Холодное сердце...

      — Ненавижу этот момент. Все 16 Дней ненавидела. — Девушка брезгливо скривилась, пытаясь справиться с давкой обруча на голове.       — Но сейчас Вам исполняется 17, Ваша Снежность. — Благоговейно прошептала молодая жрица, возящаяся с подолом рубахи Королевы. Ее руки легко порхали над Огненным шелком. Она реставрировала узоры в виде золотых завитушек металлической иголкой и золотыми нитями. Сложно было стоять не двигаясь. Вот уже битую свечу делает это Королева. Ее ноги слегка затекли, и время от времени она переступала с ноги на ногу, гоня кровь по венам.       — У меня ужасное предчувствие. — Аякчан неопределенно повела плечом и уставилась на засыпанные искрящимся снегом верхушки елей. Лунный свет серебрил снежинки, и от их блеска слезились глаза, но Королева продолжала смотреть на них. Примерно в это время, 17 Дней назад, она появилась на руках у своей матери. Интересно, что с ней сейчас? Скончалась она без мук или продолжает прислуживать надменной мачехе и отцу, который, наверно, уже из-за жира ничего не может видеть.       Девушка, сидевшая перед албасы на коленях, напряженно сдула челку со лба и выдохнула, наматывая нить на импровезированную катушку.       — Готово, Госпожа.       Аякчан кивнула, давая понять, что та свободна, и, пятясь к выходу спиной, жрица вышла, предусмотрительно закрыв двери.       Королева подошла к окну и прижала ладони к холодной поверхности подоконника. По случаю празднования Дня рождения Королевы, во дворце устраивался бал. Аякчан была против. Это не то событие, которое ей хотелось бы отмечать. Однако Мичие настаивала. Надо признать, иногда она бывает очень убедительна.       Королева пальцем заправила выбившуюся прядь за ухо. «Потерпи пару свечей, и все закончится» — успокаивала себя жрица. С того самого момента, как она узнала про бал, в ее груди зародилось чувство тревоги. Что-то должно случиться. В этом Аякчан ни капли не сомневалась. Как будто что-то шептало ей об этом на ухо. И голос был таким спокойным и уверенным, что не поверить было очень сложно.       Жрица вздрогнула, когда услышала стук в дверь, прорезавший собой умиротворенную тишину в ее покоях.       — Входи. — Властным, но слегка напуганным тоном (постучали очень неожиданно) велела она.       Дверь робко приоткрылась и в проем выглянуло слегка растерянное и глуповатое лицо, обрамленное черными патлами.       — Донгар? — Аякчан невольно приложила руку к сердцу и тяжело выдохнула. — Ты меня напугал. Зачем пришел?       — Прости. — поспешно извинился шаман. — Я хотел сказать, что у меня нехорошее предчувствие.       — Что?! — Жрица опешила и выжидательно уставилась на парня.       — Мне сон приснился. — Неуверенно выпалил Донгар. — Очень нехороший сон, однако. Беда случится.       — Я чувствовала. — Аякчан ударила кулаком по стене позади себя. В ней осталась опаленная ямка, из которой вниз медленно стекала вода.       — Ваша Снежность. — Проем между дверью и стеной стал шире. В покои вошел тот самый стражник, который привел Аякчан в первые же минуты ее прибывания во дворце к предыдущей Королеве. Выглядел он гораздо старше своих двадцати Дней: спина слегка сутулилась, черная челка падала на глаза, закрывая его покорный взгляд, а у уголков губ проступали глубокие морщины, когда он говорил.       — Говори. — Гордо вздернув подбородок, сверху вниз посмотрела на него Аякчан.       — Там пожар. В восточной башне. — Слегка сжав плечи, отстраненно произнес стражник.       — Не вижу проблемы. Пошлите туда жриц. — Негодовала Королева.       — Рыжим огнем все пылает.       Аякчан и Донгар переглянулись, поняв друг друга с одного лишь в взгляда. Девушка метнулась к выходу, схватив опешившего шамана за руку и понеслась восточному крылу дворца. Туда, где находились мастерская Хакмара и его покои.