волшебники

Холодная вода освежает после недолгого сна. Сегодня мне снилась мама. Не то чтобы она была частым гостем в сновидениях, но после развода родителей мы с ней практически не виделись. Конечно, она приезжала на мой день рождения и некоторые другие праздники. Что я мог требовать от неё? У мамы была своя семья, своя жизнь, никак не связанная со мной. Нет, я не закатывал глаза, не устраивал истерик, когда она ушла. Люди перестают любить друг друга — такое случается. Никто не вправе обвинять другого. Во сне мама, как в детстве, шла со мной в школу. Я шёл учиться новому и смеяться с друзьями, она — учить детей грамоте. Как в детстве. Даже грустно становится, когда вспоминаю время, наполненное солнечным светом и играми во дворе. Всё детство умещается в один летний погожий денёк. Детство складывается, как хрупкий карточный домик, когда мама застывает на пороге с чемоданами. Что я чувствовал в тот момент? Злость, обиду, смирение перед обстоятельствами? Не помню. Просто мне показалось, что весь мир пал к ногам мамы и обрушился, когда она зацокала каблуками по асфальту. У мамы теперь своя жизнь: муж, двое чудесных детей, успешная карьера в Токио и совсем другие заботы. Такое случается, в мире тысячи подобных историй. — Такеши, — отец улыбается. — Ты принял таблетки? — Забыл. Извини, — встаю из-за стола и иду в комнату. Ну да, конечно, забыл, Такеши. Просто не хотел — говори правду. Лучше сойти с ума, чем перестать лгать другим и себе. Острая боль пронзает живот. Чушь. Ноги подкашиваются. Чушь. Такое чувство, будто я пустой стеклянный сосуд, а меня наполнили раскалённой сталью. Внутренности бросаются в пляс, смешиваясь, как в дрянном коктейле. Чушь-чушь-чушь. Надо добраться до ванной. Голова пульсирует, будто я обо что-то сильно ударился. Например, об собственную беспомощность. Руки дрожат, а пальцы не слушаются. Не сейчас. Пожалуйста. Мне нужно добраться до ванной. — Такеши, всё в порядке? — кричит с первого этажа отец. — Да! — не узнаю своего сломанного голоса: такое ощущение, что в меня вселился бес. Буквально вламываюсь в ванную комнату и падаю на кафельный пол. Боль течёт по венам, как грязная вода по ржавым трубам. Меня тошнит, едва я успеваю доползти до унитаза. Тошнит от беспомощности, сумасшествия и отвращения к себе. Ничего не могу. Ничего. Ничего. Если бы я мог вовремя взять себя в руки, если не был таким безрассудным, если бы не был таким сумасшедшим. Я жду того дня, когда в тёмном коридоре зажжётся свет и откроется хотя бы одна дверь. Я жду того дня, но не делаю ни шагу к нему. Встаю на ноги. Боль всё ещё пульсирует внутри, но острота вышла с тошнотой. Теперь эта боль — приглушённая. И я чувствую то же самое, что и заточённый на эшафоте, когда ему пытаются отрубить голову тупым топором. — Такеши? — отец замирает на пороге комнаты, наблюдая за моей искалеченность и изломанностью. Смотри, папа, твой сын сломался, как старый бумажный змей с тонкими прутиками. — Всё в порядке, — отмахиваюсь наотмашь, словно от назойливой мухи. Застываю на несколько мгновений у зеркала и понимаю, что не вру. Всё действительно в порядке: выгляжу, как и пару месяцев назад, значит, поводов для беспокойства нет. А сошёл с ума я уже давно. Принимаю таблетки и понимаю, что опаздываю. — Ямамото-кун! — Ташио, как и всегда, садится на мою парту. — Зря ты вчера не пришёл на собрание клуба. — Почему? — незаинтересованно грызу карандаш. Одноклассник переходит на шёпот, чтобы его мог слышать только я: — Тебе же интересен Псих, да? — Нет. — Спокойно пожимаю плечами. – То, что я спрашивал о нём, ещё ничего не значит. — Он вчера такое устроил на собрании… — Псих состоит в музыкальном клубе? — улыбаюсь, представляя, как блондин руководит оркестром, попутно читая лекции о смысле жизни. — Ну да, — Ташио, кажется, недоволен этим фактом. — Не понимаю, зачем его держат. Так вот, он вчера снова устроил шоу, как на религиоведении. — Что? — смеюсь, сам не понимая, почему. — Он что, не может без представлений? — Нет. — Мрачнеет приятель. — Ты просто не представляешь, что было. Мисака-чан, руководительница клуба, начала зачитывать нам правила, а Псих такой: «зачем правила в чёртовом клубе? Это же просто кружок, а не отдельное государство». Одноклассник смешно пародирует голоса, а грубый голос знакомого с параллели — особенно. — Короче, мы решили сегодня собраться снова. Надеюсь, этот Псих обойдётся без своих идиотских штучек. Сдавленно улыбаюсь, когда приступ тупой боли сворачивает внутренности в клубок. Интересно, а мама уже знает, что я слетел с катушек? После всемирной истории мы с одноклассником идём в музыкальный класс. Я даже почему-то волнуюсь, не всякий раз ты меняешь клуб так резко. Мисакой оказывается высокая девушка с короткой стрижкой. Она дружелюбно улыбается и благодарит за вступление клуб: — Подождём, пока все соберутся. Я подхожу к пианино у стены и заинтересованно открываю крышку. Может, во мне проснётся Бах? Конечно, таких чудес не бывает, но я всё же надеюсь. — Добрый день, Ямамото-кун! — оборачиваюсь и замечаю неизменно улыбающегося Тсуну. Мы с ним учились в одном классе до старшей школы. — А ты разве не в бейсбольном клубе? — Уже нет. — Улыбаюсь во все тридцать два зуба, чтобы не вызвать никаких вопросов. — А что ты тут делаешь? — Я… — Тсуна краснеет, смотря куда-то в сторону. Он совсем не изменился за все годы. – Ну, я пришёл, чтобы вернуть тетради Киоко-чан. — Вы встречаетесь? — восторженно приобнимаю Саваду за плечи. — Тсуна, бро, я знал, что у тебя всё получится! — Нет-нет! — одноклассник снова нелепо краснеет. Такое ощущение, будто он окунулся в море красной краски. — Мы же в одном классе… ну, взаимопомощь и все дела. — Ууу, не отчаивайся. — Смеюсь. Н-да, куда уж там отчаиваться, Тсуна бегает за Киоко, кажется, ещё с детского сада. — Всё в твоих руках. Хах, говорит человек, которого сегодня вырвало от собственной никчёмности и безысходности. — Я не знаю. А вдруг у неё есть парень? — Так подойди и спроси. Мы знаем Киоко с детского сада, и она единственная девушка, которая согласилась стоять рядом с тобой в первый учебный день. Всё будет отлично. Она его пошлёт. Точно. Вне всяких сомнений. — Подожди, — чешу затылок. — Киоко? В музыкальном клубе? Вспоминаю, что буквально вчера она ответила мне отказом, и ничего не могу понять. — Она сказала, что музыка — неплохой способ отвлечься от учёбы, — Тсуна улыбается. Я оборачиваюсь и вижу, что Киоко смотрит на меня с другого конца комнаты. Поднимаю руку в приветствии. Кажется, это была победа. — А ещё мне надо отдать тетради Гокудере-куну, — Тсуна встаёт на цыпочки и оглядывается. — Только его нет почему-то. — А кто такой Гокудера? Я его знаю? — Ты не знаешь Гокудеру Хаято? — Тсуна удивляется. — Его знают все. — Я не знаю никакого Хаято. Кто он? — смеюсь, понимая всю абсурдность ситуации. — Ну… он недавно перевёлся. Учится в физико-математическом классе и, кажется, дружит со мной, — Савада чешет затылок. Я рад, что у Тсуны всё-таки появились друзья. Думаю, он заслуживает кого-то, кто будет о нём беспокоиться и искренне поддерживать. И давать списывать. — Ты же в химико-биологическом классе? – да, я прекрасно помню, что Савада пошёл туда вслед за Киоко. — А Гокудера в физмате… — Он всё равно помогает мне с уроками. Он очень умный! — Тсуна восхищённо размахивает руками. Наверное, этот Гокудера действительно потрясающий. — Я уверен, вы обязательно подружитесь. Если бы я мог позволить себе открыто выражать свои эмоции, то, наверное, закатил бы глаза так, что на пару мгновений ослеп. — Конечно. Я всегда рад новым друзьям. Мысленно смотрю на воображаемую табличку: «ДРУЖБА НЕ ДЛЯ СУМАСШЕДШИХ».В холодном и тёмном коридоре даже комфортно, когда не знаешь, как жить дальше с грузом неподъёмных диагнозов. — Гокудера-кун! — Тсуна отскакивает куда-то в сторону и машет несколькими тетрадями. — Привет! Замираю. И весь класс, наверное, затаивает дыхание вместе со мной. Невысокий блондин аккуратно берёт тетради из рук Савады: — Ага. Всё списал? — Да, спасибо. Кстати, познакомься, это Ямамото Такеши с исторического профиля. — Он обращается ко мне. — А это Гокудера Хаято с физмата. — Приятно познакомиться. — Протягиваю блондину руку, но он её не пожимает, а отворачивается. Даже немного оскорбляюсь, но не теряю самообладания. — Ребята! — звонкий голос Мисаки льётся из колонок, как вода из крана. — Сядьте куда-нибудь, мы начинаем собрание. — Мне пора. — Тсуна старается незаметно выскользнуть из класса, но пути спотыкается о развязанные шнурки. — Он смешной, — улыбаюсь, глядя, как к нему подбегает взволнованная Киоко. — Любишь смеяться над другими, да? — слышу грубый голос нового знакомого и тут же жалею, что вообще открыл рот. Почему-то ничего не говорю в ответ, а лишь молча смотрю на Хаято. У него подведены глаза чёрным карандашом, и мне кажется, что ему жутко идёт подводка. И нет, он совершенно не прав. Я ненавижу, когда над другими смеются, а Тсуна смешной по-другому. Я ненавижу, когда смеются, но смеюсь сам. Хаято не обращает на меня никакого внимания и идёт к стулу около сцены. Я почти решаюсь последовать за ним, но вовремя натыкаюсь взглядом на Ташио, который сидит в центре класса с небольшой компанией. Иду к ребятам и зачем-то вспоминаю наставления всех, кто общался со мной за последнюю неделю. Мне не стоит даже разговаривать о Хаято, не то что разговаривать с ним самим. — Итак, — Мисака бодро оглядывает всех собравшихся. — На чём мы остановились? — На ёбанных правилах, давайте уже дальше. — Гокудера складывает руки на груди и раздражённо закатывает глаза. — Хорошо-хорошо, только не начинай истерик, окей? — девушка смеётся, и кто-то из ребят поддерживает её смешками. Я чувствую, что начинаю тоже раздражаться от вечного посмеивания. Вот неужели я такой же, как и они? Руководительница клуба начинает что-то рассказывать о предстоящем фестивале весны, а я отвлекаюсь на возникшую болтовню: череда глупых сплетен, беспокойство об учёбе и бред о прекрасной погоде. В девяноста девяти случаях я угадываю ход беседы и даже прокручиваю в голове некоторые фразы прежде, чем их произнесут вслух. Это почти скучно и не так забавно, как раньше, когда угадывание словечек приносило хоть какой-то досуг. Не знаю, то ли я повзрослел, то ли это с самого начала было провальной идеей. — Итак, — Мисака спускается со сцены с листочком в руках. — Кто что умеет? «Умею играть в бейсбол» — хочется ляпнуть мне. «Умею сходить с ума» — ещё охотней. Ташио поднимает руку: — Я умею играть на гитаре. Киоко тоже не стесняется: — Хорошо пою. Все говорят о своих способностях. Наверное, я чувствую счастье, что существую среди таких талантливых людей. Я не знаю, когда в последний раз чувствовал настоящее счастье. — Умею играть на фортепьяно, скрипке и гитаре. Учусь на губной гармошке. — Хаято безразлично трёт глаза, не боясь размазать подводку. Я даже улыбаюсь чуть шире от восхищения. — Петь не буду. — Да кому он нужен? — раздражённо цокает языком Ташио. Мне не хочется говорить однокласснику, что Гокудера умеет чуть ли не в три раза больше, чем он, поэтому и коэффициент нужности резко возрастает с раскрытием способностей. «Да кому нужен ты, Ташио?». Понимаю, что могу задать себе встречный вопрос. И на него не будет ответа. Типичная ситуация типичной трагикомедии с типичным сумасшедшим в типичной роли типичного простачка. — Я неплохо пою, — нагло вру и щурюсь в довольной улыбке. Если кто-то скажет мне, что лучшая защита — это нападения, я скажу, что ещё лучше и эффективнее — улыбка голливудской звезды. — И всё-таки, — Хаято кладёт одну ногу на другую. — Не понимаю, зачем в глупых клубах глупые правила типа «не курить, радоваться бренности и блевать радугой»? — Тебе это так интересно? — с раздражением спрашивает кто-то из ребят. — Да. Я вчера не мог уснуть, потому что слишком много думал об этом: зачем людям правила даже в маленьком кружке? — Потому что людям нужны границы?! — пожимаю плечами, а все взгляды теперь прикованы ко мне. — Что-то вроде белой линии, за которую нельзя переступать? — Я знаю, что такое границы, придурок. — А мне кажется, что нет. — Сам поражаюсь своей смелости, но тут же замолкаю, видя, как бледнеет в мгновение ока Хаято. Кажется, он обиделся. — Молодец, Ямамото-кун! — довольно шепчет Ташио, толкая меня локтём в плечо. — Ты заставил заткнуться Психа. Тебе полагается медалька за отвагу и честь перед народом Средней Намимори. Смеюсь, ероша волосы одноклассника. Я совсем не рад. Хочется вытошнить из себя все слова, сказанные мной за сегодня.