Парень не промах

***

      Обед для охотников был накрыт в длинном прямоугольном зале, стилизованном под пиршественный чертог рыцарских времен. Пол был устлан тростником, столы выставлены в форме каре, сидеть предстояло на тяжелых стульях с высокими спинками. В громадном камине пылала целая сосна. Стены, обшитые панелями из резного дуба, украшали рыцарские доспехи и охотничьи трофеи.       — Каждый раз, когда я вхожу сюда, чувствую себя персонажем фильма о Робин Гуде, — со смехом заявил Тедди Медоуз, кажется, успевший позабыть о неприятном инциденте. — Декс, побудешь сегодня шерифом Ноттингемским?       — По-твоему, я похож на Алана Рикмана? — хмыкнул Десмонд. — Ну, пусть так. В таком случае, ты, конечно же, леди Марианна!       При этой шутке снова раздался раскатистый смех.       — Я? Как бы не так! Роль леди Марианны тебе подойдет больше, с твоим чувствительным сердцем и неумением стрелять!       — Хорошо, — снова уступил Декс. — Ты —шериф, я — леди Марианна… кто же, в таком случае, рыцарь Гай Гисборн? Мистер Моран, может быть, вы? Или вы видите себя Робин Гудом?       Холодные темные глаза посмотрели прямо в лицо Себастьяну.       Моран мечтал сейчас только о том, чтобы урчание в животе не слишком сильно его выдавало, и потому слушал вполуха, о чем шутили охотники, рассаживаясь за столы. Аппетитные ароматы доносились в зал из кухни, вызывая у него непроизвольное слюнокипение и желание залить в горящую глотку пинту пива, чтобы хоть как-то продержаться до подачи блюд.       — … Мистер Моран, может быть, вы? Или вы видите себя Робин Гудом? — внезапный вопрос застал его врасплох, а, поскольку он не слушал предыдущего разговора, то не сумел бы ответить, не выдав своей невнимательности. Однако, мистер Десмонд или как его там звали по-настоящему, требовательно глядел ему в глаза, не моргая и не отрываясь. В его взгляде было нечто, роднившее этого странного человека с коброй или каким-то другим хладнокровным пресмыкающимся…       — Хм… мне кажется, сэр, что я перерос такие игры лет двадцать назад… Потому на роль Робина, как и на всякую другую, не претендую. — уклончиво ответил Себастьян, не отводя собственного взгляда от взгляда мистера Десмонда.       — Жаль, — Мориарти покачал головой. — Очень жаль, мистер Моран. Иначе я поставил бы золотой соверен на то, что вы попадете из арбалета…       — В глаз Тедди! — встрял один из четверки «валетов» и засмеялся было, но смех замер у него на губах, когда Джим просто повернулся к нему -и он пристыженно опустил голову и отодвинулся на самый край стола.       Десмонд снова повернулся к Морану, и, как ни в чем не бывало, закончил свою мысль:       — …попадете из арбалета вон в тот герб… В самую середину. Ладно, вы правы, к черту эти глупости. Давайте есть!       Он сел на почетное место председателя, Моран оказался от него наискосок, в самом начале бокового стола.       Слуги сперва подали суп из бычьих хвостов и запеченную рыбу, затем на огромном серебряном блюде внесли жаркое — изжаренную на вертеле ножку косули. За ней последовали отменно приготовленные бараньи ребрышки. Все это перемежалось разнообразными закусками и большим количеством превосходного марочного вина.       Охотничьи тосты следовали один за другим, и едва бокалы пустели, предупредительные слуги тотчас наполняли их вновь. Языки развязывались, головы наполнялись туманом, и сама атмосфера обеда становилась все более непринужденной. Можно было подумать, что компания не упражнялась пару часов в стрельбе по тарелкам, а целый день самозабвенно охотилась в полях, и настреляла ни весть сколько дичи…       Мориарти пил наравне со всеми, однако выглядел совершенно трезвым, ел мало, а к жаркому даже не притронулся. Он наблюдал за собутыльниками, не упускал случая ввернуть в беседу меткое словцо, но больше слушал, чем говорил.       Беседа от оружия плавно перешла к лошадям и собакам, затем — к машинам, потом — к губительной экономической политике, наконец, заговорили о предмете, который никогда не обходят своим вниманием хмельные мужчины: о женщинах.       Нечасто Себастьяну доводилось принимать деятельное участие в подобных пирушках, и он не упустил случая как следует выпить и плотно закусить, чтобы не слишком сильно хмелеть от обильных возлияний. Здешние повара знали толк в том, чтобы угодить голодному мужскому желудку, и Моран первые минут десять просто молча налегал на еду, не отвлекаясь на разговоры, но внимательно слушая хотя бы тех, кто сидел рядом с ним, чтобы не вляпаться снова в дурацкую ситуацию.       Однако, хорошая еда, приятное вино и компания молодых азартных мужчин, в конечном счете привели полковника в более благодушное настроение, и он позволил себе немного расслабиться и сделать вид, что он тут вовсе не на испытании, а в гостях, как бы на продолжении вчерашнего мальчишника. Кто ж виноват в том, что пока его однокашники лечили похмелье пивом и аспирином, он делал то же самое при помощи отменного вина и отличного жаркого?       Единственным неудобством было то, что Горан сидел от него очень далеко, видимо, повинуясь воле заказчика, не желающего давать испытуемому никаких подсказок устами своего вассала. Но, к счастью, Морана никто не лишил ни зрения, ни слуха, ни способности мыслить и делать некие умозаключения по итогам всего увиденного и услышанного.       Так, он обратил внимание на то, что его потенциальный заказчик мало ест, хоть и пьет наравне с остальными, и что его взгляд постоянно перемещается от лица к лицу, но его выражение меняется редко, и в основном остается слегка… скучающим? Пожалуй да, именно скучающим.       «Наверное, тяжело быть человеком, наделенным огромной властью или возможностями — когда все, чего ни пожелаешь, может быть исполнено…» — подумалось Себастьяну -«Так жить — и вправду с ума от скуки сойти недолго… Так чем же он хочет поразвлечься с моей помощью, этот псевдо-банкир?..»       Было бы куда проще угадать это, будь мистер Десмонд настоящим банкиром. У людей, имеющих доступ к неограниченным финансовым потокам, работка была весьма нервной, и заботы их крутились в основном в сфере контроля над тем, куда идут и откуда приходят деньги, и нет ли в этой системе утечек в чей-то чужой карман. Услугами киллеров обычно пользовались именно для пресечения воровства или для заметания следов какой-нибудь особо крупной финансовой аферы.       Этот был не такой, он конечно, был богат, но на вопросе финансов не зациклен. Наверняка, источники его богатства лежали где-то в других сферах, вряд ли на сто процентов законных… И тогда оставалось только гадать, ради чего ему понадобился такой, как Моран.       Судя по антуражу и размаху «киллер-теста», мистер Десмонд отличался богатой, возможно, даже слегка болезненной фантазией и нестандартным мышлением, не говоря уже о наличии у него уймы свободного времени. Так он ни разу не достал телефон и не вел никаких сторонних разговоров о делах, кроме коротких распоряжений, которые беспрекословно выполнялись обслугой. Играя роль радушного хозяина, он не стремился произвести на приглашенных какое-то особое впечатление, умел оставаясь на периферии, но при этом незримо контролировать ход застольной беседы и не упускал случая вставить меткое словцо или остроумный комментарий, на которые общество охотников неизменно откликалось дружным смехом и даже аплодисментами. Похоже, он наслаждался способностью удерживать все нити в своих руках и дергать за любую из них в нужный ему момент… Или дирижировать всеми присутствующими, как музыкантами оркестра, давая каждому знак, когда вступать или умолкать или вести свою партию.       Наблюдая за компанией, и изредка подавая свои, куда более банальные и односложные реплики, Моран так же заметил, что у мистера Медоуза явно начало портиться настроение, особенно, когда речь зашла о политике и далее переключилась с обсуждения политических проституток на проституток природных, т.е. на женщин. Британец как будто утратил интерес к теме и несколько раз требовательно взглянул на своего приятеля, словно призывая того оставить пирующих и уделить внимание только ему одному. Но мистер Десмонд игнорировал влажные намеки Тедди, отчего тот все больше раздражался, и в конечном итоге разразился гневной тирадой, обвиняющей весь женский род в глупости, алчности, развратности и прочих смертных грехах.       — Эй, Тедди, феминистки тебя освистали бы, будь здесь хоть одна! — возразил в ответ один из молодых людей, явно вкусивший плоды высшего образования.       — Иди к дьяволу, Роджерс! — рявкнул на него Медоуз — Весь двадцатый век нам внушался этот бред про равенство мужчин и женщин, но поднимите-ка руки те из вас, кто действительно считает, что мы им равны?! — он с вызовом оглядел сидящих, но никто из них как-то не рвался демонстрировать остальным приверженность идее равноправия полов. Тогда Тедди, изрядно перебравший с алкоголем, ткнул пальцем в хозяина праздника и заорал:       — Вот ты, Джимми, ты всегда со мной спорил на эту тему! Почему сейчас ты не поднял руки? Ведь я столько раз слышал из твоих уст просто-таки дифирамбы женской природе и сущности!       «Джимми?» — ухо Морана зацепилось за имя, произнесенное британцем — «Кажется, Горан представил мне его, как Декстера… да, Декстер Десмонд… и Тедди тоже называл его Декс… когда был еще трезв… Любопытно, что он сейчас еще разболтает о своем приятеле?» — и он даже подался вперед, чтобы лучше видеть и слышать все, что будет сейчас происходить между ними. Мистер Декстер наверняка так не оставит брошенный ему вызов… И простит ли ему пьяную оговорку?       Забрать у Тедди бокал следовало еще полчаса назад — Джим хорошо знал, как буен и несдержан на язык во хмелю бывает его милый друг и добрый приятель. Но он слишком увлекся изучением повадок и привычек «волкодава» Морана и вовремя не отдал нужного распоряжения слуге. Расплата за легкомыслие не заставила себя ждать: пьяный дурак в приступе не то раздражения, не то банальнейшей ревности, проболтался и выплюнул его настоящее имя, как рыбью кость, застрявшую в глотке.       И почему-то Джим Мориарти не сомневался, что Моран оговорку Медоуза не пропустил, несмотря на то, что лицо полковника осталось бесстрастным — чересчур бесстрастным для обозначения простой невнимательности.       «А что, если велеть Горану пристрелить обоих, прямо сейчас?» — задал Мориарти вопрос внутрь себя. — «Медоуза — за длинный язык и неуместные притязания на меня, Морана — за то, что случайно узнал страааашную тайну… Вот было бы отличное лекарство от скуки».       При этой мысли он усмехнулся и неожиданно для себя понял, что ему не скучно — совсем не скучно, впервые за долгое время.       «Да, Горан знал, что делал, когда советовал мне посмотреть этого парня».       — Тедди, ты мало того, что несешь чушь, но еще и заговариваешься. Уймись и ешь свои ребра. Я спорил с тобой? Да неужели? Я никогда не спорю с идиотами.       В повисшей тишине его слова звучали громко и отчетливо — точно тяжелые капли воды падали на железную крышу.       — …Но вопрос задан, и на него хорошо бы дать ответ, прежде чем мы перейдем к десерту.       Мориарти отодвинул свою тарелку и ласково улыбнулся Себастьяну.       — Мистер Моран, вы в нашем обществе человек новый и можете быть третейским судьей. Вот и скажите, кто же такие женщины: богини, достойные поклонения, или алчные, лживые, продажные сучки, годные только для постели и домашних дел, и то, если надлежащим образом укрощены?       И опять воцарилась тишина, все ждали ответа Морана и смотрели на него: «валеты» с интересом, Медоуз — с откровенной злобой, а сам Мориарти — с непроницаемым выражением лица, сохраняя на губах приятную улыбку.       «Новый тест? И что от меня ожидает этот псих? Что я тут встану в позу и начну защищать ценности феминисток? Ну уж нет, дудки, мистер как вас там на самом деле!» — Моран испытал приступ раздражения в адрес всей этой компании и досады на себя самого за то, что снова оказался не готов к каверзному вопросу ее предводителя.       — Ну… чтобы ответить на ваш вопрос, сэр, нужно быть настоящим экспертом по женскому полу… а я не эксперт, так что могу отвечать только за тех женщин, с которыми был когда-либо знаком. Признаюсь, что похожими на ангелов были только две из них, и то когда не писались в пеленки, и только до тех пор пока им не исполнилось по три годика. Остальные же больше напоминали шлюх или скучных домохозяек. — ответил он, ни разу не покривив душой. Женщины в его мире мало что значили, даже те три, с которыми он прожил под одной крышей определенный отрезок времени. Мать была не в счет, с ней у него всегда были сложные отношения, основанные на ее желании заставить его подчиняться и его желании всеми силами этого избежать.       — Если же касаться политики и того, что в ней пытаются проделывать все эти женские движения, — добавил он, видя, что ему не спешат возражать или поддакивать — то по мне весь этот феминистский матриархат рано или поздно разрушит привычный нам с вами мир и лишит его защиты в лице нас, то есть мужчин, которых все кому не лень так и норовят обвинять в агрессивности, сексизме и склонности к насилию… И, когда так случится, то мы с вами станем свидетелями грандиозного заката Британии и всей Европы, которую попросту захватят те культуры, где общество построено на традиционных ценностях и женщины знают в нем свое место. Тогда, возможно, уже лет через сто все лондонские дамы будут поголовно носить паранджу.       — А вы отменный невежда, мистер Моран… — фыркнул Мориарти, и в его глазах зажглись искорки юмора. Обед определенно получался веселым. — Образованный невежда, классический случай. Досконально изучили военное дело, но большинство гуманитарных дисциплин, как видно, прошли мимо вас, едва затронув. Вы даже не в курсе, что матриархат породил патриархат, и парадоксальным образом стал толчком к созданию той самой цивилизации, о судьбе коей вы так печалитесь… И конечно же, как все невежды такого сорта, вы — мизогин и расист. Я прав?       — Декс, мне кажется, ты перегибаешь… — пробасил один из «валетов» и бросил на Морана сочувственный взгляд. — Мистер Моран рассуждает как обыкновенный британский джентльмен… в кругу таких же британских джентльменов. Мы все тут по горло сыты и феминизмом и мультикультурализмом, разве не так, господа?       За столом поднялся ропот, одни выражали согласие, другие возражали, но негромкий голос Мориарти легко перекрыл и тех, и других:       — Тихо, Мэтью. Полагаю, мистер Моран — не школьница, не расплачется от обиды, и вполне в состоянии сказать сам за себя. Ну же, Себастьян, не заставляйте меня ждать… выскажитесь более определенно, подтвердите или опровергните: вы расист? Вы ненавидите женщин?       Едкие замечания мистера Демонда в общем были не так уж далеки от правды. Людей Моран не любил в массе своей, выделяя из нее лишь отдельных индивидов, с которыми можно было более-менее на равных общаться и вообще иметь какие-то дела. А на «цветных» Себастьян всегда смотрел свысока, восприняв, как часть мировоззрения, идею о превосходстве белой расы от своего деда и его брата, вступившего в британскую нацистскую партию перед началом Второй Мировой. И с женщинами ему не везло, на своем жизненном пути он так и не встретил ни одной, которая вызвала бы в нем хотя бы уважение, не говоря уже о более сильном и глубоком чувстве любви и привязанности. Так что по сути этот самый Джим или Декс был прав.       Хозяин вечера все еще ожидал ответа на свои вопросы, когда Тедди Медоуз, так и не прекративший вливать в себя спиртное, вдруг вскочил, с грохотом опрокинув стул, и заорал, обращаясь к своему хладнокровному приятелю:       — Будь ты проклят, сукин сын! Какого хрена ты творишь?! Хочешь его спровоцировать, как всегда? Ты сам как баба, грязная подлая сучка!       В руке Медоуза блеснул столовый нож, и он сделал резкое движение, намереваясь не то метнуть свое оружие в Мориарти, не то перескочить через стол и вонзить лезвие в приятеля. Он был пьян, пьян и буен — а для любой вечеринки это сочетание было чревато проблемами.       Не рассуждая ни секунды на тему, имеет ли он право вмешаться, Моран стремительно подался вперед и выплеснул буяну в лицо пол-бокала вина. А пока тот отфыркивался и протирал глаза, легко перескочил через стол и выбил нож из его руки, после чего аккуратно уложил британца на пол, вырубив его на время тычком в сонную артерию.       — Не беспокойтесь за него, господа, он скоро очухается. — объявил он притихшим гостям, поднимаясь с колен — На вашем месте я бы отнес его в отдельную комнату, оставил бутылку воды, лучше пластиковую, и дал бы проспаться, а поутру — двойную дозу аспирина. Но с тем же успехом его можно сдать полиции, чтобы они позаботились о нем так, как он того заслужил.       Вернувшись на свое место, он сел обратно за стол и, закурив, взглянул в сторону мистера Десмонда:       — Да, я солдафон и невежда, имеющий за плечами сугубо военное образование, и по убеждениям я — расист, а женщин, пожалуй, просто не люблю — ненависть слишком сильное чувство для описания того, что я к ним чувствую. Надеюсь, теперь я ответил предельно ясно?       Десмонд ничего не ответил ему, как будто вообще вдруг выключился из этой реальности.       «Сеанс экстренной связи с Альфа-Центавра…» — хмыкнул про себя Моран, наблюдая за его отрешенностью. Этот парень действительно был слегка крейзи, но Себастьян поймал себя на том, что его окружение вызывало в нем гораздо больше раздражения — вот уж точно пустомели и трутни, особенно этот самый Тедди, типичный пижон, да еще и истерик, наверняка конченный педрила, как все эти высоколобые мальчики из всяких там закрытых элитных школ и престижных университетов. Мистер Десмонд на их фоне выглядел единственным экземпляром, заслуживающим внимания и изучения…       Подоспевший Горан и двое охранников, подхватив Медоуза подмышки и за штаны, отволокли его подальше от стола, уложили на диван и отворили окно, надеясь, что от свежего воздуха он скорее прочухается — но из-под контроля его уже никто не выпустит.       — Я смотрю, Басти, ты мастерство-то не пропил… а еще на похмелье жаловался! Молодец, не зря я за тебя поручился, — довольно прошептал Горан, воспользовавшись тем моментом, когда проходил на близком расстоянии от армейского дружка.       Мориарти, остававшийся совершенно невозмутимым все время инцидента с ножом и последующей короткой схваткой, даже головы не повернул в сторону Тедди — поистине, волкодаву, попавшему под обстрел, досталось куда больше эмоций.       Морана он просто поблагодарил коротким кивком и, внезапно помрачнев и замкнувшись в себе, откинулся на спинку стула, уткнулся в бокал с вином, словно разом утратил интерес и к обеду, и к беседе, и к самой жизни.       Уже подали десерт — сыр, фрукты, воздушные пироги и причудливые маленькие пирожные — когда мистер Десмонд поднялся из-за стола, любезным знаком пригласил гостей продолжить трапезу, сам же, никому ничего не объясняя, покинул зал. Его кресло с высокой спинкой странным черным остовом торчало во главе стола, разом утратившего весь свой блеск — ни дать ни взять опустевший трон Сатаны в чертогах преисподней…       Когда двери за ним закрылись, все с одной стороны почувствовали облегчение, но вскоре как-то подрастеряли интерес друг к другу, словно актеры, реплики которых больше никто не слушает и которым забыли выдать новый текст для второго акта пьесы. Беседа продолжалась, но пыл сотрапезников угас, темы для разговоров быстро исчерпывались, и под конец все погрузились в унылое молчание. Кофе, портвейн и сигары, поданные после сладкого, тоже не поправили дела. То, что начиналось как веселое приключение для мужской компании, по непонятной причине превратилось в мрачные поминки.       — Мистер Моран, — вдруг раздался шепот над ухом Себастьяна. — Мистер Десмонд приглашает вас присоединиться к нему в зимнем саду… Пойдемте, я провожу вас… Продолжение следует