***
Римус Люпин возвращался домой с полными пакетами продуктов и парой библиотечных книг, уставший после очередного дня работы в маггловском книжном магазине, и страстно желал оказаться скорее в тепле и уюте. Он едва передвигал закоченевшие от холода ноги, глубже закутываясь в одежду, и вот уже повернул в последний раз, перед тем как добраться до дома, как остановился, словно вкопанный. Там, сидя на ступеньках, прижав колени к груди, ждала Гермиона. Она взглянула ему прямо в глаза, и Римус понял, что нет никакой необходимости задавать вопросы, чтобы подтвердить её личность. Никто не смог бы подделать этот взгляд. Её глаза были полны страха, молили о помощи и скрывали тень безумия. — Римус, — прошептала она почти беззвучно, только по легкому движению губ можно было понять, что она сказала. — Гермиона? Что случилось? — спросил мужчина и поторопился помочь ей встать. Едва он наклонился к ней, девушка упала, и он бросил всё, что держал, чтобы подхватить её. Ему не потребовалось много усилий, чтобы поднять невероятно исхудавшую девушку, не опуская при этом свою палочку, собрать свои вещи, открыть дверь и войти вместе с ней внутрь. Когда они оказались в тепле, Римус осторожно положил Гермиону на диван и мгновение просто стоял и смотрел на неё, ожидая, когда мысли, наконец, придут в порядок. Гермиона выглядела хуже, чем сорок пять дней назад, когда он видел её в последний раз, сбегающую от Сириуса, пока тот не проснулся. Мужчина теперь всерьёз обеспокоился её ухудшающимся здоровьем. В какой-то миг он в ужасе представил, как отреагирует Сириус, если увидит её в таком состоянии. Решив сначала привести Гермиону немного в порядок, он повернулся и одним взмахом волшебной палочки зажег в камине огонь. Будучи не до конца удовлетворенным, он добавил вокруг девушки согревающие чары, чтобы она скорее согрелась, и прошептал на одном дыхании: «ренервейт». Через несколько минут Гермиона зашевелилась. Её глаза открылись и встретились с его глазами, отливающими золотом. Она мгновенно смутилась, увидев, что он стоит на коленях рядом с диваном, его рука сжимает её руку, а глаза его излучают тепло и уверенность. События прошедшего дня нахлынули на девушку с новой силой, она вспомнила, почему пришла сюда, увидеться с Римусом. Мужчина наблюдал, как смущение в её глазах сменилось понимаем, а затем и ужасом, как участилось её дыхание, и притянул к себе. — Успокойся, Гермиона… дыши. Я позову Сириуса и… — Римус собирался сказать: «Мадам Помфри», но Гермиона уже яростно мотала головой, услышав первое имя. — Нет… Римус, пожалуйста… Только не Сириуса, не говори ему, что я здесь… Никому из них не говори, пожалуйста, — умоляла она, с силой сжимая его плечи. — Гермиона, я должен. Ты не можешь продолжать жить так, это плохо влияет на твоё здоровье и… — начал Римус, но девушка снова его перебила. — Я не уйду. Я… пожалуйста… могу я пожить у тебя несколько дней? — в отчаянии спросила она. — Здесь? Ты хочешь жить здесь и не сказать им ничего? — переспросил мужчина. Как бы он не любил её, ему не нравилась эта идея: будет катастрофа, если Сириус узнает. — Я… мне нужно время. Сириус не должен знать. Пожалуйста. Просто пару дней, Римус, — умоляла Гермиона. — Гермиона, через две ночи будет полная луна, — мягко ответил Римус. — К тому времени я что-нибудь придумаю, Римус. Пожалуйста. Просто… Ты нужен мне сейчас, — просила она. — Гермиона… — начал он очередную бесполезную попытку. — Ты можешь сделать выбор и помочь мне сейчас, Римус, или можешь попробовать дать им знать, и тогда я уйду, и, как вы все уже поняли, никто не сможет меня найти, — Гермиона перешла к угрозам. Это заставило Римуса замолчать. Он действительно хотел помочь ей, в чем бы ни было дело, и знал, что Сириус едва ли не убьёт его, если он ему не скажет, но ещё сильнее он разозлится, если она снова уйдёт, да ещё и в таком состоянии. — Хочешь принять душ, пока я готовлю ужин? — примирительно спросил мужчина. Девушка протянула тонкую руку и дотронулась до его лица. — Мне жаль, что приходится говорить так, Римус, — прошептала она, проклиная себя за то, что угрожала ему. — Ничего, — ответил Римус, потом поднялся на ноги и пошел в сторону кухни. Стоило ему сделать шаг от неё, как страх Гермионы вернулся, и она схватила его за запястье. Мужчина, удивившись, развернулся и взглянул в её жалостливые глаза. — Я беременна, — тихо произнесла девушка, слова звучали нелепо даже для неё самой. Римус резко спросил: — От Сириуса? Лицо Гермионы изменилось так, будто он её ударил. — Прости, Гермиона, это не то что я хотел… — виновато начал он, но остановился. — Прошло сорок пять дней. Все даты и события встали на свои места в его голове, сознание прояснилось. — Я думала, что постоянная усталость связана с холодом, а тошнота с испорченной едой. Я не знала до сегодняшнего дня, — ответила Гермиона. — Но ты совершенно уверена? — спросил мужчина. Вместо ответа девушка достала палочку и произнесла несложное заклинание. Вокруг её живота образовалось теплое красное свечение. Римус не знал, как реагировать. Он знал, как работает заклинание, и мог его накладывать, после беременности Лили, но не был уверен, что сможет ухаживать за Гермионой один. Не зная, что ещё сделать, он сел рядом с ней, крепко обнял и не отпускал, пока она не уснула.***
Римус сходил с ума. Прошло пять дней с тех пор, как Гермиона появилась на пороге его дома, и он был близок к тому, чтобы уговорить её рассказать всё остальным так же, как и к тому, чтобы стать министром магии. Когда он не пытался вызвать её на короткую беседу и не рассказывал о том, что произошло в Ордене в её отсутствие, они просто сидели в тишине. Девушка сворачивалась клубочком рядом с ним, на ней неизменно была рубашка Сириуса, а рука лежала на животе. Всё, что Римус знал о ней — то, что она всё ещё не может прийти в себя. Кроме этого у неё была высокая температура, а выглядела она всё так же на половину мертвой. Она была беременна, и её телу нужна была вся её сила и забота, которую она могла предложить, но она никогда не ела больше одной маленькой порции, и её здоровье не улучшалось. Сдавшись и не зная, что делать, мужчина пошел к единственному человеку на планете, которому мог довериться, единственному, кто мог повлиять на Гермиону. Минерва Макгонагалл встретилась с ним сразу, стоило ему только попросить, и выслушала угрюмо его историю, после чего попросила привести её к юной волшебнице. Римус сомневался, не уверенный в том, как Гермиона отреагирует, но быстро принял решение. Её здоровье и рассудок беспокоили его больше чем её гнев и гнев Сириуса вместе взятые. Как только они прибыли к ветхому старому дому, Макгонагалл уверенно вошла в комнату и увидела свою бывшую ученицу, сжавшуюся в углу дивана и уставившуюся в одну точку на стене. — Мисс Грейнджер, — ясно позвала она, и девушка в ту же секунду вскочила на ноги. Она развернулась и увидела учителя трансфигурации в дверях комнаты, Римус виновато выглядывал из-за её спины. — Профессор, — произнесла Гермиона, удивление на её лице снова сменилось безразличием. Острый взгляд Макгонагалл не упустил ни единой изменившейся детали во внешности девушки, и женщина вздохнула. Даже лучшие из её учеников время от времени нуждались в лёгком пинке, и её долг был убедиться в том, что они его получали. Более того, Гермиона была близка взрослой волшебнице как родная дочь. Женщина села и пригласила сесть Римуса, прежде чем начать. Она прокашлялась, чтобы привлечь внимание Гермионы и начала говорить. — Мисс Грейнджер, я горжусь каждым львом, которого отправила в этот мир, потому что лично работала с каждым из них. Так или иначе, я считаю, что заслужила за все эти годы иметь любимчиков, и вы — самый яркий бриллиант. Я наблюдала за вами в последние годы и горжусь тем, что именно я выпустила вас в мир и тренировала вас. Глядя на вас, я вижу достижение всей своей жизни, ведь судя по блестящим результатам, я сделала в будущем неплохую работу. Я горжусь вами больше, чем кем-либо другим из моих студентов, — произнесла Минерва и сделала паузу посреди своей речи. Гермиона смотрела на своего учителя, но её лицо всё ещё было скрыто маской безразличия, и Минерва продолжила, когда поняла, что не дождётся какой-либо реакции. — Поэтому, можете себе представить моё разочарование, когда мистер Люпин пришел ко мне. Я не могла поверить, что вы сдались, — сказала женщина чуть мягче. Гермиона почувствовала, что слёзы вот-вот потекут по её лицу. Она не планировала заводить ребёнка в ближайшем будущем. Она не была уверена, что готова к этому, но это был ребёнок Сириуса, и она не могла не оставить его. Но она так же не могла растить ребёнка без него, а он не мог быть с ней, ведь у него есть более важные дела. — Я не могу, Минерва. Я боролась все эти дни, но больше не могу. Я ничего не знаю о детях и совершенно не в состоянии растить ребёнка в одиночестве, не говоря уже о… — начала Гермиона. — В одиночестве? — перебила её женщина. — Ты думаешь, что Сириус не останется с тобой? — Он не может. Он должен быть с Джеймсом, — тихо ответила девушка. — Гермиона, тебе нужно заканчивать с этим. Ты должна дать ему выбор. Я знаю, что ты боишься, что он выберет тебя, я знаю, как ты ценишь мародёров. Но ты не видишь, что ты теперь являешься их частью, совсем как Лили, — мягко произнёс Римус. — Хватит всего этого, Гермиона, ты боролась за наш мир, боролась за нашу школу и за своих друзей. Но сейчас пришло время бороться за себя. Для Сириуса и для вашего ребёнка, — решительно заявила Макгонагалл. Медленно, очень медленно Гермиона кивнула. Она не знала ничего о том, как быть матерью, но она знала, как защищать тех, кого она любит, она знала, что сможет бороться за маленькую жизнь внутри неё.***
Джеймс последним вошел в маленький дом Римуса, и не успел он стряхнуть пыль и пепел, как поймал смущенный взгляд своего друга. Полчаса назад, Римус настоял на том, чтобы Сириус, Джеймс и Лили прибыли к нему так скоро, как только могли, но отказался что-либо объяснять. Лили качала на руках ребёнка, Сириус, который, казалось, потерял всякий интерес к жизни, лениво развалился на диване, в своём доме он себе позволить такого не мог. Острое любопытство Джеймса возросло, когда он увидел, что Римус как-то ненормально весел. Пока он наблюдал за ним, оборотень, сам на себя не похожий, нетерпеливо тянул Сириуса за руки, а улыбка не сходила с его лица. Когда Сириус, наконец, сдался, Римус протащил его через всю комнату и привёл к двери в единственную спальню, которая была в его доме. Джеймс и Лили с любопытством последовали за ними, и воскликнули, когда парень демонстративно открыл дверь. Внутри, свернувшись калачиком на кровати, и посапывая уютно в подушку, лежала Гермиона. Минерва попросила Поппи приглядеть за девочкой, и теперь она должна была принимать длинный список различных зелий, включая зелье крепкого сна, благодаря которому она сейчас так блаженно спала в постели Римуса. — Она пришла ко мне пять дней назад, упала в обморок на крыльце. Я должен был поклясться, что не скажу никому из вас, иначе она бы ушла снова. Потому я пригласил сюда Минерву, и она уговорила её, — честно признался Римус. — Ты правильно поступил, Римус, черт знает, когда бы мы увидели её в следующий раз, если бы ты нарушил слово, — сказала Лили торопливо, пока Сириус или Джеймс не ляпнули что-нибудь грубое от неожиданности. — Если ты говоришь нам сейчас… — начал Джеймс. — Значит ли это, что она останется? — продолжил Сириус. — Она хотела сразу поговорить с вами, но Мадам Помфри и слушать ничего не желала, — ответил оборотень. — Ну, теперь у нас есть повод кое-что отпраздновать. Джеймс, возьми Гарри, Римус, помоги мне с ужином, а ты, Сириус, иди обними её. Ты, должно быть, теплее, чем подушка, — раскомандовалась Лили, чьё настроение мгновенно взлетело до небес. Сириус улыбнулся ей своей лучшей улыбкой, на цыпочках вошел в комнату и бесшумно залез в кровать. Гермиона заёрзала во сне, и он улыбнулся, прижимая к себе её фигурку, её руки неосознанно сжали его рубашку.***
Прошло целых два часа, прежде чем Гермиона зашевелилась. Сириус всё это время был рядом, и нежно гладил её волосы, когда она смущенно открыла глаза. В комнате было темно и ей понадобилось мгновение, чтобы понять, обнимает её Сириус, а не Римус, в конце концов, никто не мог прижимать её к себе так, как это делал он. — Сириус? — пробормотала она, и даже в темноте поняла, что он улыбнулся. — Да, любимая, — ответил он. — Кажется, я устала жить одна. Сейчас, лёжа в его сильных руках, готовых защитить её от всего мира, Гермиона чувствовала себя глупо. Она не знала, чего так сильно боялась. Не понимала, почему не искала в этих руках утешения раньше. — В моей постели полно места, — ответил Сириус низким соблазнительным голосом. Гермиона легко рассмеялась, от этого Сириус заулыбался ещё шире. Он любил её смех, который, вместе с ощущением хрупкой фигурки в его руках, вернул его мир на прежнее место. — Значит, мы снова можем жить вместе? — с надеждой в голосе спросила Гермиона. Наступила очередь мужчины смеяться. — Ты серьёзно? Думаешь, есть смысл спрашивать? — ухмыльнулся он. — Ты останешься со мной? — снова спросила девушка, в этот раз её голос требовал подтверждения. — Рядом с тобой я хотел бы быть больше, чем где-либо ещё в том мире, — искренне ответил Сириус. — Спасибо, — прошептала Гермиона, снова опустив голову на его грудь. Она произнесла это слово так, что он почувствовал, что она что-то не договаривает. — Малышка, всё хорошо? — спросил мужчина, приподнявшись на локте. — И да, и нет. Решив дать ей время, Сириус молчал, и после долгого сомнения, девушка заговорила. — Я не знаю… Я не чувствую себя готовой, не думаю, что буду достаточно хороша, Сириус, — сказала она и остановилась, приподнимаясь, — но это не так страшно, потому что я уверена… Ты будешь прекрасным отцом. Закончив, Гермиона улыбнулась, впервые при мысли о том, что у неё будет ребёнок. Сириус всё изменил. Он услышал её слова, они эхом отозвались в его голове, но тело не хотело слушаться, словно окоченело, он не мог пошевелиться. Не мог заставить себя отреагировать. — Гермиона, ты не бере… ммм… Я имею в виду, да? — пробормотал он. — Ага, — улыбнулась девушка в темноте. Через мгновение мужчина вновь притянул её к себе и нетерпеливо прижался губами к её губам. — Ох, боже мой! Мерлин, Гермиона! Я не верю! Не могу поверить, что тебе потребовалось два месяца, чтобы сказать мне! — выпалил он. Но он не выглядел рассерженным, ведь радость и возбуждение, которое он излучал, витало вокруг них. — О, я ценю твою веру в меня. Я сама узнала только пять дней назад, — смеясь, ответила Гермиона, пока Сириус жадно целовал её шею. Их радость, однако, длилась не долго. Новость объявили остальным на кухне, и когда стихли радостные крики, раздался звон разбитой посуды. — Ох, Мерлин, нет… Этого не может быть, — воскликнула Лили, её глаза были круглыми от ужаса. — Лилс? — обеспокоено спросила Гермиона. — Твой срок… Он в конце июля, — произнесла Лили, мертвенно пустым голосом.