31-я весна

Максвелл не был фаталистом и решительно не верил в гороскопы, но всё же был уверен, что порой вселенная посылает какие-то импульсы, чтобы к чему-то подтолкнуть. Иногда объяснить что-то можно было лишь банальным «так звёзды сошлись». Рождественским утром понедельника, пока Златан был на пробежке, звёзды сошлись так, чтобы Максвелл споткнулся о валявшуюся на полу ёлочную игрушку и уронил коробку с мусором. Помимо кучи бумаг, пришедшей в негодность одежды и нескольких кружек со сбитыми краями из коробки выпал и криво обёрнутый бумагой и перевязанный несколько раз тесьмой свёрток. Выглядел он так, словно кто-то хотел от него незаметно избавиться. Максвелл был абсолютно уверен, что ничего подобного в коробку не клал, а Златан ещё неделю назад демонстративно заявил, что всё, что ему не нужно, он выкидывает сразу, не дожидаясь «очищения перед новым годом», но других вариантов не было. Да и способ разобраться был только один. Даже с ножницами Максвелл провозился несколько минут: судя по всему, Златан очень не хотел, чтобы содержимое свёртка когда-то увидело свет. С толку сбивало ещё и то, что внутри было что-то очень мягкое, но достаточно объёмное. Наконец разобравшись с упаковкой, Максвелл, ожидая уже чего угодно, вытащил… свитер. Рождественский свитер. Если ещё точнее: самый уродливый рождественский свитер с самым уродливым оленем, которого Максвелл когда-либо видел (а ведь он дважды посещал выставки кружка детского творчества, куда в шесть лет ходила Мария). В принципе, то, что это рождественский олень, было понятно только по рогам — ужасно непропорциональным и несимметричным рогам — и чересчур большому красному носу. Рукава были разной длины, ворот весь размохрился, а на плече отчего-то была заметная дырка. И всё же был только один вариант — безумный, невероятный, фантасмагоричный — существования этого свитера в коробке, да и вообще в их квартире. Максвелл даже мысленно не мог его произнести, настолько идея отдавала бредом. И всё же теперь он вспомнил: где-то месяц назад он нашёл в тумбочке клубок зелёных шерстяных ниток. Хотел было спросить, но вошедший в комнату Златан тут же прижал его к стене и поцеловал, а потом взял у этой самой стены. Когда Максвелл вышел из душа, никакого клубка не было и в помине, но тогда он быстро выкинул это из головы. Как оказалось, зря. Подчинившись какому-то порыву, Максвелл уткнулся в свитер носом и почувствовал отголосок любимого в этом месяце парфюма Златана. Улыбнувшись возникшей перед глазами картине — Златан, орудующий спицами и считающий петли, — Максвелл стащил с себя футболку, натянул свитер прямо на голое тело и закатал длинный рукав. Несмотря на очевидный перекос, размер определённо был его. И отчего-то вдруг стало действительно теплее. Подумав, Максвелл ухмыльнулся и снял ещё и штаны, а затем направился на кухню готовить завтрак: Златан должен был вернуться с пробежки через несколько минут.