Good night, sweet princess

Первые несколько секунд после того, как я открыл глаза, я лишь растерянно водил взглядом по потолку. Где я? Это место не выглядит знакомым — верх, по крайней мере. Лишь через пару секунд после того, как я перевел взгляд на стены и окружающую меня обстановку, мне удалось понять — я все еще нахожусь в своем рабочем кабинете, рядом со столом, заваленным десятком недописанных бумаг и немытых кружек, рядом с парой привычных кресел, что успели надоесть мне, рядом с перевернутой чернильницей и раскиданными по полу перьями. Почему они раскиданы по полу? Я попытался привстать с дивана, но неожиданно что-то удержало меня от этого — растерянно я перевел взгляд на спружнившие мое тело путы и наткнулся на копну шикарных, неестественно-голубых волос. Впрочем, не думаю, что вообще существуют естественные голубые волосы. В моем прошлом мире точно. Несколько мгновений я глядел на лежащую рядом Шарлотту недоумевая, как она оказалась в этом кабинете, как она оказалась голой и как долго в кабинете находился диван, на котором сейчас спали мы — прежде чем утренняя дрема все же сошла с меня и воспоминания пробудились ото сна. -Любопытно, — я склонил голову набок, — Почему я так долго не мог проснуться окончательно, что подействовало на меня так? Длительный здоровый сон впервые за долгие месяцы? Растерянные было навыки питья алкоголя? Или здоровый секс в нездоровом теле? Я протянул руку ниже живота и печально, но все же ожидаемо не обнаружил там ничего. -Все же я скучаю по своему мужскому достоинству, — медленно стянув с себя руку Шарлотты, тут же неуютно заерзавшей в постели, оставшись без моего ободряющего тепла, — Но однажды я найду решение этой проблемы. Как только обеспечу высокую вероятность своего выживания. Поднявшись с импровизированной постели я быстро нашел свою откинутую на кресло одежду — и поднял с пола платье Шарлотты, с сожалением отметив небольшое кровавое пятно на постели. Увы, теперь шелковую простынь уже не отстирать. Итак, пока следующие пару минут я буду собираться вновь, для гипотетического наблюдателя восстановим порядок событий. Еще в момент, когда Шарлотта покинула голубятню — если не в момент, когда начала слушать мои мудрые слова, что ей было необходимо лишь переписать и передать ее матери, капкан на Великую, но, увы, недостойную своего высокого титула, герцогиню захлопнулся, отрезав ей путь отступления. Долго и тщательно, начиная с момента моей почти-смерти уже в этом мире, я сперва наблюдал за наследной герцогиней — моей двоюродной сестрой — затем проверял свои теоретические выкладки о ее характере и убеждениях на практике, разыгрывал многосерийную постановку ее общения с матерью, играя роль обоих одновременно, изучая характер Шарлотты подделывал ее ответы матери и изучая письма от своей ненаглядной тетушки — подделывал переписку с Шарлоттой, используя Мелл в качестве третьего лица, менявшего письма на буквально последних метрах пути, после того, как письма будут перепроверены на подлинность соглядатаями от Анны во дворце, но до того, когда их распечатают мои собственные соглядатаи. Филигранная работа, достойная похвалы. Я действовал на Шарлотту, сперва как на ребенка — играми, непринужденными беседами, становился равным с ней, но постепенно, по мере того, как ее ссора с матерью все сильнее подтачивала мировосприятие наивной взрослеющей девочки, так жаждущей идти наперекор родителям и уподобляться авторитетам — я правильными воздействиями доводил ее до нужной кондиции, прививал ей правильные чувства и нужный образ мыслей, прежде чем все выстрелило — и в одночасье всего одно предложение уставшей принцессе повернуло трамвай под нужный откос. Я злорадно ухмыльнулся, осмотрев нечто вроде своего трофея, сейчас закутанного в одеяло, прежде чем продолжил расчесывать огромную копну своих розовых волос. С самого начала у Анны было не так много возможностей что-либо сделать в отношении своей ненаглядной дочери, уже отбившейся от рук. Запретить дочери? Удачи вам в попытке запретить что-либо подростку, который даже не живет с вами, в ужасающей ссоре с вами, равняется на полностью противоречащий вам авторитет, выполняет по его мнению благородную миссию — и помимо всего это был предварительно тонко и не очень обработан. Воззвать к ней и попытаться объяснить ситуацию? Исключено — даже если это удастся, что далеко не факт — это лишь подставит и ее под удар. Собственноручное убийство своей дорогой дочери — вот как можно расценивать подобное поведение. Потянуть за нити, обратиться к союзникам, надавить на посла? Можно. Но вы ограничены двумя-тремя днями, прежде чем ваша дочь не просто окажется в опасности — а, вполне вероятно, просто умрет, став жертвой политических игр. Правильный подбор условий — отсутствие времени, неясные для Анны итоги предварительной обработки девчонки и угроза любимой дочери — толкнули женщину на единственный шаг, который она могла провернуть. Признать собственное поражение. И даже так, своей цели она добилась, даже не уповая на мое честное слово в контексте заключенной незримой сделки — совершив самоубийство Анна не только свела к себе все сводимые нити — покушение на меня, организацию Резни, подстрекательство в войне с Иксионом, но и формально предотвратила ситуацию, что убила бы ее прекрасную дочь. Если точнее — то соль ситуации заключалась в том, что Шарлотта не должна была покинуть пределы дворца вместе с делегацией герцогини и посла — поскольку через несколько дней, если не часов оказалась бы мертва. Но даже прямой запрет — любая неофициальная причина просто была бы проигнорирована Шарлоттой. Так что же делать? Конечно же обратиться к официальным причинам не пустить ее в поездку. И, как можно подумать, таковая причина все же нашлась — официально, согласно своду законов, что мне однажды придется реформировать для того, чтобы им можно было пользоваться, герцогиня обязана вступить в наследство прежде чем покинет Королевство. Если наследная герцогиня, коей и является Шарлотта — что и составляет ее основную ценность для меня — после гибели собственной матери, не вступив в наследство покинет территорию Королевства — это создаст любопытный прецедент нарушения законов — которые монарх может переписать, но после этого обязан заверить у ныне живых Великих герцогов. Проще говоря — это даст повод — не сильный, но весьма неприятный для возможных — реальных и нет — моих противников устроить скандал и еще накренить мой и без того неустойчивый трон. И, конечно же, не стоит скидывать со счетов и сам факт того, что в качестве политической заложницы будет послана самая настоящая Великая герцогиня. Таким образом, пусть и не сильно со стороны фактической, но Анна все же смогла сделать хотя-бы что-то своей смертью для обеспечения безопасности ее дочери, не только надеясь на мое честное слово. Впрочем, я все равно бы не убил Шарлотту. Слишком много сил в нее вложено, времени и планов — так что если бы мне не хватило совсем чуть-чуть, если бы Анна не была спровоцирована фактором незнания текущей реальной обстановки, если бы письмо не было выслано в последний момент, если бы Шарлотта не попала в столь щекотливую ситуацию, если бы что-нибудь было хотя-бы слегка по-другому — возможно, план с Шарлоттой не выгорел бы и мне пришлось бы перейти на новый виток манипуляций. Но история не имеет сослагательного наклонения. Шарлотта была наивной девочкой, которая просто не знала, как жить по-настоящему, в ее жизни существовало всего пара столпов, поддерживающих ее стиль жизни и мировосприятие — ее мать и я. И вчера, в тот прекрасный для меня день, когда она получила официальное извещение о смерти Анны — один из этих столпов рухнул. Не просто упал срубленный — а грохнул с треском, Анна ушла из жизни с признанием, с финальным ударом по рассудку моей дорогой кузины — ушла, раскрыв ей всю неприглядную правду, что та наверняка знала до того, спасибо моего дружескому слову, но не хотела признавать. Шарлотта осталась жить без матери, не не просто — она осталась осознав, каким же отвратительным чудовищем была ее любимая матушка, как же близко была сама наследница к потере своей дражайшей сестренки, и как же жесток и опасен к сестренке весь мир вокруг. Один столп ее мировосприятия развалился в труху и все, что ей оставалось делать — в судорожном припадке уцепиться за второй. Вчера, стоило ей только прочесть о том, что ее прекрасная матушка покинула этот мир — Шарлотта бегом кинулась ко мне. Ко мне, столь тщательно влиявшему на ее личность, на ее мировосприятие — и так легко сперва ставшего другом, затем братом — или сестрой, в зависимости от точки зрения — а теперь — намного больше. Разговоры, правильные мысли, нужные посылы — в нужный момент я предложил ей алкоголь. Ничего особенного, вино — но молодой девчонке хватило и этого. Пара правильных намеков — и вот уже отчаянно цепляющаяся за меня девчонка несмело попыталась клюнуть меня в губы — «по-взрослому», «по-серьезному». Дальше — мне был предоставлен карт-бланш. Я оглядел свое отражение в зеркале — Алиса и Мелл всегда завивали мне волосы, создавая за спиной огромную гриву — но увы, поскольку моих способностей в этом плане было не очень много — после моего вмешательства в естественный уклад жизни — и волос — теперь прямые и ровные розовые волосы свисали мне чуть ниже коленей. Да, за ними сложно ухаживать — но красоту моего текущего образа это ничуть не умаляет. Я в последний раз оглянулся на Шарлотту, нахмуренно водящую рукой по постели во сне, пытаясь нащупать меня — физическое отображение ее остатков рассудка, на расстеленную постель, что мне пришлось готовить в прошлом самому, когда счастливая и пьяная кузина заснула на моих руках, на диван, что стоял в этом кабинете все это время — но я умудрялся его не замечать за работой, после чего с отдохнувшим разумом сделал шаг к двери. -Мелл, — стоило мне только открыть ее, произнес я, — Ты чего-то хотела? Когда-то невообразимо жуткое существо, ныне преобразованное в шрамированную, но все же относительно нормальную девушку — говоря, конечно, только о ее внешности — слегка наклонила голову, но не произнесла ответа мгновенно. Удивленно я приподнял бровь. -Мелл? — никогда в прошлом Мелл не медлила с ответом — даже когда я спросил ее, как мне лучше всего будет поступить с ней, если она меня предаст. «Убить» — ответ был бесстрастным и незамедлительным, хотя, казалось бы, она и была против вводных условий — предательства. Тем удивительные было увидеть медлительность в ответе от девушки мне. -Госпожа Элоди, — Мелл качнула головой неясно, — Почему вы занялись сексом с Шарлоттой? -Способ моего отдыха, — я пожал плечами, прикрыв за собой дверь, — Развлечения, удовольствия, дополнительный рычаг воздействия, планомерный результат общения, этап отношений, награда за выполненные возложенные на нее обязательства. -От Алисы я поняла, что секс — проявление любви, — если бы на месте скрытом повязкой у Мелл находились бы глаза, я бы сказал, что в данный момент Мелл моргнула и уставилась на меня немигающим взором, — Это распространенный взгляд на природу секса. Все же, до этого момента я считала, что между вами и Шарлоттой нет любви. Я оказалась неправа в своих суждениях — или все остальные неправильно рассматривают природу секса? Пару раз я удивленно моргнул, прежде чем привычная улыбка заняла место на моих устах. -Ах, это чудесное, светлое чувство… — я сделал шаг к Мелл, — Ревности. Зависти. Гнева. Я протянул руку и медленно провел ей по щеке Мелл, приблизившись к ее лицу, для чего мне пришлось встать на цыпочки, притянуть ее голову к себе — и все равно расстояния между нами составило добрых сантиметров двадцать. -Мелл, я не хотел бы убивать Шарлотту, — я улыбнулся девушке, — Не только потому, что столько вложил в нее и мог бы извлечь из нее столько выгоды. Я не хотел бы прерывать жизнь этой наивной, милой девчонки. Я не хотел бы убивать кого-то, так долго служившего мне анти-стрессом, кого-то столь милого в этом отвратительном мире политики. Но любовь? Я еще пару раз нежно провел рукой по щеке девушки, после чего отстранился от нее. -Я не умею любить, Мелл, — я улыбнулся ей, — И никогда не умел. И никогда не смогу. В прошлом, тогда, казалось бы в прошлой жизни, в детстве я рос ребенком, что тревожил своих родителей. Про таких говорят — злой, жестокий, грубый. Но я не был зол или груб — я просто поступал как умел. Я не наслаждался тем, что отпихивал детей в очередях или отбирал у них вещи, я не понимал, почему так сильно ругались родители и воспитатели. Почему я не должен поступать так, если я могу? Мои родители не были приверженцами новомодных методик и тренингов — они не пытались обратиться в чистенькие центры детских психологов и подобного отребья. Когда они видели, как я отбирал конфеты или бил тех, кто был слабее — они сперва объясняли мне, после чего лупили ремнем. Очень быстро я понял, как поступать нельзя. Я так и не понял — почему, но очень хорошо научился всматриваться в неписанные правила общества — и пронес через всю жизнь с собой это умение. Умение изображать человека. Я настолько искусно отточил его в прошлом, что маска почти приросла к моему лицу. Только попадание в этот мир смогло сорвать ее с меня вновь, заставив вспомнить — что мои эмоции не совсем таковы, как у остальных людей. Я рос правильным мальчиком — обнять маму на прощанье в школу, найти компанию друзей на пьянке, пригласить девчонку в кино. Я жил как все, тщательно копируя паттерны поведения других людей, одна из тех вещей, которым я научился в детстве. Иногда я задаюсь вопросом, что случилось бы, если бы в детстве мои родители чуть внимательнее отнеслись ко мне — возможно, моя жизнь не окончилась бы так печально. Возможно, я бы даже знал, что такое любовь. Я задаюсь этим вопросом — и возвращаюсь к недописанным документам спустя секунду. Если вы думаете, что окончание моей жизни было не таким уж и печальным — пусть я и умер в прошлом мире, вероятнее всего, я остался жив в этом, я возражу вам — это не окончание моей жизни. Это лишь поставило точку в затянувшемся эпилоге. Моя жизнь окончилась намного раньше, чем я умер. -Я не могу воспринимать секс как часть любви, — я пожал плечами, — Я не знаю, что такое любовь. -Тогда, — после этих слов Мелл словно воспрянула духом, — Могла бы я… -Нет, — прервал я поток ее мыслей, — Ты — нет. -Почему? — в ее голосе, к моему некоторому извращенному удовольствию, послышалось огорчение. Мгновение я обдумывал мысль о том, чтобы сказать ей правду. Сказать о том, что та уже фактически полу-марионетка Елены. Что стоит мне только оказаться с ней в столь деликатной ситуации и потерять контроль хотя бы на мгновение, как мои дни будут сочтены. Рассказать о ее роли в моих планах и том, почему же на самом деле она была так важна для меня — и как она связана с моими родственниками по королевской — и нет — линии. -Потому, что ты недостаточно красива, — я наклонил голову, заметив, как слегка изменилась ее осанка и напряглись мускулы, — Твоя внешность не удовлетворяет меня — поэтому нет. -Я…- девушка сглотнула, что было странно, но отвратительным образом приятно мне, — Уродлива? -Не настолько, — я легко отмахнулся от этой мысли, — Но недостаточно красива. -Что мне необходимо исправить? — если бы Мелл имела глаза, я бы сказал, что она уставилась на меня новым немигающим взглядом, — Чтобы стать красивой для вас. -Лицо, — я поднял руку и начал загибать пальцы, — Волосы, кожа, шрамы — и ногти. Исправить ногти. Мелл молча выслушала несколько пунктов, прежде чем решилась задать вопрос. -Как именно я должна выглядеть? — девушка перевела взгляд куда-то в сторону от меня, в стену. Но я, впрочем, знал, куда именно она повернула голову, — Как она? -Если я захочу Шарлотту — я вызову Шарлотту, — я потер переносицу, — Касательно же моих вкусов… Считай это проверкой на твое знание моих предпочтений — и твоего умения прогнозировать результат. Несколько секунд молча Мелл осмысливала сказанное, после чего кивнула. -К более важным вещам, — я легко отмахнулся от этой темы, удовлетворенный не точечным уколом, но мощнейшим ударом, нанесенным по самооценке — и, частично, психике Мелл, — Как продвигается «Оранжерея»? -Елена дала свое согласие, — без запинки Мелл перешла к другой теме, — Но потребуется время. -Оно требуется всегда, это не новость, — я лишь отмахнулся от указаний, — Главный ключ образования для участников? -Верность Короне, верность церкви, верность государству, — Мелл произнесла без запинки, подобно лозунгу революции, — Верность, вера, воля. Я улыбнулся подобному заученному оттарабаниванию скороговоркой. -Настоящий ключ обучения? — я без интереса поинтересовался для проформы. -Верность Элоди, верность Элоди, верность Элоди, — Мелл, казалось, даже не заметила произнесенных слов, проговорив их как нечто обычное — вроде приветствия или междометия. Я повернулся спиной к Мелл и двинулся вперед, ощутив, как мягкой походкой девушка сделал шаг вслед за мной. -Отвечаешь ли ты этому ключу, Мелл? — я сделал шаг вперед еще раз, приблизившись на шаг к немало надоевшей мне — но, вынужден признать, весьма затягивающей рутине. -Да, — я не успел обозначить даже вопроса своим голосом, как ответ был дан. -О, в таком случае — ты удивишься в конце, — я хмыкнул себе под нос, но задал иной вопрос громче, — Тогда… Всегда ли ты будешь повиноваться мне? -Да, — незамедлительный ответ. -И выполнишь любой мой приказ? — я с удовольствием продолжил погружаться в глубины этого бессмысленного разговора, — Все, что я скажу тебе? -Да, — Мелл произнесла без заминки слово так, будто готова была повторить его миллион раз подряд. -Твоя верность — настоящая верность? — я ухмыльнулся. -Да, — Мелл двигалась вслед за мной, соблюдая идеальную дистанцию ровно в два шага, словно бы двигалась с линейкой. -На чем же тогда основана твоя «настоящая» верность? — я повернулся к ней вполоборота, продолжив медленно двигаться вперед. -Моя жизнь — ваша жизнь, — Мелл отвечала так, будто эти слова были наиболее очевидным фактом на свете, — Вы дали мне жизнь — значит эта жизнь — ваша. Я сделал заключительные несколько шагов к лестнице во двор — что обязана была вынести меня обратно в мир проклятой политики — и остановился. -Твоя верность станет настоящей только тогда, когда ты поймешь, в чем заключался подвох последнего вопроса, — я сделал еще шаг вперед, — До этих пор — оставь «Оранжерею» в подвешенном состоянии. Мелл покорно склонила голову передо мной. -Герцог мертв? — я задал вопрос в пустоту, прежде чем получила от девушки знак подтверждения. Медленно выдохнув, я прикрыл глаза. Это был отличный, невероятно долгий, здоровый пятичасовой сон. Теперь — настало время возвращаться к работе.