***
Проснулась я уже поздно вечером. Погода за окном не поменялась, лишь потемнело небо. В душе всё так же скребли кошки, но выбора нет, нужно делать домашку. Одно радует — пятёрка по литературе. И ради неё столько сил и эмоций. Ладно, проехали, что у нас тут? Алгебра, русский, география, физ-ра, химия, электив… не привлекательно. Я поморщилась. Мимолетная мысль о приближающемся Дне Рождении подтолкнула меня помечтать. Семнадцать лет. Ох, такой возраст… эмоции сплошные, ни минуты спокойствия. Время, когда ты уже не ребёнок, но и взрослым назвать себя тоже нельзя. Возраст на грани. В восемнадцать обретается по закону какая-то юридическая сила, но в душе ты всё равно имеешь право остаться тем, кем ты хочешь. В этом и вся прелесть. Уроки я делала допоздна. Спать совершенно не хотелось, но в квартире уже было тихо. Я включила в наушниках музыку и села у окна. От снега не осталось и следа. Молодые травинки пробиваются сквозь промерзшую почву, как бы борясь за свою жизнь. Громкие огромные капли дождя барабанят по стёклам домов. Где-то ещё горит свет, а кто-то уже давно крепко спит. Луна отражается в молоденьких лужицах…горят фонари, проезжают машины. Свежий ветер нежно касается моего лица и волос… Словно ветер в степи, Словно в речке вода, День прошел и назад, День прошел и назад, Не придет никогда… Грусть накатывает с новой силой. Я закрываю глаза и уже вижу знакомое мне лицо. На нём нет улыбки, лишь пустой взгляд, без эмоций…теперь она смеётся и краснеет, но рядом не я, а другой… Щекотно. По щеке скатывается горячая слеза, в висках стучит, невозможно вздохнуть. Волны накатывают снова и снова, и я ощущаю, что по шее стекают уже холодные слезы, а в висках стучит всё сильнее и сильнее. Музыка меняется одна за другой и с каждым разом всё грустнее и грустнее. Болит в груди. Рука сама тянется к железному предмету. Запястье. Нет! Но рука уже начинает гореть, а боль испаряться. Кажется, что она улетает с каждой моей слезой и с каждым моим выдохом. Я отпускаю… её глаза пьяные в твоих расплывались тени плавно всплывали с февральского смога я просто вспомнил как мы смеялись любили, страдали, ты помнишь? вместе были счастливы. а любит она совсем другого.***
Я проснулась, лёжа на подоконнике. О Боже, сколько времени? Цифры 6:30 резко ударили мне в глаза. Не проспала, фух. Смысла нет уже ложиться, поэтому я медленно начинаю собираться в школу. Сложив всё в сумку, я смотрюсь в зеркало — мешки, глаза красные, вид очень помятый. Что же такое то… Иду умываться, не очень, но помогает. Завтрак, одежда, обращаю внимание на запястье и решаю перевязать его…хотя так только внимание привлеку — лучше оставлю так. Пора выходить. Попрощавшись с мамой, я выхожу на улицу. Снова дождь, а просьбу о том, что нужно взять зонт, я пропустила мимо ушей. Ладно, не привыкать. Иду к тропинке. Жду. Через 15 минут вижу силуэт медленно плетущейся Киры: — Доброе. Давно стоишь? Чего без зонта? Чего…эээ…в солнцезащитных очках? Мы едем на Бали? — Не выспалась. — соврала я. — Ну ладно, идём. Главное, чтобы классуха не увидела. Войдя в школу, мы быстро переоделись и пошли на алгебру. Урок был дико скучным. Я начала думать о своём и смотреть в окно. Нет! Даже не вздумай повторить вчерашний вечер. Истерика в десятом классе — это капец как стыдно. — Это че такое? — Кира схватила меня за руку. — Опять? Я ничего не ответила, лишь посмотрела в её глаза. — Ну ясно. Скажу одно, что если ты будешь продолжать страдать фигнёй, я пойду к ней и скажу всё, что думаю! — Она не при чем. Меня кошка поцарапала. — Ну мне то можешь не врать! Сколько можно? — Девочки! Выйдите за дверь, пожалуйста, там и разбирайтесь! Мы замолчали. Но через секунд двадцать Кира продолжила. — Продолжай ты свои преследования и переглядки. Надоест в конце года и успокоишься, зато руки целые будут и я спокойна. — Я уже один раз обожглась, больше не хочу. — Я к тебе в больницы ходить не буду, понятно?! Ты совсем сойдёшь с ума из-за этой училки! — Вышли вон, я сказала! — учительница явно была в гневе. Но мне нравился такой расклад событий. Мы собрали вещи и вышли за дверь. Была бы сейчас моя воля — я бы пошла и легла у дверей кабинета литературы. — Куда пойдём? — Кира явно повеселела. — У нас русский… — прошептала я. — Тооочно. Сейчас пойдём и покажем кое-кому твои руки. — Ну хватит, пожалуйста. — Слушай, — она схватила меня за плечи — Если я ещё раз увижу на тебе эти порезы…если я лишь узнаю, что они где-то есть на тебе, я серьёзно пойду и расскажу об этом литераторше. Вряд ли я упомяну причину. Но если она её спросит… В общем, в конце концов она отведет к тебя к психологу и ты уже не будешь в её глазах нормальной. Нормальные руки не режут. Ты меня поняла? — Да… больше не буду. Из кабинета русского вышла Мария Александровна. Она закрыла дверь и посмотрела на нас. Я опустила голову. Кира всё еще держала меня за плечи. Боже, надеюсь, она не слышала наш разговор.***