***
— Вот ты мне объясни, зачем ты устроил драку сейчас? Теперь вы оба раненые. Тебе что, нравится ходить в синяках? — спросила Лидия, которая была очень недовольна поведением друга. Чуть успокоившись и переведя дух, летчица спросила: — Где у тебя спирт и бинты, раненый? И может прекратишь уже паясничать и меня по званию называть? Я редко пользуюсь своим званием и, прошу тебя, не заставляй меня больше прибегать к этому, — сказала она уже полностью спокойно, без прежнего раздражения и злобы в голосе. — Ну я же не виноват! Он сам нарвался! — возмутился недовольно Герман, после чего и вовсе надулся, как мышь на крупу. И вот неизвестно еще, сколько ему лет: пять или двадцать пять? — Нечего было меня провоцировать. Знает же, что я ответить могу, — гордо заметил летчик, после чего кивнул в сторону тумбочки. — Все в тумбочке должно быть, если не утащили. И вообще, Лид, тебе-то какая разница? — Я уже говорила, ты мой друг, а когда друзья из-за глупостей вредят себе, это мне не нравится, да и кому такое вообще может понравится? — в ответ возмутилась Литовченко. Да уж, гордости обоим не занимать. — Да и ты отличный летчик. А если бы вы сейчас друг друга так побили, что потом вас отстранили от полетов. Подумал об этом? — строго добавила Литовченко и, подойдя к тумбочке, достала оттуда нужные медикаменты, после чего подошла к Герману и сказала: — Садись на стул и не паясничай. Ты ведешь себя как маленький ребенок, а не опытный летчик-ас, — закатив глаза, заметила она. Девушка сложила руки на груди, ожидая, когда Герман чуть успокоиться и начнет вести себя по-взрослому. А пока все, что она могла сделать, это дать летчику остыть после драки. Герман вспыхивал, словно спичка, но также быстро и остывал, поэтому в скором времени он уже был более-менее спокоен. Мужчина поднял подбородок вверх, подставляя лицо с разбитой скулой, губой и носом Литовченко и наблюдая за ней своими кристально чистыми глазами. — Не паясничаю я, все, — заявил тот, немного поерзав на стуле. Он ждал уже, когда спирт начнет щипать только-только полученные раны, прямо по-живому. Но что поделать? Тут и до заражения крови недалеко, они ведь по всей земле прокатались, всю грязь собрали, пока дрались. Летчица вздохнула от такого детского поведения мужчины, но ведь мужчины всегда будут детьми, тут ничего не поделать. Она осмотрела раны и осторожно начала спиртом промывать их и, чтобы ему не сильно щипало, немного дула на небольшие ранки. Вскоре она закончила с промыванием всех этих ран и царапин от грязи, по которой катались противники в пылу драки. — Еще есть раны или только лицо и гордость пострадали? — с легкой усмешкой спросила Литовченко. Однако, ее глаза смотрели на летчика с нескрываемым укором. Она еще долго будет припоминать Герману эту драку, не сомневайтесь. Набоков, почти не задумываясь, ответил, что с ним все порядке и больше помощь ему не требуется. — Переоденься, драчун, а то заболеешь еще, — недовольно, но в то же время слегка заботливо произнесла Лидия, выходя из палатки летчика. У неё оставалось не так много времени, как ей хотелось, для пребывания в этом лагере. Поэтому она решила использовать все оставшееся время для общения с отцом. Еще не известно, когда они увидятся в следующий раз и увидятся ли вообще, ведь одна секунда на войне может изменить многое. Все оставшееся время Лида, как и хотела, провела с отцом, и когда пришло время возвращаться в родной лагерь, она дождалась разрешения на вылет с базы и, попрощавшись со всеми, вновь пообещав отцу не рисковать, села в самолет и полетела на свою базу.***
« … С того дня, когда мне было разрешено слетать проведать отца, прошла неделя, а затишье продолжалось. Было несколько сражений в небе, но это ничто… Так, сталкивались с мессерами, которые, как и мы, летали проверять свои территории, парочку раз. Мы продолжаем дежурить над озером, но там по-прежнему ничего не меняется. Мы каждый день связываемся с соседними базами, но и у них нет ничего нового для нас. Если бы не было такого подозрительного затишья, мы бы уже давно перебазировались, может были бы полезными… Пригодились бы в какой-нибудь схватке. Снайперы и пехота постоянно уходят с базы на проверку территории, но они тоже возвращаются ни с чем… » — летчица дописывала очередную страницу в своем военном дневнике, когда её позвали на очередное совещание к командующему их батальоном. Литовченко убрала тетрадку обратно под матрац и накинула куртку на плечи, чтобы не замерзнуть, пока она дойдет до палатки начальства. Очередное вечернее собрание ничего нового не дало. Разве что, все остались с настроением, что грядет какая-то большая беда. Основное обсуждение шла между снайперами и летчиками. Павличенко высказывала свое мнение по поводу недавних событий и по пережитому опыту, хотя всех своих предположений не назвала и особенно не обсуждала с командирами дальнейший план действия. Когда совещание закончилось, Павличенко и Литовченко вышли на улицу вместе, разговорившись о чем-то, что только что обсуждалось с командованием. Они не ссорились, а именно обсуждали, дискутировали, выдвигая разные мнения по поводу происходящего. Ведь они побывали в разных передрягах, а значит и опыт у них тоже был разный. Одна, словно птица, — в небе. Другая, как волчица, — на земле. На улице Лидия и Людмила увидели других девочек, которые что-то весело обсуждали, даже не заметив, что к ним подошли. Да уж, хороша женская натура. Вроде и война, и смерть кругом, а «солдатки» еще находят в себе силы улыбаться своим солдатам. Может, именно поэтому те и шли так гордо и рьяно в бой, с именами возлюбленных на устах. — Говорят, Вася Сталин со своими скоро к нами передислоцируются, — шепнула одна из девочек. Павличенко только усмехнулась и проговорила: — Да Сталин твой, та еще проблема рыжая. Бывала я с ним в одном батальоне, ни дня без выходки. — Не важно, кто приедет. Вам должно быть не до мальчиков, — раздраженно произнесла Лидия. — А если к нам скоро присоединиться Сталин со своими, значит что-то явно грядет нехорошее. Так что советую всем быть на чеку и заняться своими делами, — строго заметила летчица, услышав разговоры девушек. Она направлялась к самолетам, ей хотелось взмыть в воздух и поскорее проверить небо на наличие врагов. Вдруг все не так тихо, как кажется. — Ну как же не до мальчиков, Лид! Если только о войне думать, так так и свихнуться можно! Надо же на что-то отвлекаться, хотя бы иногда… — заметила самая младшая из девчат, недовольно посмотрев вслед летчице. — Мелкая ты еще, — только и сказала Павличенко, после чего пошла отдохнуть к себе, а вот за Лидой побежал один из летчиков, предлагая ей свою помощь. — Полетели, — Лидия быстро согласилась на предложение летчика, улыбнувшись ему. Она подошла к истребителю и начала готовить самолет к вылету. В этом ей помогал механик, проверяя работоспособность мотора машины. По готовности машины, Литовченко забралась в кабину и стала ждать, когда второй истребитель будет готов. Второй летчик тоже подготовился очень быстро, поэтому вылетели они с Лидой одновременно. Не провели они и двадцати минут в небе, как послышался страшный, давящий со всех сторон гул — самолеты. Не один, не три и даже не пять. Вскоре из-за верхушек деревьев показались первые немецкие штурмовики. Сначала их было четыре, а потом видимое количество выросло до семнадцати. Летчик не предпринимал ничего, ожидая приказа Литовченко, ведь она была старшей, но глаза у него расширялись, когда он видел, сколько штурмовиков летят к их родному аэродрому. — Поднимайся выше, в драку не лезь! — скомандовала Литовченко, быстро взяв себя в руки, а сама осталась на уровне штурмовиков. Она связывалась с базой, изо всех сил пытаясь выйти на контакт с летчиками и и остальными военными в лагере. Ей нужно было подкрепление для защиты территории с воздуха. Лидия не волновалась и не боялась за себя, но боялась за остальных. Вдвоем им не выстоять. — Дракон вызывает базу, срочно! — уже кричала в рацию Литовченко, кружась перед штурмовиками, но пока не стреляя в них. Она выжидала, чтобы те подошли ближе. Парень сделал так, как скомандовала ему Лидия, тем временем, в лагере уже воцарилась небольшая паника. — Сейчас поднимем в воздух всех, кого сможем, — доложили девушке с базы без всяких формальностей. Сейчас не до них. И сразу же после этих слов немецкие штурмовики стали сбрасывать вниз свои бомбы. Земля вспыхнула алым пламенем. Немцы не трогали летчиков, парящих в небе — им было нечем, но сбрасывали бомбы вниз, прямиком на палатки, укрепления, орудия и, конечно, множество машин, стоящих на земле и еще не успевших взлететь. — Не нужно, берегите машины. Пусть взлетают те, кто стоит на запасном аэродроме. Уводите всех с базы подальше, попытайтесь сохранить как можно больше живых и вызывайте с соседних баз, — отозвалась Литовченко, наблюдая за разрушениями, которые наносили лагерю штурмовики, и пытаясь хотя бы уберечь людей, оставшихся на земле. Она взлетела чуть выше и начала обстреливать штурмовики, целясь в слабые места их прошивки. Тоже самое она приказала делать второму летчику. Лидия пыталась пробить пулями стекла, защищающие фашистских летчиков, стараясь вывести из строя пилотов. Но двух истребителей было слишком мало против такого огромного количества штурмовиков, которые продолжали хладнокровно сбрасывать снаряды. Взрывались самолеты, стоящие на земле, люди, бегающие рядом с ними, артиллеристы, выкатывающие свои орудия. Видимо, немцы задались четкой целью уничтожить именно это базу, потому что они кружили над ней. Лида подбила целых два штурмовика, которые еще не успели сбросить бомбы. Один из них упал в лес, никому не навредив, а вот другой свалился прямо рядом с оставшимися целыми истребителями русских, нарочно направив свой самолет туда. На земле в этом лагере больше не осталось самолетов, а людей сохранилось очень мало. Наконец, командир полка отдал всем приказ бросать лагерь и уходить, прятаться подальше от немецких машин, а Лиде велел лететь на соседнюю базу и просить у них подмоги, предупредить об опасности, ведь связь была перебита почти со всеми и потеряна. Крыло второго летчика повредило взрывом упавшего штурмовика, так как он вдруг стал парить слишком низко над землей. Люди же стали убегать в лес, бросив все свои пожитки и даже некоторое оружие, в сторону ближайшего лагеря — это единственный шанс выжить. Лидия полетела к ближайшей базе. Она понимала, что ничем не может больше помочь, но ведь могла бы, если бы взяла всю свою эскадрилью в разведку. В её крови бушевал адреналин и только это не давало ей выпустить все эмоции, которые сейчас накопились в ней. Ближайшей базой была та, где обитал Герман и её отец. Лидия торопилась и выжимала из истребителя всю мощь и, уже не запрашивая разрешения на посадку, посадила самолет на аэродроме, сделав это с трудом, поскольку горючего в истребителе практически не осталось и садился он уже без топлива. Литовченко выпрыгнула из самолета и побежала к штабу, где сейчас находился командир этого батальона, так быстро, как только могла. Она очень волновалась, не зная, сколько людей осталось в живых на её базе. На машины уже плевать, это всего лишь железки. Главное, это люди. Ее друзья. Ведь она знала их всех, тех, кто остался в лагере, и трудно будет пережить потерю всех друзей и знакомых разом. Добежав до штаба, Лида постучалась в дверь и вошла, сразу начиная искать взглядом командира. Она хотела поскорее спасти оставшихся и предупредить остальные базы о нападении. А здесь уже знали об опасности — доложили разведчики, но информация была сомнительной, ведь самих штурмовиков не видели, поэтому ждали какого-нибудь подтверждения со стороны других лагерей, но с главной базой-союзником связь была резко потеряна. В комнате сейчас находилось всего лишь два человека: командир батальона и Герман. Они стояли, склонившись над картой. После чего Набоков выпрямился, а комбат ему сказал: — Гера, ты полетишь. Сталину не слова, а то тоже с тобой увяжется, а его отец с меня три шкуры спустит, если узнает, что я его отпустил лететь, — проговорил командир, после чего перевел взгляд на вбежавшую туда Литовченко. Мужчина уже ее знал, ведь та бывала здесь, поэтому он сразу понял, что к чему: — Сколько штук? — только и спросил он у Лиды. Герман тоже внимательно смотрел на девушку. Он совсем не ожидал ее здесь увидеть, но сейчас не до радостных объятий после встречи, судя по ее выражению лица. — Осталось четырнадцать штурмовиков, если не прибыло больше. Три выведены из строя. Вся наша техника уничтожена, и я не знаю, сколько людей осталось в живых. От лагеря и наших боевых машин практически ничего не осталось, — отозвалась Лида, и, посмотрев вначале на Германа, а потом на командира сказала: — Я тоже полечу. Только самолет заправьте, — и это было утверждение, а не вопрос, что значило только одно — даже если ей запретят, она все равно полетит. — Да, нам нужны все самолеты и летчики, которые только могут летать под командованием Набокова. Все, исполнять, — строго заявил командир, после чего стал набирать высшему управлению, дабы доложить о нападении. — Идем, — Гера надел фуражку и кивнул Лиде, после чего они вышли из штаба. Всюду царила какая-то суета. Гера поймал за руку светловолосую девушку, пробегающую мимо с медицинскими препаратами и проговорил: — Люб, к Васе иди. И не выпускай его никуда, поняла? Чтобы он не понял, что мы улетели. И друзей двоих его оставьте на всякий случай, — девушка только кивнула и побежала в противоположном направлении. — Митя, самолет Литовченко заправь! — громогласно крикнул Герман одному из слесарей. Тот тоже кивнул и помчался указание исполнять. — Эскадрилья, по машинам! — наконец крикнул Набоков, наблюдая за тем, как летчики бросили все свои дела и побежали к истребителям. — Ну вот и встретились, — проговорил Гера, когда они с Лидой шли к своим самолетам. -Да, встретились. Только лучше бы это произошло не так. — Грустно сказала Лидия, посмотрев на Германа. Она старалась быть той кем её считали в её полку- железной леди, которая не испытывает никаких эмоций, но это было совсем не так. Она испытывала эмоции и сейчас ей хотелось только в голос заплакать от досады, что не смогла помочь друзьям и спасти их. — Да хоть так, — вздохнул Герман, после чего дружески обнял ее за плечи и проговорил. — Не переживай, Литовченко, отобьем мы твоих друзей, к нам вас переведут, я уверен, они успели спрятаться. А теперь давай, в самолет, после мягкой посадки поговорим, — Герман взял у слесаря шлем, а в летный комбинезон не стал переодеваться — времени нет — и уже залез в свой истребитель, готовясь к взлету и ожидая остальных. Лидия дождалась когда заправят истребитель и забралась в кабину, и стала готовиться к взлету. Она собралась с мыслями и вновь успокоившись была такой как и всегда собранной и сдержанной. Девушка ждала команды к взлету и в голове перечисляла все, что произошло и где они упустили из вида штурмовики, что раньше не заметили их. — Летим клином, я — ведущий, вы — ведомые, — отдал команду Герман, взлетая первым. Слесарь уже было побежал к нему с комбинезоном, но потом махнул рукой, решив, что в небе сейчас так жарко будет, что он точно не замерзнет. В воздух поднялись почти все самолеты базы, здесь их было около двух с половиной эскадрильей, а в сумме это около двадцати двух. Лидия встроилась в клин стараясь не нарушать привычного для этой эскадрильи строя. Она внимательно следила за небом и когда начали приближаться к её базе предупредила Германа по рации: -Осторожно штурмовиков мы увидели здесь и летели они прямо к нашей базе. -впереди уже была видна разрушенная база. — Вижу, — проговорил Герман, после чего отдал теперь уже боевой приказ: — Заходим в хвост штурмовикам и уничтожаем, стараемся подбивать над лесом, а не над тем, что осталось от базы. Спокойно жжем самолеты. Никакого геройства. — Есть, товарищ подполковник, — послышалось со всех сторон. — Осторожно, их теперь мессеры прикрывают! Штук девять, не меньше! — крикнул кто-то, завидев впереди черные истребители. — Пошли, ребята! — проговорил Набоков, увеличив скорость самолета и выбирая себе первую жертву. Литовченко не любила заходить мессерам в лоб и сейчас пыталась зайти им незаметно в хвост, чтобы сбить.Она зашла одному немецкому самолету в хвост находясь выше него и попробовала подбить один мессер и подбив один стала подбивать следующие. Она была внимательна и очень осторожна, следя как за врагами так и за союзниками. — Командир, за тобой два мессера идут! — через двенадцать минут боя послышалось в рации по отношению к Герману. В рации все время слышались голоса — ребята переговаривались друг с другом, дабы скорее и успешнее уничтожать штурмовиков с минимальными потерями. — Да вижу, — послышался мрачный голос Набокова, который сейчас преследовал немецкого лидера, стреляя по нему уже практически без остановки. Наконец он пробил обшивку, а потом и турбину мессера, и тот полетел вниз. Теперь оставалось отделаться от преследователей. -Подполковник, уйдите выше, я сниму их с хвоста. -Сказала Лидия по рации, она уже вывела из строя те мессеры, на которые была нацелена до этого и теперь могла помочь Набокову. Девушка направила истребитель в нужную сторону вновь оказываясь за спиной врага и начала их обстреливать, целясь в слабые места их обшивки. — Делаю, — сказал Герман, после чего ушел аж в мертвую петлю, позволяя Лиде воспользоваться ошарашенностью мессеров и зайти им в хвост. Однако те все-таки попали по крылу Набокова, и у того самолет из мертвой петли вошел в штопор, начиная проворачиваться и падать носом вниз. — Гера, ты в штопоре? — крикнул кто-то в рацию. — Я выведу! — хрипло ответил Набоков, со всей силы выкручивая штурвал, дабы удалось вывести самолет из штопора, хотя очень многие летчики говорили, что когда высота составляет 500 м, то вывести самолет уже невозможно. А Гера приближался к этой отметке. Летчица успела сбить мессеры и теперь наблюдала за тем, что происходило с самолетом Набокова. При этом она еще старалась не упускать из виду и штурмовиков, которых уже почти не осталось в целости. В момент когда она очередной раз глянула на штопор из которого пытался выйти Набоков, она вспомнила, что ей рассказывали те кому удавалось выжить в этой ситуации.Она не знала сможет ли Герман подобное сотворить, но надеялась, что сможет и поэтому по рации быстро и коротко сказала ему: — Раскрути самолет в обратную сторону если сможешь. — Это был тот вариант, который действительно мог подействовать или хотя бы не ухудшить положение. — Я пытаюсь! — прохрипел Набоков, которому было трудно дышать из-за дыма от горящего крыла, заполонившего кабину. До земли оставалось всего-то какие-то полкилометра, а самолет продолжал крутиться штопором. Но в последний момент, едва не пропоров брюхом землю, он взмыл вверх. В рацию было четко слышно, как выдохнул Герман, который уже успел попрощаться с жизнью. Ребята заканчивали с последними немецкими машинами. Поняв, что наконец все перебиты, Гера слабым голосом сказал: — Возвращаемся домой, — и советские самолеты полетели назад. Они потеряли семерых ребят из двадцати двух. Не так уж и плохо. — Подполковник, вы уверены, что долетите? Вам стоит пересесть к кому-нибудь в истребитель, ваш сильно пострадал. -Сказала Лидия по рации, она летела самой последней из истребителей и посматривала на то что осталось от лагеря. Это было одновременно грустно, но одновременно заставляло радоваться ведь атаку удалось отразить хотя и с опозданием. — Дойду-дойду, чуть-чуть осталось, — проговорил Герман. Через пятнадцать минут они долетели до базы. Машина Набокова уже проваливалась вниз, и он с трудом ее придерживал. С посадкой и вовсе было очень сложно. Закрылки не открылись, шасси застряли, так что пришлось ложиться на горящее крыло, которое вскоре оторвало. Истребитель наконец полностью остановился. Все обитатели лагеря побежали встречать летчиков-героев, которые садились один за другим. Выжившие с той базы тоже были здесь, в основном это были девочки и летчики эскадрильи Литовченко, лишившееся своих машин. Но, тем не менее, все радостно приветствовали друг друга, поздравляли с этой крохотной победой, уничтожением большого числа вражеских единиц. — Гера не выходит, — заметил один из пилотов наконец и все побежали к самолету с оторванным крылом. Подняли заградительное стекло, из кабины стал валить страшный дым. — Доставайте его! — кашляющего летчика подхватили подмышки и стали доставать из машины. На лбу у него была кровь — ударился о панель управления при посадке. Лида улыбнулась увидев друзей, она была рада, что они живы. Но сейчас её беспокоило состояние Германа. Она наблюдала за тем как его достали из истребителя, на её лице отразился страх и волнение. Такой её впервые видели подруги, но они могли понять состояние девушки, ведь за сегодня они много всего пережили. — Гер, ты как, нормально? — спросил один из летчиков, позволяя тому опереться на свое плечо. — От машины отойдите быстро все! — как ни в чем ни бывало крикнул Набоков, боясь, что самолет взорвется. Окружающие аж подскочили и отошли подальше, как и Гера, который шел, опираясь на товарища. — Товарищ старший, я сейчас медсестер позову, носилки принесут, — спохватилась одна из девушек. — Стоять! Без меня раненных достаточно, сам как-нибудь… — Герман зажмурился, прикоснувшись рукой к ране на лбу. — Ничего, ничего. Лида, цела? — спросил он у Литовченко, когда оказался рядом. — Абсолютно. Меня не так просто в небе ранить, скорее это случиться на земле чем в небе. — Ответила летчица и предложила Герману помощь свою: — Может хоть позволишь обработать твои раны, если не хочешь в лазарет? — девушке очень не нравилось состояние Набокова, и еще больше не нравилось, что он отказывался от помощи. — Ну… давай, — Герман прекрасно понимал, что если командир его увидит в таком состоянии, то обязательно заставит идти в лазарет, а этого ему не очень хотелось, так что лучше уж принять помощь от Лиды. К тому же она уже один раз обрабатывала его раны, тогда после драки наделю назад.