Only The Good Die Young - 2: Love Is All

...Это был просто еще один день в темнице. Еще один безнадежный день. А потом случилось что-то ужасное. Слишком ужасное. Даже для него. Он не мог понять, что именно. Физически он чувствовал себя прекрасно, как никогда бодрым и сильным. Но внутри его словно вывернули наизнанку, разобрали по самым крошечным частицам и сложили заново уже другим. Дэриан каким-то образом чувствовал, что больше не пленник, что может покинуть тюрьму. Но, как ни странно, осознание, что его никто и ничто не удерживает, оказалось необыкновенно тоскливым и страшным, ведь ему совершенно некуда было идти. Он бы предпочел остаться там навсегда, предпочел бы, чтобы его снова разобрали по суставам и выпустили всю кровь по капле, чем это ощущение того, что у него украли его самого. Отняли все, что можно отнять. Дэриан не знал, сколько пробыл в таком состоянии: оцепенения и полной беспросветности... А потом пришел Скролан. - Ну поздравляю... – Скролан окинул Дэриана брезгливым взглядом. - Теперь ты демон. И твой «король» тоже. Разве ты не счастлив? Разве не этого тебе хотелось? Нет, этого ему никогда не хотелось. - Ты теперь свободен, - Скролан злобно сверкнул на него глазами.- Правда, я все равно сильнее тебя, не забывай об этом и не пытайся отомстить. Дэриану и мысли о мести в голову не приходило. И свободным он себя не чувствовал. Просто границы его тюрьмы раздвинулись до размеров серой бесконечности вокруг. Теперь другие демоны не могли причинять ему боль – по крайней мере, открыто. А что дальше? Ему по-прежнему некуда было идти. Невозможно представить тем, кто сам не испытал подобного это удушающее томление, как будто похоронен заживо, и не хватает воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Все, что было в прошлом, подернулось темной дымкой, а впереди не было ничего. Неужели Скролан не солгал, и Генрих обратился тоже? Еще недавно Дэриан желал ему этой участи, но теперь... У Дэриана теперь были крылья, он мог летать. Но какой смысл у полетов там, где нет неба? Ты не летишь, а словно несешь невыносимо тяжкий груз, который с каждым взмахом крыльев делается все тяжче. И хочется поскорее прекратить это бессмысленное занятие, сесть или лечь где-нибудь, замереть и не двигаться. А еще лучше – не думать. Но мысли все равно будут приходить, и постепенно апатия сменится глухим раздражением, а раздражение злостью, желанием отомстить кому-то за свои страдания. Не важно, кому. И не важно, кто виноват. От того, что всем вокруг будет плохо, тебе легче не станет, но это принесет, возможно, некоторое удовлетворение. И от этого удовлетворения крылья сделаются как будто легче, захочется жить дальше, обращая в пустоту все вокруг, если уж не удается избавиться от пустоты внутри себя... Правда до этих осознаний Дэриан так и не дошел. Ибо что-то беспокоило его, что-то не давало ему просто сесть и погрузиться в бездну своих безрадостных мыслей, что-то заставляло его двигаться, лететь вперед, напрягая крылья. Он решил найти Генриха. Он хотел находиться рядом с ним настолько долго, насколько возможно. Быть может, ему будет позволено служить ему? Быть рядом? Или он и сам стал таким, как все демоны, и ему будет нравиться причинять страдания другим? Дэриан понимал, что так и должно было случиться, но не мог до конца в это поверить. Человек не может жить без надежды, демоны вынуждены жить без нее. Но он продолжал надеяться. На то, что если он найдет Генриха, это что-нибудь изменит. *** Он сам не мог бы объяснить, как нашел его в скалах. Наверно потому, что больше ему не к кому было идти. Эти скалы... Нагромождение неровных, острых обломков камня, постоянно крошащихся и осыпающихся. Серых и неживописных. Далеко, насколько хватает глаз. Бездонные ущелья между ними были похожие на загнивающие гангренозные раны. На камнях почти невозможно было сидеть или стоять, проще было висеть, цепляясь за острые уступы. Или парить на усталых крыльях. Генрих остался прежним - Дэриан почувствовал это сразу. Он больше не излучал света, но тьма лишь окутывала его, а не исходила изнутри. Только тот, кто долго и тесно общался с демонами, мог уловить эту разницу так сразу. Он выглядел измученным и утомленным; в гораздо большей степени, чем в тюрьме. Наверно, он все-таки пытался освободиться, пока не выбился из сил. Генрих взглянул на Дэриана настороженно, когда тот появился в поле его зрения, и тут же его лицо снова стало непроницаемым, как в темнице. Дэриан подумал о том, что они сейчас оба демоны, значит равны. И ему вовсе нет необходимости смотреть на Генриха снизу вверх. Но если бы он признал его равным себе, значит, принял бы все, что с ними произошло, как должное и правильное. А он не хотел этого. Он подлетел совсем близко и неловко поклонился. - Вы меня не помните, государь? – спросил он робко. Он не ждал ответа. Не ждал даже еще одного взгляда в свою сторону. Но Генрих все же окинул его взглядом, в котором скользнуло удивление и недоверие, потом грустно усмехнулся. И пусть холодно, но ответил. - Значит, я теперь снова король? Здесь? Как неожиданно. Да, я тебя помню. Я видел тебя в заключении. Как бы ты ни звался, тебе не стоит обращаться ко мне так, будто я в чем-то выше тебя или лучше. Сейчас мы равны, как я вижу. Ты стал таким, как они? Добровольно? - У меня не было выбора… - начал было Дэриан, но тут же осекся. Им обоим было прекрасно известно - выбор есть всегда. Вопрос только в том, кто на него способен. Казалось, Генрих уже начинал тяготиться его обществом. - Зачем ты здесь? – спросил он неприветливо. Дэриан смутился. Он сам не знал – зачем. Он был почти готов улететь, но это было бы уже совсем бессмысленно. Может, и в самом деле стоило смотреть на него, как на равного? Хотя в душе Дэриан так не считал, но если Генрих решил, что ему подобает проявить смирение, пусть будет так. Королю виднее. - Позволь мне спросить... – решился он снова обратиться к Генриху. - Задать тебе один вопрос? Генрих, помедлив, кивнул. Но Дэриан далеко не сразу сообразил, как выразить то, что его волновало. Он все-таки как-то устроился на краю выступа рядом с Генрихом - махание крыльями отнимало последние силы и мешало думать. - Скролан сказал - ты за меня молился, - начал он неловко. Генри нахмурился чуть недоуменно. - Один из демонов, что тебя пытали, - пояснил Дэриан. - Не знаю. Наверно, да. Я понимал, что недостоин больше обращаться к Нему… но в тот момент я как-то забыл об этом. Я так привык говорить с Ним, так привык надеяться на Его помощь... - Я не об этом. Ты меня совсем не знал. Почему тогда? - Ты страдал, - отозвался Генрих почти равнодушно. - Заслуженно, может быть... Но… Я просто... Не хотел, чтобы тебе было больно. Как бы сильно мы ни страдали, это не значит, что вокруг нас нет тех, кто страдает сильнее. Эта мысль появилась сама собой: «Господи, спаси его. Помоги ему. У него ничего не было, что было у меня, а я не в силах ему помочь. Но хотя бы Ты, не оставь его! Пусть он спасется!» - Безо всякой причины? - удивился Дэриан. - Да. Обычная иррациональная жалость к грешнику, - в голосе Генриха послышался намек на раздражение. - Меня еще при жизни предостерегали от этого… И, видимо, не зря - раз ты теперь один из них. Дэриан отвел глаза. - Мне жаль. Я разочаровал тебя. Оказался недостоин... Ты просил за меня, а я теперь здесь... Я демон. Я был недостоин твоих молитв. - Да, - задумчиво проговорил Генрих. – Здесь. Рядом со мной. Почему? Если ты демон? Тебе должно быть все равно. Или это я был недостоин, чтобы мои молитвы услышали? - Может, не об этом тебе следовало молиться? – спросил Дэриан, чувствуя, как и в нем нарастает глухое раздражение. - У тебя не нашлось мыслей важнее? О твоей собственной судьбе? О твоей семье? Моя жизнь и твоя. Моя душа и твоя... Разве можно сравнивать? Как можно мне принять такую жертву... и при этом быть ее достойным? - Это не жертва, - сказал Генрих. – И я не думал об этом как о жертве... Тебе помощь Господа была нужнее, вот и все. Я никогда не взывал к Нему по пустякам... Скорее наоборот, именно так я понимал важность моих молитв. Если уж Он позволил мне говорить с Ним... значит, это того стоило. - Значит, все-таки позволил, - сказал Дэриан совсем тихо. – Возможно, Он все-таки слышал тебя, государь. - Но если бы слышал... Разве ты стал бы таким? Ведь это худшее из зол, которое только можно себе представить. - Наверно, ты прав. Я не знаю, что получил, став демоном... Ничего. Я даже не знаю, лучше ли это бесконечной боли и унижений. Тот холод, пустота и одиночество, что я чувствую сейчас. Так будет всегда?.. Я бы хотел сброситься с этих скал, чтобы не чувствовать этого. Но я не смогу. Эти крылья не дадут мне упасть. Вынесут на поверхность. - Если ты хочешь освободиться, это сделать совсем просто, - сказал Генрих жестко. - Тебя ничего здесь не удерживает. Эти крылья не дадут тебе упасть, потому что отсюда... нельзя упасть, ниже падать некуда. Но ты можешь попробовать подняться. Туда, в Свет. Он сожжет тебя. Испепелит, если ты этого хочешь. Я видел, как демоны сгорают в том Свете, что окутывает Зарассветье. Без следа. Как сухие листья. Очень быстро. Я бы сделал это прямо сейчас. Если бы не эти цепи. - Значит, если ты твердо решил, что ты демон, и потому эти цепи нельзя разорвать? – Дэриан снова ощутил укол раздражения. - Но почему ты даже не попытаешься? Боишься зря потерять силы? Поэтому ты решил перестать бороться? - Это не борьба. Это просто ярость. То, что сейчас меня переполняет. Когда силы кончатся, она уйдет. - И ты смиришься? Я понимаю, есть еще и боль. Страдание. Я это тоже в тебе слышу. Но только все бессмысленно, если ты уже все для себя решил. Эти цепи ковали демоны. Для демонов. Ни одному демону их не разорвать. Но ангела они не удержат. - Но я больше не ангел. Эйдан с трудом подавил очередной всплеск бешенства. - Ты так возомнил о себе, потому что тебе показали твое отражение в зеркале и сказали: у тебя черные крылья и теперь ты демон? Да, наверно, ты мог в это поверить. Ты ведь даже не знаешь, какие они. Генрих, казалось, слегка удивился. - После всего, что со мной было... Ты говоришь, я не знаю? - А что с тобой было? – спросил Дэриан уже откровенно зло. – Ты думаешь, тебе было плохо?.. Вот если бы ты оказался на моем месте... Нет, ты можешь поверить в то, что ты демон... Может те, что живут там, наверху, приняли бы тебя за демона. Вы, конечно, видели их, но вы их не знаете так, как я их знаю. Нет, ты совсем не похож на демона. - Ты тоже не похож, - заметил Генрих. Эйдан взял его за руку и тут же смутился, как будто в этом прикосновении было что-то нечистое. Но и отпустить теперь руку Генриха было выше его сил. Он старался не смотреть в его лицо. Что их ждало? Что ждет его впереди, кроме бесконечного холода и тьмы? Если можно было бы просто лечь здесь на камнях, свернуться у ног Генриха, накрыться крыльями и заснуть... Навсегда. Или самому обратиться в камень... Это было все, чего он хотел сейчас. Только рядом с ним он немного отогрелся. Но ведь Генрих... Он здесь надолго не задержится. Так или иначе, он скоро покинет это место. И что будет с ним самим тогда? - Какой ты демон, - произнес он, наконец, разжимая пальцы. – У тебя и когтей-то нет. - А у тебя? Дэриан усмехнулся и выпустил когти. Они матово заблестели. - Да, ты прав, - согласился Генрих. - Похож. - Почему тогда ты говоришь со мной? - спросил Дэриан. - Ведь даже в тюрьме ты молчал. - Я молчал с врагами, - пояснил Генрих. - Молчал, потому что находился в их руках. Не хотел снисходить до них. Но ты другой. Ты мне не враг, я это чувствую. Ты такой же, как я, падший. Я ничем не лучше тебя. - Думаю все же лучше, - возразил Дэриан. - Был лучше, когда попал сюда. Я же и вовсе... Никто. Откуда ты можешь знать? Может, я и есть настоящее зло? Может, я здесь, чтобы смутить тебя, заманить в ловушку? Я же демон! – Дэриан уже почти кричал. – Может, я здесь, чтобы предать тебя? Откуда ты знаешь?.. - Я не знаю. Но почему-то думаю - ты не предашь. - Ты непостижим... – пробормотал Дэриан. - Вот почему им не удалось сломить тебя. - В конце концов, удалось, - возразил Генрих ровным голосом. - Меня победили. Я же здесь. - Ты сам-то в это веришь? На этот раз Генрих молчал очень долго. - Какая-то часть меня верит, - произнес он медленно. - Кто-то внутри меня, кто уже сдался и хочет только одного: полной смерти и небытия. Кто-то обиженный на весь мир и на всех самых близких, обвиняющий их в чем-то. Может, в том, что не разделили со мной мою участь. А другая моя часть хочет жить и верить в то, что ничего еще не кончено. И что надежда есть. Для всех. И даже такие, как мы, не должны отчаиваться. И я сам не ведаю, какая же часть меня настоящая? Та, что верит в лучшее? Стремится к Богу? Я надеюсь. - Раз твоя истинная сущность к Нему стремится, возможно, Он спасет тебя, - тихо сказал Дэриан. Генрих покачал головой. - Больше нет. Я от Него отрекся. Пусть всего на минуту – но отрекся. Иначе не оказался бы здесь. - Думаешь, за это и Он отрекся от тебя? Генрих не ответил. - Я не очень разбираюсь в вере, - продолжал Дэриан, с трудом подбирая слова. - Мне всю жизнь было на это наплевать... Я так думал. Но почему-то мне кажется, что нельзя ее терять и обретать ежедневно. Если ее теряют, то только раз и навсегда, и если обретают... - Тоже раз и навсегда, - согласился Генри. - Я даже не умею молиться, - продолжал Дэриан. - Никогда не знал ни одной молитвы. Даже «Отче Наш» не знаю дальше третьей строчки… - Но ты ведь обращался к Богу? – спросил Генрих. - Хоть иногда в своей жизни? В каких угодно словах? Дэриан задумался. - Иногда, в детстве, когда мне было страшно или тяжело, мне приходило на ум одно стихотворение из детской книжки. И я читал его, как молитву. Это смешно, но ничего, кроме этого, я не могу сообразить. - Какое стихотворение? - Я даже не уверен, что помню наизусть, - Дэриан смутился. - Кажется... О Элберет Гилтониэль, С небес далеко глядящая: Взываю к тебе из тьмы страха – Взгляни на меня, Вечнобелая! - Я знаю это стихотворение, - кивнул Генрих. – Забавно, моя дочь задавала мне тот же вопрос... Может ли это считаться за молитву… - И что ты ответил? Генрих слегка пожал плечами. - Все молитвы придуманы людьми... Дело ведь в том, что ты чувствуешь, а не в словах... И не имеет значения, какие из них использовать. Я при жизни слишком много говорил разных слов. Правильных и красивых. В которые я действительно верил. А теперь в книгах обо мне пишут, что я либо был царственным лицемером, либо... все это было обусловлено рыцарским этикетом, особенностями мышления той эпохи... – Генри усмехнулся и махнул рукой. – И, наверно, мне лучше принять одно из этих объяснений, чем то, что человек в моем возрасте, мог действительно верить в такие смешные и наивные вещи? Что я и сейчас продолжаю верить? - Это действительно наивно, - Дэриан постарался вложить в свои слова весь отпущенный ему природой сарказм. - Здесь любые молитвы, в каких бы то ни было словах, бессильны. «Оставь надежду всяк сюда входящий» – и это правда. И демоны были правы. Посмотри наверх. Там нет Света. Там нет Бога. Только пустота. Может, где-нибудь там, очень высоко Он и есть. Но сюда Он не смотрит. Здесь, в Бездне, Он не услышит нас и не увидит. - Или это мы Его не слышим, - тихо сказал Генрих. - Но ты ведь взывал к Нему тогда в тюрьме? Значит, даже здесь верил, что Он может услышать? - Это не то, что думаешь, - несколько смутился Дэриан. - Это просто... Инстинктивно, как если бы… Это как дети зовут мать, когда им плохо и больно. В надежде, что защитит. - Разве в детстве твоя мать не была тебе защитой? - Она умерла очень рано. И я почти ее не помню. - Но ведь ты все равно звал ее, когда было плохо. Потому что все равно у тебя была мать, не важно, что ты никогда ее не видел. Как ребенок всегда знает, что у него была мать и взывает к ней, так и мы даже в бездне отчаяния взываем к Богу. Но только когда знаем, что Он есть. Дэриан пристально посмотрел на него. - Ты что – меня сейчас обращаешь? Ты, который считает себя демоном, падшим, призываешь меня обратиться к Богу? Это ли не Конец Света? А может, он уже наступил, но мы в этой дыре его не заметили? Генри чуть заметно улыбнулся. - Да и вряд ли здесь что-нибудь изменилось бы и при конце Света, - вздохнул Дэриан. - В любом случае я благодарен тебе, что встречу его не в одиночестве, - сказал Генрих. - Мне стало много легче от того, что ты рядом... Уж не знаю, чем я заслужил это. Дэриан не откликнулся на эти ласковые слова. Слишком уж безнадежно они прозвучали. Ему было важно другое. - Тебе ведь уже приходилось умирать... - спросил он. - Тогда ты тоже боялся? - Я не боялся. Ни тогда, ни сейчас. Но тогда все было по-другому. Нет, ты не понимаешь. Я не в том сомневаюсь, что Бог меня примет. Я по-прежнему верю, что примет и простит, если я... Решусь сделать шаг к Нему навстречу. Покинуть все и стать Светом как частью Его... Но дело в том, что я не решусь. И посему – недостоин Его прощения. Тогда, в первый раз, я твердо знал, что иду к Свету, к лучшей жизни. Я не сомневался в этом. А там, на Земле, разве моя жизнь была безупречной? Но я верил, что Бог меня простит. Не сомневался, что Он примет меня и даст лучшую жизнь... Я не могу вспомнить сам момент моей смерти, но мне казалось... Я был готов. У меня было время. Но вот сейчас... - А сейчас сомневаешься? Почему сейчас ты думаешь по-другому? Ты сам сказал, что мне нечего терять, кроме боли. А что терять тебе? - Память. - Но если ты останешься демоном, ты и память утратишь. - Все равно. Я не хочу терять свою жизнь и судьбу во имя лучшей, как было на Земле. Тогда мне некого было покидать. Никто не любил меня по-настоящему. Были люди мне преданные, которых я ценил. Даже те, кто был мне дорог. Но никому моя смерть не разбила сердце. Люди оплакивали короля... Но не Генриха. Здесь я никогда не жалел о том, что я больше не король… Не смотри на меня так, будто ты мне не веришь! Может быть... Иногда. Слегка я испытывал какие-то сожаления. Но это было недолго. Я хотел им быть - ради моей страны – да, хотел. А если я перестану быть архангелом, буду ли я сожалеть? Не знаю. Может быть - поначалу. Я ведь только человек, у меня свои слабости. Я и сожалел, и буду сожалеть о чем-то, без чего все же можешь обойтись. Но я смог это отбросить. И опять бы смог, если бы дело было только в этом. Но сейчас, как бы я ни внушал себе, что уйти для меня благо, вся моя сущность противится этому. Я не могу заставить себя захотеть... Оставить все то, что есть у меня сейчас. Моих друзей. Человека, которого считаю своим братом. Девушек, которых люблю, как сестер. Детей, которых привык считать своими. И женщину, которую люблю так, что даже память о ней во тьме мне дороже, чем свет – без нее. - Неужели не было никого и ничего такого, что тебе не хотелось бы потерять тогда, в первый раз? – уточнил Дэриан. - С чем тебе не хотелось бы расставаться? - Я бы помнил о таком. - Может быть, ты ошибаешься? Я не верю в то, что никто не любил тебя по-настоящему. Может, ты просто не знал о них? Может, они были совсем близко от тебя, но ты не заметил? - Повтори, что ты сказал, - попросил Генрих задумчиво. - Что люди, которые тебя любили, могли быть совсем близко от тебя... Но ты не видел. - Я как будто уже слышал это... Когда-то давно. Нет... ничего такого у меня не было. Разве что в снах, в грезах, которые Господь милостиво воплотил здесь. Или дал мне обрести нечто большее. Возможно, так будет и снова, но я не хочу обретать ничего большего. Ничего, кроме моей семьи. Моей жены и детей, моего брата и сестер. И никогда не смогу заставить себя хотеть иного. Я смотрю назад, вместо того, чтобы оставить все и шагнуть вперед. Вот почему я не заслуживаю Света. Дэриан, наконец, не выдержал. - Как может не заслуживать Света человек, который любит так, как ты, свою семью? Разве Бог – это не любовь, как вы все говорите? Тогда почему ты не веришь, что Он приведет тебя к ним? Если уж Он воплотил твои грезы, то Ему совсем не будет трудно помочь тебе найти дорогу домой. - Если бы я только мог в это поверить... Никакие цепи бы меня не удержали. - Ну так иди к ним. Просто иди. Хотя бы попытайся. Дэриан и сам не понимал, почему так горячо убеждал его в этом. Ведь он знал, что как только Генрих уйдет, покинет это место, для него самого все будет кончено. Ему останется лишь последовать совету Короля и со всем покончить. Ведь Дэриану, в отличие от него, некуда было идти, его никто не ждал, как ждали Генриха. В ту минуту, когда он его коснулся, взял за руку, Генрих дал ему увидеть всех своих близких. Дал почувствовать, как он любит их, и как они его любят. И Дэриан удивлялся теперь, как Генрих может сомневаться, что его дождутся. Он бы сам не колебался ни секунды, что бы его ни ждало. Если человек оказывается в горящем доме, и нужно попытаться пройти сквозь огонь, чтобы спастись... Как поступить? Что выбрать? Если пойти в огонь, можно сильно обгореть или погибнуть, но все-таки есть надежда. А если остаться в доме и не двигаться, тогда остается только сгореть. И у Генриха был только этот выбор. Но все же – выбор. *** - Что произошло потом? – спросила Анастасия как можно мягче. - Что ты видел? - Я не знаю, что я видел. Нечто странное. Я почти все забыл, потому что... До сих пор не уверен, что мне это не привиделось... Те цепи невозможно было порвать – но они сами упали с него. Я только одно знаю точно... То, что вернулось на Границу, а потом к вам, сюда... Это была лишь оболочка. Тень. Всего лишь воспоминание о том, что с ним случилось в Аду, да и то путанное и неясное. Все темное, оскверненное, запятнанное... Оно осталось. И вернулось в Зарассветье, но только для того чтобы погибнуть. Исчезнуть, наконец, как все тяжелое и темное рано или поздно исчезает. Он настоящий... И все то, что было светлого и чистого в нем... То, что так и осталось незатронутым... Его ангельская сущность... Оно отделилось и ушло... Куда... Я не знаю. Куда-то в другое место. - Покажи мне, - сказала Татьяна. – Я должна это видеть. Покажи только мне. Она подошла к Дэвиду и протянула к нему руку. Он поколебался и протянул ей свою. Анастасия отступила, чтобы не мешать. Маттиас сделал движение, чтобы приблизиться к ним, но Ольга его удержала. - Думаю, это на самом деле касается только ее, - сказала она. Татьяна, словно полностью обессилев, опустилась на колени перед Дэвидом. - Только подумать, что я не захотела дольше говорить с тобой тогда... – прошептала она. - И это был тот самый день, когда я его потеряла. Теперь я понимаю – за что. Если я не сумела удержать тебя... Такого, как ты... Дэвид смущенно отвел глаза. - Тогда как бы я смог... Узнать обо всем об этом и рассказать вам?.. Встаньте, пожалуйста. Зато теперь я сам вижу – ничего не происходит просто так. Ничего не бывает зря. И это придает уверенности. Анастасия украдкой пожала ему руку. - Если ты это понимаешь, значит, сможешь стать ангелом, - шепнула она. Дэвид улыбнулся в ответ на ее слова и ответил на ее пожатие, но продолжал смотреть на Татьяну, которой Маттиас помог подняться на ноги. - Думаете, я смогу... Захочет он встретиться со мной еще раз, когда вернется? – спросил он напряженно. - Мне хотелось бы, чтоб он знал. Что я не остался с ними, что я пытаюсь измениться. Я не претендую на то, чтобы быть его другом... но… Татьяна грустно улыбнулась. - Ты так уверен, что он вернется? - Да, - просто ответил Дэвид. Татьяна склонилась к нему и поцеловала его в лоб. - Спасибо, - сказала она. - Таня, не плачь, - шепнула Анастасия. - Но ведь он не вернулся ко мне! – воскликнула Татьяна. - Неужели он действительно обрел нечто большее... И не захотел ко мне возвращаться? - Может, он еще в пути? – тихо сказала Ольга. - А может... Извините, что вмешиваюсь... – произнес Дэвид робко, но вместе с тем настойчиво. - Может, вам стоит выйти ему навстречу?.. *** Маттиас вышел из Чистилища вместе с сестрами, поддерживая Татьяну под руку. Хотя и не похоже было, что она нуждается в этом, она была бледна, но спокойна и держалась прямо. Ольга и Анастасия следовали за ними. - Ты улыбаешься? – спросил Маттиас. - Я думала о Генри... и об этом мальчике, Дэвиде. О том, что я так и не сумела удержать его здесь. Не сумела обратить его к свету. А Генри… Хватило одного взгляда. И так всегда было. Со всеми, с кем я билась часами и днями, ему хватало несколько минут. Я без него беспомощна. Что я могу? - Ему хватало одного взгляда… Но лишь после того, как ты говорила с ними, - мягко возразил Маттиас. - И так всегда было. Всегда ты была первой. Если бы не было тех часов, которые ты проводила с этими людьми, вряд ли ему удалось что-нибудь сделать. Мог ли он что-нибудь без тебя? Вы нужны не только друг другу, но и всем… Кто нуждается хотя бы в одном из вас. Татьяна горестно вздохнула. - Высшие ангелы советовали мне смириться и принять то, что Бог позволил осудить невиновного... А вчерашний демон сказал мне, что Бог сотворил чудо ради них и позволил спастись... Кому же я должна верить? - Себе, - твердо сказал Маттиас. – Что ты сама чувствуешь? - Я не знаю. Я устала и запуталась. Я слабее, чем думала. Я почти готова была решиться на любое безумие, на любую жертву. Но здесь… Все не так просто. Иногда пожертвовать всем проще всего. Обойтись без жертв намного труднее. Маттиас кивнул и обернулся к Анастасии. - Кстати, я попытался выяснить то, что ты просила. - А что я просила, - удивилась она. - Узнать, становятся ли гомосексуалисты ангелами. Ольга чуть заметно поморщилось. - А ты не мог бы… Выражаться чуть более обтекаемо? Маттиас упрямо сжал губы. - Нет, не мог бы. И да, мне удалось найти один подобный случай. То есть, видимо, не бывает правил без исключений, - он покосился на Татьяну. - И даже очень строгое правило, казавшееся аксиомой, может быть пересмотрено. - То есть Дэвид может стать ангелом, - уточнила Анастасия. - Не думайте, что я не оценила глубины и значимости момента, но мне это тоже важно. Так что про этот случай можно все же поподробнее? Маттиас вздохнул. - Как я уже сказал, об одном случае мне удалось разузнать подробно. Хотя тебе он не совсем подходит. Да, этот человек при жизни был геем… Но во всем остальном он был праведником. Причем стопроцентным праведником, каких поискать. И погиб совсем молодым, пожертвовав жизнью ради близкого человека. Более того, при жизни у него был крайне сильный ангел-хранитель, погибшая за несколько лет до его смерти близкая подруга. Она еще при его жизни ему являлась, что вообще-то тоже незаконно. И она фактичекски провела его в Свет сразу после смерти, минуя все условности… - То есть он в своем выборе не каялся и не отрекался? - Нет, ничего подобного. Его подруга прямо таки выбила ему крылья вопреки всем законам... Но тут есть один небольшой нюанс, - Маттиас снова многозначительно покосился на Татьяну, и она вопросительно подняла брови. - Он, этот ангел, почти не бывает в Свете. Ему поручили одну очень своеобразную миссию. На такую отправляют лишь немногих избранных… Из числа, м-м-м... Таких вот спорных. Его отправили на Границу. В область сна. - Это территории демонов, - заметила Ольга. - Это ничья территория! – возразил Маттиас. - Демоны посещают Сон, нарушая устройство мироздания, а мы делаем это крайне редко и в случае лишь крайней необходимости. По особому приказу и при согласованности с начальством. А пограничники имеют право туда входить по собственному усмотрению. И решать, кого пропускать, а кого нет. - Я об этом, разумеется, знаю. Татьяна начла массировать виски кончиками пальцев, ее лицо приняло задумчивое выражение, глаза смотрели куда-то в пространство. - Но зачем ты ей все это говоришь? - не выдержала Ольга. - Ты же не собираешься посещать область Сна? Зачем бы тебе туда понадобилось. - Но если Анастасия захочет встретиться с этим ангелом, а она, полагаю, захочет, вам придется туда пойти, - заметил Маттиас. - Да, придется, - Татьяна старалась отвечать сдержанно и серьезно, но губы против воли дрогнули в улыбке. - Единственный ангел, о котором тебе удалось узнать, обитает именно в том месте, куда так трудно попасть, вряд ли это очередное случайное совпадение. - Но мы хотим встретиться с ним прежде всего ради Дэвида, - добавила Анастасия полуутвердительно. – Ты ведь веришь, что ему можно помочь? - В Писании сказано: «Господь не желает смерти грешника, но чтобы грешник обратился и жив был», - сказала Ольга. - Я это знаю, - согласилась Анастасия. – Но ты, Таня, в это веришь? Татьяна кивнула, но в этот момент она подумала о другом. О Скролане. Временами воспоминание о нем посещало ее совершенно некстати. Какое-то смутное чувство жалости и разочарования, которое возникло у нее еще тогда, в его присутствии. Когда она смотрела ему прямо в глаза, а этого нельзя, нельзя, нельзя было делать! У демонов ведь нет глаз, только бездна. Он просвечивал ее взглядом словно лазером. Словно срывал покровы с ее сознания, обнажая самую суть. Словно требовал объяснения, какое право она имеет испытывать к нему подобное. Ей было его жаль… Почему? Потому что ребенок, так и не ставший взрослым, безбожник, неприкаянный, с самого рождения обреченный на такую судьбу? Нет, не то. Потому что раб, слуга, у которого нет свободы выбора и решений, нет пути? Не то. Потому что демон, лишенный света, чей вечный удел бесцельные скитания во Тьме? Не то. Потому что в итоге в этой войне победа будет за ними, за ней, а он будет уничтожен? Не то, не то, не то! Где-то в самой глубине сознания, так глубоко, что даже она сама никогда бы не решилась этого ни подумать, ни выговорить, нашелся ответ: «Жаль, потому что я смотрю на тебя, и ты мне нравишься, и не так бы мне хотелось говорить с тобой... Но этого не будет НИКОГДА. И потому – мне жаль».