Receiving love

      - С восемнадцатилетием, родная, — я украдкой обвожу взглядом комнату и наклоняюсь к девушке, чтобы проверить, не смотрит ли кто-то на нас, и, замечая некое равнодушие со стороны наших гостей, нежно целую ее за ухом, обвивая свои руки вокруг ее талии, мысленно подмечая, что Кристина заставила ее надеть платье.       - Я уже думала, что ты не придешь, — мурчит она себе под нос, прекрасно понимая, что я ее слышу. — Вечно задерживаешься в своих командировках.       - Но я приехал, — тихий смешок вырывается из моей груди. Вряд ли человек, который сейчас взглянет на нас, не поймет, что между нами что-то происходит, но я слишком долго ее не видел. Раньше скрываться было легко — когда кто-то есть в доме, я вел себя, как примерный опекун — кормил, одевал и не разрешал долго гулять, но мы часто были дома одни, когда нам никто не мог помешать. Нет, я ни разу к ней не прикоснулся. Сколько раз хотел, надеялся и мечтал, но мои руки четко держались на ее животе, не поднимаясь ни выше, ни ниже. Соблюдая границы приличия.       - Я вижу, — смеется Беатрис и лукаво улыбается. — Но ты пропустил половину праздника, который устроила Кристина. Здесь много людей, — хмурится девушка, и я, не выдержав, разглаживаю ее маленькую морщинку между бровей. — Но знаю всех. Вот Фрэнк, — кивает она на рыжего парня, у окна, — Джорж, — темноволосый стоит возле стола с напитками, — Лили, — эффектная блондинка мило разговаривает со своей подругой, — и Мэри. А с ними я была детдоме, — она кивает на группку ребят, что стоят рядом и хмуро смотрят на остальных гостей. По ним сразу видно, что доверять людям — не их фишка. Именно этому и учит детдом, ведь обычно туда их отправляют сами родные, отказываясь от собственного ребенка. Своей кровинушки. — Понятия не имею, откуда Кристина узнала, что я ходила в садик с Моникой.       - Это же Крис, Трис, — я смеюсь, наблюдая за тем, как меняется ее выражение лиц: она снова тепло улыбается — она все знает.       - И то правда.        Немного колеблюсь, доставая из кармана бархатную коробочку, что еле-еле помещается у меня в кармане. Одним движением открываю ее и поднимаю с ее живота и вторую руку, аккуратно одевая подвеску на тонкую шею.       — С днем рождения, дорогая.       - Спасибо, — она вертится в моих объятиях и крепко обхватывает меня за шею, целуя в щеку. — Я люблю тебя, — шепчет она мне на ухо и перемещается к губам, желая поцеловать, но свет, который кто-то выключает, заставляет ее обернуться и взглянуть на причину внезапной темноты. Из кухни на подносе, что держит Кристина, медленно выплывает праздничный торт. Мне не надо считать, чтобы понять, что по кругу стоят восемнадцать свечек. Подруга Трис улыбается и держит наш десерт перед носом у блондинки, пока она не пытается все-таки задуть свечи, но темнокожая отшатывается назад.       - Ты ничего не забыла? — Трис смеется и морщит нос, пытаясь придумать достойное желание на свое восемнадцатилетие. Одно движение, и в комнате воцаряется сплошная темнота. Но не тишина. Все присутствующие взрываются аплодисментами и пытаются перекричать друг друга, лишь бы именинница услышала их пожелания. Я хочу нахмуриться, ибо замечаю пьяный блеск у кое-кого в глазах, но Трис останавливает меня своей счастливой улыбкой. Если ей хорошо, то и мне не на что жаловаться. Кто-то включает музыку и слабое освещение, в результате чего моя квартира погружается в приятный полумрак. А я? А что я? Я лично дал разрешение Крис делать что угодно, лишь бы моя крошка улыбнулась. Как по мне, то темноволосая прекрасно справилась со своей задачей. Просто восхитительно. Она смогла устроить праздник для тела и души и частично каторгу для печени, но кого это интересует? Сейчас можно оторваться, выпить и потанцевать.       - Спасибо, — шепчет блондинка, обнимая меня за шею.       - За что? Я ничего не делал, — улыбаюсь я, придерживая ее за талию.       - Ну, Крис не просто взяла ключ и устроила это, — она закатывает свои голубые глаза и цепляется за мою руку. — Она попросила разрешения. И ты согласился. И за это я тебя благодарю. — Большинство переместились на кухню, где уже разрезали торт, а из колонок зазвучала тихая музыка. — Не хочешь попробовать мой праздничный десерт? Я могу сотню поставить, что это "Наполеон", который они сами приготовили.       - Что здесь ставить, если ты его уже видела? — смеюсь я, прижимая девушку к себе. Возле нас танцуют еще две парочки, но они нас не слышат. У них такая же атмосфера, что и у нас, но если мы скрываемся, ибо все считают, что это неправильно, то они могут спокойно наслаждаться моментом, без особой опаски. Я вывожу Трис на середину, чтобы потанцевать, и девушка, не долго думая, кладет свою голову мне на плечо, тихо вздыхая и улыбаясь.       - Я счастлива, — тихо шепчет она спустя несколько спокойных минут, приподнимаясь на носочках и целуя за ухом, в щеку и в подбородок, пытаясь раздразнить меня, но я остаюсь непоколебим. Когда девушка видит, что даже касание ее губ до уголочка моих не производит на меня никакого впечатления, она пускает в ход тяжелую артиллерию, щекоча своим дыханием мое ухо и смещаясь, чтобы заглянуть в мои глаза. В этот момент я не выдерживаю и сам забираю у нее свой законный поцелуй.       - Ты пила? — хмурюсь я, почувствовав на языке вкус алкоголя.       - Совсем немного, — Трис пожимает плечами и улыбается уголком рта. — Я уже не маленький ребенок, Тобиас. Мне восемнадцать, и я имею право выпить немного в свой день рождения. И нет, я не пьяная. Я закусила. Меня не тошнит, не шатает, и, если ты, конечно, хочешь, то я могу рассказать тебе скороговорку. Карл у Клары украл кораллы…       - Стоп. Хватит, — я всматриваюсь в ее пепельно-голубые глаза и немного отхожу назад. — Пошли есть торт.       - Ты сейчас серьезно? Вот ты на полном серьезе это говоришь? — ее голос становится громче, а выражение лица меняется на шокированное и злое. — Вот так, значит, да? Я уже не маленькая девочка, Четыре, тебе нечего так меня опекать. Не стоит ходить за мной, как нянечка. Я взрослая. Мне восемнадцать, — тон Беатрис опускается до грозного шипения, и она показывает верхний ряд белых зубов. Эта привычка осталась у нее еще со времен, когда она ссорилась со своим братом. Я не могу ее отучить от этого, пусть и не особо пытался это сделать. Почему-то в такие моменты моя подопечная кажется мне особенно красивой и… сексуальной. Мне стоит признаться, хотя бы самому себе, что когда ее глаза лихо горят, губы подняты настолько, чтобы можно было укусить, если я к ней притронусь, а волосы небрежно взъерошены рукой, я хочу ее. И это не странно. Да, она не самая красивая в мире, но, как по мне, то найти девушку, которая будет похожа на нее хоть капельку, невозможно. Трис слишком… особенная. Вместо длинных ног и большой груди Бог дал ей силу и упорство. Иначе как бы она смогла пережить покушение на ее девственность и жизнь, смерть родителей и исчезновение брата, что приравнивается к предательству? Никак.       - Ладно, ты права. Не стоит тебя так опекать. Ты уже взрослая. Уже не моя подопечная. Ты вправе делать то, что хочешь. Я сдаюсь, — мои руки подлетают вверх, как бы указывая на то, что мне больше нечего сказать в свою защиту, а глаза пытаются уловить хоть какое-то изменение в поведении девушки. И оно происходит — она меняет позу, меняя свою оборонительную на обычную, а губы сжимаются в линию. Не долго думая, Беатрис разворачивается и быстро шагает в сторону кухни, оставляя меня один на один с непонимающими парнем и девушкой, которые стоят в углу и просто пялятся на эту весьма странную картину. Я недовольно плетусь следом, лишь бы не отвечать на навязчивые вопросы. — Прости, — догоняю уже возле стола, где она берет свой кусочек торта.       - Неужели ты попросил извинения? — бурчит девушка, заправляя прядь, выпавшую из длинной косы. — Прямо не верится в это.       - Четыре, будешь торт? — спрашивает Крис, протягивая мне лакомство, но оказывается благополучно проигнорирована.       - Ну, так поверь, — я прикусываю язык, лишь бы не съязвить, ибо из-за этого мы только сильнее поссоримся.       - Знаешь… — звонок в дверь заставляет ее замолчать и обернуться в сторону прихожей, зашагав прочь, чтобы открыть дверь. Девушка оставляет кусочек десерта на столе, а я беру его с собой, покорно шагая следом, чтобы взглянуть, кому это заблагорассудилось прийти к нам на праздник в восемь часов вечера. Соседей у меня нет — подо мной пустой этаж и только еще одна квартира, и то же самое с соседями сверху, а на площадке я живу один — такая прелесть этой квартиры — я никому не могу помешать, и мне на нервы никто не действует.       - Привет, Беа, — тихий голос, который заставляет блондинку широко раскрыть рот от удивления, кажется, принадлежит привидению, а не живому человеку. Но частично так и есть. Он стал просто призраком из ее прошлого. Для нее, для меня и для всех, кто его раньше знал.       - Калеб? — голос девушки срывается уже на первом и последнем слове, и она пятится назад, хватая меня за руку и крепко сжимая мою ладонь своими пальцами.       - С днем рождения, сестренка, — бурчит парень, топчась на одном месте. Эти слова заставляют Трис побелеть, но она делает шаг вперед. Я не знаю, что заставляет ее передумать, но блондинка резко отмахивается и меняет свое направление, отпуская меня и пытаясь уйти. Ее останавливает брат, грубо схватив за руку, отчего та вскрикивает и грозно шипит. Я не понимаю, в какой момент я решаю это сделать, но, недолго думая, мой кулак встречается с его носом, заставляя его пальцы вокруг запястья Беатрис расцепиться и дать ей убежать в комнату.       - Никогда, слышишь, никогда больше не смей к ней прикасаться! — из-за моего крика парень опускает плечи и отшатывается назад, даже больше, чем из-за удара, но это не мешает еще раз его толкнуть, пока он не падает на пол, за границей моего жилья. Несколько секунд, перед тем как избавить себя от труда еще что-то говорить, я задерживаю на нем свой взгляд. Они с моей возлюбленной похожи разве что пепельно-голубыми глазами, что достались им от матери, и прямым носом от отца. Во всем остальном они полностью разные, ибо в целом внешность досталась им от родителя их пола. Но вот характер у Калеба чисто свой, ведь отец у них был хорошим человеком. И все. Я грубо хлопаю дверью, забывая об этом подонке, меняя поток своих мыслей.       Я не реагирую на людей, которые столпились возле меня, и пробиваюсь через них, шагая к комнате обиженной девушки. Дверь закрыта на защелку — вывод, к которому я прихожу, совершенно не удивляет, ведь этого стоило ожидать.        — Трис, — зову свою подопечную я, — Беатрис, прошу, открой. Это я, Тобиас, - тихо стучусь, но никакой реакции не следует, и я повторяю попытку поговорить с ней через дверь. - Беа, умоляю тебя... — Девушка не дает мне закончить, и вход в ее часть квартиры оказывается открытым для меня, чем я и пользуюсь, заходя внутрь, не забыв снова его закрыть на ключ. — Ты хочешь поговорить? — Она отрицательно машет головой. — Тогда мы не будем говорить, - я, не зная, что делать дальше, просто смотрю, как из ее глаз скатываются несколько слезинок, и отставляю кусок торта на тарелке, который зачем-то таскаю с собой. — Чего ты хочешь? — делаю несколько несмелых шагов к имениннице и застываю, ожидая ответа. И он следует.       Набравшись уверенности, она идет навстречу ко мне, притягивая к себе за воротник рубашки, и впивается в мои губы требовательным поцелуем, заставляя почувствовать себя совершенно обескураженным.       - Тебя, Тобиас, — ее голос дрожит, но это только заводит меня. Сколько я терпел? Два года. Два года я не давал ей зайти дальше, чем поцелуи. Не позволял себе даже мысли о совращении девушки, а потом мог по сорок минут стоять под холодными струями воды в душе. Но ей восемнадцать. И она сама начала эту игру. Так почему бы мне ее наконец-то не закончить?       Я накрываю ее губы своими, таким образом первым переступая через границу более-менее приличных отношений. Сначала глаза девушки немного расширяются от неожиданности, но затем в хмельной головке, похоже, начинает мигать лампочка, что нужно действовать, желательно с тем же напором. Одной рукой я хватаюсь за ее тонкую талию и прижимаю ее еще ближе, буквально вжимая в себя. Девушка, кажется, уже и не заметила, как оказалась на деревянной столешнице, которая была слишком близко к нам, но, сев поудобнее, она спускает ноги со стола, обнимая ими меня за талию, тем самым не давая ни единого шанса уйти из комнаты до утра. Как будто по мне не видно, что я сам этого не хочу. Я не смогу так просто все это оставить, как делал раньше. Уже не смогу.       С глухим рыком, вырвавшимся из моего горла, я придвигаюсь ближе, понимая, что она снова от меня отлынула, ни на секунду не прерывая неистового поцелуя. У меня зарождается чувство, будто мы пытаемся искромсать губы друг друга до крови, не собираясь уступать никому. Грудь девушки упирается мне в живот, и я тихо вздыхаю, останавливаясь, чтобы взглянуть в ее глаза. Страх, шок и радость. Смешанные чувства блондинки все-таки заставляют меня нахмуриться и попытаться задуматься, правильно ли я поступаю, но она не дает мне это сделать, снова целуя меня, но уже не в том бешеном темпе, а в своей особой манере, которая вынуждает меня забыть все на свете. Все обиды, ссоры, крики. О том, что за стеной сейчас целая куча людей, которые ждут нашего появления. О том, что я только что побил ее брата. Есть только я и она. Нет Кристины, что стучит по двери и просит, чтобы ее впустили. Она догадается. Она поймет. И она скоро уйдет, оставив нас наедине. Темноволосая всегда понимала и, даже когда узнала о наших отношениях, заметив, как я украдкой целую Трис, ничего не сказала, лишь попросив, чтобы я ее не использовал, не бил и не разбивал ей сердце. А на протяжении недели, что она у нас жила после выпуска из детдома, разве что позволяла себе пошлые шутки. Очередное рычание вырывается из меня, и я уверенно прижимаю девушку к столешнице, придавив её своим телом. Моя рука беспардонно разгуливает по оголённому животу Трис, приподнимая короткое платье, пока она тихо стонет сквозь поцелуй. Ноги Трис крепко сжимают мою талию, боясь, что она не сможет меня удержать в следующий раз, а руки шаловливо касаются плеч, тонкими пальцами цепляясь в них изо всех сил.       - Мне продолжать? — пытливо спрашиваю я, прерывая поцелуй, смотря ей прямо в глаза, в которых плещется неприкрытое желание.       - А зачем останавливаться? — Беатрис дерзко ухмыляется.       Скривив губы в усмешке, я дотрагиваюсь языком до шеи девушки. Мои ладони путешествуют по каждому миллиметру её нежной кожи, пока она задыхается от удовольствия. Я перехожу на ключицу и бережно целую три черных птицы, что-то бурча просто ей в плечо. Стыдливые стоны вырываются из горла блондинки, которая извивается подо мной. Ее руки поднимаются и опускаются в такт моим действиям и в какой-то момент цепляются за пуговицы на моей рубашке, торопливо пытаются их расстегнуть, пока я не помогаю ей это сделать. Взгляд Трис упирается в чёрное тату, которое украшает всю мою спину и заканчивается на шее и плечах. Дотронувшись до него пальчиком, она как будто еще один лишний раз убеждается, что это сейчас действительно происходит с ней по-настоящему.       Уверенным движением я расстегиваю платье Трис, наблюдая за тем, как обе бретельки съезжают с худых плеч, и только тогда аккуратно стягиваю их полностью, обнажая грудь, все еще закрытую от меня лифчиком, и скидывая уже совершенно ненужную нам вещь с блондинки. Моя горячая по сравнению с ней ладонь тут же касается оголённой части ноги, продвигаясь всё выше и выше, прямо к упругой ягодице. Тихо сглотнув и улыбнувшись, девушка отвлекается от своих мыслей и останавливает стоны наслаждения, тоже вступая в эту игру «Кто кого быстрее разденет», и несмотря на то, что она уже только в нижнем белье, а я все еще в штанах, на каждом из нас по два элемента одежды, что делает ее более честной. Она немного неуверенно дотрагивается до ширинки моих штанов. Уже потянув за неё, она понимает, что я чересчур возбуждён, и осознание того, что сейчас действительно произойдет что-то немыслимое, кажется, немного пугает и озадачивает девушку, или же у меня слишком сильно разыгралось воображение. Не теряя ни минуты, я все-таки помогаю блондинке, и ловкими движениями она снимает с меня нижнюю часть гардероба.       Оставшись в одних трусах, я не даю Беатрис опомниться, и моя рука проворно пробирается под несговорчивую застежку бюстгальтера и, немного повозившись с ней, убирает и эту преграду, отчего совсем незначительный кусочек ткани опускается рядом на стол. Снова откинувшись на спину, Беатрис практически отключается от реальности, зарываясь пальцами в мои короткие темные волосы, и снова тихо стонет от удовольствия. Правая рука тянется вверх, сжимая упругую красивую грудь, пальцами дотрагиваясь до возбуждённого соска. Ее тихие стоны вскоре наполняют всю комнату, не давая мне услышать, что происходит за ее границей. Возможно, я бы мог это сделать, если бы захотел. Но я не хочу.         Я, не в силах больше тянуть, опускаю свою руку к тонким трусикам, промокшим насквозь, и аккуратно снимаю последнюю вещь на девушке. Несколько секунд она не двигается, только тяжело дышит, цепляясь за мои плечи как за спасательный круг, но набирается смелости и касается резинки моих боксеров длинными белыми пальцами, неловко пытаясь их стянуть, в чем я даже не помогаю ей, вынуждая придвинуться ближе. Девушка краснеет при виде моего возбужденного органа и немного сжимается, прикрыв глаза, наблюдая за моим лицом разве что из-под полуопущенных ресниц. Трис напрягается, когда я снова к ней прикасаюсь. Будет больно. Она точно это знает. Но Беатрис сама на это пошла и теперь, кажется, не может отступить. Подняв голову, девушка смотрит мне прямо в глаза, пытаясь собрать всю уверенность в кулак, из-за чего мне становится не по себе. Она такая маленькая, беззащитная, светлая и красивая. Как я могу совратить это чудо? Никак. Девушка слишком чиста. И мне не под силу сделать то, что она хочет. Тихий тон неудовлетворения заставляет меня поверить в себя. Если не я, то это сделает кто-то другой. А я свою крошку никому не отдам. Я снова нависаю над ее лицом, впиваясь в ее губы жадным поцелуем, пытаясь передать ей капельку своей уверенности.       - Ты готова?       - Только для тебя.       Мне не надо больше повторять — слишком долго я ждал, терпел и отказывался. Теперь можно и согласиться. Несколько секунд я просто целую ее шею, где на утро появятся алые засосы, а после резко вхожу, чувствуя, как рвется девственная пленка под моим напором. Тихий вскрик, и я ощущаю, как несколько капель соленых слез падают на мое плечо. Я никогда не умел утешать. Обниму, похлопаю по спине и скажу, что все будет хорошо. Но сейчас другая ситуация. Боль причинил именно я.       - Прости, — мое сердце сжимается от чувства вины перед моей девочкой. — Прости, Трис, — протянув свою руку, я смахиваю большим пальцем горячие капли с её лица, нежно проведя по нему ладонью, успокаивая. — Я не хотел делать тебе больно. В первый раз всегда так, — перемещаю руки ей на талию и немного сжимаю ее. — Я люблю тебя. Люблю.       - И я тебя, Тобиас, — тыльной стороной ладони она вытирает влагу на лице и медленно кивает мне, давая знак, что можно двигаться дальше, но я не спешу набирать темп, перемещаясь по чуть-чуть. Со временем мои движения в ней становятся более плавными, аккуратными. Я еле сдерживаю свой рык, чтобы не огласить им всю комнату. Трис все также лежит на столе, всё ещё обхватив ногами мои бёдра, близко прижимая к себе. Тихие стоны снова наполняют все помещение. Ей хорошо. А значит, мне не на что жаловаться. Но я хочу. Надо сдерживаться, чтобы не сорваться и не начать двигаться резче, сильнее, глубже. Нужно контролировать себя. Но как, если эта девушка сводит меня с ума?       Я немного отстраняюсь и приподнимаю любимую, понимая, что так будет удобней. Приняв сидячее положение, Трис свешивает ноги и придвигается ближе к краю. Ее руки обхватывают мою шею, а губы путешествуют по щекам и опускаются до плеч. Наше дыхание сбивается, становится прерывистым. Девушка снова поднимает лицо к моему и мурлычет от удовольствия, продолжая шептать на ухо мое имя, словно в бреду. Я же только сильнее обнимаю её крепкими руками за осиную талию, опуская ладони на аппетитные ягодицы.       Когда очередной пламенный стон доносится до меня, я просто теряю над собой контроль. Резкими толчками я растворяюсь в девушке, вызывая новую череду томных звуков. Сначала она не реагирует, но вскоре начинает помогать мне. Ее вращения бедрами несмелые, но постепенно ее действия набирают темп и заставляют меня разжать пальцы на ее талии, чтобы провести ими до ее плеча и опять вниз, до ягодиц. Сделав последнее движение, я тихо рычу, ощущая, как волна удовольствия пронзает мое тело, и расслабленно опускаю голову на плечо блондинки, которая нежно начинает перебирать мои волосы. Я отстраняюсь настолько, что могу видеть ее всю, замечая, что она краснеет, и отхожу еще на один шаг.       - Больно? — тихо спрашиваю я, аккуратно целуя ее ключицу.       - Уже нет, — девушка поднимает мое лицо, впиваясь в губы резко, но достаточно-таки нежным поцелуем.       Что-то во мне снова переклинивает, и я отвечаю, но сильнее. Стол под нами подозрительно скрипит, поэтому я подхватываю вновь возбужденную девушку за ягодицы и практически впечатываю ее в ближайшую стену. Ее ноги обхватывают мои бедра, а из груди вырывается тихий вздох. На этот раз я не беспокоюсь, что причиню ей боль и, подбодренный стонами удовольствия, двигаюсь резко, быстро и грубо. Пока в какой-то момент все не исчезает. Мир вокруг становится темным и неинтересным, каким-то примитивным и странным, а она остается в нем самой прекрасной и яркой деталью. Моя. Самая красивая. Добрая. Милая. Желанная. Страстная. Сексуальная. Только моя. Я снова рычу, дотрагиваясь губами до ее тонкой шеи, прекрасно понимая, что на утро там будут отметины, слушая ее крик.       Тело девушки обмякает, расслабляется, и я с трудом успеваю ее поймать, сам оказываясь полностью вымотанным. Несколько секунд мы не двигаемся, но я понимаю, что долго так простоять не смогу, поэтому аккуратно поднимаю свою девочку выше, прижимая к себе крепче и просовывая одну руку под ее колени, чтобы было удобней. Она не протестует, лишь спокойно обнимает меня за шею, помогая себя удержать. Я придерживаю ее одной рукой (за два года, что она у меня живет, я хорошо научился это делать), пока второй снимаю с кровати покрывало и аккуратно откидываю в сторону одеяло, чтобы потом было легче закутаться. Мне не составляет никакого труда уложить блондинку и лечь рядом, укрывшись одеялом полностью, оставив на подушке только наши головы. Мое сердце успокаивается и снова входит в свой ритм, когда понимает, что тело находится в привычной для него обстановке. Я не раз и не два засыпал с Трис в одной постели: бывало, что приходила она или же просто просила остаться, но временами и я хотел побыть в ее компании ночью. Постепенно мы уже перестали засыпать порознь, и только Крис, что переселилась к нам после выпуска из детдома, заставила нарушить эту «традицию».       - Я люблю тебя, Тобиас, — девушка поворачивается ко мне лицом и аккуратно проводит пальцами по моей щеке. — Люблю так, как никого и никогда не любила. Ты смог снова заставить почувствовать себя счастливой. Спасибо тебе за это.       - Я делаю это исключительно для себя, — оставляю короткий поцелуй на ее губах. — Мне нравится, как ты улыбаешься.       - И все равно спасибо. Ты смог осуществить мое желание, — она ухмыляется, сонно моргая, пытаясь не заснуть.       - И что же ты пожелала?       - Чтобы ты стал относиться ко мне как к взрослой, — Трис усмехается и придвигается ближе, касаясь моих губ своими.       - Спи, — я сгребаю ее в свои объятия, игнорируя тяжелый вздох, просто наслаждаясь ее близостью. — Будь со мной, ладно? Прошу, не уходи от меня, — шепчу я, целуя ее в светлую макушку. — И я заменю тебе всех, кого ты потеряла.       - Не уйду, — ее голос практически невозможно услышать из-за того, что мы оба практически попали в царство Морфея. - Тогда нам остается только надеяться, что звукоизоляция достаточно хорошая, чтобы наши гости не услышали наши стоны, — смеется она. — Я люблю тебя, Тобиас Итон, — это последнее, что я слышу, перед тем как уснуть окончательно.