Бензак для суперсолдат

Умолкло, заглохло, Остыло, иссякло, Исчезло. Пустыня Осталась. © Ф.Г. Лорка «Пустыня осталась»

В отдалении маячили тревожные огни, подобные стае светляков среди бескрайних песков. Но Баки знал, что в той точке скопилось целое полчище машин — несметная рать Джо Мура. Однако они отчего-то не двигались, поэтому одинокий суперсолдат тоже заглушил мотор на безопасном расстоянии, выключив разбитую фару добытого мотоцикла. Однорукий наблюдал через ночную мглу за происходящим, его не видели. Сощуренные бирюзовые глаза взрезали темноту, точно локатор кошачьего зрения. — Что же там происходит, — размышлял вслух сам с собой суперсолдат, пережевывая пыль на зубах. Он был готов принять любой бой. Раны достаточно быстро заживали, хотя, конечно, побаливали. Вот только свой оснащенный автомобиль он разбил безвозвратно, а на мотоцикле против фур не очень много навоюешь. «Проклятье! Надо было придумать более умный маневр», — задумался Баки, вспоминая, как метнулся под колеса машины Несмертного. Но не очень-то много остается вариантов, когда прямо на дорогу выпадает беременная женщина, которую грозятся переехать. Да вот только куда она потом делась? И что обозначал тот странный круг на земле? Ответов оказывалось значительно меньше, чем загадок. Мысль о побеге Стивена мучила не меньше, чем вопрос о судьбе спутницы Фуриосы. Жизнь и благополучие последней тоже волновали. Да еще перед глазами все вставала миссис Гидди, которая просила найти дочь и внучку. Столько дел, столько планов… Баки несколько терялся, не ведая, за что хвататься; и это в какой-то мере позволяло почувствовать себя снова тем приветливым парнем, который был верным напарником Стива Роджерса в далеком двадцатом веке. Стремился ли он искупить таким рвением те темные времена, когда работал киллером? Возможно. А, возможно, шел, потому что так велел ему старый долг. Всех не спасти — это он понял хорошо, как бы жутко это ни звучало. Однако можно попытаться на пределе своих возможностей помочь всем. Пока он выбирал то, что ему оказывалось хотя бы под силу. Фура беглецов только недавно пересекла эти места, значит, не пришлось бы искать ее по неизведанным уголкам пустоши. Колеи отмечали путь даже в темноте, усыпанной бесконечностью звезд. И недобрыми огнями мерцали фары воинства тирана. Передавить бы их всех, как черных тараканов, даром, что такие же живучие и беспринципные. Страшила мысль, что среди них могли оказаться несмешливой волей рока потомки старых супергероев. А что, если и так? Откуда-то же брались невероятно сильные мутанты. Списывать все на отравленный мир и повышенный радиационный фон — глупо. Но даже если там и находился кто-то с нераскрытыми суперспособностями, за одно это их никто не собирался щадить. Уж точно не Однорукий, который слишком четко делил этот новый мир на друзей и врагов. Иначе нельзя, иначе делается все дозволено, даже человечину есть. Но у него не было с собой ни взрывного копья, ни снайперской винтовки, а скопище огней шевелилось и переругивалось, точно огромный муравейник. Они опасались отправляться в ночь через болота, которые расстилались зловонными облаками тумана. Ночная мгла вырисовывала в нем затейливые жутковатые силуэты, тянула хваткие руки фантомов, шептала сказания помертвелой земли, точно в одном месте собрались сотни призраков. Баки быстро составил картину произошедшего: единственная в своем роде боевая фура, способная пройти почти где угодно, нырнула в этот мрачный мир вязкой почвы и нечетких теней. Воинство Несмертного увязло, вероятно, не ведая секретной тропы. Значит, у беглецов было несколько дней форы, но что дальше? Однорукий так и не сосчитал, сколько боевых единиц у мятежного Императора, но наверняка меньше, чем у преследователей. Хотелось верить, что не одни беззащитные женщины ее сопровождали. Но надежда на это таяла, потому что вряд ли хоть один выродок Цитадели был способен понять суть своего рабского положения. Их мозг настолько затуманился перевернутым восприятием реальности, что существовал единственный путь борьбы с этой ересью — уничтожение под корень. Как бы страшно это ни звучало, как бы жутко ни казалось с позиций прошлого мира, но Однорукий не питал жалости ни к одному из бритых извергов, покрытых опухолями и скарификациями. Одного из них, кинувшего в его машину треклятую бум-палку, все еще хотелось придушить одной левой, насадить на шипы, как черного жука. Если бы осталась машина, то управился бы со всем быстрее. Может, даже успел бы спасти миссис Гидди. Хотя, это вряд ли… «Если» — бессмысленно слово, когда колеса уже вязли в грязи. Горный мотоцикл не обрадовался встрече с зыбкой почвой, приходилось спешиваться и тащить его. Но становилось понятно, что этот транспорт не задержится долго с одиноким воином пустыни. Стремление вперед вело и без надежного союзника в лице боевой машины. Лишь бы песок чуть поменьше разъедал раны, лишь бы горло не так саднило от жажды, да мыслям бы чуть больше ясности перед лицом нескончаемой усталости. Впрочем, враги тоже были измотаны долгой погоней. «Я должен объединиться с Фуриосой и принять бой. Это лишь вопрос времени, когда Несмертный нападет», — решил про себя Баки, но тоскливо сжалось сердце при мысли, что где-то на просторах пустоши возле красных скал может оказаться Стивен. Может быть, сошедший с ума, может, раненый или и вовсе умирающий. Глаза не подвели бы после стольких лет знакомства, даже никакая неопрятная борода и запыленное лицо не подделали бы образ друга детства. Даже если он сошел с ума, Баки не посмел бы его бросить, в самом худшем случае — прекратить мучения. Но нет, не хватило бы духу после того случая много лет назад, тогда ведь чуть не убил. Когда Стивен упал в воду с пятью пулевыми ранениями, Баки еще не помнил, кто он, едва вспоминал, когда вытаскивал. Зато потом они объединились, не побоявшись пойти против всех. И Баки уже знал: даже в стране безумия и вечной тьмы они не предадут друг друга, не оставят поисков. Только что мог сотворить этот слетевший с оси мир с его добрым другом? Как искалечить? Что видел Стив в своих странствиях? Баки снова досталась нелегкая доля, снова он совершал выбор, отличал своих от чужих. Но что довелось пережить Стивену? Быть может, что-то еще более страшное, перемалывающее личность. А он ведь привык никогда не идти против законов совести. Помнил ли Стивен о причинах разрушения мира? Как оценивал их теперь? Помнил ли, как их втянули в это противостояние? Ведь долгая заморозка чревата и амнезией. Неужели теперь Стивен забыл его, как это случилось с Баки из-за экспериментов «Гидры»? Только это и объясняло резкое исчезновение желтого фургона. Просто забыл, просто временная амнезия. Но зачем же тогда так резко скрылся? Его помощь бы сейчас понадобилась. Им бы вместе разгромить войско, вместе сумели бы даже с одним фургоном. Баки разрывался между обещаниями, сравнимыми с клятвами, понимая, что даже в этом разрушенном мире обретается еще немало дорогих ему людей. И не восемью цилиндрами едиными жив, не случайной добычей, не флягами воды да канистрами бензака. Значит, он еще человек, значит, не безумный жестокий мясник. Последних зато в избытке хватало в армии, что толкалась в когтях зыбучих песков и грязи. Машины наваливались друг на друга перевернутыми вверх брюхом черепахами, буксовали, издавая протяжные возгласы моторов, замешанные на воспламеняемой закиси азота. Однако даже она помогала слабо для обычных рядовых, и, как обычно, избранные не жаловались, только торопили. Автомобиль Несмертного Джо выделялся в общей толчее высокими колесами, что поддерживали не очень тяжелую просторную кабину. Похожие по строению средства передвижения не тонули. Но вскоре Баки заметил, что воинство как-то и не торопится бросаться в погоню, скорее разбивает лагерь. Значит, Фуриосе все-таки удалось оторваться от них. Но ныне армия вставала, как кость в горле, между Баки и Зелеными Землями. А если поворачивать обратно в поисках Стивена — то тоже мешала разведотрядами, которые прочесывали пустошь в небольшом количестве. Похоже, выставляли дозорных, и они усердными воронами выглядывали возможных врагов. Более-менее свободный путь оставался только впереди, пока легкий мотоцикл, обильно покрашенный грязью, сливался чернильной кляксой с песком. «Я их по-тихому обойду», — решил Баки, окончательно заглушая мотор и гася фары. Однорукий только глаза протирал от пыли, отмечая, что песок стал вязким и липким. Да еще он жег кожу, точно в него подмешали кислоту, отчего создавалось ощущение, будто под волосками щетины и бровей пробегает стая термитов. Наверное, болота содержали какие-то токсичные соединения. И мысли всколыхнулись от осознания: если расстилались топи, значит, там была вода, пусть отравленная, испоганенная кислотой, какими-нибудь гейзерами. Но вода. За болотом наверняка ждали те самые Зеленые Земли, в которые направлялась Фуриоса. Баки в который раз мысленно похвалил мятежного императора за смелость. Она знала, куда вести людей, отринувших бредовые идеи Джо Мура, она все предусмотрела, даже вывела на какую-то надежную тропу, неведомую недругам. Да, хотелось верить, что она все предусмотрела. Не в пустоту же сорвалась? Мысль или уже общая мечта о Зеленых Землях поддерживала и согревала среди неприветливой холодной ночи в пустыне, исполосованной плетьми лунного света-морока. Почему-то казалось, что Фуриоса подскажет и что делать со Стивеном, где его искать, чем помочь. Наверное, всплыли невольно впечатления первых дней после разморозки, когда совершенно потерянный суперсолдат спрашивал у женщины почти о каждой мелочи. Она отвечала резко и неохотно, но все-таки питала интерес к пришельцу, и хотя бы воспринимала его как человека, а не как диковинный экспонат прошлого мира. Потом в ней что-то окончательно замерло, сердце покрылось броней. И Баки до последнего не верил, что она способна вот так сорваться из крепости, не доверял россказням о Зеленых Землях. Но теперь его окутывал смрад болота, и он радовался даже этому невыносимому запаху, потому что трясин не бывает без воды. Может, они просто глупо ездили кругами по пустыне, а мир потихоньку восстановился после катастрофы? Может быть, остались еще хотя бы островки нормальной жизни? Что-то туманное всколыхнулось в восприятии, исказило его на какое-то время, наверное, вернуло в рамки прошлого, когда надежда не зависала в воздухе пустым звуком. Баки даже набросал воодушевляющий план, иллюзию грядущей жизни. Они так давно не размышляли о будущем дальше двух дней вперед, что не осталось ничего, кроме истерзанного зноем и пылью настоящего. А теперь вновь мелькнули мечты о покое, пусть тревожном, пусть зыбком. Баки был готов сделаться верным охранником, защитником Зеленых Земель. Может, только этого он и жаждал, устав метаться степным волком. Лишь бы справиться с воинством Несмертного. И на этом моменте все стремления вновь уткнулись в желание отомстить за всех невинных, сокрушить тирана и его приспешников. Цели вновь разбились на короткие сегменты, обточенные поднимавшейся неприязнью, почти хладнокровной агрессией. Огни приближались, обойти удавалось с трудом, потому что все пути вели в самое сердце топей, из которых торчали по краям тщедушные мертвые деревца, выгнутые, точно застывшие в тяжкой судороге эпилептики. Баки шел возле мотоцикла, уже больше неся неказистое средство передвижения; взгляд опасливо ощупывал сумерки. В случае сигнала тревоги на него накинулась бы разом вся армия, а попадать под струю огнемета или быть нашпигованным бум-палками совсем не хотелось. Всей силы и ловкости не хватило бы. Вот если бы оказаться на боевой фуре — горы бы свернул. И как так вышло, что они разминулись? Почему в ту встречу на мосту они не сумели договориться, понять, что оба готовы выступить против Несмертного? Если бы еще вместе со Стивеном, то втроем бы они точно победили, хотя Фуриоса была обычным человеком. Но недаром ей дали такое имя: ярости в ней хватило бы на несколько суперсолдат. Хотя в юности — то есть в тридцатые годы двадцатого века — Баки нравились другие девушки, больше похожие на жен Несмертного, утонченные и нежные, которых приятно защищать. Но все изменилось, времена, восприятие. Да и Фуриоса не шла ни с кем в сравнение, даже с Черной Вдовой. Разные судьбы, разные люди… При мысли о прошлых знакомых вдоль спины прошел холодок, суперсолдат старался не вспоминать о тех, кого стер навечно вихрь разрушений. И кто все начал? Как так вышло? Мысли о будущем всколыхнули и печали прошлого. Но на последовательное обдумывание всех случайных ощущений в слегка замутненном от удара разуме не оставалось достаточно времени. Здесь цель одна, простая и короткая — обойти армию и попасть на тропу. Послышались голоса и хлюпающие звуки шагов, да приглушенный гомон мотора: кто-то выталкивал машину из грязи. Баки видел в темноте, притаился, став похожим на серое изваяние, если не приглядываться к буграм и барханам, перекидывающим неровные линии между небом и землей. Однорукий наблюдал, выжидая, когда неприятели пройдут мимо. Их было всего двое, они вытаскивали из грязи машину с пробитым колесом — на редкость приличный укрепленный Форд Фалькон или нечто, собранное наподобие него. Один солдат тащил спереди, держа руку на руле, второй, более крепкий и высокий с уродливой скобой на щеке, толкал сзади, буксуя в грязи. На миг мелькнула идея убить обоих врагов, захватить транспорт и оружие, да все-таки атаковать Несмертного, что притаился в своем дворце на колесах, точно паук. Но за Фордом показались еще три машины, так что, бесшумной атаки не получилось бы. А раньше ведь проникал на самые укрепленные секретные базы. Только с оружием и хорошим оснащением, а не с допотопным мопедом, двумя самодельными гранами и почти разряженным пистолетом — вот и все, чем удалось поживиться у жителей красных гор, которые явно поиздержались, атаковав фуру. Поэтому Однорукий, поморщившись от недовольства собой, остался неподвижно вслушиваться в переговоры врагов. Два Воина Полураспада и правда обсуждали что-то вполголоса, но достаточно громко, чтобы услышать друг друга. Однако привычно орать на разные лады им, казалось, мешало некое негласное табу, наложенное на армию по некому невеселому случаю. — Ты слышал взрыв? — осведомился один из них, тот, что крутил руль, на который уже припаяли цепи и черепа. Но, казалось, совсем недавно, точно машину заполучили не больше пары недель назад. — Хочешь сказать, это был вездеход Хозяина Свинцовой Фермы? — встрепенулся второй, одновременно раскидывая столбы грязи из-под ног и колес, почти приподнимая увязшую машину, которая стремительно летала на дорогах и твердой почве, но явно не предназначалась для странствий по болотам. — Если это так… Придется поворачивать, — обернулся водитель, опуская плечи. Выглядел он устало и озлобленно, на всех, на всю эту погоню. — Нет, Несмертный никогда не повернет. Придется найти способ обойти эти проклятые болота, — лаем шакала донесся воодушевленный голос второго солдата. Весь его вид говорил — фанатик, один из тех, кто всецело принадлежал тирану, душу ему продал с огромной радостью. — Значит, подождем, — отозвался угрюмо водитель, вытягивая машину дальше, то садясь за руль и нажимая на педали, то снова волоком. — Да даруют нам удачу Великий Несмертный Джо и священные восемь цилиндров! — точно задыхающийся лаем пес, восклицал напарник, вскидывая голову. — Да ты фанатик, Слит. Не лучше Накса, — мрачно осадил водитель, потирая усталые плечи. Похоже, его уже все разочаровало, надоели все эти сектантские экстазы, что было редкостью в этой армии зомби. — Не веришь в восемь цилиндров?! Не веришь в Несмертного?! — тут же практически зарычал некий Слит. — Верю, конечно, верю! — вздрогнул водитель, лицезрев оскал напарника, который выглядел в два раза более устрашающе с железными скобами. — Накс проклятый предатель. Я своими руками его уничтожу во имя Несмертного, — клацнул зубами Слит, точно намеревался не задушить, а загрызть кого-то. Наблюдавший эту сцену Однорукий только удивился, что же там был за Накс, который предал Несмертного. Не верилось, что хоть кто-то способен осознать себя как самостоятельная личность, а не типовой проект «Воин Полураспада», почти клон. — Тащи уже эту треклятую тачку! Я по горло в грязи! — недовольно прикрикнул водитель, облокачиваясь на раму двери, чтобы отдышаться. Судя по крупным опухолям, осыпавшим его оголенную спину мерзкими грибами, жить ему оставалось недолго. Может, поэтому и задумался, ради чего вся эта суета, да понял, что нет в ней смысла. — Куда торопиться? Мы должны принять скорбь вместе с Несмертным, — вдруг помрачнел Слит, опуская низко голову, но не из-за своих бед. — Да… Он лишился наследника, — кивнул водитель, встрепенувшись: — Только тела Прелести так и не нашли. Ты слышал, что говорят? Будто видели световой круг или что-то в этом роде… — Значит, наследник Несмертного теперь в Вальхалле! Я точно знаю! — почти просиял Слит, воодушевленно пророкотав: — Вальхалла! — Все-таки вы с Наксом были самые шизанутые, — фыркнул водитель. — Не сравнивай. Меня. С этим. Предателем! — взорвался собеседник. — Он переметнулся на сторону Фуриосы! Баки встрепенулся, услышав знакомое имя. Значит, предположения были верны — его мятежный Император жива, да еще обзавелась новым союзником. — Заткни уже свой рот! Меня достал весь этот бред о Вальхалле, мы здесь все увязли, — отпустил руль и машину водитель, хлопнув себя по коленям ладонями, сгибая и разгибая затекшую спину, бормоча плотоядно: — Мне бы щас свежего мяса, да хоть человечины… — Ты не веришь в Вальхаллу? — прошипел Слит, отпуская автомобиль, сжимая нервно кулаки. — Я уже ни во что не верю, — выдохнул водитель, начиная торопливо говорить все, что накипело от усталости на душе и, видимо, давно обдумывалось: — Несмертный бросит нас гнить в этих болотах. И все ради чего? Ради пяти тупых кобылиц. Будто новых не найти. А результат все тот же будет — уроды родятся, как Риктус. Что, он нами править потом будет? Да за ним никто не пойдет. Бессмысленно. Джо уже слишком стар и выжил из ума. Я все сказал. Давай уже! Толкай машину! — Ты не веришь в Несмертного?! — не слышал его Слит. Он, точно дикий бык, кинулся на отвернувшегося водителя, схватил его крупными ручищами за голову и резко дернул, сворачивая шею. Водитель не успел оказать сопротивления, повалившись бездыханным телом, которое тихо приняла вязкая почва. Все произошло настолько стремительно, что даже Баки едва успел уловить момент нападения. Слит стоял над трупом, рассматривая с минуту результат своего гнева, но вместо испуга начал с радостью идиота скандировать негромко: — Все… я теперь водитель! Я водитель, а не проклятый гарпунщик! С ним поравнялись две машины, более легкие, уже нашедшие относительно прочную опору для колес. Из одной высунулся водитель, приподнял защитные очки, глядя на труп, констатируя удивленно: — Ты убил своего! — Он не уважал траур Несмертного! — небрежно указал на труп Слит, вовсе не терзаясь от произошедшего. — Он отрицал, что его наследник теперь в Вальхалле. Я покарал неверного. — Не уважал Несмертного? — протянул водитель, точно ему сообщили нечто шокирующее и невозможное. — Да-да, я слышал их разговор. Ты молодец, Слит. Нам не нужны новые предатели, — закивал второй водитель, следом за ним и гарпунщик, который уже расположился на задней площадке с копьями. Баки припал к земле, опасаясь, что с возвышения его заметят. Но, похоже, воины были поглощены своей бучей, особенно, Слит, который пнул еще пару раз тело убитого союзника, а потом жадно вцепился в руль. Плечи его сотрясались от маниакального беззвучного хохота. И уже закрадывались сомнения, что убил он исключительно из-за неуважения к Несмертному. Больше походило, что гарпунщик, давно метивший в водители, нашел удобный предлог повысить себя в звании. — Я водитель! Водитель! — едва не облизывая руль, твердил Слит. — Тихо вы! Не время для радости, Прелесть мертва, наследник мертв, — окликнул откуда-то из темноты строгий голос, выдавая присутствие еще нескольких машин, которые рассредоточились по краю болот черными тараканами. — Он теперь в Вальхалле! — отозвались разом несколько воинов, но пристыжено замолчали. Баки воспользовался тем, что враги отвлеклись для своих перепалок. Новоявленный водитель Слит, кажется, вообще ничего не видел от свалившейся на него радости. Поэтому Однорукий вновь двинулся вперед, глядя на кромку тумана, которая казалась нынче спасительным рубежом. Если бы только токсичные испарения не разъедали легкие — вот еще причина, по которой армия не решалась двигаться дальше, да еще, как оказалось, тиран скорбел, что потерял возможного продолжателя его дела. «И вот так в Цитатели было каждый день. Какой бред… — размышлял Баки, презрительно кидая взгляд на свежий труп, к которому тут же слетелось несколько ворон. — Круг света, значит? Вальхалла… Световой круг… Где я его уже видел?» Баки упрямо и неумолимо продвигался к туману, оставалось только пригорок пересечь да миновать сломанное сухое дерево, которое выкорчевал явно не ураган. А кто же тогда? Судя по следам цепи и троса, к нему что-то привязывали. Наверное, именно так фура выбралась на тропу. И это сделалось для Баки ориентиром, но случайно подслушанный разговор о странном сиянии теперь не давал покоя. И при взгляде на небо, которое не ведало долгие годы ни туч, ни грозы, нашелся недостающий кусочек мозаики: «Вальхалла… Стоп! Тор?! Асгард? Не верю. С чего бы им забирать несчастную женщину с пустоши?» Но вместе с отчаянным предположением накатила странная обида на почти бессмертных созданий, которые за все это время никак не давали о себе знать: «Было бы им до нас хоть какое-то дело, они бы пришли. А еще Тор говорил, будто он защитник девяти миров. Но где он был, когда Тони принял закон о супергероях? Где он был, когда мы начали войну? Вероятно, ему нет дела до нашего мира. Если только в Асгарде не случилось чего-то похуже… Но куда уж хуже?» Поселилась надежда, что все-таки выпавшая из фуры женщина может быть где-то жива, но почти тут же угасла. Баки слишком давно разучился верить в чудеса. Правда, чтобы выстоять против рати Несмертного им всем требовалось не иначе чудо, а вернее подвиг воли, сталь нервов и концентрация всех возможных сил. Это не чудо, это в силах человека, он сам изменяет мир, прокладывает путь. А чудес ждут посреди катастрофы и часто погибают, потому что не готовы выступить против нее. Хотя для многих исход оказался один: смиренное ожидание великой милости или ожесточенная борьба — все привело к гибели. Баки понял, что проклятые Воины Полураспада ни за что не отступят. Значит, вторжение в долгожданные Зеленые Земли — вопрос времени. Как никогда Однорукий тревожился за Фуриосу, которая, очевидно, считала, что враги отстали и прекратили преследование. Как бы она ни относилась к нему, как бы ни называла предателем, он ощущал своего рода ответственность и вину. С такой-то силой мог бы и раньше организовать побег или, что еще лучше, обезглавить воинство Цитатели, убив Несмертного. Да не подпускали близко к вождю, побаивались живого оружия. Вот и теперь он скрылся в тумане вместо того, чтобы атаковать Несмертного. Существовал неплохой шанс кинуться прямо на мотоцикле с гранатами безумным смертником. Но кто гарантировал, что на смену одному тирану не пришел бы новый? Кто-то из его армии. Отчетливо вспыхнул образ Стива, который воскликнул: «Баки, нет!» И эта фраза уже который раз сохраняла от многих ужасных вещей, будь то жестокое добивание врага или самоубийственная лихость. Нет, он был еще нужен живым, даже если враг оказывался катастрофически рядом. «Гидра», наследие проклятой «Гидры», которая искалечила его жизнь да и Стивена тоже… Может, все-таки стоило уничтожить последнего недобитка? Не ради остальных и каких-то планов, а из мести за все, что Джо Мур сделал с ними? Но нет, нельзя. Однорукий титаническим усилием заставил себя успокоиться, еще раз оглядываясь, опасаясь погони и бросая взгляд на сломанное дерево. Сомнений не оставалось — фура выбралась и даже победила Хозяина Свинцовой фермы. Туман окутал мотоцикл плотной стеной, Баки поспешил натянуть воротник повыше, чтобы хоть как-то оградить себя от расстилавшегося кислого запаха, от которого сводило зубы. Вероятно, болото служило естественной препоной для неприятелей. Баки не ведал, что ждет его впереди, не исключая возможности встречи с какими-нибудь удалыми воинами или вообще амазонками, дух которых давал силу Фуриосе. Она говорила, что ее в детстве выкрали из племени, что обороняло Зеленые Земли. Глотая туман, Баки все больше верил, что ничто не напрасно, что скоро он увидит их общую цель. Только тянула назад мысль о Стивене, но за мятежным Императором охотилось целое войско. Между тем туманный смрад все плотнее окутывал, заслоняя дорогу. Из него формировались липкие щупальца, которые норовили схватить, утянуть в трясину. Похоже, Баки все-таки сошел с тропы, потому что под ногами плескалась уже самая настоящая вода, но отравленная. От нее поднимался дымок, голова кружилась от количества испарений. А растрескавшиеся губы просили припасть к кромке луж, но это был лишь обман зрения. Обоняние скорее отвращало от вида этой будто бы воды, а на деле чистого яда. Глаза в ночи не различали путь, где-то маячила тропа, казалось, что близко, но даже с ориентиром на сломанное дерево Однорукий сбился, все лучше понимая, почему Несмертный не кинулся скоропалительно в погоню через столь опасные места. И грела одна упрямая мысль: «Ну ничего, за ними Зеленые Земли. Мы найдем их. Там будет новый мир, новая жизнь. И когда мы достигнем их, я найду Стивена и приведу его, в каком бы он ни был состоянии. Ничего, Стив, чтобы с тобой ни сделали в „Гидре“, ты все вспомнишь. Все вернется на свои места. Мне тоже было страшно, я до сих не простил себя за все преступления, совершенные под гипнозом. Это страшно, я знаю, но надо жить дальше». Баки продвигался вперед, ободряя себя раз за разом, выискивая место, чтобы не провалиться в трясину вместе с мотоциклом. О том, чтобы ехать, не шло и речи. Но терять транспорт с некоторыми припасами не хотелось. Суперсолдат позволил себе глотнуть немного воды из фляжки, чтобы хоть немного рассеять жжение, которое все больше сковывало горло, царапало ноздри, впивалось в слезившиеся глаза. Время терялось и душило кашлем с каждым шагом вперед по болоту, Баки считал, что не заблудился, все же примечая уже пройденные отрезки пути. Местность хоть и скрывал туман, но скелеты деревьев все же вырисовывались четко. Вскоре только по ним и пришлось идти, ориентируясь на выеденную кислотой кору. Но где-то же обреталась тропа! И вскоре поиски ее стали экстренной необходимостью: болото неумолимо разъедало резину и подошвы обуви, которые были кустарно сделаны тоже из старых автомобильных покрышек. Да еще влага попала на кожу, случайные брызги обожгли раны, вновь обнажили их. Суперсолдат подавился воздухом, по телу точно прошел электрический разряд, пришлось сжать зубы, чтобы не зарычать от боли. Неужели за этим скопищем отравы могли расстилаться чистые места? Удушье замедляло ход. Только бы выбраться на тропу, завести мотор и рвануть побыстрее из этого кладбища мертвых деревьев. Но туман все глубже набивался в легкие, и сыворотка уже не локализовала его влияние, не берегла поврежденный разум от бреда. Чудились голоса, давно забытые возгласы. Противостояние с Тони Старком, травля, обвинение в том, что он не совершал и расплата за то, что творил под гипнозом. Удары током, чтобы он забыл себя, потерял свою личность. Кислотный туман ведал о нем все, самые потаенные страхи, самые жуткие химеры выплывали из мрака. Все те страшные времена, когда его программировали, точно машину. Но никто, кроме Стива, не осмелился найти ему оправдания. Те, кто потерял своих друзей и родных, едва ли разбирались, что вело убийцу. Тавро навечно пригвоздило его к земле, утопило в грязи по шею. И раз за разом вставал тот миг, когда он чуть не убил Стивена. Кровь, выстрелы. Спусковой крючок шел легко, Капитан Америка на мушке — выполнить задание по устранению. Стивен… Задание. Задание… Стивен… Пытался убить, а сколько раз Стив чуть жизнь за него не отдал? Туман представал ярким экраном, ожившим воспоминанием, в котором теснилось множество демонов. Снова и снова, по кругу повторялся тот эпизод, строились сумасшедшие версии. Кровь рубиновыми каплями расплывалась на одежде, меркнущий взгляд и едва слышимая фраза посреди хаоса: «Я с тобой до конца». Стив… Куда он пропал? И где находился сам Однорукий? Он уже почти не понимал, по инерции двигался вперед, стряхивая разъедаемые кислотой ошметки башмаков и кожи. Раны болели с новой силой, но хуже всего поднимался дикий страх, что при встрече что-то вновь щелкнет в голове, разум покинет, кто-то подчинит его — и снова они сойдутся в бессмысленном поединке. Больше всего на свете Баки боялся убить Стивена. И туман прокручивал раз за разом страшную картину. Реальность и вымысел теряли границы, казалось, это никогда не закончится, не покажется тропа. — Стив… Стив! — тихо шевелились губы, пока ноги шли вперед. Но чем дальше, чем больше видения обступали его. Голоса свивались в крики, из них особенно выделялись те, кого он убил лично. Но не меньше терзали и те, кто не дождался помощи, кто безвинно пострадал из-за отсутствия силы. Раны все сильнее болели, ноги все глубже проваливались в трясину, с мотоцикла едва не падали припасы, и все больше хотелось его бросить, но инстинкт выживания не велел. Тропа, где-то ждала тропа, где-то ждали Зеленые Земли. А пока накатывали уже более ранние воспоминания, когда он еще был обычным парнем Баки Барнсом. Однажды также пробирались по стылому болоту во время войны. Ноги вязли, тело замерзало, как в кошмарном сне. И с ними шло еще немало людей. Потом все это обросло красивыми мифами, героизацией. Но те, кто пережили, помнили болота, грязь, кровь, боль, — порой сильнее за товарищей, чем за себя — а не только блеск побед и шумные чествования. Они с трудом залатывали душевные раны, не избавляли от кошмаров. Порой казалось, что вся его жизнь — это утыканное гвоздями ложе йога. Жизнь — это долгий крик от рождения до смерти. Внезапно туман рассеялся, все сделалось белым бело. Боль иссякла, показалось, что тело вовсе онемело. Он плыл с мотоциклом в молочной белизне, а потом и она исчезла. Взгляд ослепило чудесное зрелище: море цветов, сочная трава, высокие деревья, усыпанные плодами и листвой. Край обетованный! Земля, что не поглотила пустыня. Он дошел! Дошел до Зеленых Земель. Но нигде не было видно людского жилья или боевую фуру, мир выжившего человечества как будто застыл и канул в неизвестность. Воспоминаний уже не осталось, они отпустили его, оставив гнетущую невыносимую легкость почти без памяти о том, кто он и куда шел. Но Баки шел дальше, хотя даже само имя чудилось отчужденным и непонятным. Он ступал по ковру из желтых цветов, но они не сминались под подошвами, а деревья не качались от легкого ветра. Баки остановился в нерешительности, озираясь в непонятном полусне. Внезапно его сознание вновь обожгли крики, неясные, сплетенные в единую какофонию, но каждый выделялся, точно разноцветные нити на обширной канве, точно острые плети. Безмятежный пейзаж стремительно вновь тонул в тумане, который делался все темнее, наливаясь лиловыми бликами. И на его фоне выделился среди мистических огненных знаков, перечертивших воздух, темнокожий человек с высоким деревянным коробом. Глаза его скрывали круглые очки, но в этот раз он не улыбался, даже выглядел непривычно суровым против его обычной безмятежности. — Гиффа? Зачем… Откуда? — бессмысленно спрашивал суперсолдат, хотя чутье провозгласило четко и ясно: шаман должен был появиться здесь и сейчас, потому что Гиффа — это не имя, а состояние. — Это не ковчег, — вдруг раздался строгий голос Гиффы. — Помни, в чем твое предназначение. Найди ковчег. — Кому он нужен? — отмахнулся Баки, не ведая, с кем все-таки ведет диалог, обитает ли в мире живых этот собеседник, дух пустыни. — Его не существует. В Зеленых Землях будет все и так. — Ты должен найти ковчег, — повторил настойчиво шаман. И ушел, растворился в тумане вместе со всеми устрашающими знаками. Баки со всей своей силой вглядывался вслед, но никого не нашел, даже когда метнулся в том направлении. Ни следов, ни отметок о существовании, зато что-то изменилось… Иллюзорная реальность подернулась сбившейся пленкой и растворилась, возвращая ясность суждений. — Тропа! — воскликнул Баки, жадно хватая свежий воздух, падая на колени возле вытащенного мотоцикла. Туман рассеялся, расползся в низине, взгляду предстало бескрайнее небо, затканное паутиной созвездий, на которой повисли росинки звезд. Баки озирался по сторонам, по телу пробегал озноб и с новой силой заболели раны: как он и предполагал, сапоги, ткань штанов над ними и шины довольно сильно разъели кислотные топи, вроде бы и неглубокие. Но ужасно токсичные, раз даже с силой суперсолдата он окунулся в ужас видений, едва не забыв, куда направляется. Но, получается, Гиффа вывел на возвышенность, указал верный путь. Баки сел возле мотоцикла, позволяя себе восстановить дыхание, выкашлять остатки липкого тумана. Не зря, ох не зря воины Несмертного не решались сунуться в это гиблое место, над которым кружили стаи ворон, создавая иллюзию криков умерших. «Так… надеюсь, это были не известь или алюминий», — решил Баки и потратил немного воды, чтобы смыть с обнажившейся раны кислоту, зажмурившись и сжав зубы от боли. Проклятые песчинки наждаком скребли в каждой ссадине, что уж говорить о таких повреждениях. С лица он тоже отдирал присохшую грязь, на коже наверняка оставались тоже ожоги. И в моменты причинения себе невольной боли снова ярче всколыхивались давние видения. Убить Стивена… Чуть не убил друга, боевого товарища. Брата! И брат, человек, роднее которого не осталось, где-то, возможно, пропадал среди Красных скал. А он чуть не заплутал навечно в этих болотах, не зная направления. «О нет, опять галлюцинации!» — подумал Однорукий, когда поднял глаза и увидел четыре престранных силуэта по ту сторону тропы в тумане. Выглядели они, как невиданные звери на тонких подпорках-ногах, точно с картин Дали, репродукции которых как-то раз показывал юный художник-Стивен. Они врезались в память торжеством чего-то нелепого и пугающего: пустыня и слоны на тонких-тонких высоких ходулях-ногах. И теперь этот образ воплотился в реальности, только не в виде слонов, а в лице непонятных созданий в белесых деревянных масках вместо лиц или морд, покрытых не то маскировочной сеткой, не то шерстью. Передвигались они на четырех ногах-ходулях. Потребовалось некоторое время, чтобы осознать: нет, это не мираж, а ноги все-таки искусственные из дерева или ржавого железа. Но ходили они на четвереньках, ловко переступая по болоту. «Они здесь ворон, наверное, едят», — не к месту пробудилось любопытство. Существа просто смотрели, не уходили, но и не нападали. Баки готовился в любой миг хоть на ободах рвануться прочь от нежданных гостей. Вернее, это он, очевидно, вторгся на их территорию. Если они не намеревались атаковать, то убивать их тоже не хотелось. Они смотрели невыносимо долго, тоскливо, не двигаясь места. — Что вы за твари?! — не выдержал взгляда этих масок Баки, теряясь в предположениях, что за мутантов вывела на него пустошь. — Мы! Люди! — подал голос один из силуэтов. — Последние стражи Зеленых Земель! — Убирайся, конверва! — огрызнулся второй, мотнув подобием головы в сторону железной руки. — Не топчи нашу почву! — вторил третий. — Это не почва! Это болото! — отозвался странник, все еще неуверенный в том, что до конца избавился от видений. — Почему вы не отправитесь в Зеленые Земли? — Почему? Почему?! Ты смеешь спрашивать? Прочь с нашей земли! — вдруг огрызнулись все четыре тени сразу, зашипели на разные лады, заскрипели, точно старые дубы, точно ветер в неживых ветвях. Просить себя дважды Баки не заставил, хотя мотоцикл не сразу завелся после увлекательно путешествия через топи. Да и колеса едва ли чувствовали дорогу. «Стражи? — размышлял суперсолдат, продвигаясь вперед. — Значит, они сторожат рубеж. Значит, за этим болотом находятся Зеленые Земли! Фуриоса была права! Я еще успею догнать их. Я все объясню. А потом… принесу голову Несмертного. И найду дочь и внучку миссис Гидди. Я исполню все, что пообещал. Может, это будет мое раскаяние за прошлое. Пусть даже в этом новом мире. Стивен, только не уезжай далеко от региона Цитадели, дождись!» Мысли и планы снова вились хороводом, казалось, еще более судорожно, чем раньше, сменялись и накатывали валами. Еще немного прямо по тропе — и рассеется неопределенность. Впервые за годы странствий по пустоши хотелось в это верить, впервые хотелось обрести хоть где-то пристанище, давно украденный дом. Вскоре на его пути попался развороченный выпотрошенный вездеход, вероятно, как раз Хозяина Свинцовой Фермы, судя по свежим трупам. Баки по привычке жителя пустыни покопался среди хлама, оставшегося после неплохого взрыва, но на месте побоища кто-то уже основательно собрал все ценное, испортив весь транспорт. Все оружие выгреб и возможные припасы. Наверняка фура, а не те странные создания — люди — на ходулях. «Фуриоса совсем недавно проехала здесь, они выбрались, — почти успокоился Баки. — А остальные воины Несмертного завязли. Боятся болот. Откуда вообще здесь эти жуткие болота?» Этот вопрос возникал случайно, непроизвольно, неправильно, теснясь каким-то темным предчувствием близкой беды. Но солдатам не пристало полагаться на интуицию, когда она ничем не помогала. Истерзанное сознание разное подкидывало в последнее время, точно над ним тяготело инфернальное проклятье, искушавшее его ужасами пережитого, испытывавшее на прочность его волю. Но он все меньше верил себе, а в судьбу — еще меньше. Зато слуху, зрению и навыкам воина вполне доверял: по тропе кто-то ехал следом за вездеходом. Вновь маячили огни, но теперь они приближались с приличной скоростью, точно мерцали глаза огромного дракона. Всего пять пар, десять фар разной мощности, значит, отправили вперед новый отряд на разведку. И среди них, судя по звуку гусениц, затесался еще один вездеход. «Еще два отряда со Свинцовой Фермы? Проклятье! Я должен задержать их авангард», — подумал Однорукий, доставая гранаты и пистолет. Баки готовился к битве. Один против пяти машин. Не впервой, главное, не допустить их в долгожданные Зеленые Земли. *** Утро поднимало над пустыней раскаленный огненный шар солнца, прилипший к небосводу, как огромное пятно. Раскаленное… Яркое, как кровь, как сотни тянущихся из бездны рук. «Ты не спас нас! — твердили голоса на разные лады. — Ты не спас, Макс!» Кровь наполняла сны пылью дорог, где он растерял всех. Кто-то хватал его, тащил и мучил вечной пыткой сознания. Он отчаянно отбивался. Проснулся Макс от того, что едва не врезал по ветровому стеклу. На него вопросительно, но понимающе обернулась Фуриоса, которая в это время была за рулем. Глаза ее мерцали странным воодушевлением — еще бы, она обещала всех вывести в Зеленые Земли и, вероятно, им это удалось. Но Макс уже знал, что не останется там, ведь его путь в любом случае лежал в Безмолвную Долину, где воцарилась бы тишина. — Все в порядке, спи, нам всем нужен отдых, — отозвалась женщина отрывисто. Голос у нее был хриплый и усталый, но взгляд изменился, он светился надеждой — этим странным забытым чувством, которое больше не доводилось испытывать Максу. Она вновь воззрилась на дорогу, вдоль которой лишь снова расстилалась пустыня. От болот, виденных ночью, не осталось и следа. Откуда они вообще там взялись? Но это мало интересовало. Макс вновь погрузился в усталую полудрему, как и все пассажиры на заднем сидении, к которым теперь еще прибавился бывший воин полураспада. К нему безмятежно прижалась рыжая и, кажется, даже улыбалась во сне. Что ж… Стоило признать, что тщедушный дерганый парень действительно помог им в ту страшную ночь. В то время, когда видения прошлого рассеялись для Макса, когда ярость разогнала их. Теперь снова вокруг обступала пустыня, бескрайняя, выжженная зноем, наверняка, ядовитая. Безразличный взгляд серых глаз смерил барханы — ничего нового, ничего, к чему стоило стремиться. Время покинуло разбитые часы, все, что его отмеряло, носил ныне ветер среди бескрайней пустоты. Макс долго молчал, лишь на лбу глубже становилась морщина между бровей, наконец, он спросил то, что тревожило его с начала этого нежданного путешествия, которое лично он воспринимал скорее как долгий крюк на своем маршруте в никуда: — С чего ты взяла, что эти Земли существуют? Фуриоса вновь повернула голову, твердо отвечая: — Я там родилась. Макс едва не поморщился от нелепости такого ответа, ведь в рушащемся мире десять или даже двадцать лет означали, что цель их назначения могла и не сохраниться вовсе. — А зачем ушла? — спросил он первое, что пришло в голову. Может быть, он завел этот разговор просто, чтобы рассеять видения, что терзали его во снах, все чаще переползая за грань реальности. Тогда Фуриоса рассказала, четко чеканя слова, что она не уходила по своей воле, что ее выкрали, сделав заложницей Цитадели. На запыленном лице Императора было написано ожесточение пополам с горечью. — Ты пыталась бежать? — Много раз, но ни разу на боевой фуре, она — мой последний шанс, — последовал закономерный ответ вместе с тяжелым вздохом. За кого же шла в бой эта свободолюбивая женщина? За своих спутниц или за себя? — А они? — указал на тихо дремавшее заднее сидение Макс с тайным осуждением. Но Фуриоса гордо вскинула голову, отвечая и одновременно ничего не говоря: — Им нужна надежда. Надежда… Странное слово, кидающее в самые отдаленные уголки пустоши. Когда-то и он питался надеждой, лет двадцать назад по старому летоисчислению, надеялся уничтожить всех отморозков, все банды. Тогда еще не все поглотил горячий песок, не все дороги рассыпались. — А что нужно тебе? — угрюмо спрашивал Макс, казалось, впервые за время путешествия интересуясь мотивами спутницы. — Искупление, — после почти торжественной паузы произнесла Фуриоса. При этих словах бывший воин полураспада — Накс, да, так его звали — пробудился и встрепенулся, поглядев многозначительно куда-то вдаль. Потом посмотрел, как на сокровище, на свою рыжую, проведя по ее оголенному плечу, осторожно поймав на нем случайно залетевшего жука. И тоже долго рассматривал его на своих закопченных пальцах, пока не съел, явно думал о чем-то. Похоже, он тоже теперь искал искупления. Все они по-своему были грешны, у каждого был свой груз на душе. Только Макс уже понял: его не сбросить, не перекрыть добрыми делами, надо научиться жить с ним. Но с каждым годом, с каждой новой загубленной жизнью он становился все тяжелее, все громче звали голоса тех, кого не удалось спасти. Фура продолжала бороздить пески, два двигателя по восемь цилиндров гулко рычали, но звук этот сделался уже привычным, почти успокаивающим. Если есть бензак и средство передвижения, значит, выживание продолжается. Остановиться страшнее. Но прошло еще несколько часов этого бесконечного движения, пейзаж тяготил однообразием. Кое-где стали попадаться солончаки, значит, когда-то здесь катило волны море. Столько воды — уже не верилось. Ныне лишь колеса вспахивали ярко-рыжую субстанцию. Макс все больше мрачнел, не ведая от чего. Наверное, из-за того, что его не касалась общая надежда и воодушевление. Наверное, потому что он не направлялся в Зеленые Земли, а просто не позволил себе предать, проехать мимо, как делал сотни раз, твердя, что это не его забота, не его дело. Да Воины Полураспада и не оставили ему много выбора: все лучше быть воином в боевой фуре, чем тушей на капоте. Так он давил в себе неуместные порывы благородства, при этом уже давно ощущая своего рода ответственность за всех пассажиров. Старые профессиональные привычки? Воспитание? Что-то из области моральных принципов? Все ненужное, неспособное спасти тех, кто реально дорог. Поэтому он и не желал ни к кому привязываться. Вечные попутчики — вот кем должны быть те, с кем сталкивало странствие. Но все-таки новые спутники не воспринимались так, уж слишком много раз за несколько коротких дней они вырывались вместе из жадных лап смерти. Была бы еще цель у этого странствия. Вскоре Фуриоса тоже забеспокоилась, все-таки она единственная знала примерный маршрут. Крепость на колесах остановилась, Император достала бинокли, встревожено осматривая округу. — Гляди! Что это? — вдруг встрепенулась одна из жен, которая до того тоскливо прижалась к стеклу. — Я помню что-то подобное! — улыбаясь, как юная девчонка, ответила Император, всматриваюсь в мерцающую вышку. Что-то и правда поблескивало впереди, какая-то металлическая конструкция. Пассажиров фуры охватило буквально лихорадочное воодушевление, казалось, даже мотор запел веселее. Макс пересел за руль, а Фуриоса на протяжении короткого перегона жадно всматривалась вдаль. Глаза ее буквально сияли. В этом разрушенном мире оставались единицы людей с таким ясным целеустремленным взглядом, наполненным не яростью и жаждой разрушения, а радостью. Какая же гамма чувств отразилась на лице жестокой воительницы! Но Макс не разделял ее восторга: как только они приблизились к старой линии электропередач, с ее вершины послышался женский плач: — Помогите мне! Помогите! Все стандартно, настолько, что Максу стало даже немного смешно: яркие металлические пластины, чтобы башню было лучше видно, обнаженная женщина на вершине. Нелогично и нелепо для нормального жителя пустоши, зато отличная приманка для тех, кто жаждал нажиться, например, заполучить себе рабыню. Воин дороги видел подобное сотни раз, поэтому сразу же погрозил своим слишком милосердным спутникам пальцем: — Не-а, это ловушка! — Не выходите из машины, — сурово отозвалась Фуриоса, но сама тут же вылезла из кабины, когда фура остановилась. Она все еще надеялась на что-то. Что ж… Вряд ли так ее приветствовало родное племя. Все встревожено притихли. А Фуриоса вышла из машины, раскинув руки, показывая, что безоружна. Она представилась, выкрикнув, к какому принадлежала клану, кто был ее матерью, кто наставницей. Прозвучало много имен и названий, видимо, значимых для обитателей этой пустыни. По крайней мере, женщина, которая служила приманкой, тут же встрепенулась, прекратила свою игру, подав голосом условный знак союзникам. Тут же со всем сторон донесся рокот моторов. Макс уже вновь готовился к битве, посчитав, что они попали к подобию тех, кто сторожил красные скалы. По крайней мере, байкеры, спускавшиеся с барханов, выглядели отнюдь не миролюбиво. А Фуриоса все стояла и чего-то ждала. Наверное, она знала, что делает. Иначе не стала бы Императором, наверное, знала, куда вела. Хотелось бы уже в это верить, но веры не осталось слишком давно. Никому. Подъехало шесть крупных мотоциклов, оснащенных хорошей резиной, обвешанных сумками с боеприпасами. Макс наблюдал за тем, как встретили Фуриосу. Казалось, все звуки иссякли, затихли все моторы. И негромко, но отчетливо донеслась короткая фраза: — Это я. После этого женщина с башни и Император подались друг другу навстречу и крепко обнялись. — Я помню эти глаза! — Да, это наша Фуриоса! Император вернулась. Домой! Ее ждали, ее узнали, вспомнили и приняли. Ее о многом спрашивали, интересовались, откуда она приехала. Пассажиры фуры уже не опасались за свои жизни, покидая кабину. Как только Макс и Накс вместе с девушками спрыгнули на песок, самая старая из воительницы, седая и обветренная, с пугающей неприязнью воскликнула: — Мужчины! Зачем они здесь? — Им можно доверять, — тут же заверила ее Фуриоса. — Они помогали нам. Макс окинул взглядом байкеров и отметил, что среди них одни женщины, да еще все старше него, несколько еще относительно молодых и крепких, а несколько — древние старухи, сухонькие, с осанкой воинов, охотников. Но где же тогда была великая армия Зеленых Земель? А если бы Несмертный решил все-таки продолжить преследование? Или в разведку посылали только таких? Значит, племя амазонок. Наверное, заманивали хитрой ловушкой с обнаженной женщиной случайных путников. Но если где-то недалеко были Зеленые Земли, в которых все и так росло, то зачем было так рисковать? Фуриосу поглотила радость встречи, которую она ждала больше двадцати лет, а Макса все терзали опасения и сомнения. Что-то не сходилось, даже для нелогичных и, возможно, сумасшедших удалых старушек план был слишком сложный, изворотливый. Башня, приманка, засада. Так действовали бандиты с пустоши, живущие в пещерах, питающиеся человечиной. Макс на всякий случай залез обратно в кабину, рассчитывая резко завести мотор и убраться восвояси в случае опасности, желательно подхватив спутников. Пустошь научила не доверять тем, кто даже внешне казался добрым, даже если сердце говорило, что эти люди не желают им зла. Сердце — лживый советник. Где-то здесь затаился подвох. Но где? Старушки с винтовками наперевес с интересом рассматривали доверчиво подошедших к ним девушек, даже начали смеяться, оценивая их, как бабушки внучек. — Откуда такие чудесные создания? Такие нежные! — О, у нее даже все зубы на месте. Женщины рассмеялись, отвечая короткими репликами, но неловкость быстро проходила. Фуриоса счастливо улыбалась, говоря: — Я хочу им поскорее все показать. И вот здесь словно что-то надломилось, когда одна из старушек недоумевающе переспросила: — Показать? Что показать? — Наш дом, — ласково отозвалась Фуриоса, с наслаждением выговаривая: — Зеленые Земли! Повисла пауза, в течение которой только песок бессменным часовым перебирал гребни барханов, лишь пыль носилась возле обломков башни. И вот кто-то сдавленно произнес: — Но если вы ехали с запада… вы проезжали их. Макс высунулся из кабины, чтобы не прослушать. Он хотел бы ошибаться, хотел бы, чтобы эти слова были его слуховой галлюцинацией, потому что всех сковало оцепенение. А беловолосая жена — Дэг — отрешенно обернулась на запад, размеренно певучим обреченным голосом какой-то жрицы смерти произнеся: — Помните… то жуткое место, где вороньи стаи? Фуриоса замерла, точно ее поразил паралич, а со стороны старух доносились разрозненные усталые голоса: — Да… Почва отравлена. — Нам пришлось уйти. — Нам нужна была вода. — Да… Вода стала дрянь. — Она превратилась в яд. — Потом там поселилось воронье. — Почва стала непригодной. — А где остальные? — спросила несмело одна из жен. — Остальные? — Тысячи Матерей? — Мы последние из них. Последние… Отравлена… Проезжали… Слова вязли и теряли смысл. Старухи перебирали космы и бурые лохмотья, поправляя защитные шлемы с очками. Кажется, они не сразу поняли, как быстро и жестоко поведали всю горькую правду вернувшейся дочери их народа. Фуриоса стояла, как живой покойник среди этих возгласов, глаза ее все больше расширялись, она слушала и слушала, что отрывисто рассказывали последние из ее племени, ушедшие из отравленных мест. Они говорили и говорили… Жены спрашивали, глупые невинные души, которые не понимали до конца все трагедию, что в миг поразила безумную надежду, точно коршун трепетную голубку. Надежда. Умерла. Погибла, растерзанная когтями жестокой реальности. Пустошь не ведала пощады. Фуриоса, пошатываясь, вышла из общего круга жен и соплеменниц, переступая по песку заплетавшимися ногами, точно ее ужалила пуля, точно она истекала кровью и брела в никуда на последнем пике агонии. Ей вслед смотрели все остальные. Ей вслед смотрел и он, Макс. Он видел сотни раз, как умирают чужие надежды, безумные стремления, что поддерживали существование. Он помнил, как погибла и его надежда. И от этого невольного сходства ему стало невероятно больно, точно заботливо покрытое броней сердце окончательно дало трещину. Все-таки он еще был человеком, но все же не двинулся с места. Фуриоса все шла куда-то прочь, в пустыню, отдавая себя на волю тысячи ветров. Сбросила постылый протез руки, отстегнула его, точно он стал непосильной ношей. Она сливалась с песком, который нес беспощадный ветер, ей все глядели вслед. И ни у кого не хватило духу приблизиться к мятежному Императору, что двадцать лет мечтала вернуться в Зеленые Земли, вселила надежду в сердца порабощенных. Но прибыла в никуда, даже не узнав свой дом за страшным болотом. Только ветер был свидетелем невыразимого отчаяния, да Макс, которому не требовалось подходить и всматриваться в лицо Фуриосы, чтобы понять, насколько пусто и темно сделалось теперь в ее душе. Женщина дошла до края бархана и упала бессильно на колени, запрокинув голову к немилосердным небесам. Она выглядела, как человек без кожи, который еще жив, но мучительно доживает последние минуты. Ее крик разорвал пустыню, небо и, наверное, все девять миров. Больше ничего не осталось, никакой надежды на искупление. Зеленых Земель не существовало, боевая фура ехала за миражом. Боль Императора выглядела почти осязаемой, раскаляла воздух вокруг нее, впивалась острыми гранями отчаяния. И все молчали, опасаясь трогать сраженную горем воительницу. Ни у кого не нашлось верных слов для того, чтобы поддержать ее, потому что остальные пассажиры были в не меньшем замешательстве. А Макс никогда не умел утешать. В те страшные минуты Фуриоса напомнила ему самого себя в тот день, когда погибла его семья, погиб его мир. Теперь разрушился и ее. Исчезали галактики, истекали пламенем комет, звезды обращались в черные дыры. Вечным свидетелем молчала пустыня. Зеленых Земель больше не существовало. Пустыня — осталась.