Война не место для любви

* * * Качается рожь несжатая. Шагают бойцы по ней. Шагаем и мы — девчата, Похожие на парней. Нет, это горят не хаты — То юность моя в огне… Идут по войне девчата, Похожие на парней.

***

      « Вчера мы еле вернулись живыми с разведки. Если бы не прилетевшая на помощь эскадрилья, мы бы погибли. Мы не смогли застать врасплох немцев и остаться незамеченными тоже. Благодаря эскадрильи Набокова, которая прилетела нам на выручку, мы остались живы, и я встретила своего папу. Он в порядке, и это очень радует. Хоть он общается с мамой. Я наконец-то все выяснила. Даже не хотелось оттуда улетать, но нужно — иначе это можно было расценить как предательство. А когда мы возвращались, то смогли отбить атаку на нашу базу. И это только благодаря смелости Набокова. Он взял на себя командование моей эскадрильей, когда меня сбили. Когда битва была закончена, командир нашего полка отправил меня и Германа на разведку, в качестве наказания. Ведь мы без разрешения вылетели с базы, особенно Герман. Мне было разрешено улететь, когда буду готова, а он даже не спрашивал разрешения, просто полетел со мной. И все бы ничего, но надо было лететь не на истребителе, привычном нам. „ — быстро дописав в дневнике новую запись, Литовченко спрятала тетрадь под подушку, выскочила из палатки и побежала к самолету, где её уже с нетерпением ждали.       Кроме как развалюхой, самолет, на котором должны были лететь на задание Набоков и Литовченко, больше никак назвать нельзя было. Хотя, как известно, одно из названий этого самолета — этажерка. И вот вновь они в небе, вновь летят, как птицы, пускай не сами, а с помощью машины, но все же их мечта летать сбылась. Пусть и в это жуткое и темное время. Порой даже во время войны бывают хорошие моменты, но у летчиков, пожалуй, они бывают часто. Для них нет ничего лучше мига, когда они в небе, наслаждаются его лазоревой чистотой и лишь птицы парят над головой. А на земле, под крылом самолета, видно лишь леса, дороги, поля. И никаких смертей. Никакой крови.       Они летели, чуть ли не цепляя кроны вековечных деревьев брюхом самолёта, выше подниматься смысла не было — машина могла не выдержать. На коленях у девушки лежала карта, и она периодически сверялась с ней, дабы убедиться, в правильном ли направлении они летят. Лида внимательно следила за тем, куда они летят и что творится вокруг. Как ни странно, сейчас летчица, в отличие от своего поведения на земле, была очень серьёзной и внимательной ко всему происходящему.       Герману всегда было слегка одиноко в самолете, особенно когда в небе стояла тишина и ничего особенного не происходило, а рядом не было близких товарищей. У неба всегда есть побочный эффект — ты до смешного один. Поэтому, обычно, когда он летел в своем истребителе, то пел песни про то, что видел, словно казак в степи. Или просто про любовь или про жизнь. Но Лидию своим громким, пусть и хорошим голосом тревожить не решился, поэтому завел весьма дружелюбный разговор:       — Нам, летчикам, мне кажется, живется хорошо. Нам с неба все видно. Я вот всегда, когда над домом родным пролетаю, низко лечу, крылом подмахиваю. И знаю, вижу, что с ними все в порядке.        — Слишком многое видно… Я бы предпочла не видеть, то что творится на земле сейчас, — слегка отстраненно спросила девушка. — Тебе удаётся летать над своим домом? Ты где-то недалеко от своей базы жил? — Лидия обернулась к нему, легко переводя тему, а потом снова повернулась к ветровому стеклу. Её радовало некое затишье, хоть что-то хорошее было. Вернее, не было видно ничего плохого. Лететь им было долго, так как этот самолёт двигался медленно, в отличие от скоростных истребителей. Если на истребителе или даже штурмовике лететь до базы немцев приходилось минут сорок, то теперь еще часа два лететь.       — Да нет, я жил далеко отсюда, в Сталинграде, учился в Москве. Я имею в виду, что когда учился еще летать, до войны, так делал, — вздохнул Герман. В темноте он видел хорошо, глаз у него был кошачий, как он сам любил шутить, а потому им удавалось безболезненно облетать верхушки деревьев.       — А сейчас… Не знаю, даже, что с домом стало. Но, надеюсь, что там все хорошо. Да и вроде в том районе пока все спокойно, — он не знал, что будет твориться буквально через пару месяцев.        — Так спроси у своих родных, или ты им не пишешь письма? — поинтересовалась Лида. Но она тоже не знала, что творилось дома, но была уверена, что с её родными все хорошо. А цел ли дом — не важно. Начинало светать, и местность, над которой они летели, проглядывалась все четче и четче. Как ни было это странно, но это был первый спокойный рассвет, который Лида встречала в небе. До этого такой мирный восход солнца она встречала один раз — на выпускном.       — Матушке пишу, конечно. Но отсюда до Сталинграда… Сама понимаешь, почта не дойдет и за полгода, — вздохнул Герман.       — Остается только надеяться. Надежда — самое сильное и светлое, что есть в нас.       — Как в июне, да? — спросил Гера, когда они взмыли чуть выше, рассвело и перед ними раскинулось мирное алое зарево. — Тихо так.        — Да, только тогда все было намного спокойнее и войны не было, — с нотками печали в голосе произнесла Литовченко. Она чуть улыбнулась своим воспоминаниям, как на выпускном, на рассвете, она со своим подругами и одногруппниками танцевала вальс. Тогда никто и не думал о столь близкой и уже стоящей на пороге войне. Была надежда, что их не тронет это жуткое бремя. Но видно их надеждам было не суждено сбыться, в четыре утра загудели над головами самолеты-штурмовики, а сейчас девушка летела под розовым военным небом, пусть даже и очень спокойным.        — Далеко тебя от Сталинграда забросило. Так распределили, или ты уже начинал войну не у себя? — спросила Лида. Она понимала, что лезть в чужую жизнь не стоит, но и узнать было интересно.       — Я закончил Сталинградское летное в шестнадцать лет, а в Москву направили сразу после окончания, доводить до ума, так сказать, образование. Ну, и прожил я там два с половиной года, учился, а потом война началась, вот я здесь и оказался, — спокойно проговорил Герман.       — Слушай, ну, а ты, такая милая девушка, как вообще за штурвалом-то оказалась?        — Я с детства мечтала летать, как птицы, и когда первый раз села за штурвал самолета, поняла, что это точно мое. А потом и вовсе перестала представлять свою жизнь без полетев под высоким небом… — пояснила Литовченко, мечтательно вспоминая свой первый самостоятельный полет. Ей тогда только исполнилось пятнадцать, и ей разрешили одной сесть за штурвал самолета и сделать несколько кругов над авиационной школой.       — А после окончания летной школы, я обучала летчиков, работая в аэроклубе, оттуда меня сюда и распределили, — закончила свое повествование девушка. Летать — вот предел всех мечтаний, летать, как птицы, красиво и высоко, лучше и быть не могло.      — Тебе хоть командир объяснил, куда мы летим, или он опять оставил на меня все? — вдруг спросила летчица.       — Да уж, в этом наше великое счастье — никто из людей, кроме нас, не умеет летать,  — с милой снисходительностью проговорил Герман. Он всегда повторял себе эту фразу, когда у него что-то не получалось, когда все шло не так, как нужно было, когда хотелось направить самолет строго вниз, разбиваясь о скалы вдребезги… И эта фраза всегда ему безотказно помогала.       — Командир предпочел меня отчитать за несанкционированные вылеты с моей базы, чем что-либо объяснять. Так что да, он оставил все на тебя.       — Извини, тебе досталось из-за меня, — виновато сказала она, очень искренне извиняясь, а потом девушка-пилот решила рассказать про цель их полета:       — Нам нужно долететь до базы, с которой к нам летают немцы и посмотреть, не перебазировались ли они с неё, и доложить о том, что увидим. С Германом ей оказалось легко разговаривать, будто они были знакомы давно, а не всего несколько часов. Может в этом и была тайна русской души? Легко находить со всеми общий язык.       — Да ладно тебе, я уже привык, что мне влетает постоянно, — с доброй улыбкой произнес Герман, крепко и уверенно держа штурвал двумя руками.       — Хм, почему-то у меня такое предчувствие, что их придется поискать. Вряд ли они бы остались на том же месте после сегодняшнего.       — Надеюсь, что нет. Хочу поскорее вернуться обратно, — заметила Лида. Она отметила на карте, где они пролетели, чтобы было проще вернуться назад на базу. Единственный страх, который был у девушки в небе, — забыть дорогу к базе.        — Не боишься летать на таком драндулете, как этот? -поинтересовалась девушка. Герман же, напротив, в небе не боялся практически ничего, да и дорогу он запоминал отлично. Его глаз улавливал внизу мелкие детали, благодаря которым он возвращался обратно. Но все же и картой он пользовался.       — Не боюсь, я и на худших летал. Главное, чтобы в самый неподходящий момент не развалился.        — По словам механиков должен выдержать, они только вчера его починили, — подбодрила парня летчица. Она посмотрела вниз, помня, что в прошлый раз следы пребывания фрицев здесь начинались примерно в этом месте. Но как Герман и говорил, тут оказалось пусто.        — Ты был прав, придётся искать их новую базу, — расстроенно протянула Лидия. Гера, в ответ на это, нахмурился, предполагая, куда бы могли перебазироваться враги.       — Так, ну скорее всего они попятились назад. На север точно не полезут, там снег уже лежит, думаю, побоятся замерзнут. Скорее всего на юго-восток отошли. Полетели туда?       — Полетели, только позволь мне в этот раз управлять самолётом самой, — мягко попросила она, взяв управление самолётом на себя, ей надоело практически ничего не делать.       — Хорошо, как скажешь, — спокойно ответил Герман, передав управление на штурвал девушки. Он стал рыться в самолете в поисках журнала, где было бы все написано об этой интересной машине. Гера никогда на таких не летал, и ему было очень любопытно, что же это за аппарат.        — Что ты ищешь? — спросила Лидия, услышав позади себя шорох. Она была рада наконец-то управлять самолётом, да и что греха таить, ей было в радость показать своё мастерство тому, кто ещё её не знает, как следует.       — Бортовой журнал, — улыбнулся молодой человек, вскоре он достал его у себя из-под сидения. Было темновато, но у летчика острое зрение, поэтому вскоре Герман стал пролистывать его, иногда поглядывая на Лидию. Что уж тут говорить, а самолетом, на удивление, она управляла хорошо, даже и помощь не требовалась.        — Зачем он тебе? Что-то не знаешь об этой модели самолета? — поинтересовалась летчица, всматриваясь вдаль, ища хоть малейший признак пребывания людей в этих местах. Заметив что-то похожее на дым от костра вдали, она осторожно направила самолет ниже, чтобы он практически касался днищем и шасси верхушек деревьев.        — Кажется, нашли… — прошептала она, заметив на земле следы от машин. Эти колеи было хорошо видно, и Лидия надеялась, что она не спутала эти следы ни с чем другим и это именно та дорога, по которой двигались немцы.       — Да нет, просто интересно, на самом деле, — только и сказал Герман, после чего моментально направил взгляд туда, где девушка заметила следы человеческой деятельности. Продавленная шипованными шинами и гусеницами танков земля была заметна даже с такой стороны. Сомнений не оставалось — здесь проходил противник.       — Нашли, — согласился Гера.        — Предлагаю еще немного пролететь и потом вернуться на базу. Или сразу летим обратно? — как бы посоветовалась Литовченко, внимательно взглянув на летчика. Она направила самолет лететь прямо над дорогой, где были следы техники.       — Давай пролетим, авось еще что-то важное заметим, — проговорил Герман. Бросать разведывательное дело, узнав лишь часть информации, ему не очень-то хотелось, а потому он принял решение лететь дальше.        — Дальше, если верить картам, будет озеро. Остается надеяться, что они не пошли дальше, — сказала Лидия. Она следила за дорогой на земле и тем, чтобы самолет не цеплял деревья. Впереди показалось озеро, но ни транспорта, ни людей не было видно. Оставалось лишь надеяться, что, подлетев ближе, они увидят что-то странное.       — Зная немцев, я могу сказать, что скорее всего они пошли дальше. Эти ребята не из тех, кого легко найти, — с долей сожаления выдохнул Герман, со всей внимательностью вглядываясь в высокие деревья и просветы между ними. Следов людей и боевых машин не было видно.       — Неужели и вправду ушли?       — Похоже, следы подходят к воде, — заметила летчица, ища место для снижения. Как только появился просвет среди деревьев, в который мог легко поместиться самолет, она снизила полет машины, почти летя таким образом над землей. У воды следы обрывались и будто заходили в воду.        — Они же не могли за пару часов построить мост? — удивленно спросила девушка, немного растерянная. Она не понимала, как такое возможно.       — Могли сложить сухие сучья, но в темноте не так быстро, — сказал Герман, помотав головой, как будто от этого мысли в голове прояснятся, и он все поймет. Конечно, такого не произошло.       — Вот если бы этот драндулет можно было тихо посадить, хорошо бы выйти посмотреть. А так ничего мы с тобой не разберем. Надо лететь на базу и пеших отправлять.        — Можно посадить его тихо. Главное, не мешай мне, — со знанием дела и уверенностью сказала Лида. Она осмотрелась и, сделав еще один круг в воздухе, осторожно начала снижать самолет. Её удалось с третьего круга посадить самолет на пустой берег, практически без шума. К счастью, свободного места хватило и до полной остановки. Самолет остановился и можно было выходить из него.        — Ну вот и все, пойдем осмотримся, — закончив, предложила девушка. Она выбралась из самолета, не забыв взять с собой пистолет на всякий случай.       — Я восхищен, — искренне проговорил Герман, когда девушке удалось бесшумно и незаметно посадить самолет. Сам он садился плохо, из-за маленького роста. Но талант во время самого полета это не умаляло. Летчик вышел из самолета и быстрым шагом направился вперед, внимательно осматриваясь. Осторожность сейчас точно не повредит. Лидия улыбнулась. Она подошла к берегу, туда, где заканчивались следы машин, в воде были видны колеи, но, так как вода была грязной, было видно совсем немного.        — Такое чувство, будто они под воду ушли, — растерянно предположила девушка.       — Что-то холодновато для плавания, — нахмурился Герман, присев на корточки около самой кромки воды. Ему даже в бушлате сейчас было зябко, вряд ли теплолюбивые немцы рискнули лезть через ледяную воду.        — Пошли проверим лес. Может они просто хорошо машины спрятали? — с надеждой спросила Литовченко. Ну, а иначе они могут наткнуться на что-то новое, вроде плавающих танков.       — Пойдем, что ж еще делать, — выдохнул Герман, еще раз окинув кромку воды задумчивым взглядом. После чего, он поднялся с корточек и медленно пошел вглубь леса, стараясь ни на что не напороться.        — Если что, ты ведь сможешь поднять быстро этот самолет в воздух? — Спросила Лидия. Она шла в сторону подлеска и видела под ногами лишь следы людей, которые, вероятно, шли вместе с машинами рядом. Во всяком случае, они тоже пропадали у кромки воды. Летчица шла мимо деревьев очень осторожно, внимательно всматриваясь в окружающее пространство.       — Взлететь смогу, — спокойно отозвался Герман — Правда полосы маловато. Но ничего. Действительно, взлетал он всегда виртуозно. Видимо, неважная посадка была платой за такой талант. Набоков же внимательно всматривался в землю, силясь найти там хотя бы гильзу, хотя бы оборванный кусок ткани. Хотя бы какое-то доказательство того, что им не мерещится. Лидия что-то заметила вдали и, не теряя времени, побежала вперед. Она остановилась у дерева, с которого свисал парашют, но того, кто явно когда-то висел в нём, не было рядом. Девушка огляделась и осторожно пошла вперед. Герман устремил свой взгляд на резко побежавшую куда-то девушку и тоже пошел за ней, озираясь по сторонам. Парашют, висящий на дереве, был странен, на нем были свежие капли грязи.       — Не похоже, чтобы они были тут давно, — заметил летчик, идя следом за Лидией.        — Совсем не похоже, — подтвердила она, с осторожностью ступая на заснеженную тропу. Литовченко искала хоть малейший признак жизни, посматривая и на деревья, вдруг там могли быть люди. Но все было пусто. Она чуть ускорилась, заметив на одном из кустов обрывок черной одежды, вероятно, немецкого солдата.       — Что же они ходят так неаккуратно? — чуть ли не возмутился Герман, проходя вслед за девушкой к дереву, где болтался обрывок одежды. Да, конечно, все можно понять, но даже немцы, казалось, стараются не оставлять после себя столько следов.        — Радуйся, что так. Может хоть кого-то найдём. Да и судя по всему они очень торопились, — спокойно объяснила, словно маленькому ребенку, девушка. Она шла дальше в лес, но следы, идущие в обратную сторону, закончились.        — Все. Не знаю, стоит ли идти дальше, — призналась Литовченко, как бы спрашивая совета у Набокова       — Не стоит, — вынес свой вердикт Герман, когда они постояли, немного осматриваясь. Кругом грязь, болота, припорошенные снегом. Они не пехотинцы и не разведчики, чтобы соваться в такую грязь и оставаться незамеченными.       — Наше с тобой дело — небо и самолет. А это уже чужое. Полетели обратно. Лида кинула еще один взгляд на местность, окружающую их, и пошла назад к самолету. Она шла не слишком быстро, продолжая осматриваться, боясь, что они что-то упустили. Не хотелось возвращаться на базу без хороших новостей. Одно радовало: день уже наступил и небо было уже не таким опасным, как ночью. Пока они шли, Герман что-то заметил в земле и наклонился, выуживая из грязного снега гильзу из-под патрона.       — С чего бы он стал здесь стрелять? — гильза была немецкая, так что ствол явно тоже. Летчик подкинул ее в руках, после чего уложил в карман, для того чтобы потом отдать специалистам на базе. Наконец перед ними показался их драндулет, и можно было лететь.        — Наверное кого-то хотел отпугнуть. Тут водятся разные звери. Хотя… может они здесь и подраться могли, — задумалась Литовченко, предлагая разные варианты произошедшего. Девушка остановилась у самолета, смотря, можно ли тут взлететь, не задев днищем самолёта деревьев. Она забралась в самолет и ждала Германа.       Долетели они до базы без приключений, к счастью, ведь на таких самолетах редко удается уйти от мессеров, да и живыми не всегда прилетают, ведь кабины не защищены, да и отстреливаться может только человек сидящий сзади, где стоит пулемет. Посадив самолет летчики сразу пошли докладывать об увиденном.