* * *
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же, все же…
***
« Мама, у нас перебои с приходом почты и я не знаю, писала ты мне или нет, но сейчас у нас на фронте затишье, если редкие артиллерийские залпы и черные „крылья“ над головами можно так назвать, и я надеюсь, что хотя бы это письмо дойдёт до тебя.
К сожалению, от отца вестей нету. Не знаю, может он пишет тебе. Если так, то дай мне знать. Я скучаю по вам, и мне не хватает вас, как никогда.
У меня все хорошо, все меня защищают и оберегают, ведь я тут самая младшая. По-доброму смеются, говорят, что я для них, как любимая сестренка. В общем, у меня все относительно хорошо.
Мама, что у вас в деревне?
Прошу, береги себя. Все скоро закончится, и наша семья будет вновь целой, я обещаю.
Верь, что мы с папой вернёмся.
Думаю, что через месяц я уже увижу его, может бытьпри новой передислокации базы.
С любовью, твоя Лида. „
Перечитав письмо ещё раз, молодая голубоглазая девушка убрала его в конверт и, подписав на нем адрес, так тепло хранящийся в памяти, отдала мужчине в военной форме, который сегодня забирал у них почту.
Это был первый прилёт почты за последний месяц, до этого здесь шли оживлённые бои, до писем никому не было дела. Волнующие спокойствие сейчас длилось только три дня. Но было понятно, что это лишь затишье перед бурей, большой и страшной бурей. Пускай война началась лишь недавно, но все уже успели окунуться в ее ужас с лихвой, многие уже погибли, а многие погибнут еще. Особенно тяжело было лётчикам, они в каждый вылет теряли по несколько боевых машин и человеческих душ, но такова плата за великую победу, в которую все самозабвенно верили. Однако, война началась страшными поражениями.
Здесь, в этой лесной чаще, военным удалось создать свой особый мирок. Они тут жили, вернее пытались жить. Было тяжко всем, особенно девушкам… Но об этом и вспоминать не нужно, когда речь идет о защите родной земли. Вот и сейчас все были заняты своими делами: кто-то готовил обед, кто-то собирал хворост для костра, кто-то тренировался, другие надраивали самолёты и машины, спрятанные в лесу. Казалось, все шло как надо, но это не так. Все должно было быть по-другому. Никто не должен был познать боль от утраты близких, никто не должен был видеть смерть и чувствовать, что вот-вот сам отправится в лапы этой гадины, которая идёт рука об руку с войной. Война и смерть — две сговорившиеся друг с другом стервы. И, к сожалению, с тяжелой руки фюрера, они сговорились вновь. А ведь здесь столько молодых парней и девчат, им бы сейчас учится, любить, веселиться… Да просто жить… Но Лидия не жалела о том, что она не осталась в тылу. С самого детства у нее была необъяснимая тяга к небу, ей всегда хотелось летать. Ну что же, ее мечта сбылась. И все, о чем она сожалеет, так это о том, что сейчас она едва ли не бесконечно от семьи. Несмотря на ужасы истинного боя, здесь, в лагере, девушка переживает самую страшную битву. Битву с самой собой. Ей приходится переступать через себя, надавливая на собственное горло, чтобы командовать другими; приходится смотреть в глаза тем, кого возможно она отправляет на смерть. Потому и друзей на фронте заводить не хочется. Лида прекрасно осознает, как больно будет их терять. Но как же без друзей? Хотя, за первые месяцы войны она и так потеряла больше десяти человек, с которыми не только была просто знакома, но и даже хорошо общалась.
Вы, сидящие в тепле и уюте, представить себе не можете, каково девятнадцатилетней девушке на войне, и через что ей приходится проходить каждый день!
Литовченко вышла из военной палатки, где остались другие девушки, столь малочисленные на войне. Она вдохнула полную грудь свежего воздуха и, оглядевшись, решила пойти и помочь на кухне. Хотя ей больше хотелось чего-нибудь, ведь до обеда ещё два часа. На войне провиант в цене. На кухне она оказалась не единственной, кто захотел перекусить так рано. Люда Павличенко, один из лучших снайперов Черноморского флота, прибыла сюда не так давно, но уже успела поладить с Лидой, если можно так сказать, но подругами они не были. Людмилу тут многие уважали и любили, ведь были наслышаны о ее смелых и мужественных подвигов.
— Здравия желаю, товарищ Павличенко! — уважительно поздоровалась с ней Литовченко. И для нее снайпер была образцом для подражания.
— Лида, сколько раз я просила называть меня по имени? — спросила женщина, с укоризненной веселостью посмотрев на летчицу и кинув ей яблоко. Затем, военная позвала Лиду посмотреть, как ребята упражняются в стрельбе по мишени.
Девушки направились в березовую просеку, там не так давно для тренировок было установлено несколько мишеней, и все желающие могли там пострелять. Снайпера и артиллеристы действительно здесь тренировались, а некоторые для развлечения просто пробовали себя. Конечно, никто никому не мешал. И все же был минус у этого места: его было хорошо видно с высоты полета истребителей, поэтому тут все были осторожны, чтобы фашисты не увидели их базы, на которую уже было совершено налетов пять. К тому же, над стрельбищем нередко пролетали самолеты люфтваффе, контролируя территорию, а от них тяжело скрыться.
Сейчас напротив мишеней стояло пять офицеров на изготовке, целясь в центр, кто как мог, а командовал этим парадом великолепный и искусный летчик Илья Бестужев, которого многие называли ‚графом‘. Возможно в шутку, а возможно, потому что он действительно происходил из буржуазных слоев общества. Люда и Лида наблюдали за первыми тремя попытками офицеров попасть в цели, после чего Павличенко, не выдержав всего этого безобразия, достала свой пистолет, которым пользовалась крайне редко (в приоритете был автомат), подошла на линию, с которой стреляют, и сделала пять точных попаданий в цель.
— Вот это вот стрельба! — восхищенно проговорил Бестужев, тем самым похвалив Люду. — А вы тут что устроили за карнавал? — с отцовской строгостью спросил летчик. После чего он, с напускной усталостью на лице, повернулся к снайперу:
— Люд, может Вы и поучите тогда этих молодцов стрелять? — предложил Бес. Хотя это было его заданием, он с большим удовольствием был рад уступить должность учителя Павличенко.
— Можно попробовать, — спокойно сказала женщина, после чего отдала солдатикам приказы командным голосом:
— Встать на изготовку! Заряжай! Огонь!
Литовченко тоже присоединилась к тренировке и встала на линию изготовки. Павличенко подробно рассказала, как правильно нужно целится, показала стойки, из которых удобнее стрелять, и поделилась собственными замечаниями из жизни снайпера. Не все, но уже многие безошибочно попадали в цели. Около получаса все упражнялись в стрельбе, а потом разошлись, убрав за собой все тренировочные снаряды. Девушки направились помочь на кухне, а парни разошлись по своим делам.
Весь день прошёл тихо и спокойно, будто вовсе и не было войны. Так тихо было, что даже страшно. И радио молчало, и разведывательные полёты на истребителях не принесли никаких новостей. Все замерло, будто время остановилась. Обычно, такое затишье бывает перед бурей.
Но посреди ночи все вдруг оживилось: и радио разрывалось от разговоров, и небо гудело от полётов немецких ‚ночников‘*. Стоило командирам отдать приказ, а подчиненным их услышать, как боевая эскадрилья из пяти истребителей, любимых летчиками ‚Илюш‘**, взметнулась в воздух. Литовченко была назначена командиром эскадрильи, летя впереди команды. Летчиками приходилось лететь выше, на уровне туч, чтобы мессеры*** их не увидели раньше времени. Пускай у русских и были слегка старомодные самолёты, а у немцев созданные по новейшим технологиям, никто не собирался сдаваться. Русские шли на смерть за Родину.
Вскоре, подоспели и немцы на ‚черных крыльях‘. Лётчики разделились, уводя мессеров подальше от базы. Сражение началось уже буквально спустя пять минут, выстрелы были слышны со всех сторон, небо озарилось светом и пламенем от взрывов самолетов и выстрелов из боевых орудий.
Теперь стало ясно, почему днём было тихо: немцы пытались напасть неожиданно, и это у них, к несчастью, вышло. Даже очень вышло: русские определенно не были готовы к сражению. Небесная битва была ожесточённой и кровавой, а потому с базы вылетало все больше истребителей на подмогу, один за другим. Небо пылало алым пламенем, а земля содрогалась от грома выстрелов. В огне и дыме, застилавшем небо, невозможно было увидеть восходящее солнце.
Сражение длилось до полудня, пока нашим родным лётчикам не удалось одержать победу, пускай и очень большой ценой. Из 34 лётчиков вернулось 7, но не меньше было потерь и у противников. С трудом этот бой дался Лиде, она с трудом выбралась из истребителя и чуть не упала, если бы её не придержал один из подбежавших к самолёту рабочих. Да и остальные лётчики с трудом дошли до своих палаток. Они были разбиты — потерять столько человек за раз — невосполнимая утрата, которую очень тяжело пережить. Трудно видеть друзей, погибающих у тебя на глазах.
Лида еле доковыляла до постели и просто свалилась на неё. Она в этой битве потеряла половину девушек из женского полка. По её щекам катились слёзы, и сдерживать их не было смысла. Казалось, все сейчас вокруг окунулось в траур и скорбь. Тем временем, Павличенко проскользнула в палатку к Литовченко. Она видела в каком та была состоянии и хотела ободрить девушку, хоть немного поддержать, пока её саму не отправили на разведку в лес, как отправили уже пять групп снайперов и простых солдат. Скоро и ей придется сгорать в кровавом огне Севастополя.
— Тише, девочка, не плачь. Все будет хорошо. Ты же осталась жива, а это главное. А мы отомстим за всех, я обещаю, — говорила снайпер, сидя рядом с Лидой и поглаживая её по спине.
Летчица никак не могла успокоиться, слезы сами текли из глаз, да и как тут успокоится? Ты был на волосок от смерти, видел как умирают другие, сгорая в самолете. Хотя у Лидии это было и не первое сражение, но самое тяжелое. Она просто дала своим эмоциям выход. Успокоилась она спустя только полчаса. Литовченко поклялась себе, что больше не будет плакать, не будет слабой. Люда, удостоверившись, что её подруга успокоилась и больше не будет плакать, ушла к группе, с которой она должна была прочесывать лес, оставив Лиду одну. Лилия не хотела выходить из палатки, не могла просто смотреть в глаза никому, ей казалось, что она подвела всех, позволив летчикам умереть в этой битве. Благо, в палатке у девушек всегда был тазик с водой, и летчица смогла умыть лицо и стереть грязь с себя. Она переоделась в чистую одежду и, сев на кровать, достала из-под подушки тетрадь, в которой она вела записи. Да, это было запрещено, но пока никто не нашел её дневник, и она вела его очень редко.
“ Нас было 34, а вернулось, только 7. Как такое возможно? У нас еще не было столько потерь на этом фланге. А сколько девушек погибло, ни за что… Надеюсь, больше таких боев не будет, во всяком случае, я не допущу столько потерь. Лучше погибну сама в лобовом столкновении, чем все эти люди. Но судя по тому, что мне удалось услышать, благодаря нашим полетам получилось взять несколько пленных. Может, хоть это сдвинет эту глупую войну с мертвой точки. Я клянусь, я отомщу за всех. И больше из-за этих фашистов ни одной слезы не пророню. Обещаю… „ — она писала мелким каллиграфическим почерком, а так как она торопилась, чтобы никто не увидел у неё дневник, то не всегда можно было понять, что она написала. Лидия убрала под матрац тетрадь и легла на спину, смотря в потолок. Сама того не заметив, она заснула.
В палатку после обеда около пяти-шести вечера начали возвращаться девушки, они все валились с ног от усталости, никто не трогал летчицу, давая ей выспаться и придти в себя. Да и сами девушки не хотели особо ни с кем разговаривать.
В эту ночь нападение немцев повторилось, и снова все началось с атаки в небе. Но в этот раз русские войска ожидали нападения и дали врагам мощный отпор. На помощь истребителям из 545 полка прибыли штурмовики из соседних по дислокации с ними полков. Битва была выиграна, и уже с меньшими потерями, но, тем не менее, они были.
Военные пилоты вернулись на базы заправить родные сердцу машины горючим. Было решено не дожидаться нового нападения, и трех летчиков на яках**** отправили проверить, откуда на них нападают. В состав команды, которая полетела на разведку, вошли Илья Бестужев, Литовченко Лидия и Дементьева Евгения. Они взлетели в небо и скрылись высоко в облаках. Уже было раннее утро, и было хорошо видно что творилось на земле. Сейчас перед летчиками стояла задача разведать ситуацию, не ввязываясь в бой. Они летели, выстроившись в косяк, оберегая спины друг другу и внимательно смотря на то, что находится на земле. Они искали вражеский аэродром, но пока следов не находили. Не могли же немцы летать издалека к ним. И это было правдой: аэродром нашелся, но был он дальше, чем предполагалось — в минутах сорока от русской базы. Сделав круг над вражеским лагерем, разведчики полетели назад, пока горючие в баках не закончилось, и пока их не засекли. Но видно судьба решила все иначе: незамеченными им улететь не удалось. Обстреливать самолёты начали с земли, стоило им чуть отлететь от вражеского аэродрома. Там оказались замаскированные в кустах орудия. Был лишь один выход — лететь выше и в другом направлении, чтобы не привести с собой хвост.
