Only The Good Die Young - 2: Love Is All

Филипп Четвертый Капетинг, больше известный под именем Филиппа Красивого, был дальним родственником Генри... Дальним, впрочем, не столько в плане родства, сколько в плане временной протяженности. Если быть точным, Филипп приходился Генри родным пра-пра-прадедом. И он был одним из немногих родственников, с которым Генри охотно поддерживал отношения, потому французский король был частым гостем в их с Татьяной доме. После смерти он стал Ангелом Начал – покровителем Франции, что было вполне предсказуемо. Он мало изменился со времени земной жизни: только длинные волосы словно поседели и стали серебристыми, а в уголках глаз залегли мелкие морщинки. Татьяне всегда казалось что, по крайней мере, внешне, в Генри было гораздо больше от Капетингов, чем от Плантагенетов. А уж с Филиппом у них было сходство просто удивительное... И после смерти именно схожие черты во внешности обоих высветились особенно отчетливо. Та же высокая атлетическая фигура, те же светлые, чуть рыжеватые шелковистые волосы, то же правильное строгое лицо неземной красоты... И глаза. «Неестественно огромные глаза, их странный, не поддающийся определению цвет – не то серый, не то бледно-голубой, похожий на поверхность озера, скованного льдом, сверкающим под лучами зимнего солнца, – глаза, которые врезаются в память и которые все еще видишь через много-много часов после встречи» - так о них писали историки и поэты. Глаза Генри. Филипп, или как его прозвали, Железный Король, при жизни, без сомнения, был тираном. Но был и величайшим из королей своего времени, сделавшим Францию могущественной державой, распространившей свое влияние на всю Европу вплоть до России. Может быть, последний истинно великий французский король... Татьяна, размышляя о Филиппе, невольно сравнивала его со своим великим предком Петром Первым. Филипп нравился Татьяне еще и за свою принципиальность. Когда жены его сыновей были уличены в супружеской измене, он не стал скрывать этого, как поступили бы большинство монархов, а устроил для них публичный суд и строго покарал. Правда, для французской династии эта принципиальность вышла боком, ибо сыновья короля, оставшись без жен, не могли иметь наследников. Бракоразводные процессы и прочие формальности слишком затянулись. Наверно, Филипп не думал, что умирая отцом троих сыновей, он оставляет Францию без законного наследника, но именно так и произошло. Всем троим сыновьям было суждено недолгое царствование, и все сошли в могилу один после другого, не оставив ни потомков, ни доброй памяти. Лишь средний сын, молодой король Филипп Пятый был похож на своего отца и, возможно, прославил бы свою страну еще более великими делами, но, увы! Ему суждена была такая же судьба, что и Генри: процарствовав всего несколько лет, он скончался от ужасной болезни... И слепому было ясно, что принять на себя правление Францией должен был внук Филиппа, сын его дочери, английской королевы... Но французы этого не захотели, ввергнув страну в бесконечную череду смут, войн и мятежей, что, в конце концов, привело к падению монархии. Чему и удивляться, не без некоторого злорадства думала Татьяна, если с тех пор НОРМАЛЬНЫХ королей во Франции и не было. Одни пижоны и вырожденцы... Сами виноваты, нужно было принимать английских монархов на свой трон, пока была такая возможность! А то, что же теперь, французская монархия давно прикончилась, а английская процветает и до сих пор. Татьяна всегда не без удовольствия думала еще и о том, что сама состоит с нынешним правящим домом Британии в не таком уж далеком родстве. Правда, сейчас подобные тщеславные мысли ее не посещали. Она просто была рада видеть Филиппа. И никакое предчувствие не посетило ее. Например, что внезапный гость может принести в ее дом новое горе. *** - Ты думаешь о том же, о чем и я? - спросила Анастасия, когда они с Маттиасом вышли из чистилища. - Вернулся ли он из Ада в тот же день, что и Генри? Были ли они как-то связаны? И может... Генри тоже хотел погибнуть так, сгореть в Свете, но передумал? Возможно, и он бы не погиб, а стал бы вот таким? - Слишком много вопросов, слишком мало ответов, - покачал головой Маттиас. - Давай сначала разберемся с тем, что видела ты. Если это не было простым видением. - Не было. Это было у него в голове. Он это видел. Но ты точно уверен, что пока не нужно Татьяне ничего говорить? - Нужно сначала убедиться, что есть вообще, о чем говорить! – Маттиас только рукой махнул. – Мы же ничего, ровно ничего пока не знаем! Расскажи теперь подробно. Ты видела Генри... что еще? - Только его. Его лицо. Думаешь, его можно с кем-то спутать? - И ты не можешь добавить никаких деталей? Анастасия задумалась. - Он казался спокойным. Усталым. И он был красивым – как всегда. Только очень бледным. - А место? - Там было темно. Совсем. Только от самого Генри, как будто и исходил свет. Я ничего вокруг не разглядела... Только решетку, которая нас разделяла... Он был совсем близко. И смотрел прямо на меня. То есть не на меня. На него, - поправилась она. - Я ведь это все видела глазами того… бывшего демона. Думаешь, он был один из них? - спросила она поежившись. - Вроде Скролана? Из тех, что его мучили. Я почти уверена, что это была та тюрьма, где его держали. - Мы пока ничего не можем знать наверняка... – Маттиас помедлил, словно размышляя, задавать следующий вопрос или нет. - И мне почему-то кажется, что ты чего-то не договариваешь. - Профессиональная интуиция? – хмыкнула Анастасия. - Считай, что так. Анастасия дернула плечом. - Я бы не хотела сейчас об это говорить. - Это может быть важно, - серьезно сказал Маттиас. - Это и есть важно, - ответила Анастасия упрямо. – НО Я НЕ ХОЧУ СЕЙЧАС ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ. Хочу сначала побеседовать с этим... Существом. По ее тону Маттиас понял, что лучше не настаивать. Какой бы ни был у Анастасии характер, она все-таки оставалась великой княжной. И когда нужно, умела об этом напомнить. - Проводить тебя домой? – спросил он. - Я лучше пойду сразу в Царское, чем к Татьяне. Там никто не в курсе... наших дел, а то, что я слегка не в себе, так это все время так в последнее время. Она вздохнула. - На самом деле, знаешь… странно, конечно, что я тебе это говорю, а не Брендану… Но мне ужасно одиноко без Машки. После того, как она вышла замуж, я окончательно осталась одна. - Ты не одна. - Угу. Конечно. Мы всю жизни спали в одной комнате, а теперь? У нее Джеймс, у Ольги - Начо, даже у Татьяны - все равно Генри! Алексей теперь дружит с Ниной Джавахой больше, чем со мной! И у Лесли теперь, кажется, тоже есть... лучший друг. А я одинока. - Тебя все любят, - получилось как-то нелепо, но Маттиас не знал, что еще сказать. Вот к такому разговору он готов точно не был. Он же, в конце концов, совсем не был психологом. - Да, - кивнула Анастасия. - Они любят меня, и поэтому счастливы. А я люблю их, и поэтому несчастна. Разве это правильно? - Ты не права. Как ты можешь быть несчастна, когда любишь кого-то? И тем более, если приносишь счастье тем, кого любишь? Это немыслимо! - А ты сам-то? - Что? - Ничего. - Поговорили, - вздохнул Маттиас. Анастасия шмыгнула носом. - Значит, ты тоже из таких... Вроде Ольги? Которые считают, что «Русалочка» самая прекрасная сказка, и самое главное счастье - видеть, что счастлив тот, кого ты любишь? - Это главное счастье и есть, - сказал Маттиас твердо. - Ольга при жизни очень любила того своего мичмана, но он был вынужден жениться на другой. А теперь она, вроде, счастлива... - Первая любовь всегда самая сильная, - кивнул Маттиас. - Но не всегда самая истинная. - Интересное наблюдение. Только я не понимаю, в чем разница. - Ради сильной любви можно умереть. Но только истинную любовь можно пронести через всю жизнь. *** - Я, наверно, должен был навестить тебя раньше. Прости, - сказал Филипп Татьяне, когда она провела его в свой кабинет. – Но я не хотел бередить твою рану. А теперь, я надеюсь, ты оправилась. Татьяна слегка улыбнулась. - Более того – воспряла духом. - Рад это слышать. Но я пришел не приносить соболезнования. С этим я несколько запоздал… - Действительно, - Татьяна не смогла удержаться от некой иронии в голосе. – Тем более теперь мне соболезнования не нужны… - Я пришел, потому что счел нужным поставить тебя в известность. Ты все равно когда-нибудь узнаешь… Все узнают рано или поздно. Но ты должна узнать первой и именно от меня. - О Генрихе? – спросила Татьяна тихо. Филипп вскинул на нее глаза изумленно. - Ты догадываешься? Или знаешь наверняка? - Знаю наверняка. Только не спрашивайте сейчас – откуда. - Хорошо, - Филипп помедлил. – Но в любом случае, полагаю, я знаю все же больше. И мне нужно с тобой поговорить. Татьяна заметила в его глазах тревогу, и ей стало беспокойно. Но она не задавала вопросов. Молча ждала. Филипп тоже молчал, еще довольно долго, как будто соображая, с чего начать или же начать не решаясь. Наконец, с видимым усилием он произнес: - Для начала ответь: что тебе известно о герцоге Астароте?.. *** О герцоге Астароте Татьяне было известно многое. Хотя бы потому, что он был одним из ее прямых противников. С профессиональной точки зрения, Татьяна привыкла делить всех демонов согласно их роду деятельности на Земле, независимо от того, какое положение они занимали в Преисподней. Псевдобоги, Искусители, Каратели, и так далее - всего Демонических Чинов было девять, как и Ангельских. Но, в отличие от ангелов, в Преисподней у демонов каждого чина имелся свой верховный предводитель, своего рода «руководитель предприятия». Астарот предводительствовал демонами Восьмого Чина, Обвинителями или, как их называли здесь – Соглядатаями. Из их числа был и Скролан. Это демоны-шпионы, демоны-клеветники, те, что подмечают все самое плохое в человеке и бесконечно истязают его, нашептывают обо всех его ошибках, доводя до отчаяния, безумия, самоубийства. Эти демоны - мастера пыток, прежде всего, душевных. Именно они ответственны за то, что многие души после смерти не в состоянии пройти через Чистилище. Татьяне с плодами их преступной деятельности приходилось сталкиваться почти ежедневно. Однако сам по себе герцог Астарот являл собой нечто большее, чем просто предводитель Соглядатаев. Он принадлежал к тем семидесяти двум Архидемонам или Изначальным, которые пали в начале времен в числе приспешников Люцифера, а значит, - был одним из Правителей Ада. В Преисподней была принята весьма сложная и противоречивая иерархия рангов и титулов, исходя из которой, демоны постоянно оспаривают свое превосходство друг над другом и право на большую власть. Среди изначальных набиралось девять Королей, двадцать три Герцога, семь Принцев, пятнадцать Маркизов, двенадцать Губернаторов, пять Графов и, как будто в насмешку, всего один Рыцарь. Это при том, что большинство Архидемонов совмещали в себе не по одному титулу, не редкость среди них были такие, например, явления как «Маркиз и Граф» или «Принц и Губернатор»… Все это являлось источником бесконечных интриг и междоусобиц, которыми и была жива Область Тьмы. Однако даже в этой путанной и противоречивой системе Великий и Сильный Герцог Астарот занимал место совершенно особое. Он был одним из четырех Губернаторов Преисподней и Адских Князей Сторон Света, правящим на Западе, Главным Казначеем и Инквизитором Ада, членом Адского Совета, Рыцарем Ордена Мухи и прочая, и прочая. Подчинялся он лишь непосредственно самому Люциферу, Вельзевулу и Королю Белиалу, а равными ему по могуществу и власти признавались лишь Король Асмодей и Король Баэль. Остальные Высшие Духи, так же, как и легионы мелких демонов были обязаны ему подчиняться. Татьяна воочию видела Герцога лишь в его женском облике – Астарты, лже-богини, повелительницы земных наслаждений. С виду это была красивая и молодая, вернее, даже юная девушка, высокая и тонкая, почти хрупкая, с мерцающей гладкой кожей, развевающимися золотистыми волосами и черными сверкающими крыльями, огромными, как у дракона, позади которых была еще одна пара, таких же черных, но оперенных. Кроме крыльев, Астарта не носила никаких других доспехов, даже на битву шла полуобнаженная, лишь в легкой черной накидке на одно плечо, не скрывающей красоту ее тела. По земной легенде она являлась супругой Астарота в Аду, на самом же деле была лишь одной из его воплощений, образом, который Астарот любил принимать, искушая людей. Хотя обличий, в которых Астарот являлся людям, было великое множество. Чаще всего он представал все же в виде Ангела, то невыразимо безобразного, то невыразимо прекрасного, восседающего на драконе, держащего в правой руке гадюку и источающего зловонное дыхание. Очевидцы рассказывали, что иногда он предстает в простом человеческом образе худого мужчины, всегда облаченного в черно-белые тона, а иногда обнаженного юноши с вороньими крыльями, оперенными руками и ногами, в сапогах на точеной шпильке, с двумя закрученными рогами на голове и вороном в руке. Иногда являлся в образе самого ворона, или осла, или человека с ослиной головой на плечах... А к иным он приходил в образе дракона-змея, покрытого острыми иглами и щетиной в палец длиною. Помимо развлечения подобными маскарадами и регулярными участием в эпидемиях одержимости, Астарот мог наделять смертных прекрасным знанием всех наук и ремесел, доставлять им покровительство сильных мира сего, обучать невидимости и приводить к скрытым сокровищам, а также давать власть над змеями. Но гораздо чаще он просто склонял людей к безделью и лени, к пустому времяпровождению и праздности, непомерно раздувая при этом их тщеславие. Кроме того особой благосклонности Астарота при жизни удостаивались сексуальные маньяки, серийные убийцы и всякого рода извращенцы. Поговаривали, что он и сам не гнушался подобными развлечениями, воплощаясь на Земле. Стоило ли говорить, что Татьяну при воспоминании о нем передергивало от омерзения? А когда она вспоминала, что сам Астарот когда-то был подобным ей ангелом, то омерзение еще усиливалось. Каждый Архидемон когда-то обладал ангельским чином. И пусть ни к Началам, ни к Господствам, ни к другим ступеням ангельской иерархии демоны никакого отношения больше не имели, но любили об этом при случае упоминать, чтобы подчеркнуть свое мнимое могущество и превосходство перед друг другом. Считалось, что Астарот когда-то принадлежал к ангелам Престола. Но ходили слухи, хотя и очень смутные, что он был Серафимом… Татьяна встречалась с Астаротом лицом к лицу лишь один раз, в битве. Великому Герцогу был не чужд и талант полководца, а его личное войско насчитывало сорок легионов духов, значительно больше, чем у рядовых Архидемонов. Она тогда приблизилась к Великому Герцогу достаточно близко. Поразить его, конечно, она не могла, но и не отступила бы. Однако Астарта не подняла на нее меча… *** - Ты такой хороший, - вздохнула Анастасия. – И правильный. А мы втягиваем тебя в разные темные дела… Неприятности будут… Она все же разрешила Маттиасу себя проводить. И теперь они бродили вместе по Александровскому парку. Не по «официальным», посыпанным гравием дорожкам, а по едва заметным тропинкам в гуще деревьев, протоптанным лично княжнами, куда ни при их жизни, ни после смерти никто больше не заглядывал. - Не такой уж я и правильный, - признался Маттиас. – Скорее, просто умею таким казаться. Я и сам совершил нечто противозаконное однажды… - Да? – Анастасия удивлено приподняла брови. – Трудно поверить. - Я тогда еще не был Херувимом, - уточнил Маттиас. – Вообще еще никем не был. Еще не успев попасть сюда, я спас жизнь одному человеку… Сестре. А потом много думал, имел ли я право? Тогда меня волновало только то, что она моя сестра. Но даже ради близкого человека нарушать законы – надо ли? И вот теперь мы делаем то же самое. И самое ужасное – мне снова не стыдно. Разве допустимо такое упрямство? - А что случилось-то? – осторожно спросила Анастасия. – Татьяна упоминала о том, что… Как это примерно с тобой было. Но я не совсем поняла. Ты говорил, что надолго забыл об этом, но теперь-то ты помнишь? Те люди… Они просто пришли к вам домой ночью, да? - Да, - ответил Маттиас, и его лицо затвердело. …Они открыли потому, что в окно стучала мамина сестра, она жила с мужем и детьми на соседнем хуторе, и они подумали, что что-то случилось. Что-то плохое, если она прибежала к ним среди ночи. На ее лице было столько ужаса... Случилось, да, действительно, но они уж ничем не могли помочь. И это была уже не она, живая, а лишь ее тело, вернее, верхняя его часть. Те люди пришли сначала на соседний хутор и всех вырезали там. А потом пришли к родителям Маттиаса и постучались к ним в дверь той ночью. И оставались на хуторе весь следующий день. Маттиасу почти повезло, он был самым первым. Его даже не очень мучили. Наверно, все же он был достаточно сильным и самым молодым из взрослых, мог оказать действенное сопротивление. Те люди решили быстро от него избавиться. Но его близким повезло гораздо меньше. - Я плохо помню, как это случилось, но я помню кое-что... И я не знаю, правильно ли это… то, как я поступил тогда, когда... - Маттиас запнулся, провел ладонью по лицу. - Не надо, раз тебе так тяжело, - тихо сказала Анастасия. - Мне это нужно... если ты захочешь слушать. - Я буду слушать, если ты захочешь говорить. Маттиас вздохнул глубоко и потер грудь, будто внутри застрял острый осколок льда, мешающий ему продолжать. - В тот день, когда я умер... Вернее, в ту ночь… Я не пошел сразу... Туда, куда должен был, я... Задержался... Там, где нельзя. В Области Сна, в общем. Я понимал уже тогда, что поступаю неправильно, что так нельзя, но я не мог... Не мог допустить. Одна из сестер Маттиаса, последняя оставшаяся в живых, студентка, как и он, - она была еще в городе. Она должна была приехать домой на день позже его, с утра. Эти люди еще были там. В ту ночь, пока сестра спала, Маттиас пришел к ней. Он пытался как-то докричаться до нее, но ничего не мог сделать, она видела его словно издалека. Как будто через дорогу, по которой все снова и снова проезжают машины, и невозможно ни перейти ее, ни крикнуть, то, что необходимо. Маттиас все-таки пытался. Пытался сказать своей сестре только одно: «Не приезжай домой! Не приезжай!» Он все свои силы, которые у него еще оставались, вкладывал в это, из последних сил цеплялся за Сон, за Жизнь... И, кажется она, услышала. Хотя Маттиасу казалось, что его рот открывается совершенно без звука, но она УСЛЫШАЛА. Не ушами. Ее испугало его лицо, его глаза, он это видел. А потом она проснулась и не помнила ничего. Ничего конкретного. Но что-то ей все же помешало приехать. Маттиас еще успел это увидеть: она даже пришла на вокзал, даже села в поезд. Но вышла из него за секунду до отправления, сама не зная почему. Она приехала домой к родителям только на следующий день, рано утром, сама не понимая, почему не поехала накануне. От родительского хутора уже ничего не осталось, кроме пепла и обгорелых бревен. И первое, что девушка увидела, когда вошла во двор, голову брата, которую собаки катали по земле. И вот тогда она вспомнила свой сон. Анастасия слушала внимательно, не перебивая и не подгоняя Маттиаса, когда он останавливался. Ей было жутко это слушать, но если он вдруг решил ей все это рассказать, невозможно было отказать ему во внимании! - Я часто думаю теперь, было ли то, что я сделал – правильным? - медленно проговорил Маттиас. - Может, я не должен был... Предупреждать ее? Разве вера в предзнаменования и сны не от Дьявола? И разве не демонам подвластно Царство Сна? - Те люди, - сказала Анастасия, содрогнувшись, - они были демонами. Это они были ведомы Дьяволом. А то, что сделал ты, это было чудо, и Бог благословил тебя на это. Вот почему ты так быстро стал Ангелом. Ты сразу стал Хранителем для своей сестры. Маттиас слабо улыбнулся. - Извини, что... вдруг встрял со своими проблемами, когда у вас и своих хватает… - Во-первых, не у вас, а у нас, - ответила Анастасия раздраженно. – Ты наш друг и... почти как член семьи. Во-вторых, не будь эгоистом. Разве одному тебе позволено… Быть таким хорошим и всем помогать? Хотя от меня помощь, конечно, так себе. Маттиас улыбнулся на этот раз гораздо теплее. - Мне ты, например, очень помогла сейчас. Зря ты думаешь, что в чем-то уступаешь своим сестрам. - Не знаю. Может быть, - сказала Анастасия, застеснявшись. - Ладно, я пошла. Надеюсь, Брендан нас скоро пригласит. Но пройдя несколько шагов, она оглянулась – Маттиас по-прежнему смотрел ей вслед. - Я пошутила! – крикнула она ему и помахала рукой. – Конечно же, я не одинока! И мне даже больше повезло. У меня еще все впереди! *** - Астарот он... отличается от большинства демонов, – говорил Филипп. - В лучшую сторону. - По мне так они все порождения тьмы и бездны, - резко возразила Татьяна. - Не вижу особой разницы. - Астарот мудр. Любезен и образован. Он всегда с удовольствием пускается в богословские рассуждения, признавая благость и справедливость Бога… - О, не сомневаюсь, - сказала Татьяна язвительно. – Но искренно ли? - Он величайший из полководцев всех времен, - продолжал Филипп. - И он по-своему благороден. Он никогда не предает тех, кто ему верно служит – а это не в обычае у демонов. - Возможно, - согласилась Татьяна. - Но что мне за дело до этого? - Он тот враг, которого стоит уважать, - произнес Филипп веско. – И он величайший из провидцев, - добавил он. – Он дает истинные ответы о вещах, касающихся настоящего, прошлого и будущего, и может раскрывать все секреты… Татьяна снова жестко усмехнулась. - Я слышала и то, что он с самой большей охотой рассказывает о том, как пали духи, а также об их сотворении. А если вы пожелаете, то и о причинах своего собственного падения. И, конечно же, утверждает, что себя он считает павшим не по собственной воле. Стоит ли верить тому? И к чему нам вообще говорить о нем? - Многие из нас предчувствуют, когда грядет что-то страшное, - ответил Филипп, помолчав. - Но мы не должны вопрошать будущее, должны уповать на Бога. Лишь демоны осмеливаются поступать так. Но дело в том, что я не просто ангел. Я еще и Хранитель. Хранитель Франции, и хотя судьба каждого народа мне небезразлична... - О ней вы печетесь больше всего, - закончила Татьяна. Филипп, не уловив или сделав вид, что не уловил иронии в ее голосе, кивнул. - Если моей стране грозит беда, я должен об этом знать. Разве нет? Любой ценой. - Надеюсь, вам не пришлось совершать ничего противозаконного? Филипп очень пристально на нее посмотрел. - Разве тебе самой никогда не приходилось совершать... чего-то подобного? – спросил он в упор. Татьяна слегка смешалась. - Я все это делала... если и приходилось... не для себя. - Само собой, - кивнул Филипп. - Во имя благих, высших целей. Тогда, я думаю, ты меня поймешь. Астарот однажды уже предупредил меня... О том, что должно случиться на Земле. И я смог помочь своей стране. И ни о чем не жалею. Но на этот раз... Я сомневаюсь. Возможно, я совершил ошибку. - Предупредил вас? - изумилась Татьяна. – Вы общаетесь с Архидемоном? - У меня была возможность с ним встретиться... И была возможность встретиться снова, но я никогда... Не собирался ее использовать. Если бы он сам не дал мне знать, что зреет нечто ужасное. Немыслимо ужасное, и на этот раз это будет нечто гораздо худшее, чем любая из войн, что когда-либо происходили на Земле. - Мы все знаем, что каждый новый раз может быть хуже чем в предыдущий. Но, тем не менее... - Я знаю! Мы не ищем помощи у демонов. Но я и не искал помощи! Я просто хотел быть готов. - Разве вера в вас недостаточно крепка? Вера в то, что мы справимся с любой бедой? - Так же, как ты справляешься со своей? Что-то в его взгляде испугало Татьяну. Что-то было в нем... печаль, угнетенность, усталость... и что-то еще... Филипп всегда смотрел прямо на собеседника, не мигая. Его взгляд было трудно выдержать. И хотя теперь, когда он стал ангелом, глаза его стали мягки и лучисты, в глубине их все же таилась сталь. Но вот сейчас... Татьяна поняла, что от этого нового взгляда Филиппа у нее начинают слегка дрожать руки. Почему он пришел сейчас и рассказывает это ей? Или он заподозрил ее в чем-то? Знает, что она сама общается с демонами, принимает от них помощь, как и он сам, и теперь ищет у нее понимания и поддержки? Что так смущает и почти пугает ее в его взгляде – укор? Тревога? Нет. Нечто иное. Так смотрит человек, когда виноват в чем-то, и у него нет сил, чтобы признаться... Но если Филиппа терзает чувство вины за его вынужденную связь с демоном, при чем здесь она?.. И вдруг она поняла. - Вы? - спросила Татьяна, чувствуя, как дрожь по рукам поднимается к самому сердцу. - Это вы были? Вы... смутили его? Филипп взглянул на нее в глубоком изумлении. - Ты уже знаешь? Но откуда? Татьяна резко поднялась, но дрожь охватила уже все ее тело, свела ноги, и она вынуждена была снова сесть. - Не вам сейчас задавать вопросы, - сказала она. - Прости – Филипп снова отвел взгляд. - У меня не было выбора. Я хочу сказать... Его уже нельзя было спасти. Он был обречен... Но зато теперь... Благодаря ему, я смогу предотвратить столько бед! Ангелу почти невозможно встречаться с демоном. И то, что у меня появилась такая возможность... Я считаю, это произошло милостью Божьей. - И как же зовут эту «возможность»? – спросила Татьяна, даже не пытаясь скрыть сарказма. - Я знаю. Дейрдре? Вот почему она так часто появляется на Границе и всегда в нужный момент! Вы связывались через нее? Филипп протестующе поднял руку. - Ради всего святого, мы не были в чем-то связаны! Дейрдре лишь передала мне, что если я пожелаю, могу встретиться с Астаротом. Он нуждается в моей помощи, а взамен... Предлагает мне величайшее пророчество, которое только доводилось открывать. - Вы должны были отказаться, не раздумывая! - Да. А еще я должен был бы выдать суду Дейрдре, которая вопреки всем законам поддерживает дружбу с одной из прислужниц Астарота... так все и произошло. Через нее Дейрдре передала мне призыв Астарота о встрече. И я не сделал того, что должен. Ни того, ни другого. Не отказался, никому ничего не рассказал. Я пошел туда, куда он звал. В одной из стен Разлома есть пещера, где мы и смогли поговорить без помех... Быть может, тебе лучше увидеть это самой? И он протянул Татьяне руку ладонью вверх. *** Большая часть пещеры тонула во мраке. Но все же в колеблющемся свете светильников Татьяна сумела различить двух демонов. Женщину, закутанную в черный плащ, стоящую позади кресла Астарота, она видела и раньше. Невысокого роста, но изящная и удивительно ловкая, смуглая, с резкими чертами лица, которые были не красивы, но неизъяснимо притягательны, с горящими, как раскаленные угли, глазами, с иссиня-черными кудрями, зачесанными по возможности гладко и скрепленными черной розой. Ее звали Кармен, и она была одной из лучших воинов-демонов, с которой ей доводилось сталкиваться. В бою она была неуязвима. Татьяна уже знала, что роза на самом деле - это не просто цветок, а оружие, благодаря которому еще никому не удавалось одолеть Кармен в схватке. Странно было видеть, что она, всегда такая необыкновенно быстрая, стремительная и смертельно разящая, теперь стоит неподвижно, как статуя, не сводя глаз со своего господина. В его мужском обличие Татьяна видела Герцога впервые. Вопреки слухам он предпочел обойтись без экзотики, походил на обычного мужчину лет от сорока до пятидесяти, красивого строгой благородной красотой, очень худого и высокого. Даже сидя в кресле, он казался высоким. В блестящих черных волосах поблескивали серебристые пряди. Кожа была такой же смуглой, как у Кармен, но более бледной, а черные глаза впивались в собеседника холодно и остро, как кинжалы. - Ты все-таки пришел, - произнес он негромким глубоким голосом, поприветствовав Филиппа легким кивком, но не приподнявшись при его появлении. - Да. Самого Филиппа Татьяна, конечно, видеть не могла, потому что смотрела его глазами, но слышала его голос. Более глубокий и глухой, чем обычно, такой, каким он сам его слышал. - Ты хорошо меня знаешь, Филипп. Я никогда не отрицал мудрость и справедливость вашего Бога. Я лишь не признаю Его своим владыкой. - Я не об этом пришел с тобой говорить. Ты обещал открыть правду. Астарот отстраненно кивнул. - Если ты желаешь, я открою правду. Но я попрошу кое-что взамен. Чистая сделка. - Я не могу пойти на сделку с приспешником Тьмы. Но я тебя выслушаю. Астарот спокойно кивнул, как будто и не ждал другого ответа. - Тогда сразу к делу. У нас есть пленник... Архангел. Вы должны нам помочь сломить его. - И вы предлагаете мне в этом участвовать? - Услуга за услугу. К тому же это во имя благой цели. - А сами вы что же, - грустно усмехнулся Филипп. – Или он для вас слишком сильный? - Для нас не бывает слишком сильных, - все так же ровно ответил Астарот. - Просто на это нужно время, а у нас его нет... То есть, у вас его нет. Именно сейчас вам нужно это пророчество. - Мы никогда не примем помощь демонов... - Никто не гарантирует вам, что мое пророчество обратится благом или помощью. Для нас это просто сделка, но взгляни на это иначе! Ты избавишь невинного от лишних мучений. - Сделав его одним из вас? - Всего лишь смутив... Тебе нужно поколебать его уверенность в своей непогрешимости. Сомнения не грех. Бог справедлив и мудр – Он его простит. И тебя простит, ведь ты радеешь за благо своей страны. - Я должен быть уверен, что это никак не повредит нам, – ответил Филипп чуть хрипловато. - Что это действительно честная сделка. - Не повредит. Наоборот это к вашей же пользе. Возможно, поможет вам избавиться от нежелательных... - Не смей так. - Многие ангелы преданно служат Всевышнему, но лишь до первого серьезного испытания их верности. Но если ударить по ним посильнее – они ломаются. Разве вам не выгодно... Избавляться от таких? В конце концов, мне ли не знать. В этом Архангеле сомневались, и не единожды. Филипп задумался. - Как вы хотите, чтобы я это сделал? Нельзя заставить отречься от Бога. - Но можно заставить отчаяться. Разве это не то же самое? Если Ангел потеряет надежду на высшее Спасение, он погибнет. Филипп покачал головой. - От того же к тому же. Чтобы утратить возможность спасения, нужно сначала пасть. - А если он будет ДУМАТЬ, что он пал? Если внушить ему это, заменить его память на ложную? Если ангел будет думать, что он пал, станет ли он вести себя как Падший? Или страх Бездны все же удержит его от грехопадения? - Страх ни от чего удержать не может, - возразил Филипп. - Может только подтолкнуть. - Уверенность в том, что тебе уготовано Спасение помогает быть сильным. Но если лишить его этого? Надолго ли хватит его веры? Если он будет думать, что ему уже нечего терять? Будет ли он по-прежнему верен Богу или пустится во все тяжкие? Неужели ты сам не хочешь проверить? Когда еще представится такая возможность. Он и так уже у нас в руках, так или иначе умрет... Так пусть хотя бы послужит доказательством... Вашей или нашей правоты. - Ты искушаешь меня? – спросил Филипп. – Запретным знанием? - Но в тебе есть желание узнать. Я его ощущаю. Зачем упускать эту возможность? - Ты пытаешься внушить мне, что это нужно нам обоим. Но я подозреваю, что это не так. Ты не лжешь, но и не говоришь всей правды. Своих истинных целей ты мне не открываешь. - Ты ведь не ждал этого? – усмехнулся Астарот. - Что я полностью откроюсь перед тобой? Ты не так глуп. Само собой, я преследую личные тайные цели – мы все их преследуем. И они всегда есть, и тебе об этом прекрасно известно. В конечном итоге мы обойдемся без вашей помощи. Все равно добьемся своего. Но именно теперь у тебя есть шанс самому получить выгоду из нашего содействия. Неужели ты его упустишь? - Но я все же не понимаю, каким образом... - Демон не может влиять на сознание ангела. Только на его оболочку. Но ты ангел – ты старший по чину и если ты прикажешь – он подчинится. Ты ведь не предложишь ему ничего предосудительного, ведь так? Всего лишь поверить в то, что он отступился от своего Создателя. НЕ сделать это, а лишь поверить? В этом нет никакого греха. Это даже почетно, пойти на жертву ради высокой цели... Это подвиг. Он не сможет тебе отказать. Филипп покачал головой. - Вы переоцениваете мои возможности. Чтобы внушить подобное, нужно, чтобы сознание было полностью открыто. - Он тебе откроется. Мы сумеем ослабить его волю. Довести его до предела духовных возможностей. До сих пор его щадили. Относительно. Не дожимали до конца. Можно измучить его почти до смерти, но все же не дать умереть. Можно делать это снова и снова. До тех пор, пока он в самом деле не отречется... или не умрет. Но он не отречется, а умереть мы ему не дадим. Когда в очередной раз он будет обессилен и погружен в беспамятство, к нему явишься ты с утешением и поддержкой. Он почувствует, что ты не иллюзия, не морок, и откроется... Как бы силен он ни был в противостоянии нам, своим врагам, он не сможет противостоять другу. Его душа к тебе потянется. Как свет тянется к свету. Филипп провел ладонью по лицу. В пещере стоял леденящий холод, но его бил озноб совсем не поэтому. - Это самая чудовищная ложь, самое низкое вероломство, которое только можно себе представить... И вы предлагаете мне на это пойти? Астарот задумался. Потом кивнул. - Думаю, ты и так уже готов на это пойти. Иначе не стал бы так долго меня слушать. Но я понимаю, насколько это тяжело для тебя… И предложу кое-что еще взамен. Чтобы жертва во имя твоей страны не казалась такой тяжкой, я дам тебе возможность совершить попутно еще одно благое дело. Вы потеряете одного воина, но получите другого. Другую душу. - Это невозможно. - Почему нет? - Демоны теряют души безвозвратно. - Что тогда ты скажешь о новообращенном? Который лишь недавно попал к нам из Чистилища? Возможно, кому-то из вас стоило приложить больше усилий, чтобы удержать его. Я дам вам и ему второй шанс. И, может, на этот раз вам удастся... Обратить его в свою веру. - Речь о безбожнике? - Речь о... грешнике. Он никогда не отрицал Бога и не совершил никаких тяжких преступлений – но его земная жизнь была далека от вашего христианского идеала. Или одна заблудшая душа не стоит архангела? Филипп покачал головой. - Мы так не мерим. Одна душа не может быть ценнее другой. - Тогда что вам мешает согласиться? Иначе погибнут оба. И смерть князя в этом случае будет абсолютно напрасной. Ведь он тебе не совсем безразличен? Кажется, родственник? - Праправнук. - Так тем более, - Астарот пренебрежительно пожал плечами. - Если он и в самом деле праведник – ему ничего не грозит. Он уйдет к своему Богу. Если же грешник – туда ему и дорога. Стоит ли говорить, что если вы откажетесь, лишите его последнего шанса на Свет? – голос Астарота внезапно стал стальным, лицо затвердело. - Мы НИКОГДА его не отпустим. Не позволим умереть. Пока не отречется. А когда отречется – убьем. - И чем он вам так помешал? Я должен знать. - Лично мне – ничем. Но если появляется возможность хоть как-то дискредитировать Свет и при этом сделать одолжение одному из друзей, почему нет? Ваших Воинов эта маленькая хитрость не поколеблет в вере... Зато моих укрепит. И подумайте, сколько человеческих жизней на кону. Жизней и судеб, которые вы можете спасти, будучи предупрежденным. Поверь – оно того стоит... *** - Стоило оно того? – с горечью спросила Татьяна. Дальше слушать это у нее не было сил. – Стоило? - Прости, я виноват перед тобой. Перед вами обоими. - Что ждать от демонов. У них нет ни судьбы, ни воли. Но вы... Вы, его родственник! Он уважал вас. Доверял вам! Считал близким человеком! И вы... Вы предали его! Зато теперь я понимаю, как это произошло! Теперь я в это верю... Кому еще удалось бы влезть к нему в душу так, как вам? - Удалось бы мне это, будь его душа чиста и спокойна, как у истинного праведника? Татьяна вскинулась. - Вы смеете утверждать, что он все же мог потерять веру и отречься? - Нет, - покачал головой Филипп. - Этого я утверждать не посмею. Но в его душе не было покоя... И сам себя он часто стыдился. - Довольно, - прервала его Татьяна. – Я больше ничего не желаю слушать. Ничего знать. Я хочу только, чтобы вы ушли. Филип понимающе кивнул. - Я уйду. Но есть еще кое-что. Последнее. О чем ты должна знать. Я пришел именно за этим предупредить тебя. Я не мог по своей воле обречь кого-то на подобное испытание. Я спросил тех, кто мог. И мне дали разрешение. Но не так уж важен был для них Генри... Их больше интересовала ты. Тебя боялись... Тебе не верили. Твоя непредсказуемость... независимость... Многих пугали. А твое стремление помогать нераскаявшимся грешникам – внушало ужас. Многим казалось – ты в шаге от падения, и лучше лишить тебя силы сейчас. - Они хотели меня спровоцировать? – Татьяна поняла, что совсем не удивлена, узнав об этом. - Да! Считали, чем раньше ты покажешь свое истинное лицо, тем лучше. Я и сам считал так. Прости. - Значит, он погиб из-за меня, - ледяным голосом сказала Татьяна. - О нет, княжна! – воскликнул Филипп горячо. - Он стал Светом, ибо он никогда не отрекался от Бога! И, думаю, в глубине души всегда осознавал это. Поэтому и шел на казнь без страха. Он был королем, он сам бы понял... Ведь и ты... Должна понимать. Ты могла бы стать правительницей государства. Ты должна понимать, что личное счастье нужно уметь приносить в жертву ради высшего блага... Вспомни своего предка Петра Великого. Он принес в жертву тому, во что верил, единственного сына. Мне и самому пришлось через это пройти. Жертвовать родными ради государственных интересов... Татьяна выпрямилась, бледная от гнева. - Как вы смеете сравнивать... своих распутниц-невесток... и это ничтожество царевича с Генри? Сейчас именно это почему-то ее возмутило больше всего. - О каких высоких целях говорите вы? Низкий мелкий заговор с единственной целью соблазнить меня и унизить! Месть демона, похоть которого я отвергла! Или вы действительно думали, что Генри был отправлен в Ад милостью Божьей, чтобы вы получили... это ваше жалкое пророчество? Какая ересь! Вы все... Вы, Дейрдре, Астарот и Столас со своими демонами... Вы всего лишь пешки. Все ваши «высшие цели» - ничто. Так всегда было, и так всегда будет. «Кто-то назовет это гордыней, - вспомнила Татьяна слова Генри, - я назову это верностью». Он не знал о своей невиновности, но он верил. Несмотря ни на что. Немногие способны на это. «Мой Бог со мной», - вспомнила она снова. Но, быть может, лучшей судьбой для него было... Погибнуть вот так? Ради великой цели. Искупить этим все… Нет. Нет, неправда - Важно лишь, то, что люди любят друг друга, а их разлучают, - произнесла она, осененная внезапной мыслью. - Вот и все. Любовь – это все. Никогда не было ничего важнее этого. Никогда не будет ничего, кроме этого. Все высшие цели становятся прахом, а это остается. - Мне так жаль, - тихо сказал Филипп. – Но, поверь, то, что случилось – во благо. Вы оба прошли испытание. Не усомнились и не отступили. Татьяна встала, давая понять, что разговор окончен. - Мое испытание начинается только сейчас, - сказала она холодно.- И вот сейчас, глядя на вас, мне очень трудно справиться с сомнениями и гневом.