Growing is inevitable for her

День шел за предыдущим, взращивая в и без того беспокойной душе Линды раздирающую и жгучую внутренности панику; она подолгу останавливалась на улице, в ужасе задумываясь, где может быть ее брат, беспомощно оглядывалась. Про себя спросила каждую бродячую собаку. Пустые мысли, запутавшиеся в многоточиях и знаках вопроса, тягучие и холодные, они стискивали грудную клетку девушки так сильно, что на третью бессонную ночь она бестолково опустилась на скрипучие доски пола, залитые лунным светом, и заплакала – странно, неосознанно, недоуменно вытирая мягкие щеки и шмыгая мокрым носом. Гейт искала Робби часами, бестолково, как мантру, крича его имя повсюду, вглядываясь в толпы в скверах, метро и площадях; после осторожного, намеренно сказанного беззаботно вопроса, где ее брат, Кит и Маргарет покачали головами и сказали, что не виделись с ним с их последнего визита, и Линде ничего не оставалось, как излазить все ближайшие стройки, разбив себе колени и локти, ободрав ладони, подбородок, остаться ни с чем. Она думала худшее. Лондон не назовешь безопасным, список вариантов произошедшего простирался бы на километр. Выводящую из себя мантру «Он не мог уйти далеко, его весь район знает» вытесняла тревожная рябь, каждая минута запускала новую волну становящегося неконтролируемым отчаяния. Изнурительная работа в театре не приносила должного удовольствия, словно под давлением метронома где-то в глухой глубине сознания, даже и без того слегка неловкие свидания с кажущимся ей взрослым Брайаном, студентом престижного колледжа, изучающим звезды и играющим на гитаре как Джимми Хендрикс, проходили в тишине, прерывающейся фразами «Мы его найдем, или он вернется сам. Не думала обратиться в полицию?» и «Все будет хорошо» – неоднозначная и самая бестолковая реплика на свете, создающая иллюзорную заботу. Брайан искренне хотел помочь, но иначе как так на рассказы Линды о брате, говорящем только о волшебной стране, он не мог отреагировать, Гейт не принимала никакой помощи и поддержки, лишь тревожно, дрожащей рукой начиная новую сигарету и, срываясь, спускалась в бар на первом этаже, где иногда халтурила, куда мог вернуться Робби, наигравшись и вытрепав ей все нервы. Однако в очередной раз ее ждал пустой дверной проем, пожимающий плечами владелец и стопка виски, чтоб успокоилась. В конечном итоге ее стало неописуемо жаль. Лежа на полу, Линда сжимала бледные пальцы, заклеенные у основания, глядя в пустой угол, гипнотизируемая оглушительным падением капель воды в треснувшую раковину. Размеренный ритм будто отсчитывал секунды до чего-то более ужасающего. Обветренные посиневшие губы приоткрылись, она тяжело дышала, как если бы ей на грудь наступил чей-то грубый и тяжелый сапог. Абсолютно обессиленная, пробитая мелкой дрожью девушка, съежившись и подобрав к себе колени, начала засыпать, убаюкиваемая равнодушным к ее горю шумом улицы Лондона. И в этот момент, на тонкой, как блестящая ниточка паутины, границе размышлений сквозь дремоту, теплых и слегка нелогичных, и сна, дарящего кратковременное забвение и иной мир, Гейт готова была сделать что угодно, поверить во все, что угодно, лишь бы вернуть Робби. Она почти было отчаялась, увязая в болоте страха и сомнения, как вдруг что-то сковывающее ей ноги и сжимающее сердце остановилось, она словно почувствовала ту небывалую лёгкость, что ощущала в детстве, которая до сих пор была у ее брата и... Услышала звон. Не тот гулкий, стоящий в ушах, а как от колокольчика, от погремушки или смеха ребенка. Лин медленно подняла голову, озираясь по сторонам. Бело-синий мрак комнаты озарился оранжево-золотым свечением, почти над ухом зашуршали тонкие крылышки. Девушка затаила дыхание и прищурилась, вглядываясь в парящий сверкающий огонек непривыкшими к свету глазами. Постепенно он приобрел черты маленькой девушки с светящейся кожей и изогнутыми прозрачными крыльями за спиной. Длинные рыжие волосы заслоняли ее почти полностью, на ней, казалось, совсем нет одежды, лишь что-то невесомое и такое же прозрачное, как и она сама. Гейт неподвижно наблюдала за феей, бдительность которой была сонной как любой ребенок по утру – она летала по комнате, изредка приземляясь на стол или подоконник, лениво осматривалась и в конце концов, осела на полу перед огромным для нее зеркалом. Зеркала для фей представляли такую же ценность как подаренный любовником бриллиант или жемчуг для любой разбирающейся дамы – в мире, где живут феи, отражение всегда искривлялось порывом ветра или течением, и полюбоваться собой они могли лишь в чьем-либо доме. Среди фей ходили слухи, что в Неверленде было одно единственное зеркало – на Веселом Роджере, в каюте капитана. Большая резная позолоченная рама обрамляла темное, слегка помутневшее стекло: Крюк смотрелся в него по утрам, после чего его взгляд становился печальным, переливающаяся лазурь в радужках темнела, как это самое стекло от времени. Оно показывало одно и то же – он не состарился ни на день, никогда не состарится. В один тихий вечер воздух пронзил гневный, пронзительный по частоте скрежет стального крюка по стеклу, от которого скисшие от дневной жары матросы позажимали уши, будто он хотел нацарапать на своем лице хоть одну борозду, тут же зазвенели осколки, озвучивая отчаяние капитана. Он больше не смог в него смотреть. Феи не успели забрать ни кусочка; Джонни Тесак вымел осколки и выбросил в море, на радость внимательным ко всему русалкам. Линда на мгновение задумалась о реальности происходящего, однако на это совершенно не было времени – за мыслью о том, что фей не существует, последовало воспоминание с мягким подсевшим за годы голосом Венди: «Если скажешь, что никаких фей и в помине нет, одна из них погибнет». Неужели Робби в той самой небывалой стране, где вязкий поток времени вытесняет непрекращающееся приключение, где подвергать жизни опасности каждый день невероятно весело и... где быстро забываешь? Гейт хотела надеяться на это, и единственный способ найти его сейчас крутится рядом с зеркалом, перебирая алый шелк волос и переминаясь с ноги на ногу. Бесшумно повернув голову в сторону кровати, Лин аккуратно выудила валяющуюся под мятым матрасом пыльную стеклянную банку, в то время как фея тоненько напевала какую-то песенку, счастливо смеясь, отчего ее крылья подрагивали как при полете птички колибри. У девушки была одна попытка поймать волшебное существо, всего пара резких движений, обдумывать которые совершенно некогда. Могу отметить, Гейт очень ловко накрыла безмятежную фею банкой, глухо ударившись об пол, но, к счастью, не повредив хрупкого светлячка. Фея испуганно присела и громко зазвенела, стуча кулачками по толстому стеклу; сверкающие звездочки пыльцы оседали под ее ногами, крылышки колыхались. Опустившись на корточки рядом с ней, Линда давила бушующий вихрь шока и ошарашенность, переросшее в безумие, придерживая банку рукой. — Не бойся! Не бойся, я не причиню тебе вреда! — растерянно затараторила Гейт, в доказательство отодвигаясь и выставляя руки вперед, как бы капитулируясь. Рыжеволосая не прекращала истошно пищать, создавая остро режущий слух шум. — Просто иначе ты меня не выслушаешь... Да прекрати ты, я не слышу собственных мыслей! — прикрикнула на нее девушка, что мало помогло. Линда была напугана, возможно, больше самой феи, в горле першили пустые вопросы, сводящиеся к тому, что все-таки истории Венди не небылицы, и к фее они не имели никакого отношения. Решив говорить по существу, девушка добавила: — Я отпущу тебя, если ты мне поможешь. На мгновение огонек замигал в порыве злости и досады, маленькая фигурка отвернулась от неморгающей Лин, нервно впивающейся ногтями в собственное запястье. Все же фея сообразила, что иначе ей не выбраться и надменно уставилась на «великаншу», скрестив руки за изящной спиной. — Мне нужно попасть в Неверленд. Я должна найти своего брата, он, должно быть, там... с Питером... — она говорила с осторожностью, хлипкой уверенностью, как будто просила родителей достать звезду с неба и сунуть в свой карман, не веря, но желая этого. Фея неохотно слушала, затем оценивающе, с ощутимо твердым сомнением взглянула на нее. Уже не ребенок, слишком хмурые брови и грустные опухшие от нежеланных слез исступления и отчаяния глаза. В Неверленд таким путь заказан. Там взрослые становятся еще более несчастными – капитан и его команда тому подтверждение. — Ты – мой единственный шанс, — усердно заставляя себя поверить во все, что считала выдумкой продолжила Гейт, не моргая разглядывая похожую на фарфоровую куколку фею, напичканную лампочками внутри. Ей было трудно представить, что у той внутри бьется еще меньшее сердечко – ощущение, что это просто ожившая искра. — Прости, я была груба с тобой... — с полным осознанием риска она сняла с феи стеклянный «колпак», после чего та было взмыла волной фейерверка в сторону окна, но остановилась. Феи были очень эгоистичными созданиями, им не свойственны щедрость или сострадание, они считали это уделом низших, тех, кому не дано летать. Так или иначе, эта рыжая малютка, знающая Робби, из чьего смеха произошедшая, задумалась над словами старой девочки, жалко сидящей на коленях на грязном полу. Крылышки замедлились, воздух неощутимо провис под ней, и она опустилась на подоконник. Может, эта девочка в шубе не по своей воле стала такой серьезной, может, она не хочет продолжать быть такой? Закусив вишневую губку, фея взлетела над Линдой, ее руки щекотала жадность, поэтому поначалу она осыпала девушку пыльцой очень скупо, нехотя, будто каждая пылинка далась ей непосильным трудом, однако заметив, как пыльца бесследно тает в кудрявых волосах, фыркнула и начала плескать руками, от души (от маленького, противоречивого огонька внутри) одаривая Гейт искрящимся волшебством. Она зажмурилась, будто теплые блесточки могли прожечь глаза, изо всех сил стараясь рассеять темноту в своих загустевших за это время мыслях. Правила игры были прекрасно ей известны, и въевшийся скепсис и рациональный страх лишь усугубят ее положение, иначе, возможно, она больше никогда не увидит Робби. Твердый пол под затекшими ногами раздражающе держал Линду на себе, не давая подняться. Фея нетерпеливо взмахнула руками в сторону окна. Пусть Гейт и обрела плохо ощутимую веру в происходящее, но ее было недостаточно, что бы смело выйти в оконный проем. Пытаясь думать о чем-то воодушевляющем, девушка наворачивала круги по маленькому периметру полупустой комнаты и вдруг остановилась, почувствовав некий толчок, как в плотной воде. Ее сердце наткнулось на любовь к брату, к их совместным воспоминаниям, играм и тысячам ночей, проведенных вместе под одеялом с фонариком. Мягкий свет луны и смех под душным покрывалом, закрывающем их от мира приюта, где они жили, от старого дома, от этого города, переносящем их в юрту, вигвам или пещеру. Сказки были живы, и несмотря на сковывающий холод реальности они оба верили в них. Линда попробовала подкрепить это буквально «окрыляющее» чувство ее более поздними приятными мыслями о талантливых друзьях, оглушительной музыке, пронизывающей до теплых судорог, о поездках за город, о танцах с немного пьяными незнакомцами и поцелуях красивого умного парня, обещающим быть рядом, но в этом уже не было необходимости – она касалась оказавшегося холодным и чуть сыроватым потолка, как плененный пространством воздушный шарик. Надо спешить. Практиковаться и панически быстро собирать стандартные для «отъезда» вещи Линда не стала, слишком боялась растерять подаренную обиженной на нее феей магию и нужное душевное состояние, отправившись навстречу ночному воздуху и облачной синеве неба. Девушке казалось, что с возрастом она начала бояться высоты, и под страхом испытания этого самого страха, она слегка потеряла поток ветра, в котором летела в неизвестность, чуть не отбив ноги об одну из крыш домов. Строптивая и позвякивающая фея, сделав вид, что не знает ее, ринулась ввысь к бледным от количества мертвого электрического освещения звездам, к тем, что были заметнее всех. Вторая справа, и прямо до утра. Сложно передать, насколько это было невероятно и ужасающим для повзрослевшей психики Гейт, изо всех сил старающуюся совладать с плотными облаками и абсолютным отсутствием границ – рукам не за что ухватиться, ногам некуда встать, а в лицо бьет морозная свежесть, невидимые лепестки ветра щекотали щеки, шептали на ухо немые слова, от коих возникали лишь ощущения – легкости, свободы и отрешенности. Линда взглянула на растворяющуюся вдалеке землю с крошечными домами и светящимися точками, переставшими иметь хоть какое-то преимущество перед приближающимися звездами; все мирское, такое важное для нее, оказалось таким тяжелым, в карман такое не положишь, хотя и сейчас они были забиты разными атрибутами взрослой жизни – чеками, расписаниями электричек, мелкими деньгами, ручками, сигаретами и многим другим мусором, свидетельствующим о недетских развлечениях. Она поймала себя на мысли, что рада хоть ненадолго сбежать от порой невыносимой реальности, что подарил ей Лондон, пусть и под таким серьезным предлогом, как возвращение брата. Изумление пробежалось колючей россыпью по коже под одеждой, когда на мгновение Линда была ослеплена яркостью белой звезды, выжигающей ресницы. Распахнув глаза, она увидела поблескивающую в лучах будто чужого солнца воду, обмывающую далекий зеленый остров, даже отсюда показавшийся крупным. Нервно усмехнувшись, она растерянно осмотрела темные, становящиеся более четкими, деревья, начиная от елей и заканчивая тропическими пальмами и лианами, полоску светлого песка. Безветрие невесомо целовало голубое море, не оставляя ни ряби, ни кругов, отчего пришвартованный поодаль корабль отдавал чем-то зловещим в своих безмятежности и тишине. То, с чем Линда не рассчитывала столкнуться в Неверленде – здесь удивительно тихо, как на сувенирной открытке с Багам. Опомнившись, Гейт повертела головой и заметила, что ее провожатой давно нет рядом. Знание о фее поблизости удерживали уверенность девушки от столкновения с сулящей крах всему реальностью, никак не способной объяснить все происходящее. Стремительная цепочка мыслей чистой и короткой тропинкой привела ее к тому, что могло погубить, подумав она об этом раньше – Робби грозит опасность. Если все – Пэн, пираты, индейцы, крокодилы и так далее – имеет реальную форму, значит, может причинить вред. Да, Венди рассказывала об этом с детским задором и увлекательностью, но Линда чувствовала, что в действительности может за этим стоять. Все это время пытаясь обогнуть остров, девушку внезапно парализовало ощущение собственного тела, души, которая снова испугалась. Души старухи, опекающей брата. Выдох застрял внутри, не добравшись до легких, и Гейт полетела вниз, рассекая вновь ужаснувший ее своей прозрачностью и безграничностью воздух, нагоняя высоту, с которой падала. Протяжный крик проглотила соленая вода, тут же напитав шубу девушки собою, сделав еще тяжелее, без малого как циркового слоненка. Линда умела плавать, по крайней мере, вынырнуть, отдавшись во власть законов физики, могла, однако сейчас ее, словно змеи, намертво скрутили веревки. Плетенная сеть беспомощно болталась в пустом морском пространстве, с глубиной темнеющем. Язычки водорослей безмятежно колыхались внизу, будто завлекая к себе, как их обитатели – русалки, что с интересом наблюдали за постепенно ослабевающей под напором воды Линдой. В попытках выпутаться из сети она только колыхала веревки, что было замечено на борту. Один из матросов, почесав небритый подбородок, наклонился за борт, всматриваясь в разволновавшуюся гладь и, приняв нечто большое и пытающееся освободиться за крупный улов, крикнул: — Джукс, кажись, поймали! — Так тащите, а то упустите как позавчера! — последовал ответ от темной из-за чернил под кожей фигуры канонира Билла Джукса, своими татуировками по фактуре напоминающий ящерицу. — Осточертело жрать то, что ползает и растет из земли. Хриплое и протяжное недоумение покатилось по палубе как только на нее с грохотом и всплеском повалилась девушка, потерявшая сознание пару минут назад. Птица Венди. Рыба Линда. Было что-то в этих женских появлениях в Неверленде. Темные от воды короткие волосы липли к бледной конопатой коже, неестественно сложенные руки и ноги делали из нее фарфоровую потрескавшуюся диковинную куклу, которые все принялись рассматривать. Ноги в порванных грязных чулках фиолетового цвета, неестественно, до безумия короткая для одичавших мужчин юбка пестрящего орнаментом платья под шубой. Грязные пальцы с пораженными цингой ногтями начали щупать ее за плечи, кто-то по-хозяйски взял за щеки, отчего обескровленные губы сложились бантиком, дивясь потекшему раскрасу туши. По всему кораблю покатилось пошлое хихиканье, но с некой опаской. Они не верили, что увидят здесь кого-то старше двенадцати. Вдруг Линда закашлялась, сплёвывая воду и отняла голову от мокрых досок, в то время как одурманенные мужчины уже принялись нащупывать на ней пуговицы с желанием не столько откачать, сколько поглазеть на нечто более материальное, нежели растворившиеся за века их фантазии. В нос ударил запах соли, перегара и пота, рябые загорелые лица с разной степенью растительности в непосредственной близости от нее недобро лыбились и продолжали держать ее за руки, вдавливая в пол. Где-то она уже видела такое. Гейт было прохрипела что-то, давясь вздохом и широко распахнутыми глазами выдавала лишь протест. Старки, один из членов команды, с самым нетребовательным, беспринципным характером, даже вспомнил, как на него когда-то так же смотрели женщины, предвкушая неотвратимое. На поднявшийся крик, низкий разношёрстный смех и подначивания вышел капитан, презрительно уставившийся на толпу посреди сырой палубы, из которой торчали чьи-то непривычного вида остроносые яркие ноги, ерзающие от каблуков. — А ну заткнитесь, псы! — прикрикнул он; не надрываясь, не срываясь на высокие истеричные ноты, очень уверенно и уничижительно. — Что здесь происходит? Гейт замерла, матросы неохотно, боязливо расступились. Девушка впилась взглядом в в высокого человека, неспешно спускающегося к ним. Нетрудно было распознать в нем главную противостоящую Пэну силу, однако... Она прекрасно поняла Венди, которая так же как и она, много лет назад, по-девичьи, неосознанно очаровалась Джеймсом Крюком. Когда она об этом рассказывала, детям было не особенно интересно, а уже повзрослевшей Линде этот припоминающий взгляд, лукавая, сквозь годы осознающая улыбка запомнились. Темно-вишневый камзол с черно-золотой отделкой, на который спускались мелкие кудри, отдающие чернотой детских ночных кошмаров, обрамляющие крупное, но изящное белое лицо с прохладными, под стать морю под ними, пристальными глазами. Привычные задумчивость и меланхолия в них немного отступили, подойдя капитан поближе – издалека он принял ее за рослого мальчишку из-за коротких волос, но вздымающаяся под тесным платьем в розовый цветок округлая грудь и покатые бедра выдали в ней не просто девочку – девушку, на которую в ожидании капала слюной вся команда, ссутулившаяся как стая гиен. Гейт поверить не могла, что такими одичавшими, проросшими ракушками и тростником людьми руководил настолько изящный, выхолощенный как на картинках в книжках капитан, которому внутренний стержень не позволял лишний раз повернуться или же посмотреть на нее подобным образом. Линда чуть нахмурилась, смутно припоминая фотографии в доме Дарлингов – капитан чем-то напоминал отца Венди, красивого статного мужчину с пронзительно голубыми глазами и выдающимся подбородком. Однако сходство было таким еле уловимым, что она тут же об этом забыла. — Пустите, — буркнула Линда, попытавшись вырвать правую руку, кою ненароком сжали слишком сильно. — Так-так, — протянул Крюк, останавливаясь в пол метре от нее; пираты расступились, уступая главарю жертву. — Как занятно. Меньше всего в этот заурядный солнечный день я ожидал получить на обед что-то похожее на Вас, мисс, — послышалось поддерживающее кряканье. Отдав шляпу с таким же вишневым пером не находящему себе место мистеру Сми, он, грациозно поддавшись вперед, поднял девушку за подбородок, вглядываясь в ее лицо. Нет, это не Венди. Гейт лишь сейчас успела осознать, поддаться оцепенению от холода стали крюка, коснувшегося ее – глупо, но она задумалась над тем, что называет его Крюком в своих мыслях неспроста, до этого момента совершенно не замечая этот его «дефект». — Капитан, да она из шайки Пэна, взгляните! — потрепал ее за рукав пятнистой шубы один из пиратов. — Неправда, — вздернула нос Линда, не сводя глаз с нахмурившегося Крюка. — Я сама его ищу. — А что, Вас потеряли во время игры? — приподнял бровь Джеймс и, скривившись в умозаключающей ухмылке, оглядел команду. — В таком случае, он за Вами вернется. И тогда-то мы его и схватим! — он было воодушевился таким легко пришедшим решением дел, мгновенно распорядившись пока запереть девушку, но на задворках разума сомневаясь в собственной затее и спешке. Слишком она не похожа на тех, с кем проводит время его заклятый враг – погашенный взгляд, сжатый рот, в уголке которого уже давно не один невинный поцелуй... Что-то здесь было не так, и тем не менее, подманить Пэна такой интересной находкой стоит попробовать. В конце концов, они уже много лет не брали никого в плен, да и понаблюдать за непомерно взрослым для Неверленда субъектом казалось заманчивым даже для него. Ежели не сработает, то... Как она здесь оказалась? — Мистер Сми, — буднично подозвал свою «правую руку»(как иронично) Крюк. — Да, капитан? — Проследите, что бы наша гостья устроилась внизу. Я высаживаюсь на остров, подождём, может, он первый сделает шаг. В противном случае, по возвращении меня ждет интереснейший разговор, — Крюк, пригубив не приконченную сигару, искоса контролировал уже готовящуюся шлюпку. — Кэп, неужто она и вправду заодно с Пэном? — осторожно поинтересовался боцман, разглядывая задумчивые голубые глаза среди вьющихся темных прядей. — А похоже? — с вызовом, издевкой дернул бровью Джеймс. — Честно говоря, нет. Она свалилась с неба, я слышал крик и большой всплеск. И она… Совсем не похожа на Венди, — старик подтянул очки ближе к носу, будто доказывал, что успел ее рассмотреть. Капитан, прислушавшись, не уловил ни одного женского протестующего крика, ей не было страшно, и смотрела на него она не как ей положено, не как потерянные мальчишки или Тигровая Лилия, видя в нем внятный, ненавистный образ мерзавца, будто не знает правил игры. Когда пришло очередное осознание, что это можно назвать игрой – это единственное, чего Крюк не помнил, ибо и без того было много чего, с чем приходилось смириться. Тут до него дошло, что тот страх, который он видел в местных, скорее он привычный, вынужденный, оттого не настоящий, а вот незнакомка… Ей было по-настоящему страшно. Они ли ее напугали, или же нечто другое, но то, что она не приманка, не прихвостень Пэна, было очевидным. — Венди не единственная леди на свете, Сми, — пусто, слегка осуждающе и наставительно ответил Крюк, садясь в шлюпку вместе с выбранными для высадки матросами, клацнув шпагой.