Это не любовь!

Они больше не пытались сделать из неё леди. Даже Мине сдалась. Ей было достаточно уже того, что у Сунако есть друзья и — как они изо всех сил пытались её убедить — возлюбленный. Верила ли Мине в то, у её племянницы и Сияющего создания на самом деле роман или просто делала вид, неизвестно, но выглядело так, будто она и в самом деле верит. А вот леди из Сунако сделать не получилось, как они ни бились. И парни сдались. Но надеяться не перестали. С запоминающихся выходных, когда Кёхей и в самом деле едва не стал «прекрасным трупом», прошло несколько дней. В особняке царило пугающее затишье, парни вели себя тише воды ниже травы, чтобы не стать ненароком тем лёгким ветерком, от которого позже разразится буря. Сунако злилась на Кёхея, Кёхей дулся на Сунако, потому что не понимал, из-за чего она смотрит на него волком, а остальные испуганно втягивали головы в плечи и использовали любую возможность, чтобы сбежать с этого импровизированного поля боя. Все трое надеялись, что рано или поздно всё вернётся на круги своя, главное — перетерпеть и дожить. Они очень надеялись на это. — Сунако-чан, я тут хотел… — начал Юки, когда после стука заглянул в комнату девушки. За те несколько лет, что они жили под одной крышей, он изменился. Это был уже не тот Юки, который вздрагивал и заливался слезами даже при виде безобидного паучка. Теперь он мог вынести даже заспиртованные органы, стоявшие в комнате Сунако, а с Жозефиной и вовсе мог сидеть в обнимку. Но всё равно по привычке старался держаться подальше от комнаты Сунако. Но близился вечер, время ужина, а Сунако так и не показалась, так что парням пришлось тянуть жребий, кто пойдёт узнавать, что случилось. Раньше можно было послать Кёхея, но сейчас он старался держаться от Сунако подальше. Вот и пришлось Юки как проигравшему идти в самое жуткое место в особняке. Мысленно он был готов к чему угодно. Но увиденное его фантазия вообразить оказалась не в силах. В комнате, как обычно, было темно хоть глаз выколи, только в пяти черепах, стоявших на концах лучей пятиконечной звезды горели чёрные свечи. Сама Сунако сидела в центре начерченной пентаграммы, волосы её извивались, как змеи, а во все стороны, как ядовитый газ, распространялись, завиваясь кольцами, волны чёрной ауры. Девушка закатила глаза, так что видны были только белки, и нараспев бормотала какие-то заклинания. Перед ней лежало что-то коричневое — Юки не разглядел, — и густо утыканная иглами игольница. Юки испуганно отшатнулся, закрыл глаза и сделал то же, что и всегда: широко открыл рот и завопил: — Страааашно! Сунако-чан, что ты делаешь? Сунако-чаааан! Остальные, точно ждали этого, тут же взлетели по лестнице на второй этаж и столпились у комнаты Сунако. — Что случилось? Сунако-чан, ты в порядке? Она медленно повернулась в их сторону, и все трое (Кёхей участвовать в этом не стал) отступили на шаг. — Ничего не в порядке! — прошипела она. — Вы всё испортили. Испортили весь мой ритуал, и мне его придётся начинать сначала! Выметайтесь! Она попыталась бросить в них чем-то, кажется, одним из черепов, но парни уже захлопнули дверь, так что импровизированный подсвечник гулко ударился о дерево и упал на пол. Из комнаты донеслось недовольное бормотание Сунако, и парни поспешили ретироваться, пока она не решила открыть на них охоту. Выходило, что сегодня им снова придётся сидеть без ужина. *** — А вы видели, что она держала в руках? — продолжал канючить Юки. Он с шумом высморкался в поданную ему салфетку и продолжил: — Это было жутко, жутко, жутко. Я никогда больше туда не зайду, слышите, никогда! Ранмару с Такенагой закатили глаза и промолчали. Отправить Юки в комнату Сунако, как он ни храбрился, было не самой лучшей идеей. С другой стороны, они ещё достаточно дорожили собственными жизнями, чтобы так глупо ими рисковать. Кёхей — вот единственный, кто мог вытащить Сунако из её комнаты, но пока эти двое в ссоре, на него надежды не было. — Это была кукла-вуду, — сообщил Такенага. Юки с Ранмару уставились на него, ожидая продолжения. — А вы разве не заметили? Кукла из холста, с пуговичными глазами, на белой футболке написано «Кёхей», а на макушке — клок светлых волос, где только достала, — пояснил Такенага. — Такое чувство, что она собиралась его проклясть… — Я всегда знал, что принц у нас самый глазастый, — хихикнул Ранмару и хлопнул Такенагу по плечу. Он сделал это только для того, чтобы скрыть своё замешательство, и оба прекрасно об этом знали. — Значит, Сунако-чан настолько зла на Кёхея за что-то, что собирается его проклясть? — сообразил Юки. Ненадолго воцарилась тишина, потом все трое переглянулись и хором решили: — Мы должны этому помешать! *** Кёхей лежал в своей комнате, дремал и ждал, когда же его позовут обедать. Накахара опять на него за что-то взъелась, вела себя как последняя сука, и у него не было ни малейшего желания с ней встречаться. В такие моменты он особенно радовался, что она с ними никогда не ест. Иначе, чего доброго, всё-таки пришлось бы идти с ней мириться. Нет, он и так к ней пойдёт мириться. Может быть. Попозже. Потому что ему совсем не хочется в один прекрасный день обнаружить в своей тарелке убойную дозу мышьяка. Но сейчас он пострадавшая сторона, он обижен, и, если уж на то пошло, это она первая начала. Он должен быть мужчиной, он должен выдержать паузу, он должен… Неожиданно для себя Кёхей понял, что стоит у дверей и поворачивает ручку. На кой-ему понадобилось в коридор. Ну не в комнату же Сунако? Глупости какие! Он ненатурально рассмеялся и отошёл от двери. Он должен выдержать паузу, он должен, должен… В дверь постучали, и Кёхей вздрогнул от неожиданности. От безумной догадки стало жарко и холодно одновременно. Неужели Накахара, первая… — Ну кто ещё там? — сердито буркнул он. — Кёхей, нам надо поговорить. Кёхей недовольно фыркнул: вечно эта троица всё портит. Житья не дают, чтоб им пусто было. Разочарование, что это не Сунако, было таким сильным, что Кёхей резко распахнул дверь с твёрдым намерением прогнать друзей куда подальше. Он даже открыл рот, чтобы произнести первое ругательство, когда Ранмару с Такенагой ловко поднырнули под его руками, схватили его под локти и довольно резюмировали: — Готово! — Вы чего творите, придурки?! — возмутился Кёхей и попробовал вырваться, но парни держали крепко. — Кёхей, не шуми. Это для твоего же блага, — предупредил его Юки. — Какого на хрен блага? Мне и так хорошо! Пустите, слышите, ушлёпки, пустите, сейчас же! — Потом ты нам скажешь спасибо, Кёхей-кун, — насмешливо пропел ему на ухо Ранмару. — А сейчас будь хорошим мальчиком, не заставляй нас применять силу. — Да хрена с два я вам дамся! — отозвался Кёхей. Он упирался пятками, и парням пришлось тащить его как на буксире. Когда же впереди показалась дверь в комнату Сунако, Юки предусмотрительно сунул ему в рот кляп, потому что Кёхей своими воплями мог всё испортить. Он смотрел на предателей полными ненависти глазами, лицо его шло красными пятнами, но он больше не пытался высвободиться. — Три-четыре! Парни открыли дверь в комнату Сунако, забросили туда Кёхея, как котёнка, а потом закрыли и заперли на ключ — запасной, который хранился в комнате Мине. — Ну всё, а дальше пусть сами разбираются, — довольно подытожил Ранмару и смахнул со лба несуществующий пот. — Ты уверен, что ничего не произойдёт? — продолжал беспокоиться Юки. — Теперь — точно всё будет в порядке, — Ранмару растянул губы в такой всезнающей улыбке, что Такенага поморщился, но спорить не стал. Сейчас в комнате Сунако разразится буря, эти двое подерутся, помирятся, а потом всё будет по-старому. Ну, скорее всего. А по другую сторону двери замер Кёхей. Он смотрел на Сунако, она смотрела на него, и оба молчали. — С-с-сияющее создание, — довольно прошипела Сунако. Волосы на её голове зашевелились, и Кёхею показалось, что ещё мгновение, и они метнутся в его сторону, как щупальца, обездвижат, а потом Накахара исполнит наконец свою мечту. Он икнул и отступил на шаг. Спина упёрлась в дверь, и Кёхей жалобно пробормотал: — Выпустите меня, ублюдки. Слышите? Но его никто не услышал, потому что парни уже мирно распивали чай на первом этаже. Кёхей сглотнул и приготовился продать свою жизнь подороже. Эти придурки могут воображать, что угодно. Но уж Кёхей-то знал, что любви в их с Сунако отношениях ни на грош. С любовью это никогда не будет иметь ничего общего.