Only The Good Die Young - 2: Love Is All

Граница между Раем и Адом - понятие отнюдь не условное. Она существует на самом деле. Великий Разлом, который тянется бесконечно в обе стороны, достаточно узкий, чтобы при желании перепрыгнуть с разбегу, достаточно широкий, чтобы можно было в него упасть. Кое-где верхний слой земли надломился или осыпался, и пролом там казался широким, как река, но через несколько метров он снова резко сужался и вился, подобно узкой искривленной щели, полной непроглядной тьмы. Лесли любила сидеть здесь, на краю Разлома, болтая ногами, еще и в прежние времена, а сейчас это и вовсе стало ее любимым занятием. Иногда с ноги срывался легкий белый шлепанец и падал вниз, успевая лишь на секунду сверкнуть белизной, прежде чем исчезнуть во тьме. Кому-то расщелина могла показаться местом неприглядным и малоинтересным, но Лесли нравилось гулять здесь вдоль нескончаемой пропасти, разглядывая ее крутые обрывистые склоны. Местами они были каменистыми, местами глинистыми, кое-где в стены пропасти врастали огромные глыбы гранита, шершавые или гладкие, кое-где на зеленых уступах цвели цветы, и даже росли небольшие деревья. Там, где Лесли сидела сейчас, склон был песчаный, с вкраплениями слюды. Если повиснуть, уцепившись за корень дерева, торчавший поблизости, можно было наковырять в песке много слюдяных комочков, красиво сверкавших на солнце. Среди крошечных с зернышко слюдинок иногда попадались довольно крупные, размером с ноготь большого пальца. А однажды Лесли откопала огромный кусок, величиной почти что с ладонь. Она долго и аккуратно отслаивала от него прозрачно-янтарные легкие пластинки слюды и, полюбовавшись ими на просвет, пускала в Бездну. Они падали, кружась, как тополиные листья осенью, и навсегда исчезали в ней. Провожая их глазами, Лесли думала о листьях. О тех, что осенью срываются с веток и уносятся вместе с ветром. Что чувствует лист, когда отделяется от ветки? И чувствует ли он хоть что-нибудь потом? Неужели и душа может вот так? Отлететь, высохнуть и рассыпаться в прах? И ничего не останется от нее? Ничего. Лесли редко смотрела по ту сторону разлома. Там все равно не было ничего кроме густого плотного тумана, пробиться за который нельзя. Тебя снова и снова будет разворачивать и выводить на край Бездны. То же самое, наверно, было и с этой стороны – для тех, кто смотрел оттуда. Только вдоль самой Бездны с обеих сторон тянулись полоски земли, открытые глазу. Они и называлась Границей. Здесь и разворачивались бесконечные баталии между Воинствами Света и Тьмы. Сюда доступ был одинаково открыт и ангелам, и демонам. И, конечно, находиться здесь маленькому одинокому ангелочку было совсем небезопасно. Но Лесли уповала на Бога и свои резвые крылышки. К тому же ей все равно больше некуда было идти. Здесь ее, по крайней мере, оставляли в покое! Хотя она и раньше любила здесь гулять... и не только. Лесли подняла голову и, сощурившись, посмотрела вверх. На ее стороне простиралось голубое небо и сияло солнце, с другой стороны стоял туман, а прямо над пропастью, хоть и довольно высоко, трепетала и искрилась пелена Света. Это был постоянный Портал, вход в Рай, если успеешь долететь до него - будешь в безопасности. Правда, неизвестно, куда именно тебя через него вынесет, но это пустяки по сравнению с проблемами, которые могут появиться из Бездны. Демон же в Портал залететь не сможет: свет попросту сожжет его. Гарри рассказывал (не ей, конечно, но Лесли слышала), что во время битв демонов часто теснили туда, и они сгорали, как сухие листья... Лесли встряхнула головой, чтобы не думать ни о листьях, ни о Гарри. Но как демонам нельзя подниматься в Свет, так и ангелам нельзя спускаться в Бездну – тьма внутри нее для них смертельна. Даже просто летать там, даже в самых верхних слоях тяжело, воздух там густой, как масло. И чем ниже, тем гуще и холоднее. Там, куда уже не достигают лучи света, воздух похож на трясину, которая затягивает и не выпускает, душит и тянет в бездну... Лесли испытала это на собственном опыте. *** Она всегда любила лазить, где не надо. И еще больше – где нельзя. Когда-то давно ей нравилось просто карабкаться по склонам обрыва, то с той, то с другой стороны, проверяя, насколько далеко вниз она сможет спуститься. Наползавшись по ним, исцарапав в кровь локти и колени, перемазавшись землей и глиной, изодрав не одну футболку, она, наконец, прискучила этим занятием. И придумала новое развлечение. До этого она была убеждена, что единственная возможность хоть как-то спуститься – это ползком по стенкам, слетать не получалось, крылья залипали на плотном воздухе. Вверх взлетать получалось гораздо легче, отчасти из страха не выбраться, отчасти оттого, что она больше отталкивалась от воздуха, чем летела, отчасти оттого, что Свет сверху все-таки притягивал. Но насколько далеко возможно опуститься, чтобы потом взлететь? Ниже стены были почти совсем гладкие, не уцепиться, остается только падать. Если встать на самый краешек, раскинув руки и опрокинуть свое тело вниз, не сгибая его. Эти секунды падения, ветер, бьющий в лицо, волосы щекочущие шею, замирание внутри – все это приносило странное наслаждение. И с каждым разом Лесли позволяла себе упасть чуть ниже. Покуда хватало света. А потом, ловко извернувшись, устремлялась вверх, бешено работая крыльями. Иногда ей казалось: все, ей не выбраться, Бездна сейчас затянет ее, но каждый раз упругие крылья прорывали смыкающуюся вокруг них вязкую темноту и выносили ее на поверхность. И вот однажды это все-таки произошло. Она с упорством отчаяния билась в тягучем воздухе, в полной темноте, стараясь не поддаться, не принять мысль о том, что ей уже не выбраться оттуда. Так, наверно, чувствует себя тонущий в болоте или зыбучем песке человек: чем сильнее рвется, тем глубже его затягивает... Лесли не сдавалась все же до конца, и, уже теряя сознание, услышала шелест крыльев... Перед глазами мелькнула тонкая вспышка света. Это было последнее, что она помнила о том пребывании в Бездне. Очнулась она уже на руках у Гарри, который нес ее к порталу. Она только потом поняла, как он умудрился долететь до нее... Сама Лесли всегда падала бескрыло. Крылья открывала только в последний момент, а Гарри прыгнул, плотно сжав их за спиной, камнем, выставив перед собой меч, который рассекал воздух, придавая ускорение и отражая остатки света. Когда он подхватил ее на руки, меч, конечно, пришлось бросить, а самому рвануться вверх сразу же, еще не погасив инерции движения и скорости. Но даже так ему пришлось туго. Лесли это поняла, когда он нес ее от края пропасти, по тому как он пошатывался на ходу, и как блестели капельки пота на его висках. Она даже сказать ничего не могла от потрясения. Это было просто чудом, что он вытащил ее и не погиб сам... Но как он вообще оказался там? Неужели она бессознательно звала его, и он услышал? Но ведь так бывает только между очень близкими людьми. До того случая Лесли воспринимала свое удочерение скорее как игру, она не думала, что Гарри может на самом деле относиться к ней как к своему ребенку, переживать о ней настолько, чтобы услышать издалека немой крик о помощи и без колебаний ринуться за ней в бездну. Впрочем, последнее он сделал бы и из чувства долга. Но никакой долг не может заставить услышать. - Татьяне ни слова, - предупредил Гарри, когда они вернулись домой. Лесли села на табуретку на кухне и привалилась к стене. - Я еще с ума не сошла, - обессилено сказала она. Хотелось пить, но руки и ноги дрожали слишком сильно, чтобы подняться и хоть что-то сделать. Гарри усмехнулся и сам налил ей холодного молока. - Бросаться в пропасть головой вниз – поступок далекий от сумасшествия, ничего не скажешь, - заметил он, протягивая ей стакан. - Я больше не буду, - пробормотала Лесли. - Не будешь что? Прыгать? Или сходить с ума? Лесли отставила стакан и, потянувшись к нему, уткнулась лбом в его плечо, потерлась лицом о рукав куртки, вдыхая запах кожи. - Не буду на обрыве акробатничать, - пообещала она. - И даже сидеть буду... далеко от края. *** ...Сейчас она, конечно, это обещание нарушала. Сидела на самом краю, свесив ноги вниз. Но ведь и того, кому она это обещание давала, уже не было рядом. Лесли посмотрела вниз. Кто, собственно, сказал, что ангелы, поглощаемые тьмой, задыхаются и умирают? Откуда известно? Оттуда никто не возвращался никогда. Да, демоны сгорают в сиянии Света, но ведь это еще ничего не доказывает. Просто Рай не пускает к себе демонов. Но ведь Преисподняя наоборот заманивает ангелов к себе. Так что, может быть – Бездна вовсе не гибель, не буквальная во всяком случае... Демоны приходят оттуда и уходят туда. Так, может быть... Лесли ниже нагнулась над краем пропасти. Если б только собраться с духом... Воздух рядом с ней внезапно просиял ослепительно-голубым светом, открывая небольшой портал. Из портала появился мальчик примерно ее возраста, одетый в потертые джинсы, старые кроссовки и мешковатый свитер. Звали его Даниэль, и с некоторых пор Лесли считала его своим знакомым... Познакомились они при весьма тривиальных обстоятельствах. *** У Лесли еще и при жизни проблематично складывались отношения с ровесниками. И здесь, на Небесах они проще не стали. Иногда Лесли понуро размышляла о том, что на Небе слишком много детей. Не потому, конечно, что дети чаще умирают, чем взрослые (хотя, кто считал?), а потому, что они не успевают нагрешить. Хотя многих из них Лесли бы сюда точно не пустила, будь на то ее воля. В школе, куда Лесли приходилось ходить, детей обучали, прежде всего, тому, чему они не успевали научиться на Земле – терпению, милосердию, гуманности... Одной детской невинности мало, чтобы стать хорошим ангелом, да и пора невинности в современном мире слишком коротка... Поэтому визиты в школу в Зарассветье, как и на Земле, имели для Лесли мало приятного. После смерти Гарри стало и вовсе невыносимо. Нет, конечно, ее не травили и не обижали открыто, но уже одних только взглядов на нее бросаемых Лесли было достаточно. Она знала, какие мысли, пусть и невысказанные, скрываются за этими взглядами. «Это дочь того самого, предателя, отступника, Падшего!» Никто из сверстников в ее присутствии уже и не посмел бы коснуться имени Гарри. Предпочитали не связываться. Но она сама упрямо заводила разговор о нем, впивалась взглядом в лица окружающих, готовая наброситься на собеседника за одну только пренебрежительную гримасу. Неудивительно, что в последнее время от нее предпочитали держаться подальше. В тот день Лесли опять с кем-то сцепилась. По-серьезному, чуть ли не до крови. Ей уже было все равно, чем это может кончиться. Пусть исключают. Пусть... что угодно. Ей хотелось почти по-настоящему кого-нибудь убить. Кого-нибудь из девчонок, которые о ней сплетничают. Большинство детей в своей невинности глупы (а вовсе не жестоки, как это любят повторять, для жестокости все же нужен ум!), на глупость отвечать недостойно, но то, что Лесли услышала в тот день, переходило всякие границы. - Я думаю, его правильно казнили, - сказала Дезире, девочка-подросток, смелая не только из-за своего преимущества в росте и возрасте, но и из-за того, что вокруг была толпа народу. – И не за его отступничество вовсе, а за его прежние греховные помыслы... Впрочем, одно проистекает из другого. - Что ты знаешь о его помыслах! - крикнула Лесли. - Да кто не знает? На Земле у него была одна жена, в Зарассветье - другая. И обе любимые, как говорят... А ты все рассказываешь, что он и тебя любил. Так же сильно? - У ангелов не может быть подобных низменных желаний, - возразил ровесник и одноклассник Лесли - Мауро. Не столько из-за сочувствия к ней или Гарри, сколько из желания поспорить с Дезире, с которой не очень ладил. - Вот именно поэтому он и... - Дезире не договорила. Лесли, сообразившая, наконец, о чем речь безо всяких слов ухватила Дезире за ее длинные волосы и, упершись ногой ей в грудь, рванула. Дезире завизжала и попыталась вырваться, но Лесли уже намотала длинные пряди на пальцы и тянула изо всей силы. Она никогда не ожидала от себя такой звериной жестокости. Не думала, что ей будет до такой степени хотеться причинить кому-то боль... Гнев, ярость, ненависть оглушили и ослепили ее на несколько секунд. А потом затмение прошло, и навалился невыносимый стыд и отвращение к себе самой... Но было уже поздно переживать - Мауро и еще двое-трое одноклассников вцепились в ее руки и плечи и оттащили от Дезире. Кто-то даже схватил ее за волосы. Лесли и не думала сопротивляться, да и сил у нее уже не было. - Вы видите? - крикнула Дезире сквозь слезы. - Она теперь ТОЖЕ порченная! Лесли всхлипнула и снова рванулась. Пусть ее называют как угодно, она вполне это заслужила, но только не «тоже»! Внезапно ее отпустили. Она не сразу поняла почему. Какой-то подросток ворвался в гущу драки и буквально разметал ее противников в разные стороны. - Вы тут совсем очумели? - рявкнул он, на самом деле употребив гораздо более крепкое слово. - Набрасываться всем скопом на одну девчонку! Совести у вас нет? - и он добавил несколько слов, которых Лесли раньше не слышала, но об их значении примерно догадывалась. - А ты видел, что она сделала? - напустился на него Мауро, пока остальные пребывали в некоторой прострации от услышанного. - А что бы и сделала! Один на один, что, душонок не хватает?! - На тебя хватит! - огрызнулся Мауро. - А вот это сколько угодно! И мальчишка налетел на Мауро быстрее, чем тот успел что-либо сообразить. Завязалась новая потасовка, в которой Лесли решила участия не принимать. Ей сейчас хотелось только одного - пойти и кинуться в Бездну, чтобы горький, плотный ветер выдул из ее сознания все мысли, а из души - все чувства. Лесли подумывала, что может, ей все-таки стоит бросить школу. Поскольку каждое ее появление там заканчивалось скандалом. Она понимала, что близкие ее пока жалеют... И стараются по мере возможности перетерпеть ее чудачества. В том-то все и дело. Дома хотели верить, что все это у нее временно. А сама Лесли в это верить не хотела. Она сама отчетливо не понимала до конца, ради чего воюет со всеми. Ради того, чтобы все остальные тоже стали думать, что Генри невиновен? Она знала, что этого не произойдет. Что случилось, то случилось, и сейчас все предпочитали поскорее об этом забыть. Лесли от злости сжимала кулаки. Вот этого она им не позволит. Они могли заклеймить его отступником, могли всячески опорочить, могли лишить жизни... Но забыть она им не даст. Иногда ей в голову приходила мысль: даже если вдруг окажется, что она права, и Генри не виноват. Это его не вернет. Так какая разница, был он виноват или нет? Разница есть, думала она, если ничего другого ей не осталось. Вот почему ее все чаще тянуло к Бездне. Она не могла быть глубже, чем бездна, которая росла в ее душе в последние дни. Уж лучше полное одиночество там, чем одиночество среди людей, которым нет до нее дела... - Лесли! Подожди! – она оглянулась. Тот самый паренек, который заступился за нее, теперь шел за ней. Лесли недовольно повела плечом. И чего привязался? - Ты меня не помнишь? – спросил он. Нет, ей казалось, что она видит его впервые. - Мы один раз встречались. На тренировке у Начо, помнишь? Лесли не помнила. Ну да, она была пару раз на занятиях Игнасио по фигурному катанию, но больше ради забавы. К тому же у Начо было несколько десятков учеников. Странно было бы думать, что она их всех запомнит в лицо и по имени. - Я понимаю, я личность, конечно, малопримечательная, - заметил мальчик самокритично. Лесли окинула его быстрым взглядом и подумала, что он, пожалуй, прав. Он и в самом деле не выделялся ничем. Один из тысяч точно таких же парнишек. На вид ему можно было дать лет 12-13. Довольно высокий – выше ее – и крепкого сложения... Самое обычное лицо с пухлыми щеками и небольшими серо-голубыми глазами. Приятное, но и только, никакой особой красоты или выразительности. Улыбка, правда, очень славная и располагающая к себе. Темно-русые волосы почти до плеч, очень густые и торчащие в разные стороны непослушными прядями. Он время от времени забавно встряхивал головой, откидывая их с лица. Из-за своих пухлых щек он казался полноватым, впрочем, из-за мешковатой одежды о его комплекции было трудно судить. - Меня зовут Даниэль, - представился он. - Даниэль Фигероа. Можно просто Дани. Это ничего, что я... набиваюсь к тебе в знакомые? Вообще-то было «чего». У Лесли не было ни малейшего желания с кем-то знакомиться. Даже если этот человек помог ей. Вспомнив об этом, Лесли смутно догадалась, что надо бы поблагодарить. - Спасибо, что полез меня защищать, - выдавила она из себя через силу. - Только, наверно, не нужно было. Может, я и заслуживала, чтобы меня побили. - Нет, - сумрачно ответил Даниэль. – Я же был там, и знаю, что не заслуживала. Деталей не понял, но самую суть уловил... Они сами напросились... Только... Все же... Не знаю, не хочу лезть не в свое дело, но раз уж влез... Мне кажется, зря ты так. С людьми можно и по-доброму поговорить. А ты сразу налетаешь с кулаками. - Как с ними говорить? Им же на самом деле все равно. Они просто смотрят, будто это кино. И все смеются. - Не все. - Или молчат. - Ну... Молчат, знаешь с тобой не так-то просто заговорить. Может, тебя просто стесняются. Думаю, есть много девочек, которые мечтали бы с тобой подружиться. - Вот уж не думаю... - А я знаю. Точно есть. Это легко заметить, если, конечно, есть желание. Но те, кто умеют и хотят дружить, обычно очень застенчивы... И не решатся подойти первыми. Так что ты так и не узнаешь об их существовании. А жаль. Лесли промолчала. Может, он и прав. Может, она и не очень справедлива по отношению ко всем своим одноклассникам. Но только разве они не видят, что она не в том состоянии сейчас, чтобы самой заводить друзей?.. Да и не нужны ей друзья! Никто не нужен. Никто не заменит ей Гарри. - Ты же вот подошел, - заметила она, хотя сказать собиралась совсем не это. - Я же мальчик, - усмехнулся он. - А из-за чего ты все-таки дерешься? Не думай, что я такой любопытный... Просто по тебе видно, что дело правое. - Из-за моего отца, - ответила Лесли, внезапно ободренная такой формулировкой. – Из-за того, что говорят о нем... И думают. - А ты знаешь и то, что думают? - Знаю... Когда мне дают это понять. - Я немного слышал об этом, - насупился Даниэль. – О твоем отце. Генрих Пятый, да? Свет Англии. Лесли вскинулась, заподозрив в его словах насмешку, но он смотрел на нее глубоким серьезным взглядом. Лесли чуть смягчилась. - Просто Гарри. Для меня он был, прежде всего, отцом... - Понимаю... Я просто хочу сказать, что я о нем кое-что знаю. - Тогда наверно знаешь и то, в чем его обвинили, - деревянным голосом сказала Лесли. - Знаю. В предательстве. (Лесли дернулась). Отступничестве. Но его ведь... Он ведь из-за этого умер, да? Так что же здесь еще обсуждать? - Его казнили, - поправила Лесли резко. – Но здесь есть, что обсуждать! Потому что это было несправедливо! И неправильно! - Да брось! Даже его жена уже так не думает. - Послушай, - сказала Лесли. - А я ведь тебя с собой не звала. И заступаться не просила. И кстати, я вполне могу и сама за себя постоять. И врезать тебе могу, если что. - Ну, врежь, - вздохнул Даниэль. - Врежь и успокойся. Да, за то, что я такой дурак, стоило бы. Я ведь понимаю, он твой отец... - Приемный, - уточнила Лесли. – Но это ровным счетом ничего не значит. Я и с настоящими родителями никогда так близко не сходилась. И как будто... Не знаю... Как будто... А, все равно никто не сможет понять! - Я смогу, - сказал Даниэль очень серьезно. - Смогу, потому что сам приемный... Был приемным. - Правда? – Лесли впервые взглянула на него с искренним интересом. - Угу. От меня долго скрывали. Приемные родители, они... Не хотели, чтоб я знал, не хотели меня ранить. Только я все равно узнал. И это был такой ужас... Я чуть не умер тогда. Из дому сбежал, школу прогуливал. Со всеми друзьями переругался... *** Да, это ей было хорошо знакомо. - Кончится тем, что тебя исключат, - говорила ей дома Мария. - И из школы и вообще... Что «вообще» Мария не договаривала. Видимо, что-то жуткое. - Ну, вам же проще! – огрызнулась Лесли. - Если со мной что-то случится, можете мне даже не помогать, я вам разрешаю. - Ну, зачем ты так, - говорила Мария чуть ли не со слезами. – Мы все тебя любим. - Тогда поддержали бы меня. А если нет... Тогда я уйду. Я пришла в этот дом, в эту семью ради Гарри. Чтобы он был моим отцом. Без него я здесь не останусь. И не говорите, что были ему друзьями... После того, как вы поверили в то, что он отрекся... Да это все равно, что сам Господь бы отрекся. - Хватит, Лесли, - холодно сказала тогда Татьяна. - Я понимаю твое горе, но если ты не прекратишь богохульствовать, ты покинешь этот дом. - Я и так его покину! Без Гарри мне здесь делать нечего! - Нас-то ты за что ненавидишь? – спросила Анастасия. - Я никого не ненавижу. Я просто не верю, что мой отец предатель. - До каких пор ты будешь отрицать очевидное? - спросила Мария. - Я и не отрицаю очевидное, - огрызнулась Лесли. - Но кто-нибудь это видел? Ты видела? Своими ОЧАМИ ВИДЕЛА? Вот и не говори. - Лесли, я понимаю твое стремление не верить, - терпеливо заговорил Николс. - Он всем нам был другом... - Он мой отец, - прервала его Лесли. - Я никогда от него не отрекусь. И никогда не поверю. Даже если Татьяна Николаевна верит. Даже если все ангельское воинство верит. Даже если и сам Господь... - Лесли! - строго одернул ее Николс. - Не говори о том, о чем придется пожалеть. - А ты не затыкай мне рот, - недобро усмехнулась девочка. - Ты мне не отец. Ты мне вообще никто. Вы все мне здесь чужие. Она, конечно, тут же пожалела о своих словах... Но не настолько, чтобы взять их обратно. И она вовсе не была уверена, что ей не придется скоро убедиться в том, что это правда. Короче говоря, дома Лесли понимания не встречала. И ей уже действительно стало казаться, что люди, которых она привыкла считать своей семьей, на самом деле для нее чужие. У Мари есть ее Джеймс, у Ольги - Начо, Анастасия раньше вечно водилась с братом Алексеем, но после того, как Ниночка прижилась в Царском Селе и перебралась туда, он больше времени проводил с ней. Однако у Анастасии и так было множество друзей-приятелей, ей некогда было долго печалиться или скучать. Лесли бы можно было сблизиться с Татьяной, но та после смерти Гарри словно воздвигла вокруг себя ледяную стену. Нет, она была все такой же милой, обаятельной, внимательной, корректной и умной, но... В ней еще больше прибавилось строгости и твердости, а приобретенные за годы супружеской жизни хрупкость, ласковость и нежность словно испарились. Тема Генри в ее присутствии была запретна, и это Лесли просто убивало. Татьяна была единственным человеком, который сумел бы понять ее до конца, ибо она любила Генри так же сильно, но Татьяна не желала об этом говорить. Даже вспоминать не желала. Если бы Лесли дали возможность хотя бы выговориться на эту тему, она бы, скорее всего, успокоилась. Но для того чтобы выговориться о Гарри, ей бы понадобилось минимум несколько дней. О том, каким он был замечательным, как сильно она его любит и как ужасающе несправедливо то, что с ним сделали... А никто не мог выдержать ее излияний больше четверти часа, даже Николс сбегал от нее. Умом Лесли понимала, как им тяжело ее слушать, не навязывалась. Продолжала жить в одиночестве. Но с каждым днем ей становилось все тяжелее. *** - А много у тебя было друзей? - спросила Лесли у Даниэля. В ее сердце шевельнулось странное чувство, отдаленно напоминающее зависть или сожаление. У нее самой за всю жизнь был только один-единственный друг – Джесс. Даже здесь она иногда по нему скучала. Дани на него совсем не походил, конечно же. Ничего общего. - Много, - откликнулся между тем Даниэль, не уловив в ее голосе ревнивых ноток. – Целый класс и еще... Не только ребята. Я вообще думаю – друзья это самое главное в жизни. - А любовь? - А что любовь? – Даниэль немного смутился. - Это то же самое... Просто самый-самый близкий друг... - А девушка у тебя была? - спросила Лесли неизвестно зачем, растравливая себя еще сильнее. - Ох! – Даниэль закатил глаза. - Так все сложно. Девочки две было. Одна нравилась мне, другой нравился я... Представляешь ситуацию? Лесли не представляла. С ней ничего подобного не случалось. Ни в ту, ни в другую сторону. Но она все же сочувственно кивнула. - А с родителями? – спросила она. - Помирился? - Да, - Даниэль улыбнулся светло, но как-то грустно. - Еще до того как... В общем до того как познакомился со своим типа настоящим отцом... И это было самое плохое, что со мной случилось в жизни... - Он был таким плохим? – спросила Лесли. - Плохим? Не знаю. Не мне судить. Может, и не очень плохим. Но по сравнению с моим приемным, нет, по сравнению с моим ИСТИННЫМ отцом, тот, Мануэль, был... Он меня бросил младенцем, просто подарил, как собачку... И не вспоминал обо мне одиннадцать лет, даже не написал ни разу... А потом вдруг свалился, как снег на голову, в нем будто бы внезапно проснулись отческие чувства... и он решил забрать меня обратно. - Да он козел или нет? - возмутилась Лесли, забыв на минуту о своих горестях. - Кто так делает? Даниэль зло усмехнулся. - Он бы, может, и не сделал... Вот только... Выяснилось, что в Европе у меня была родственница, которая умерла и оставила мне большое наследство. Вот он и решил... - Урод, - резюмировала Лесли. Даниэль фыркнул. - А знаешь, он и правда был... Ну... Не красавец, так сказать. Когда все выяснилось, он вообще озверел. Ему уже все равно было, что я думаю, что чувствую, просто хотелось получить надо мной опеку и увезти... - Опеку над твоим деньгами, а не над тобой. - В гробу я видел эти деньги! Но он нас замучил просто, моих родителей и меня... затаскал по судам, затравил инспекциями... Шантажировал... Наконец, он... моего деда, своего родного отца, как раз его-то я очень любил... а Мануэль... его упрятал в психушку и сказал, что если я не поеду с ним, никогда не заберет его оттуда... - голос Даниэля сорвался, он тяжело задышал, на глазах выступили слезы. - Извини, - сказал он. - Бывает со мной такое... Когда нервничаю, глаза всегда на мокром месте. - Ничего, - тихо сказала Лесли. Даниэль глубоко вздохнул и вытер глаза. - В общем, я согласился. И почти уехал с ним. Но мой НАСТОЯЩИЙ отец спас меня. И дедушку вытащил из клиники и этого сеньора, который называл себя моим отцом, поставил на место... Папа был такой... маленький, смешной и внешне совсем не красивый, но он оказался самым сильным, смелым и прекрасным человеком из всех, кого я знал. А Мануэль, хотя он и был мне отцом по крови... Но он все равно был негодяем... Только это не важно... Все ведь хорошо кончилось. «Да, только ты теперь вот здесь», - подумала Лесли. Значит, что-то плохое все же произошло. Даниэль словно услышал ее мысли. - По крайней мере, я успел его простить, - сказал он сердито. – Мануэля. Успел даже сказать ему об этом. Меня это радует. *** ...Они шли по странной улице, создавая, придумывая ее на ходу. Пустынный, тонущий в сумерках город, пахнущий одновременно и сыростью от реки, и теплом уличной пыли, прогретой за день солнцем. Ажурные мостики, тускло горящие старинные фонари. Из зыбкого тумана надвигались время от времени силуэты зданий, то Вестминстер, то Казанский Собор, то Эскориал, и тут же таяли, уступая место другим. Даниэль вполголоса напевал какую-то песню на смутно знакомом Лесли языке. Noddfa arall nid oes un Wrthyt glyn fy enaid gwan: Paid am gadael, bydd dy Hun Imi'n gysur ac yn rhan: Ti yw Gwrthrych mawr fy ffydd, Ti yw 'nghymorth, neb ond Ti; Cudd fy mhen digysgod, cudd Odan nawdd dy adain Di. - Почему ты поешь религиозные гимны по-уэльски? – спросила Лесли. - Потому что... Там, откуда я, много валлийцев... Раза в три больше, чем в самом Уэльсе сейчас... Они одно время чуть ли ни все туда эмигрировали из Британии... я имею в виду настоящих валлийцев, тех, которые говорят между собой на родном языке, хранят свою культуру... Которые не захотели жить по-английски. Ты не подумай, я против Англии ничего не имею, просто... У нас им все-таки лучше. - Я ломаю голову, что же это за страна такая... Но ведь не Америка? - Не Штаты, если ты это имеешь в виду. - Жаль. Я думала, мы соотечественники. - Это так важно? - Не очень... А ты давно здесь? – спросила Лесли. - Недавно. - Тоскуешь? - Да нет... Когда пытаюсь думать, вспоминать - все как в тумане. Проще уж подумать о чем-то другом. - Это первое время у всех так... А ты живешь с кем-то или пока один? - Один пока, - вздохнул Даниэль. - Ну, то есть в приюте. У Януша, польского доктора, знаешь его? - Кто же его не знает... Но, может, тебя еще возьмет кто-нибудь к себе? - Да нет, - Даниэль махнул обреченно рукой. - Кому нужен такой великовозрастный болван, вроде меня? Да и вообще, у меня куча недостатков. - Как же ты попал сюда? - усмехнулась Лесли. - С кучей-то недостатков? - Сам не знаю, - серьезно ответил Даниэль. - А вообще-то, - спросила Лесли осторожно, решив уж сразу прояснить для себя этот вопрос. - Что случилось-то? - Я не помню, - ответил Даниэль несколько недоуменно. - Честно... Я последнее помню, что начались каникулы, и мы с классом должны были ехать отдыхать в деревню, в горы. Как в автобус садились, помню, а потом... - Ясно, - тихо сказала Лесли. - Но я не скучаю здесь, - быстро сказал Даниэль. – Скучать некогда. Я и в школу хожу, и спортом занимаюсь, и... другими делами... И жаль, что ты больше не ходишь на фигурное катание - это так здорово! Когда скользишь по льду и прыгаешь, то будто летишь! - Летать здесь и безо всякого льда можно, - напомнила Лесли. - Крылья раскрываешь - и вперед. - Летаю я, как мешок картошки с крылышками, - признался Даниэль. - А вот бегаю до сих пор неплохо. У нас в классе – да и в параллельных! – меня никто не мог обогнать. Если, конечно, я сам не сливал забеги. - А зачем сливать? - удивилась Лесли. - Просто... Если кому-то нужнее... - Меня бы ты не обогнал, - возразила Лесли упрямо. – Меня ни один мальчишка обогнать не мог. - Может, проверим? - прищурился Даниэль. - А давай! Но учти, я не проиграю. Однако она проиграла. И на длинной дистанции, и на короткой он обогнал ее, кажется, без видимого труда. И что самое обидное, на длинной он несколько раз отставал, словно давя ей фору, но потом снова догонял, казалось, вовсе без усилий. Движения у него были мягким и пружинистыми, как у кошки, но мощными, он походил на гепарда, летящего, подобно бесшумной стреле. Вся его внешняя пушистость и вялость во время бега куда-то испарялись, в нем появлялось что-то... Лесли не могла подобрать точного слова. В голове вертелось только одно, из виденного недавно фильма, как же это звучало... Булатность. - Ты просто отвыкла, - сказал Даниэль. – Все на крыльях да на крыльях. Я бы тоже проиграл с непривычки-то. - Слушай, нечего меня утешать! – взвинтилась Лесли. – Я в этом вовсе не нуждаюсь. Она здорово обозлилась и расстроилась из-за проигрыша. И только через несколько минут сообразила и ужаснулась себе. Как можно переживать и даже думать о такой ерунде, когда у нее настоящее горе? Неужели все настолько правда, и время лечит? И она скоро перестанет скорбеть о Гарри, забудет о нем, и ее жизнь станет прежней? Нельзя было этого допустить. Если и она забудет о нем, перестанет за него переживать и бороться, кто вообще о нем вспомнит. И тогда он действительно уйдет в небытие, несправедливо, незаслуженно. Лесли решила больше с Даниэлем не общаться. Чтобы тот не отвлекал ее всякими глупостями от важных мыслей. Однако настырный мальчишка ходил за ней как привязанный, появляясь, как по волшебству, в самых неожиданных местах. И вот даже ЗДЕСЬ отыскал! *** - Привет, - сказал Даниэль, появляясь из портала. Лесли демонстративно отвернулась, но Даниэль не обратил на это внимания. Подошел и уселся рядом, как ни в чем не бывало. - Можно задать тебе один вопрос? - спросил он. Лесли недоумевающе на него покосилась. - Ты ради этого сюда приперся? Задать вопрос? - она пыталась быть намеренно грубой. Может, это его оттолкнет. Но Даниэль и бровью не повел. - Мне вдруг стало очень интересно. Поэтому я не удержался и нашел тебя. - Спрашивай! - разрешила Лесли равнодушно, по-другому ведь не отвяжешься. Ей даже не пришло в голову спросить: «как нашел?» - Ты читала «Питера Пэна»? - А? - такого вопроса Лесли не ожидала. - «Питера Пэна», говорю, ты читала? - Конечно, - ответила Лесли, несколько сбитая с толку. - Сама или тебе родители вслух читали? - уточнил Даниэль. - Сама, - Лесли все еще не могла понять, к чему он клонит. - Тот момент, помнишь? Когда Динь умирает? И чтобы ее спасти нужно похлопать в ладоши? Ты когда в первый раз читала - хлопала? То есть по-настоящему хлопала? Лесли отчаянно смутилась. Ничего себе вопросик! Но Даниэль смотрел на нее выжидательно и требовательно. - Ну, хлопала. - А без «ну»? - Хлопала, - процедила Лесли. - Я тоже, - улыбнулся Даниэль. - Спасибо. - За что спасибо-то? - За то, что ты над этим не смеешься. - Занятный ты парень, - вырвалось у Лесли. - О, и за это тоже. Спасибо. - Но только... зря ты это все. Мне не нужны утешения. И друзья не нужны. - Друзья всем нужны, - тихо и упрямо возразил Даниэль. - Нельзя человеку быть одному. - Возможно... Но мне сейчас - нет. Мне нужен Гарри. Или хотя бы... возможность больше не молчать о нем. - Так ты за этим все время сидишь здесь? - спросил Даниэль. - Ждешь кого-то из демонов? - Что? - удивилась Лесли. И даже немного разозлилась. - Ты думаешь, я хочу отомстить? Месть ведь от гнева, а гнев - это смертный грех. Да и что даст месть? Она не вернет мне Гарри. - Да что ты! - Даниэль даже испугался. - Кто говорит о мести. Я вовсе не это имел в виду. - А что же? - Лесли немного смутилась своей вспышки, но Даниэль смутился еще сильнее. - Забудь, - пробормотал он. - Мне иногда такие глупые мысли приходят в голову... Правда, забудь. - Говори, раз начал, - потребовала Лесли. - Но это правда глупость! - чуть ли не со слезами воскликнул Даниэль. - Я просто подумал... это... Раз ты сидишь тут, значит, надеешься что-то узнать. - Узнать? О чем? - Но ведь ты сама говорила... Что с твоим отцом поступили несправедливо? Что все, в чем его обвинили, неправда. И подумал, что ты, наверно, хочешь узнать, что же произошло на самом деле. А кому об этом знать, как не демонам? Лесли почувствовала себя так, будто ее обмакнули лицом в кипяток, от стыда покраснел даже затылок. Она вовсе не думала об этом! Просто сидела и упивалась собственными страданиями! И палец о палец не ударила, чтобы на деле доказать невиновность Генри! - Ты ведь сама говорила, - продолжал Даниэль, видимо, не заметив ее смущения, - что здесь все смирились. И почти всем уже все равно, что бы там ни произошло... Никто не захочет к этому возвращаться. А демонам, даже если и все равно... Но ведь они там были. И могли что-то видеть и знать. - Конечно, - Лесли ударила кулаком по ладони. - Да им и не может быть все равно, потому что... У них ведь тоже что-то пошло не так, где же это видано, чтобы Падший по своей воле покидал Преисподнюю? Значит, они все хоть немного в курсе, что там случилось... - У тебя есть какой-то план? - спросил Даниэль. Лесли покачала головой. - Я думала, может, мне здесь что-то придет в голову, - немного слукавила она. - Хочешь, я тебе помогу? - с готовностью предложил Даниэль. - За такое дело лучше не браться в одиночку. Лесли и обрадовалась, и встревожилась одновременно. Честно говоря, ей казалось, что Даниэль воспринимает происходящее немного как игру. - Но ты учти, - сказала она. - Я ничего не знаю наверняка. Я только верю. Вполне может статься, что я зря усомнилась в справедливости приговора, а это большой грех. - А я так думаю, что любая вера от Бога, - серьезно сказал Даниэль. - И еще... Конечно, не мне об этом судить, но мне кажется, что с ним поступили несправедливо независимо от того, был он виноват или нет. То есть... Если он совершил преступление, за которое заслуживал казни, его надо было просто казнить. А если была возможность его простить, то и надо было прощать безо всяких условий. А иначе... Это просто жестоко и подло. И не по-божески. Прощение и покаяние - не разменные монеты, чтобы торговать ими! Лесли потрясенно молчала. Даниэль как-то преобразился, когда говорил это. И это были те самые слова, которые так нужны были Лесли все это время. То самое, чем она могла бы доказать свою правоту перед всеми. Дело не в том, был Гарри виноват или нет. Дело в том, что то, как поступили с ним - подлость. Ничем не лучше отступничества. И вот об этом никто не имел права молчать. - Что же мы будем делать? - осторожно спросил Даниэль, видимо, решив, что молчание слишком затянулось. - Не знаю, - призналась Лесли. - Ты что предлагаешь? - Ну... Можно, например, что-нибудь такое сделать, чтобы здесь появились демоны... И просто спрятаться и послушать, что они будут говорить. А вдруг... Прятаться у обрыва было совершенно негде, но все же этот план был не безумнее других. Только вот... - Я здесь постоянно сижу, и никто из демонов ни разу не появился. А что ты предлагаешь сделать? - Кинуть что-нибудь в пропасть, вдруг там кого-нибудь по голове, - фыркнул Даниэль. - Мм... не получится. Я уже роняла туда туфли. И всякий мусор. - Ну, тогда... Тогда давай что-нибудь напишем! Что-нибудь обидное! Слова более действенны, чем мусор. Вот увидишь, они сразу разозлятся и прилетят. - Где напишем-то, - улыбнулась Лесли. По крайней мере, это обещало быть забавным. - А вот... - Даниэль оглянулся по сторонам. - Вон там. Он указал на противоположную сторону обрыва. Там в очень узком месте из стены выдавалась гладкая плита серого гранита. Вполне подходящая для того, чтобы на ней что-нибудь написать. - У меня и мел есть как раз, - добавил Даниэль. Он подошел к краю обрыва и, поколебавшись секунду, начал спускаться. Лесли повисла на крыльях в воздухе рядом с ним. - А не проще просто подлететь к ней? - спросила она. - Нет, не проще, - пропыхтел Даниэль... Мне что угодно проще... Лишь бы не летать! Хотя надо сказать, что спускаться по обрыву «вручную» у Даниэля получалось совсем неплохо. Гораздо лучше, отметила про себя Лесли, чем у нее самой. Даниэль оказался ловким, как ящерка, он будто заранее знал, где какой у стены выступ или выемка, и очень быстро соображал, куда поставить ногу, и где уцепиться рукой. Минуты через две он оказался уже напротив гранитного монолита. - Вот мы и на месте, - сообщил он. - А здесь мило. Жалко, что я раньше сюда не приходил! Лесли вдруг заметила, что глаза у Даниэля, хоть и небольшие, точно такого же оттенка, как у Генри. Вернее, нескольких оттенков в зависимости от освещения: то они кажутся небесно-голубыми, то жемчужно-серыми, то отсвечивают зеленью. Здесь, в Проломе, они казались сумрачно-серебристыми. Даниэль уперся плечами в одну стенку разлома, ногами в потертых кроссовках в другую, поддерживая остальное тело на весу. - Может быть, ты все-таки откроешь крылья? - спросила Лесли с беспокойством. - Еще сыграешь вниз. - Не боись, если и сыграю, крылья мне не помогут, - успокоил ее Даниэль. - Я же говорю, в воздухе я, как слон на пуантах... А теперь потроллим. Он выгнулся, доставая из кармана джинсов кусок мела. Лесли поежилась. Что она будет делать, если он и правда упадет? Но Даниэль благополучно извлек мел и задумчиво почесал кончик носа. - Так, а что бы написать? Что обычно пишут на заборах? Я не силен в ораторском искусстве... Ну, вот например... Даниэль нахмурился и старательно вывел размашистым детским почерком на гранитной глыбе: «Иисус – Бог, дьявол – лох». - Хотя бы... Как тебе? - Гениально, - Лесли прикусила губу. - Ты не смейся, - слегка обиделся Даниэль. - Это у меня первый опыт в таких делах... Ой. - Что - «ой»? - Получилось, - сказал Даниэль так спокойно, что Лесли в первый момент даже не поняла, что он имеет в виду. А потом увидела устремившийся в их сторону темный силуэт.