами горячей, местами уже отходящей корками. Пришлось сплюнуть, дабы не подавиться, но его подбородок, лицо в целом, измазано кровью, видимо, нанесенные удары тяжелы. Нечистый усмехнулся, откинувшись назад, разглядывая девушку в утренней темноте — ее платье изрезано, и сейчас больше походило на укорочённую ночную рубашку, она глубоко погрузилась во владение сна, детски сопя, и, удивительно, побоище — ее проделка, но на ней нет ни капли красной жидкости, будто она всю ночь не вылезала из своей кровати. Здание то полыхало, а большая часть гостей делает то же самое, находясь в нем — и снова восставший ухмыльнулся, заключая, сколько займёт у пострадавших зализать все раны и последствия подобного веселья. Он тяжело выдохнул, отводя взгляд на окно, повторно посмотрев на ангела и снова окончательно отвернувшись к рассвету. Требуется вернуть суккубов, ибо те немногие выжившие, явно захотят отомстить. Кому-то нужно усмирять их, пока добрый хозяин будет заниматься воспитанием девушки.       Подобные вещи необходимо научиться сдерживать.       Сладких снов.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.