Корабли в океане

      Избавившись от докучливого общества Виллера, я полежал немного, но заснуть так и не смог. Каморка моя ходила ходуном, все вокруг скрипело и стонало. Я поднялся, кое-как дополз до парусинового стула, отыскал огрызок сальной свечи (звать слугу и посылать его за новой мне совершенно не хотелось), зажег его и в скудном свете увидел на откидном столе оловянную миску. Она была закрыта крышкой, причем эта последняя была еще и каким-то немыслимым образом привинчена – вероятно, чтобы не расплескать содержимое. Я вспомнил виллерово «миссис Андерсон сказала» и поморщился. Право же, если я и приобрел за это путешествие жизненный опыт и знание людей, которых прежде мне недоставало, я так и не смог составить хоть сколько-нибудь постоянного и твердого мнения об этой даме. Она напоминала мне детскую игрушку – калейдоскоп, с которым так любят забавляться мои младшие братья. Всякий раз, когда в нее заглядываешь – видишь новый причудливый узор. А главное – никогда нельзя предугадать заранее, как сложатся линии.       Я усмехнулся сам себе в сумраке качающейся каюты. Метаморфоза свершилась! Эдмунд Толбот превратился из политикана в поэта. Какие метафоры, какие сравнения! Удивительно лишь то, что вдохновила меня на них супруга нашего сурового капитана. Меж тем как существует объект куда более достойный…       Мэрион!       Мысль о ней мелькнула, подобно яркой вспышке, и на секунду озарила мою убогую клетушку – и само мое убогое существование – ослепительным светом. О, в это мгновенье я был поистине счастлив! Но смею ли я надеяться, что этот свет однажды осветит весь мой жизненный путь? Или же мечты мои напрасны – плод юношеского воображения, стократ обостренного лихорадкой?       Охваченный сомнениями, я сам не понял, как рука моя потянулась к книжной полке и отыскала эту тетрадь, ставшую не столько летописью морского путешествия, как представлялось мне вначале, сколько историей моих бедствий*. Я раскрыл ее машинально, по привычке, но вдруг каюту сильно качнуло, переплет выскользнул из моих рук. По счастью, тетрадь упала не на пол, залитый водой, а на неприбранную постель, при этом из-за обложки вывалился крошечный белый конвертик.       Я глядел на него изумленно, не в силах припомнить, кому я мог писать и почему положил послание в такое неподобающее место. Но тут меня осенило. Письмо предназначалось мне самому!       Я поспешно схватил конвертик – признаюсь, у меня дрожали руки – и перевернул. Слава Богу! Чутье меня не обмануло. На другой стороне изящным почерком было выведено: «Мистеру Эдмунду Толботу».       Право же, даже обладай я всем земным красноречием, я не сумел бы передать обуявшее меня волнение. Поэтому я просто повторю здесь слова, написанные в послании. Слова, навсегда отпечатавшиеся в моем сердце.       «Молодая особа никогда не забудет день, когда посреди океана встретились два корабля, и будет надеяться, что однажды они бросят якорь в одной гавани».       Боже!       «Молодая особа никогда не забудет», написала она, возможно, со слезами: на обороте виднелись расплывчатые следы. Я покрыл их страстными поцелуями. О, если бы я мог так же покрыть поцелуями прелестные глаза, ронявшие эти горькие капли росы из-за меня – ради меня! Если бы я мог покрыть поцелуями прекрасную руку, начертавшую эти божественные строки, дышащие надеждой и – в том уже не могло быть сомнения! – любовью! Она – мой венец жизни, и другого мне не надо.       Письмо Мэрион так приободрило меня, что я даже решился, несмотря на качку, последовать многочисленным советам и подкрепиться. Я осторожно отвинтил крышку и, к большому своему удивлению, нашел бульон еще теплым и даже весьма недурным на вкус. Несомненно, на капитанском камбузе готовят куда лучше, чем для нас, простых пассажиров. Страшно подумать, как же в таком случае питаются переселенцы!       Хлебая бульон, я мысленно повторял про себя незабвенные строки послания Мэрион – и тут меня внезапно поразила одна мысль. Каким образом письмо попало ко мне каюту, да еще под обложку моего дневника? Ведь я был болен и не мог… Ответ пришел быстрый и весьма неожиданный. Мисс Сомерсет… Боже, никак не привыкну именовать ее миссис Андерсон! Если верить Виллеру, она была моей постоянной сиделкой, к тому же она знала, что я веду заметки. И ее слова… «Мистер Толбот, не бросайте свои записки»… О, эта вечная страсть говорить загадками! Но теперь я понимал… Части калейдоскопа сложились в новый удивительный узор. * * *       Мокрые доски скользят под ногами.       Но уже не так сильно.       Или привык?       Поднял голову – в серой пелене дождя смутные фигуры.       Пальцы цепляются за канат.       Ступеньки скользят под ногами.       - Мистер Толбот…       Головой кивнул.       С Камбершама и этого довольно.       Пригляделся.       Чуть дальше, у нактоуза.       Слава Богу!       Высокий, статный.       Мундир с иголочки. Не то что у Саммерса или у Андерсона.       И сам – будто сияет.       Сияет улыбка на красивом лице, сияют темные глаза, сияют волны волос.       - Мистер Бене, доброе утро.       - А, мистер Толбот! - сияет. - Надеюсь, вам уже лучше.       - Я совершенно здоров, сэр, благодарю вас.       - Рад это слышать. Признаться, вчера вы нас напугали.       - Простите?       - Вас едва не смыло за борт, капитан был обеспокоен.       Черта с два!       Этому тирану наплевать, даже если мы все тут…       - Кхм… Как любезно с его стороны.       Улыбка сияет.       - Нам повезло, погода несколько улучшилась.       Хлестнуло прямо в лицо.       Холодно, мокро.       - Кхм…       - Вы хотели меня о чем-то спросить, мистер Толбот?       Улыбка сияет.       Но взгляд – пристальный.       - Хотел узнать… эм… какова наша скорость?       - Четыре с половиной узла, сэр. Не слишком много, но в наших обстоятельствах следует радоваться и этому. По крайней мере, некоторые так считают.       - Эм…       - Однако… - улыбка. - Я не оставляю надежды изменить это мнение и произвести изменения, которые помогут нашему судну скорее достичь цели.       - Не сомневаюсь, что вам это удастся.       Поглядел куда-то наверх, на остатки мачты.       - Благодарю, мистер Толбот.       - Убежден, что на «Альционе», под командованием сэра Генри, вы приобрели бесценные навыки…       - Сэр Генри – опытный мореход. Хотя и несколько… старомодный, ежели я могу позволить себе так выразиться. Капитан Андерсон смотрит на вещи гораздо шире.       Смешок сам вырвался.       - Шире?! Помилуйте, мистер Бене, мы говорим об одном и том же человеке?       Пожалуй, не стоило…       Но улыбка сияет.       - Возможно, вы просто не достаточно хорошо знаете капитана.       - Эм… Вероятно.       - Мистер Толбот.       Повернулся. Спина прямая, статная.       Мундир мокрый до нитки. А все равно – сидит как влитой. Ткань хорошая, новая. Сияет.       - Мистер Бене! Одну минуту…       - Сэр?       - Прошу меня простить. Мне не хотелось бы отвлекать вас от срочных обязанностей, но я… Видите ли… Я хотел задать вам один вопрос. Быть может, он покажется вам…       Сияет.       - С таким безупречным джентльменом, как вы, мистер Толбот, я готов беседовать на любые темы.       - Кхм… Да… Благодарю вас… Так вот… эм… Мистер Бене, вы провели так много времени на «Альционе», и я… я подумал, что у вас, вероятно, был случай составить мнение о характере мисс Чамли…       - У нее его нет.       - Простите?       - У нее не может быть характера, мистер Толбот, она еще школьница.       - Мисс Чамли?..       - А я не составляю мнения о школьницах.       Пальцы вцепились в заграждение. Дерево холодное, мокрое.       - Но мисс Чамли – не школьница!       Улыбнулся мягко. Снисходительно даже. Какого…       - Она мила, я вас понимаю.       - Мистер Бене!..       - Любезная, с зачатками ума…       - Зачатками?!       Это уж слишком!       - Она податлива…       - Сэр!       Улыбнулся.       - У вас есть сестры, мистер Толбот?       Что за вздор!       - Эм… Нет. Нет, у меня нет сестер, мистер Бене. Но какое это имеет…       - У меня – три младших сестры. Так что, поверьте, я знаю, о чем говорю, сэр. Юные девушки – как флюгер на ветру. От них не стоит ждать понимания, сочувствия… Они непостоянны.       - Но…       - Вот хотя бы мои сестры. Если бы не матушка, а она, смею заметить, держит их в ежовых рукавицах, они давно сбежали бы с первым встречным в мундире.       - Совсем как мисс Сомерсет!       Вырвалось само.       Не стоило...       Но, в конце-то концов...       - Мистер Толбот…       - О мисс Сомерсет вы тоже скажете, что она – школьница?       Улыбнулся.       - Я скажу, что она – дочь своего отца. А теперь и жена моего капитана. Поэтому…       - Супруга Цезаря – вне подозрений?**       - Если вы предпочитаете латынь.       Улыбнулся.       Вот ведь скользкий мерзавец!       - И все же мисс Чамли… я полагаю, что…       - Мисс Чамли – славная девушка, мистер Толбот. Говорю это от всей души. И у меня есть причины быть ей благодарным.       - Что вы имеете в виду?       Шагнул ближе.       Щека мокрая – сияет.       Сияет безупречный мундир.       - Мистер Толбот, как мужчина мужчине признаюсь вам, что если бы юная Мэрион не задержала сэра Генри какими-то просьбами насчет судна – кажется, она хотела, чтобы он убавил парусов – я мог бы оказаться в ситуации куда более компрометирующей, нежели та, в которой меня застали.       Пальцы вцепились.       - Так вы… так она…       - Леди Сомерсет – мой идеал, мистер Толбот. Моя прекрасная дама. Судьба была ко мне благосклонна, я заслужил ее ответную привязанность. Поэтому, как вы сами можете судить, теперь разлука невыносима…       - Мисс Чамли! Она… она знала о вас и…       Улыбнулся.       - Она оберегала наше уединение.       Боже!       Мэрион…       Чистая, невинная Мэрион…       Да быть не может!       - Мистер Бене…       - Простите, мистер Толбот, но у меня и впрямь много срочных дел. Завтра мы проводим чистку днища…       За спиной грохнула дверь капитанской каюты.       - Мистер Бене!       Повернулся.       Легко, словно в бальной зале.       Словно не ходит под ногами ходуном палуба.       - Уже иду, капитан Андерсон, сэр!       - Мистер…       - Я всегда к вашим услугам, мистер Толбот. Надеюсь, у нас будет еще возможность побеседовать.       Рука взлетела к полям треуголки.       Сияющая фигура скрылась за пеленой дождя.       Пальцы вцепились в холодное, мокрое дерево.       До боли.       - Мэрион…