24 часа

Сейчас. Его кулак, словно оса, жалил выступающие скулы. Золотые кольца утяжеляли и без того оглушительной силы удар, оставляя кровоточащие раны на щеках и подбородке. Через пару часов на этом разукрашенном личике уже можно было разглядеть фамильную печать семейства Крэй. Из прокушенного языка медленно текла соленая кровь, смешиваясь со слюной, а потом падала нежно-розовыми каплями на белоснежную сорочку и лакированные ботинки. Дыра в левой щеке с каждой секундой становилась все больше, зубы впивались в нее, разрывая тонкую плоть. Ронни все бил и бил, не останавливаясь, не дыша. Правой, левой. Правой, левой. Правой. Вот она, искренняя преданность своему делу, «радость труда», с которой к первому пациенту бежит молоденький врач, только что решивший начать отращивать усы. Для статности, конечно. Мужчина бил по челюсти, покрытой темно-бордовой кровью, по ребрам, трещавшим, словно старая тряпичная игрушка в руках неаккуратного младенца, по почкам, чтобы он сгибался еще ниже, подставляя изуродованное лицо колену. Один меткий взмах — и Тедди услышал хруст. Далекий, словно бы кто-то наступил на старую куриную косточку в другом конце здания. Словно бы ничего такого не произошло. Словно бы это не его лицо сейчас превращалось в кашу, а ребра — в пыль. Ни один вздох не вырвался из груди Смита, чувства его притупились, только разъяренное лицо сумасшедшего Крэя иногда мелькало перед затуманенным взором. Светлые ресницы превратились в ошметки запекшейся крови. Рана над бровью уже не саднила, живот не напрягался при каждом ударе, стараясь уберечь внутренние органы. Тедди уже не чувствовал боли. Эдвард Смит никогда не обманывал себя. Каждый день, открывая глаза и надевая костюм-тройку, он делал то, что доставляло ему неподдельное удовольствие. Чистый адреналин, страсть, агрессия. Задыхающийся глупец, медленно идущий ко дну Темзы — картина в десять раз интересней сопливого кино для влюбленных, которое показывал небольшой театр в двух кварталах от его старого дома. Как будто только они любят бездумно пялиться в экран. Удивительная узколобость. Смит сам пришел в этот бизнес, еще мальчишкой. Его юношеского энтузиазма хватило, чтобы ввязаться в шайку «Покорителей Настоящего Лондона», которая собиралась, без какого-либо на то основания, подмять под себя все каналы сбыта наркотиков в столице. Амбициозная группка мечтателей, которая была растерзана небольшим филиалом «Фирмы» и парочкой полицейских. Хватки, ловкости и ума Эдварда хватило, чтобы избежать суда и просочиться в ряды мелких сошек близнецов Крэй. И вот, спустя два года, поглядите-ка на этого парня. Кто же он, этот светловолосый парниша, так гордо вышагивающий чуть позади свирепого Рональда Крэя? Кто этот выскочка, достающий сигару прямо изо рта главы «Фирмы», кто он, курящий так спокойно, сидя на пороховой бочке? Именно тогда к Эдварду пристала кличка «Сумасшедший Тедди». Находиться рядом с Ронни было настоящим безумием. Раньше так мог только Реджинальд Крэй. Спокойный, рассудительный Реджи, который всегда знал, как успокоить взбесившегося шизофреника. Стать прихвостнем Ронни означало неминуемую гибель. Или невероятный успех. Тедди никогда не тешил себя мыслью о том, что он всего добился сам. Парень прекрасно знал, что все дело в сексе. В бешеном, жестком сексе. Пожалуй, в этой истории секс был режиссером, сценаристом и исполнителем главной роли. Вся карьера Смита строилась на том, что он был постоянным, хоть и не единственным, любовником Рональда Крэя. Он стал его подстилкой. Потом — помощником. А после — правой рукой. Реджи, вечно думавший о каждой мелочи, пристально следил за этим представлением. Он не выступал против решения брата открыто, но Эдварду пришлось заслужить уважение обоих братьев большим трудом и множеством крови. Огромным количеством крови. Гангстеры, полицейские, барыги, торговцы оружием, религиозные лидеры, шлюхи, торчки и террористы. Американские бандиты, итальянские мафиози, пэры и члены Палаты Общин. Он не был хладнокровным убийцей, но он держал за яйца всех, кто хоть как-то мог помешать «Фирме» или встать у нее на пути. Иногда ему казалось, что у него был пистолет, направленный на мошонки всех боссов Лондона. Когда Ронни выпустили из психиатрической лечебницы, Тедди поселился вместе с ним в небольшом трейлере, в лесу. Круглосуточное наблюдение, прием таблеток по расписанию и секс. Секс. Секс. Секс. Мужчина становился все больше похожим на прежнего себя — Великого и Ужасного Ронни Крэя. Его взгляд становился серьезней, приказы — четче, рука — жестче. И вот он опять, окруженный гомиками-убийцами, вальсировал из бара в бар со стаканом ирландского виски в левой руке и поводком от разодетого осла в правой. Ронни вернулся. — Кто ты? — прошипел Крэй, схватив Смита за испачканные землей и кровью волосы, которые еще источали аромат дорогого лака. Тедди закашлялся. Он стоял на коленях посреди леса, недалеко от трейлера, где они жили первые месяцы. Влажная земля, усыпанная сухими осенними листьями, пачкала светло-серые брюки, которые еще пару часов назад так хорошо сидели на подкаченных, сильных ногах гангстера. Кровь просачивалась сквозь порванную рубашку, рисуя алые узоры на груди и боках. Левая рука выгнулась под опасным углом и бесчувственно висела, словно кусок старого тряпья. — Кто ты такой, — проревел Ронни, притянув Тедди к своему лицу, — кто ты такой, чтобы говорить мне, что я должен делать? Эдвард закашлялся. Он ловил разбитыми губами воздух, отхаркивался и тихо, истошно хрипел. Парень был на грани. Рональд дернул за рвущиеся лацканы серого пиджака, встряхивая свою жертву как игрушку. Смит поднял голову, приоткрыл нетронутый правый глаз и прошептал: — Безумный Тедди.