Only The Good Die Young - 2: Love Is All

- Что это ты пишешь? – спросил Скролан, зевая и ероша волосы. - Ничего. Не суй свои длинный нос, куда не просят, - огрызнулся Даниэль, переворачивая листы домашней работы, над которой он корпел третий день. Но Скролан уже успел рассмотреть. - Рассуждения о Средневековье? Мило. Ох уж эта вечная ностальгия по прекрасному прошлому и рыцарским временам! Идеализация Средневековья! Ты, верно, думаешь, что тогда была не жизнь, а сплошной роман фэнтази? - Пошел бы ты уже ко всем своим чертям, - ответил Даниэль грубовато даже для него. Даже его Скролан начал уже раздражать. - И пошел бы, да не пускают, - буркнул тот. – Спасибо хоть разрешили немного не спать. - И что в Аду такого хорошего, - спросила Анастасия, - что ты туда так рвешься? - То же, что и для вас здесь, - огрызнулся Скролан. – Возможность проявлять свою власть над кем-то, как вы надо мной сейчас. - Если мы тебя не боимся, это не значит, что мы проявляем какую-то власть, - возразила Анастасия. - Если не боитесь, значит, заставляете себя бояться. По-другому не бывает. - Чем глупее сентенция, тем с более глубокомысленым видом ты ее изрекаешь, - хмыкнул Даниэль. - К тому же ангелы просто не в состоянии бояться демонов, - добавила Анастасия. – Или они уже не ангелы. - А если бы ты встретилась с демоном при жизни? – спросил Скролан. - Ведь это возможно. И от демонов не спасают ни молитвы, ни иконы. Только языческое железо. - Правильно. Спасает вера. Тот, кто верит в железо больше, чем в Бога, сам скоро станет демоном... Так к чему всякой нечисти его трогать? Одного из своих. - Ха-ха, - добавил Даниэль. Скролан злобно прищурился. - Ты только представь... Что ты ночью выглянешь в окно. И из темноты на тебя глянут два черных бездонных глаза на страшном искаженном лице... Представь огромный рот, зловещую улыбку, полную острых, как бритва зубов... Что бы ты сделала? - Совсем честно? – спросила Анастасия. - По возможности да. - Если совсем честно – я завизжала бы так, что стекло разбилось. И бедненького демона поранило бы осколками. Даниэль уже по-настоящему рассмеялся. - Если это самое страшное, на что способны демоны на Земле... Пугать через окно маленьких девочек... - У нас есть дела и поважнее, - не замедлил откликнуться Скролан. – А это просто развлечение. И мы не пугаем, мы… наблюдаем. Если ты понимаешь, о чем я. - Подсматриваете, что ли? Тоже мне, чудо оригинальности. А почему именно за девочками? Насколько я понял, ты и мальчикам симпатизируешь... - Симпатичным! К тебе это не относится! Даниэль хотел что-то сказать, но закашлялся и махнул рукой. - Все равно, - настаивал Скролан. – Что бы вы ни говорили сейчас в Свете и Покое... Люди боятся демонов. Боятся темноты. Страх темноты – это страх демонов и есть. Страшно входить в темную комнату, идти ночью по коридору, спускать ноги с кровати, открывать дверь в темноту... Идти ночью через лес и оглядываться. Ведь и ты боишься? – он посмотрел на Марию. Мария на секунду оторвалась от размешивания супа, немного подумала и кивнула. - Да, боюсь. Но все равно иду. - Тебе этого ПРОСТО не понять, - добавил Даниэль. – Как это: не бояться ничего, потому что есть вера во что-то. - Все это сказки, - отмахнулся Скролан. – Вера во что-то... Более сильное, чем Тьма. Все равно, что ваши ностальгические вздохи о Средневековье и прекрасных рыцарях на белых конях. Цветущих кустах, прорастающих сквозь каменные склепы, чтобы сплестись ветвями... Чудеса и знамения. Не было этого. Ничего не было. Была только кровь, и грязь, и блохи, и невежество, и горы гниющих трупов на полях сражений. Человеческая жизнь тогда ценилась меньше, чем жизнь собаки. Люди не умеют ценить ничего из того, что Бог дает им, не умеют быть благодарными. В мое время люди живут идеальной жизнью, ценят ли они это? Нет, мечтают о... Дурацких сказках! Оглядываются назад! Цени то, что ты жив, и иди вперед! Не ищи того, что оставил позади, того, что ушло! Не пытайся переделать свою судьбу! Разве это не мудро? То, что вы пытаетесь что-то от меня узнать, ворошите прошлое, это так же глупо, как и вообще любые воспоминания о том, что было! Любая память! - ПОМНИТЬ и оглядываться назад не одно и тоже. Оглядываться назад и стоять на месте так же, - возразила Мария побледнев. - Не обращай внимания, - шепнул ей Даниэль. - Ему просто прискрестись больше не к чему, кроме как к моему сочинению. Но Мария уж не могла успокоиться. – Что же до прекрасных сказок о Средневековье... Ты говоришь о том, что в средневековье жизнь человеческая не ценилась так, как будто бы она ценится в твое время! В Средние Века убивали еретиков... или тех, кто оказывал сопротивление завоевателям. На полях сражений гибли тысячи людей... Да конечно, это ужасно и дико... Но тогда не было другой жизни... Люди воевали, чтобы жить. А в твое время... Время просвещения, гуманизма, терпимости и высоких технологий?.. 1994-й год – ты ведь еще был жив тогда? Совсем недавно. Руанда... Там за два месяца гражданской войны убили около миллиона – миллиона! – мирных жителей... Ни за что... За то, что формально они относились к другому племени... Формально, ибо исторически эти племена давно перемешались... В Средневековье люди рубили друг друга мечами за религиозные убеждения и непокорность, но, по крайней мере, это было быстро... В ваш гуманный век там, в Руанде, всех, даже грудных детей убивали мачете – ножами-тесаками. И не вдруг, сначала отрубали пальцы, потом стопы и кисти рук, потом ноги и руки и потом только голову... Потому что патронов было мало и они дорого стоили. Те, кто хотели, чтобы их застрелили, должны были платить. А те, у кого денег не было... Многие шли к миротворцам и силам ООН и просили – нет, не о спасении – о том, чтобы их застрелили... или хотя бы детей – чтоб не мучились. В Средневековье людей жгли на кострах... А в Руанде людей сгоняли к траншеям, заполненным горящими шинами, и сталкивали туда бульдозерами... В Средневековье люди были жестоки... Но искренни. Они делали то, во что верили. Они даже убивали во имя этого... И умирали во имя этого. В ваше время люди столько говорят о гуманизме, милосердии, правах человека... А в Руанде сотни, тысячи людей искали спасения в школах и церквях, там, где были европейцы и миротворцы... Они надеялись, что мировое сообщество, ваше хваленое ООН их защитит... Но эта страна... Она не была нужна никому. Ни полезных ископаемых, ни важного стратегического положения. И ООН вывело оттуда свои войска, миротворцы ушли, всех европейцев эвакуировали... Миротворцам не позволяли применять оружие против бунтовщиков, и они стреляли по тем, кто в отчаянии кидался под машины, видя, что те, в кого они верили, их оставляют... А когда все европейцы уехали... В школы и церкви, где прятались беженцы, пришли каратели и убивали всех... В Средневековье священнослужители посылали людей на смерть, веруя, что спасают их души... Они творили зло, но они хотели добра... В Руанде монахи сами помогали карателям сжигать людей сотнями в хозяйственных пристройках – прямо в монастырях, где те искали спасения. Тела четвертованных детей валялись у статуй Христа, распростершего объятия. В Средневековье люди жили изолированно, у них не было связи друг с другом, новости доходили лишь слухами... Люди жили легендами, не зная правды. Они боролись за выживание – ведь большинство жило в страшной нужде. В ваше время люди сытые и благополучные смотрели по телевизору и слушали по радио все то, что происходило прямо сейчас... Видели улицы, устланные трупами, реки и озера, потемневшие от крови... Но забывали об этом сразу же или просто переключали на другую программу. Единственное, что сделала ООН после этой войны – запретила публично произносить слово геноцид, говоря о ней... только «отдельные акты геноцида, имевшие место». Ведь если бы это был геноцид – они обязаны были вмешаться. А «отдельные акты геноцида» - это не их компетенция. Значит, никто не виноват. Восемьсот тысяч человек – как минимум – всего лишь «отдельные акты геноцида»... И это только один пример. Одна страна. А сколько их было... только за последние двадцать-тридцать лет?.. Да, мы не жили в Средневековье и мы не знаем... Как там было. Но ты жил в 94-м. Что ты помнишь о том, что происходило тогда... Что ты об этом хотя бы ЗНАЕШЬ? Скролан угрюмо молчал. Даниэль и Лесли, не ожидавшие от Марии столь бурной реакции тоже подавленно молчали. Анастасия подумала, что это был самый длинный монолог, который ее сестра произнесла за всю жизнь – земную и небесную. - Нет, я не идеализирую Средневековье, - добавила Мария, внезапно успокоившись. - Средневековье не нуждается в том, чтобы его идеализировать. По сравнению с вашим «гуманным» временем, Средневековье – просто идеал искренности, великодушия и высоты духа... - И ты продолжаешь верить в милосердие своего Бога и Церковь после того, что рассказала сейчас мне? – спросил Скролан, по-прежнему не глядя на нее Мария грустно усмехнулась. - Ах, так это единственное, что тебя заинтересовало... Глупо было надеяться, что ты поймешь. В той же стране были люди, которые спасали сотни и даже тысячи жизней – своих знакомых, да и просто посторонних, иногда ценою своей собственной. И из белых не все эвакуировались. Некоторые священники и учителя оставались – тоже ценою жизни... - Что это им дало? - Это дало нам – понимание того, что добро и вера неуничтожимы. Мария развернулась обратно к плите, давая понять, что дальше дискутировать не намерена. - Сырный суп сегодня не получится без комков, - вздохнула она. - Да уж, твое волнение ему явно передалось, - Анастасия продолжала недоуменно смотреть на старшую сестру. – Маш, а чего это ты так расходилась? Мария неопределенно дернула плечом. - Так… Слишком много всего. Скролан, по-видимому, несколько пришел в себя после отпора, данного ему княжной, и снова повернулся к Даниэлю. - Даже если опустить все остальное... Разве убийство более чем трех тысяч безоружных пленных при Азенкуре - не зверство? Разве таким, кто отдает подобные приказы не место в Аду? - Так вот ты о чем, - хмыкнул Даниэль. – Сразу следовало догадаться. - Да не было там трех тысяч... – досадливо поморщилась Мария, сцеживая суп. - По книге это было из-за того, что французские дезертиры напали на обоз англичан в тылу, - краснея, возразила Анастасия. – И перебили подростков-оруженосцев. - Да, напали. Не знаю, кого там перебили, но разграбили обоз и расхитили королевское имущество, включая корону. Не это ли его так разозлило? А проще говоря, причина была в том, что он боялся, как бы эти пленные в тылу сами не взялись за оружие. Вот и приказал... Перестрелять и перерубить всех. А многих просто сожгли заживо в хижинах, где держали... Вот так было по истории, не по книге... - Книгу я не читал, - не замедлил поделиться своим мнением Даниэль. – Историю тоже никакую не учил... Я только кино смотрел. И там, по-моему, все четко обосновано... Он же сам, кажется, сказал, что война для них «суровая работа», как-то так? А когда вот, например, человек приходит с работы домой после утомительного и плодотворного рабочего дня... То понятно, что хочется кого-нибудь прикончить! Но не у каждого есть под рукой лишние пленники. Да и к тому же эти французы-рыцари по полю скачут – бесят же! Вполне нормальная человеческая реакция... - Лесли, по-твоему, это смешно? - утомленно спросила Мария. По ее лицу было заметно, что она просто считает минуты до возвращения Татьяны или Николса и вряд ли еще хоть раз подрядится оставаться за старшую при бодрствующем Скролане. - Нет... Извини... - Лесли спряталась за Даниэля. - Это я так... О своем. - Ну что? – ехидно спросила Анастасия у демона. – Нечем крыть? - Я не могу разговаривать с идиотом! – взорвался тот. – Который несет полный бред, причем прекрасно сознавая, что это бред! - Ха, - фыркнул Даниэль, - а думал, ты здесь один такой, мне слабо? - Я передумал, - сообщил Скролан. – Я не буду тебя убивать. Я заберу тебя с собой в Ад и там медленно замучаю. - Я сам раньше медленно замучаюсь, - ответил Даниэль. - От твоей предсказуемости. Хоть бы раз что-то оригинальное сказал! - Все равно – пленных убивать это подлость. - Да дались тебе эти пленные! – воскликнул Даниэль. - И не пленные вовсе, а пленники! Это сейчас военнопленные - имя прилагательное, временное, возможно, состояние человека! А тогда «пленник» - это было отдельное слово, существительное, уже, значит, не человек, а своего рода имущество! Тогда образ мыслей был такой! А в «Илиаде», между прочим, тоже! Убивают пленников во время похорон кого-то там. Ахилл, кажется. И это ничего, никого не смущает! - Ты что, читал «Илиаду»? – удивилась Анастасия. - А по мне не видно? - Да как тебе сказать. В глаза не бросается. - Как будто, кроме пленных, нечего вспомнить... – гнул свое Скролан. - Да он людей зарывал в землю живьем... - Не людей, а дезертиров! – поправил Даниэль. – Княжна, вы как супруга человека военного это одобряете? - Сложно сказать... Наверно. - А после взятия Гафлера? Шестьдесят видных горожан по его приказу шли к нему босые в одном исподнем с веревками на шее! А потом несколько часов стояли на коленях под дождем, пока его величество восседал в шелковом шатре на троне! Как ты это назовешь? - Чувство стиля, - подумав, ответил Даниэль. - Во время самой осады он, кстати, в шатре не сидел, - насупившись, добавила Лесли. – Он сутки напролет толкался у орудий. А после взятия он обязан был – обязан, ясно тебе? – по законам того времени предать город огню и мечу, но он этого не сделал! - Но горожан оттуда изгнал... - И дал каждому денег на обустройство на новом месте! Он просто хотел, чтобы этот город стал английским! - Это он сам вам рассказал? - Это я у Сьюарда прочитала! - Это его, никак, официальный биограф. - Да, и он его, между прочим, терпеть не мог! Вот вы бы с ним спелись! - Как бы там ни было, ничто не может оправдать того, что он Францию утопил в крови, - упрямо пробубнил Скролан. - Очень ему нужно перед кем-то оправдываться... Ему Бог помог, ясно? И, между прочим, он по-честному отправлял этому дофину вызов на поединок, чтобы, так сказать, решить судьбу Франции один на один. Кто ж виноват, что этот тюфяк отказался! Лесли еще никогда не вступала с демоном в столь долгие дискуссии, но теперь завелась, как и Мария. - Что, правда, отправлял вызов? – почти благоговейно прошептал Даниэль. – Ох, он еще лучше, чем я думал! - Чем лучше? – не сдавался Скролан. - Даже в том кино... Он выглядит бесчувственным бревном. Его друга у него на глазах повесили, а ему хоть бы что! - Ну, во-первых, бывшего друга, - уточнил Даниэль. – Во-вторых, не «хоть бы что». Ты просто не знаешь, что такое боль, если в тот момент в нем ее не заметил... Он, что, должен был головой о землю побиться? Или руки заломить как в сериале... мексиканском? И потом... Он король, а тот мародер. Церковь ограбил. И правильно сделали, что его повесили! Ибо не фиг! - Тьфу на вас четыре раза... Бесполезно разубеждать фанатов. - Ну и что, ну и фанаты, - дернул плечом Даниэль. – Вот и учти. Еще раз тявкнешь против нашего Гарри – получишь по физиономии. Лесли, услышав это «нашего Гарри», чуть было не кинулась Даниэлю на шею. - Руки коротки... – проворчал демон. – И насчет «Бог помог» тоже дело темное. И все эти цифры с поля боя сильно преувеличены. - Вот только не надо об этом, - поморщилась Мария. – Не начинай. Надоело. Двести лет историки в этом копаются и из кожи вон лезут, чтобы переиначить это событие. Переиграть Азенкур. Каких только исследований не проводили, как только не доказывали, что тех цифр, что у Шекспира, быть не могло. Какую угодно невероятную ересь, лишь бы не допустить простую возможность обыкновенного чуда. И все равно – как бы ни извращались, все так же получается: англичан было как минимум в шесть раз меньше, чем французов... - А если без этих современных исследований? – с живейшим интересом спросил Даниэль. – У тех, первых историков, что написано? - То же, что у Шекспира, - уклончиво ответила Мария. - То есть что – ПРАВДА?! Англичане, потеряв несколько десятков человек... завалили десять тысяч французов?! - Ммм... приблизительно, да, так и было. - О-фи-геть... Я просто не знаю, что сказать даже. Я думал, это Шекспир так для красоты придумал... - Завалили десять тысяч французов! - фыркнул Скролан. – Да их просто засыпали стрелами и утопили в грязи! Его Кровожадному Величеству даже негде было особо душеньку потешить. - Я тебя предупреждал, - заметил Даниэль, - сейчас врежу. - Да это исторический факт, спроси, вон, у капитанши! - Вообще-то да, - призналась Мария. - Это действительно было... Что-то вроде бутылочного горлышка, не знаю, как еще сказать... Узкое поле, даже скорее овраг… К тому времени как французская конница достигла английских передовых отрядов с флангов ее окружили такое количество лучников... которые выпускали до тридцати тысяч стрел в минуту... И действительно большая часть французских рыцарей в их тяжелых доспехах просто увязали в грязи и... - И их перерезали английские крестьяне, которых король предусмотрительно выпустил на поле даже без обуви в одних обмотках, - быстро дополнил Скролан. - Кстати, никогда еще до этого простолюдинам не дозволяли сражаться с рыцарством. Что ты на это скажешь? - Гений, что я скажу, - пожал плечами Даниэль. – И это. Демократичный опять же. О! Теперь вот я понимаю, зачем в кино его показали с луком... Это, м-м-м... метафора как бы. Символ того, что король одержал победу своим новаторством в области стратегии. Луком в частности. Мария с сомнением на него посмотрела. - А ты точно в школе был двоечником? Столько умных слов знаешь. - В школе был. Но я помимо школы... много общался с разными умными людьми. По-моему, это важнее. - Не могу не согласиться. - А что же французы не отстреливались? – удивилась Анастасия. – Соображения не хватило? - Они, может, и отстреливались... Только французский арбалет в то время бил максимум на девяносто шагов, а английский лук примерно на двести. Между прочим, в английских школах стрельба из лука до сих пор обязательный предмет! - Везет же людям, - вздохнул Даниэль. - Ваш король и сам там, судя по фильму, больше ножом, чем мечом или луком орудовал, - заметил Скролан. - Научился в подворотнях... демократичности. - А вот это как раз разумно, - Даниэль, наконец, почувствовал себя на твердой почве. – В те времена доспехи мечом было трудно пробить... Разве что оглушить или контузить. А вот воткнуть нож в щель между ними – гораздо эффективнее. - Точно, - просияла Лесли. - Он и Перси так убил... Очень изящно. - Тьфу на вас еще раз, - вздохнул Скролан. – Спорить с вами. Еще заразишься. То есть, если я правильно понял, есть интересы королей и интересы простых смертных? – усмехнулся он. - И интересы королей всегда стоят выше? Так? - Не совсем, - пояснил Даниэль. - Есть люди, которые смеют ставить себя на одну доску с королями и ПОНИМАЮТ их, а есть те, кому доступны лишь низкие помыслы простонародья. Кто-то смотрит сверху, а кто-то снизу. - Если бы твой дом разрушили во имя интересов чьей-то короны, ты бы рассуждал иначе, - хмыкнул Скролан. Даниэль слегка потемнел лицом. - Я бы не рассуждал, - сказал он твердо. - Я бы дрался. А те, кто рассуждают и при этом позволяют разрушать свои дома... Тех и стоит. Да и потом дом – это дом. А совесть – это совесть. От того, что дом разрушат, я не начну мыслить иначе, нет. К тому же здесь... В этом мире нет таких отговорок, если... и так далее. Здесь каждый сам решает. Быть ему королем или кем-то еще. А ты вообще… Перья-то не распушай, а то подрежем. Ты здесь на минуточку пленник, - напомнил Даниэль. - Никогда не носил перьев, - презрительно хмыкнул Скролан. – Не мой стиль. Это вы – пернатые. Гуси-лебеди. - А ты - птеродактиль. Пресмыкающееся. - Тише, дети, - машинально сказал Мария. - О чем здесь разговор? - спросил Николс, появляясь. – Тебя хочет видеть Татьяна и с ней Маттиас, - объявил он Скролану. - Зачем еще? - нахохлился тот. – Все, что нужно, я ей рассказал уже. - Маттиас хотел бы… Кое-что уточнить. Анастасия беспокойно завозилась на месте. - А он не говорил, в чем дело? – небрежно спросила она. - Видимо, тебя это не очень касается, - сказала Мария сухо. - Пойдем куда-нибудь? – предложила Лесли Даниэлю. Мария выразительно посмотрела на Николса. Тот едва заметно вздохнул. - Дани… Ты не мог бы… На несколько минут задержаться. Мне нужно с тобой поговорить. Если можно, наедине. Лесли кивнула. - Я тогда подожду тебя... может… - Я найду, - сказал Даниэль. Скролан, выходя с кухни, обернулся и язвительно заметил Марии. - А все эти ваши рассуждения о крови и страданиях современной эпохи черезвычайно милы… Особенно если учесть, что вы сами продолжаете сидеть здесь в покое и безопасности. - О чем это он? – хмурясь, спросил Николс. - А! Ты что, его не знаешь? Болтал, как обычно, - ответил Даниэль. - С каким облегчением я вздохну, когда его, наконец, здесь не станет! – сказала Мария. – Если вначале это было еще немного забавно, то теперь... Анастасия нетерпеливо ерзала на стуле, и, наконец, не выдержав, встала. - Пойду, послушаю, о чем они говорят, - скороговоркой произнесла она и попыталась проскользнуть в дверь кухни. Мария ухватила ее за руку. - Не вздумай! Ты им помешаешь - если ты, конечно, не подслушивать собралась, но эту возможность мы отметаем, как заведомо нелепую, не так ли? Анастасия закатила глаза. - Ты уже и говорить стала, как Джеймс. Ну, хорошо, не буду я подслушивать и мешать... Могу я просто посидеть там рядом и дождаться Маттиаса? У меня к нему дело. Личное. - К Маттиасу? – поразилась Мария. - А что? У меня не может быть ЛИЧНЫХ дел? - Скорее, я бы сказала, что это у него не может, - вздохнула Мария. *** - Может, сразу к делу? – спросил Даниэль, когда они с Николсом уединились на террасе. - А то, когда вы такой серьезный, я сразу начинаю нервничать. Николас спокойно кивнул, хотя ему было отнюдь не по себе. Как же это трудно, Господи, все равно, что в ледяную воду нырять! Но тянуть и в самом деле просто глупо. - Ты знаешь... ведь... Мы с Мэри хотели бы тебя усыновить... Но мне показалось... Ты не очень-то этому рад. Даниэль смотрел на него с пониманием, как будто уже давно ожидал такого разговора и при последних словах невесело усмехнулся. - Если честно... Я уже проходил через это. Усыновление... И все такое прочее. Так что опыт у меня уже есть. Не могу сказать, что неприятный, но... - Повторить ты бы не хотел? - Как сказать? – Даниэль слегка замялся. - В другой раз все может быть по-другому. - По-моему, тебя что-то смущает, но сказать ты боишься, - Николс уже понял, что его предложение энтузиазма не вызвало, и потому чувствовал себя неуютно. Даниэль потянулся, вздохнул, взъерошил волосы, побарабанил пальцами по столу, пригладил волосы, снова вздохнул и, наконец, сказал: - Просто... нельзя любить из благодарности. - Объяснись, - попросил Николс, слегка побледнев. Даниэль вытащил из кармана крошечную книжечку, обернутую в потрепанную бумагу. - Что это? - Senilia... Тургенев. Стащил у Марии... Я положу обратно. Русская классика, в общем. Тут есть очень интересные мысли. Вот, например, - он полистал книжицу. – Вот: «Все чувства могут привести к любви, к страсти, все: ненависть, сожаление, равнодушие, благоговение, дружба, страх, — даже презрение. Да, все чувства… исключая одного: благодарности. Благодарность — долг; всякий честный человек платит свои долги… но любовь — не деньги». - Ерунда какая, - сказал Николс раздраженно. - Надо же было до такой глупости додуматься: «благодарность - это долг!» Вот я бы сказал этому классику... - А ты скажи, - Даниэль хитро сверкнул глазами, - поди и скажи. - И скажу. Но я и сейчас тоже скажу. Дело не только в том, что благодарность и долг вещи прямо противоположные. Долг исходит от разума, благодарность от сердца... Ну а любовь... Кто вообще смеет судить, откуда берется любовь, и чем она может быть вызвана, а чем не может? Любовь может быть чем угодно. И возникать из чего угодно. Любовь - это все. Даниэль улыбнулся и отложил книжку. - Пусть так. Но это все равно. - Проблема конкретно в нас? – спросил Николс напрямик. – Или тебе вообще не хочется, чтобы тебя усыновляли? - Проблема во мне. И не говори, что ты этого сам не понял. - Нет, до такой откровенной лжи, я, конечно, не унижусь... - Но разве можно предлагать кому-то стать членом семьи, когда в глубине души даже не уверен, человек ли это вообще? Разве это честно? Николс смутился. - Я на самом деле... Немного беспокоился по этому поводу. Но если подумать, то, что угодно можно преодолеть... Если я хотя бы буду знать... - Что со мной НЕ ТАК? - ЧТО с тобой. Почему обязательно не так. Даниэль еще раз потянулся. - Считай, что я... вроде вымышленного друга. Для Лесли. Пока ей скучно и грустно. А когда все станет хорошо, я исчезну. Даже если Николс и был озадачен подобным заявлением, то не подал вида. А скорее всего, просто воспринял это как метафору. - Но кто ты... сам по себе? Помимо этого? - Сам по себе - так не бывает. Зачем что-то еще? Весь смысл в том, что ты кому-то нужен. Пока нужен. Каждый человек все равно стремится к кому-то. Даже самый холодный и гордый в глубине души мечтает любить кого-то, быть с кем-то. А когда необходимость в человеке исчезает, он словно... растворяется. Все равно, настоящий он или вымышленный. - Значит, ты стремишься к Лесли, я правильно понял? Но ты ж не можешь исчезнуть совсем! - Почему нет? Вымышленные друзья тоже исчезают, когда в них перестают верить или меняют на других. Да и реальные люди... когда перестают быть нам нужны? Откуда мы знаем, что они не исчезают совсем, а не только из нашей жизни? Кто проверяет? Кто вообще вспоминает о них? - Подожди... – Николс провел ладонью по лицу, собираясь с мыслями. - Ты меня совсем запутал... Да и не о том я сейчас! Дело в том, что мы с Мэри давно собирались кого-нибудь усыновить... - Ясно, - Даниэль улыбнулся неожиданно зло, – а я, значит, удачно подвернулся. Николс на секунду прикрыл глаза и глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. - Погоди, - сказал он. – Я, видимо, плохо начал. - Не надо, я понял, - сумрачно ответил Даниэль. - Спасибо, но... На роль «кого-нибудь» я не гожусь. Николс некоторое время беспомощно смотрел на него, но так и не придумал, что еще сказать. - Ты, наверно, нужен Татьяне, – заметил Даниэль. - Мне совсем необязательно присутствовать при этих допросах... - Но ты ведь им и не помешаешь, верно? – произнес Даниэль резковато. - К тому же меня ждет Лесли. Николс понял, что этот намек лучше принять к сведению. - Я совсем безнадежно все испортил, или... мы еще вернемся к этому разговору? – сказал он. - А это как в песне, знаете ли: «forse si, forse no, forse no lo so» (может, да, может, нет, может, не знаю). - Лучше уж просто forse... (возможно) *** Татьяна уже научилась говорить с демоном, глядя вроде бы прямо на него и в то же время сквозь него, не встречаясь с ним взглядом. - Не думаю, что ты будешь рад этому, - сказала она, - но ваши замыслы не увенчались успехом. Ни один из них. Я теперь знаю о них все и могу судить. Скролан ухмыльнулся. - Один, по крайней мере, увенчался. Князь мертв. Татьяна сдержала вздох, раздумывая, стоит ли отвечать ему. Что ж, пусть знает. - И даже в этом... я позволю себе усомниться, - сказала она. Скролан взглянул на нее в непритворном удивлении. - Тогда зачем все это было, если он жив? Просто игра? Бессмысленный фарс, шутка Бога над вами? Если все имеет свой смысл и цель, ради чего все это было? Ради того, чтобы еще раз испытать вашу преданность и веру на прочность, потешить свое тщеславие? Такому Богу вы служите? - Нет. Такому, который знает о нас все и все нам прощает. Который провидит много дальше, чем мы можем себе представить, который помогает нам даже там, где мы сами не знаем, что нам нужна помощь. Ты хотел спросить что-то еще? - Нет, вряд ли. - Тогда ты можешь идти, - сказала Татьяна, не глядя на Скролана. Он удивленно вздернул бровь. - В смысле? - Иди, куда хочешь. Я думаю, что мы ничего уже от тебя не узнаем. Ты выполнил свою часть соглашения. Ты свободен. Можешь идти. Скролан некоторое время смотрел на нее, размышляя, что это могло бы значить, потом перевел взгляд на Николса. Но тот тоже смотрел на Татьяну. Он-то понимал, что это значит: в одиночку Скролан до Границы не доберется, это верная смерть. Тот, кажется, тоже это понял. Губы у него скривились, но он все же сумел растянуть их в улыбку. - Что ж, ладно... Я учту... Приятно видеть, как вы держите свое слово! Он круто развернулся и вылетел из комнаты. Николс продолжал молча смотреть на Татьяну. Та стиснула виски ладонями и помотала головой. - Извини, - сказала она. – Не знаю, что на меня нашло. Я сама себе противна. Но как только подумаю о том, что он... - Я понимаю, - кивнул Николс. - Проводи его, - попросила Татьяна.