Два дневника

(Несколько абзацев перечеркнуты так, что нельзя понять ни слова). Уже почти утро, небо на востоке побелело, а я все не могу найти слов, чтобы рассказать обо всем, что случилось вчера. Мне трудно описать на бумаге то, что я чувствую – для этого у меня не хватает слов. Поэтому я просто постараюсь описать все события вчерашнего дня, чтобы ничего не забыть, не упустить из памяти. После полудня я вывел Литу во двор замка, где уже были приготовлены лошади. Я решил, что провожу ее немного, хотя и понимал, что это только причинит мне боль. Она так и не сказала ни слова, не подняла головы. Перед тем, как сесть в седла, я отдал ей ее меч. Лита только кивнула мне в ответ, как будто это ее не обрадовало. Мы так же молча тронулись в путь; мне казалось, что цокот копыт оглушает меня, а пасмурное небо слишком ярко для моих глаз. Мне не хотелось, чтобы она уезжала – ей предстоял долгий и опасный путь через разоренные войной земли. Я не знал, куда она пожелает направиться, и не хотел спрашивать. Мы быстро добрались до городских ворот; сразу за ними начиналось поле предпоследней битвы. Мы оба были здесь, оба проливали кровь своих врагов… Я думал о том, что лорд Каин поставил перед собой неразрешимую задачу, и что помирить между собой нашу расу и расу людей невозможно. На поле все еще виднелись свидетельства этому: обгорелые остатки боевых машин, черные проплешины от погребальных костров, кучи изрубленных доспехов и сломанного оружия, которые уже нельзя восстановить, и кружащиеся в небе вороны. Они привыкли прилетать сюда за пищей, и теперь недоуменно кричали, будто жаловались. Возможно, люди по-своему правы, считая нас стервятниками. Но разве мы выбирали себе эту жизнь? Разве мы молили богов ниспослать нам жажду крови? Вслед за полем началась лесистая долина. Едва мы въехали под первые деревья, как Лита спешилась и сказала: - Тебе незачем ехать дальше, лорд Разиэль. Давай простимся здесь. Я тоже спрыгнул на землю и подошел к ней. Она подняла на меня странно блестящий взгляд и снова заговорила: - Спасибо тебе за то, что спас мне жизнь, и прости за… в общем, за все. Не вспоминай обо мне плохо и знай: я буду помнить тебя и молиться за твою душу. Мне хотелось обнять ее, вдохнуть запах ее волос, но я продолжал молча стоять. Как-то вдруг она оказалась совсем близко, ближе, чем тогда на набережной, и я увидел ее глаза, в которых были слезы. Я как будто утонул в них, страстно желая, чтобы она никуда не уезжала, чтобы осталась, чтобы можно было забыть о вражде между нами и просто обнять ее… А потом... все то, о чем я думал, глядя на Литу, вдруг сбылось. Я не знаю, что на нее нашло, какое безумие, но оно завладело и мной. Мы забыли обо всем на свете, а когда опомнились, я понял, что она и в самом деле никуда не уедет. Она сказала мне: «Мы с тобой оба осколки этой войны. Я должна ненавидеть тебя, но я не могу, потому что… не имеет значения, почему». Сейчас она крепко спит, а я любуюсь ей и до сих пор не могу поверить, что она вдруг отдала свое сердце такому, как я.