Промокшие спички

Что же такое булимия? Если порыться в интернете, то можно найти много чего интересного: определения, причины, симптомы и даже лечение. Вот только это на словах все легко и просто: пытайтесь контролировать себя, обратитесь к своему лечащему врачу. На деле же все намного сложнее: каждый булимик имеет свою историю, каждый получил это пищевое расстройство по своим, особенным и ни на что не похожим причинам, так что не стоит грести всех под одно клеймо. Кого-то парень бросил, кто-то слишком зависим от мнения окружающих, а кому-то попросту не хватило любви в детстве. Слишком много путей ведут именно к ней – странной даме, протянувшей руку помощи, когда все отвернулись. Вот только итог всегда один: она же тебя и подтолкнет, когда до смертельной пропасти останется лишь шаг. Булимия – это подруга и враг одновременно: кажется, что спасает, а на деле же втыкает тебе нож в спину. С ней легко подружиться и от нее сложно отвертеться: прилипает, будто пиявка, высасывая из тебя все, что только можно: эмоции, чувства, веру, силы и попросту жизнь. Дает секундную свободу, чтобы потом оборвать все нити, ведущие к свету. Все, что волнует тебя, когда она рядом – еда: коришь себя за каждое лишнее яблоко, лелея идею стать идеальной, но в итоге срываешься, забывая обо всем на свете. В тот момент для тебя ничего не существует. Тебя самой в тот момент не существует. Лишь секундное забвение, краткий миг надежды и черная пропасть, которая с каждым днем становится чернее глубже и… родной, будто бы так и должно быть. Будто бы ты и родилась с ней. Будто бы твое рождение и все, что ты делаешь – это сплошная ошибка. Оживаешь лишь тогда, когда чувство обезумевшего голода проходит, давая волю единственным эмоциям, на которые ты еще будешь способна: стыд, ненависть к себе и желание вывернуть себя наизнанку, избавиться от всего, что ты съела. Просто опустошить себя, выпустив скопившиеся эмоции на волю. Стать чуточку свободней, избавившись от цепей ненависти к самой себе. Хочется стать идеальной, но все, что они видят в этот момент в отражениях зеркал – урода: страшного и безобразного. Ненавидя себя, не могут оторвать взгляд от своего отражения, пытаясь отыскать очередной изъян. И они находят. Даже если его и нет – теперь они в мире кривых зеркал – там всегда есть место искаженной реальности. Там всегда есть ненависть. Вот только одни смеются ей в лицо, а другие принимают за правду. Искаженная реальность – эпидемия двадцать первого века. Булимика сложно обнаружить: сложнее, чем, скажем, анорексичку. Но что первое, что второе – две стороны одной монеты. Психическое заболевание – это всегда сложнее, чем обычное. Лекарств нет: можно лишь притупить приступы, сделав их не таким уж и частыми. Да и о простуде врачу рассказать будет намного проще, чем о том, что после каждого приема пищи тебе хочется изуродовать себя, опустошить. О том, что за каждый прием пищи ты коришь себя, проклинаешь, изматываешься, а потом срываешься. Психическое заболевание – это замкнутый круг, разомкнуть который не каждому дано: кто-то находит выход, а кто-то же подобно хомяку – вечно крутится в своем колесе, надеясь, что когда-то что-то изменится. Здоровых людей нет: каждый из нас чем-то болен. Разница лишь в том, что кто-то болеет физически, а кто-то – психологически. Оля любила размышлять на эту тему, лёжа на холодном кафеле после очередного приступа. Она снова это сделала. И так изо дня в день: дает себе установки, говорит, что не сорвется больше, но, в конце концов, теряет над собой контроль. Два пальца в рот и нет забот. Вот только забот с каждым разом появлялось все больше и больше: ослабленный, истощенный организм, нуждавшийся в витаминах, боли в животе и предобморочные состояния – с каждым днем они становились сильнее, ощутимее, затемняя другое. Ты больше не мог ни о чем думать: булимия и есть твое подсознание. Ты можешь начинать утро как все, но к вечеру придет она и мир вокруг тебя вновь разлетится на мелкие осколки, чтобы потом собраться в кривое зеркало. Булимия подобна зловещему зеркалу из сказки «Снежная королева» - искривляет картинку окружающего мира, тем самым меняя тебя самого. Заставляет до последнего верить, что мир, который виден через осколок – настоящий. То, что чудовище, стоящее напротив – это ты сам. То, что тебя никогда не полюбят, ведь таких попросту не могут любить. Вот и сейчас, захлебываясь слезами от нахлынувшего чувства ненависти к самой себе, она думала именно так: кому нужна такая, когда вокруг полно свободных худышек. Они и глазу милы, и с парнями как-то универсально смотрятся: какой тип не возьми, а к каждому подойдет стройная девчонка. Так что… Кому нужна такая как она? «Таких, как я, увы, не любят. Таких, как я, увы, не ждут. Таких, как я, всего лишь губят Сердца таких жестоко жгут» После каждого срыва она вспоминала именно эти строчки, мечтая, что когда-нибудь сможет подумать о себе иначе. Когда-нибудь сможет быть такой же как все: есть при всех то, что ей хочется, идти с высокоподнятой головой и попросту быть счастливой. Ей хочется верить, что когда-нибудь она почувствует на губах легкий вкус счастья, который способен будет заглушить ненавистный привкус соленых огурцов. Странное сравнение, не так ли? Оля и сама знала, но именно этот вкус она ненавидела больше всего. А еще терпеть не могла шоколад: от него ужасное послевкусие. Неожиданно завибрировал телефон, отрывая от внутреннего мира в котором ей так хотелось спрятаться. На экране мигающего мобильника высветилось «мама» и горло предательски обожгло: любит она звонить, когда не стоит. Хотя, если вспомнить, то мама Оли звонила ей крайне редко: чаще всего по делу. Да и вживую они не особо пересекались: были сами по себе. Впрочем, как и все обитатели квартиры: каждый держался своего устава, стараясь как можно реже пересекаясь с остальными. Иногда девушке казалось, что они попросту ненавидят друг друга. А порой ей виднелась самая настоящая семья: дружная и так ею любимая. Она уже и не знала, где истинное, а где лишь искажение кривого зеркала - для нее теперь все под одним углом. - Алло. - Оль, у тебя деньги на телефоне есть? - Сегодня уже в минус баланс пошел. - А, хорошо, я тебе положу тогда, - и, сказав что-то еще, что девушку попросту пропустила мимо ушей, положила трубку. Вот и все. Теперь-то, как ей казалось, звонить больше некому. Папа не любитель общаться по телефону, предпочитая перекинуться парочкой слов при личной встрече, а так… Да кому она нужна? Разве что оператору сотовой связи, приславшему сообщение о задолжности сразу же, стоило ей только появиться. Как же сильно она ошибалась в тот момент. Тогда-то девушка еще не знала, что ожидает ее совсем скоро: стоит лишь поднять вновь зазвонивший телефон. - Алло, мам, что еще? - Мм, меня по-всякому называли, но чтобы матерью родной… - Что тебе нужно, Богдан? - Тащи суда свой округлый зад, красотка, помощь нужна, - после чего раздался жуткий треск и, кажется, кто-то что-то разбил: - Яр, мать твою! Оля, короче, срочно вали в студию. Как по мне, то в этих делах ты среди нас всех опытной будешь. После чего вызов был незамедлительно завершен, оставляя растерявшуюся Олю наедине с противными гудками по ту сторону. - Ты справишься, Оля. Никто даже и не заметит. И вновь она ошибалась. Теперь-то ничего не будет как у всех. Кажется клубок нитей медленно, но верно начинает распутываться. Песочные часы уже начали свой обратный отсчет. *** Ну а пока Оля собиралась к музыкантам, госпожа Судьба ленивой походкой прогуливалась по городу в поисках новых историй. Ей нравилось играть с клубками жизни: хоть какое-то веселье в очередной осенний день. Кружившие вокруг листья, серое небо над головой и противные лужи – как же ей хотелось, чтобы осень была чуточку краше. Как тогда, несколько сотен лет назад она была совсем иной: не было машин, высоких домов и прочих современных причуд – была лишь ослепляющая глаза осень, способная вдохновлять и пробуждать сокрытые где-то чувства. Листва тогда не тонула в пасмурности городов, а делала мир чуточку краше. Когда-то осень была действительно прекрасным временем года. Жаль, что нынче она потеряла свою красоту, померкла за небоскребами и потонула в стоках канализационных люков. Когда-то осень была цвета золота, а не потухших лучей солнца. Впрочем, когда-то все было иначе. Но вот была ли раньше Судьба другой – кто знает, кто знает. Зато участники группы Клото прекрасно знали, каким неординарным может быть их гитарист. И, если в обычное время Гиор был сущей сволочью, то в такие вот моменты он и вовсе становился невыносимым идиотом, способным разозлить даже самого спокойного человека. Он придирался ко всему, что только видел и не видел. Каждое слово – это язвительная иголка, которую он так ловко втыкает тебе в спину, будто бы ты для него тряпичная кукла Вуду. Гитарист любит, когда его слушаются, но в такие моменты это чувство перерастает в потребность. Он хотел, чтобы все выполнялось по первому же зову его величественного голоса, а стоило столкнуться с неповиновением – у него окончательно сносило крышу. В такие моменты друзья старались и вовсе общаться с ним как можно реже, давая ему возможность побыть наедине с собой. Хотя, даже так Ярослав мог запросто достать их один лишь своим видом – парень был истинным виртуозом выносить мозг ближнему своему. В его присутствии даже солнце пряталось за облаками от греха подальше. Но даже в такие дни парень не мог прогневать богов – он всегда оставался их любимчиком. Им нравилось в нем абсолютно все – даже этот несносный характер, который так напоминал им самих себя когда-то. Ведь все боги когда-то были людьми. Или, по крайней мере, были чуточку человечны. Так что Ярослав для них – это лишний повод вспомнить когда-то забытую историю. Вспомнить о тех днях, когда самым страшным для них была смерть. Вспомнить, когда они могли стареть. Вот только сам музыкант не очень-то любил это. Болеть – это всегда фигово. Особенно когда тебя зовут Ярослав Вельф и ты высокомерный мудак. Когда каждый косой взгляд в твою сторону – это лишь искра, способная разгореться в самый настоящий пожар. Каждое слово – вызов. Каждое неповиновение – смерть. В такие дни он мог спокойно высказать все, что на самом деле думает о человеке: будь то лучший друг, то незнакомый человек на улице. И перепады его настроения – это очередная ходьба по полю начиненному минами: каждый неверный шаг может стать настоящим взрывом. А уж если парня зацепить, то можно сразу убегать куда подальше, иначе Ярослав всю душу выест, пока не успокоит свое самолюбие. Пока его эгоистичное «я» не удовлетвориться. Пока не услышит громкий хлопок дверью, брань в свой адрес или же не доведет человека до слез. Единственный, кто не боялся парня в такие моменты – Сократ. Да пусть хоть в огненную шевелюру самого Аида превратится – плевать. Демьян итак почти лысый, так что терять ему нечего – он привык к строптивому пламени друга, которое так любит показывать свои огненные язычки окружающим, запугивать их, отталкивать. Вот только не этого парня – он повидал слишком многое, чтобы испугаться какой-то там искры. Сократ итак каждый день живет в огне собственного страха и иллюзий прошлого. Каждый день опаляется, но все еще продолжает идти вперед, хотя на душе давно нет светлого места – повсюду ожоги прошлого. Повсюду пламя, съедающее его изнутри. Повсюду кольцо, которое с каждым днем сужается и, быть может, когда-то станет настолько невыносимо узким, что попросту задушит парня в своих пламенных объятиях. Если, конечно, Ярослав не прикончит его первым. - Яр, поставь лампу на положенное ей место! – рявкнул Демьян, заприметив в руках у друга достаточно весомый предмет. – Или я его сейчас сам верну. Вместе с тобой. - Надоели! – взвыл парень, но лампу все-таки верну туда, где она когда-то стояла. – Какого черта вы вообще сюда приехали? Хорошо со мной все, я в полном порядке. Вы бы мне еще няньку наняли. На что ребята лишь дружно переглянулись и как-то уж больно энергично принялись собираться на предстоящее им интервью, тем самым окончательно выдавая себя, что что-то тут нечисто. Особенно это стало ясно, когда кто-то позвонил в звонок: робко так, один раз, будто бы боялся разбудить или разозлить обитателей квартиры. Вот только было поздно: Яр уже был вне себя от злости. Слишком зол, чтобы понимать, кому собирается нагрубить. Слишком болен, чтобы найти в себе силы сдержать свое эго. Ему хотелось как можно скорее открыть дверь, увидеть свою новоиспеченную жертву и хорошенько над ней поиздеваться, довести до слез, увидеть ее истерику и попросту полюбоваться ее слабостью. Тем, как она тонет в собственной боли. - П-привет, - услышал он ее голосок, стоило ему открыть дверь. Да будь Ярослав трижды слепым – все равно сразу бы узнал, кто стоит перед ним, неуверенно смотря куда угодно лишь бы не на него. Если же был бы глухим, то тем более узнал бы ее – этот пончик, который вновь красовался на ее голове, попросту нельзя было не узнать. - А-ага, - это все, что смог из себя выдавить музыкант и, цокнув языком, захлопнул дверь обратно. - Эй, ты что вообще творишь? – моментально подскочил Кор. – Если у тебя критические дни, то это не повод срываться на людях. Тем более на ней. Она же только пришла! - Ну а ее вы какого сюда вообще приперли? - Отлично, значит, я могу идти? – раздался голосок за дверью. На секунду Яру почему-то захотелось засмеяться от нелепости данной ситуации: как-то слишком много казусов в последнее время в жизни происходить начало. Настолько много, что, порой, парню казалось, что его попросту прокляли. Притом конкретно так прокляли – по жизни. Хотя, быть может, это счастье такое, просто сложно, будто бы головоломка. Ведь, как известно, Судьба не любит, как все просто и легко. Даже когда дело касается любимчиков – сложности для нее все-таки на первом месте. Азарт – это всё, чем она живет. Страсть к людским судьбам – это единственное, что приносит ей радость. Просто кто-то чуточку удачливее обычных клубков. Оля уже хотела покинуть чертов дом, развернуться и уехать домой, где она целый вечер провела бы в одиночестве, уткнувшись в экран телевизора, щелкая канал за каналом. А у самой бы были наушники в ушах, стояла бы какая-нибудь песня на повторе – плевать какая, лишь бы смогла хоть как-то заглушить тишину, которую она так ненавидела. Ей хотелось одиночества, но она боялась тишина. Она сводила ее с ума, заставляла копаться в себе и попросту убивала изнутри. Одиночество душило ее, пустота разрушала душу, а Мия попросту замуровывала ее надежду в каменной темнице. Оля умирала изнутри. Вот только стоит душе погибнуть, и жизнь попросту становится невыносимой – умирая изнутри, мы подписываем смертельный приговор. Убивая свою душу можно и не заметить, как убиваешь себя. Можно не увидеть, как стоишь по ту сторону моста: остается лишь шаг, чтобы уничтожить себя изнутри. Яр же, будто бы чувствовал эту странную боль внутри нее: распахнул дверь, схватил за шиворот куртки Олю и силой втащил в квартиру. После чего, выругавшись, закрыл дверь. - Так и будешь в куртке стоять? На что девушка незамедлительно начала снимать верхнюю одежду, чуть было не запуталась в собственном шарфе, который, как оказалось, был даже длиннее ее самой. И опять Гиору почему-то стало смешно: слишком забавная, чтобы срываться на нее, глупая, доверчивая и такая наивная. Любую сказанную им гадость в свой адрес может принять за чистую монету. Слишком доверчивая, но до боли светлая. Разве люди такими бывают? Даже его эго, которое так хотела спалить кому-нибудь нервы, с интересом разглядывало девушку, боясь сказать что-то лишнее. Ярослав попросту не позволял срываться на нее: держал себя изо всех сил и думал о каком-то нелепом шарфе серого цвета. Кажется, парень действительно за несколько лет был болен по-настоящему и надолго, если не навсегда. - Оль, проходи быстрее пока этот больной на тебя не кинулся, - поторопила Арика, моментально оказавшись рядом. – Ты уж прости, что мы тебя так резко позвали, но оставлять этого ненормального одного – маленькому ребенку спички в руки давать. Он же действительно подпалить что-нибудь может, если разозлится. Хотел было Гиор высказать пару ласковых, но почему-то передумал. Просто посмотрел вслед удаляющейся Оле и как-то окончательно успокоился. Вот смотрит на нее и как-то на смех пробивает: вся злоба и ненависть ко всему, что он видит – проходит. Почему? Он и сам не очень понимал. Может, все дело в этой нелепой девчонке и ее пончике, который, как ему показалось, в этот раз был заплетен небрежно. Настолько, что в любой момент мог развалиться, показав миру всю красоту распущенных волос. Если же это не случится самостоятельно, то он поможет этому произойти – если уж парень чего-то хотел, то он это получал. Особенно, когда был болен простудой – в такие моменты ему просто сносило крышу на странности. И даже идея проколоть соски не казалась ему настолько безрассудной, нежели раньше. Интересно, а как бы Оля к этому отнеслась? Неожиданно для самого себя Ярослав не выдержал и засмеялся – громко, звонко и как-то уж больно истерично. Он и сам не думал, что может вот так вот смеяться. Но мысль о том, как этот белый ангел реагирует на его новый пирсинг просто не могла остаться без внимания. Гиора. Ему и вправду стало интересно: начала бы обливать его святой водой, сдирала бы с силой или, быть может, ей и вовсе понравилось бы? Кому? Оле? Да быть такого не может – она уж точно не из этой оперы. Хотя, быть может, где-то в глубине души живет маленькая бунтарка, мечтающая сделать себе рукава и туннели? Недаром же так спокойно общается со всей группой, в то время как некоторые личности на улице предпочитают обходить стороной от греха подальше. А ей бы пошла легкая бунтарность. Но вот кто сказал, что Ярослав разрешит ей забиться? Сам он позволял все, что только душе угодно, но вот ей… Ну уж нет, пусть только попробует – лично выпорю за такое самовольство. Слишком светлая. Слишком яркая. Слишком идеальная, чтобы хоть как-то себя менять. Идеальная? Она-то? Но Яр так и не смог ответить на этот вопрос, лишь уголки губ дрогнули в легкой улыбке. Вот только кто знал, чем обернется этот вечер на самом деле. И, быть может, сегодняшний день и станет ответом на этот вопрос.