Only silence

      Ночь и теплая постель кажутся спасением, но это самообман. Ушиновские пальцы под футболкой макнэ, и притворяться что спишь уже нет сил:       - Отвали, хен. На удивление руки не исчезают. Лишь замирают. Сяо злится, но молчит. Ждет.       - Хен, правда, я не хочу. Макнэ разрывает тишину собственным шепотом и руки изчезают. На время. Потому что ползти вверх футболка не должна. Донель дергает ткань вниз и резко разворачивается.       - Я серьезно.       - Почему? - хеновские глаза блестят в темноте, а Сяо хочет положить подушку на лицо Ушина и придавить немного. Он слишком долго молчит, терпя эти соревнования на камеру, и хочет хоть ненадолго просто остаться в одиночестве. На гребанную ночь просто поспать.       - Потому. Я устал. Болит голова. Нет настроения. - фыркает Донель уже в голос, - придумай оправдания сам и просто отстань. Сяо вновь отворачивается, уже даже не слушая обиженное сопение Ушина. Завтра хен простит. А макнэ будет снова милым ребенком. Ушин уходит тихо, оставляя Сяо в одиночестве и с ощущением тотального пиздеца и чертовски замерзшими губами, а еще с абсолютным пустым бессилием внутри.       Утро неприветливо рисует инеем на окнах свои причудливые узоры, а Сяо чувствует себя разбитым словно старая хрустальная ваза. Хены снова творят неведомую херню, но Донель спасается в душе. Он в принципе всегда спасается, от всего. Чужих взглядов, слов, а главное он спасается от прикосновений. Сяо запирает засов за засовом и вешает все новые замки и все крепче ставит печати, спасается от назойливости хенов, но они ломают все преграды с желанием отвоевать хоть немного внимания макнэ. Сяо подолгу стоит в душе, слушая лишь пар и шумное шуршание капель воды о стены, а потом мочит голову и звуки на время исчезают. На душе погано, а внутри скребут невиданные звери от воспоминаний чужих пальцев на своей коже. Сяо смывает мочалкой каждый отпечаток пальцев Ушина, до покраснения трет кожу и почти царапает собственный живот, потому что невыносимо. До выхода почти полтора часа, а Донель лишь сейчас вылезает из нагретой ванны, оставляя после себя мокрый хаос. Хены любят его, ругаться не станут, возможно это и балует. Но только возможно.       У Хванхи есть привелегия, с гордым названием «мы друзья» и своевольный жест. Он ловит Сяо за запястье и тянет к себе, переплетает пальцы с пальцами макнэ и широко улыбается. Так по-собственнически сжимая чужую ладонь, а Донель улыбается так, что сводит челюсть и дрожат губы; он хочет сбросить с себя эти отвратительные ощущения теплых пальцев и ползущего по венам отвращения к себе. Врать самому себе, чтобы потом ненавидеть всех вокруг. Этот скилл прокачан уже давно, с того самого момента, когда он впервые почувствовал приветливый тычок под ребра и широкую улыбку новоиспеченного друга, а по совместительству «обожаемого» хена.       Хен больно кусает Сяо за ключицу, от чего макнэ дергается и отталкивает от себя Хванхи:       - Что за херня? – Перень прикладывает холодные пальцы к месту, где пульсирует ощущение оставленного укуса и чувствует раздражение. Хванхи непонимающе хмурит брови, разглядывая длинные пальцы мальчишки напротив, совсем не виновато, нет.       - Раньше нравилось же, - у хена все просто, как дважды два, только раздражение Сяо никуда не девается.       - Сейчас нет.       Отвернуться. Сбежать. Просто быть подальше. И совсем не касаться плечом плеча, совсем не чувствовать сверлящий взгляд карих глаз некогда лучшего «друга». Как бы сам себя описал Донель? Пожалуй просто – совсем не… Потому что споры между хенами никуда не деваются, а макнэ лишь по привычке поддерживает их. Камера. Все на камеру. Чтобы быть чуточку лучше чем есть на самом деле. Чтобы играть ту роль, которая никогда не будет в жизни. Чтобы ночью сбегать к Сонджуну в кровать и засыпать поверх одеяла уткнувшись лбом между чужих лопаток. Донелю Сонджун кажется надежной крепостью, только макнэ совсем не прекрасная принцесса, как те, которых в сказках прячут в башне, охраняемой драконом. Он скорее сам тот злой огнедышащий дракон. Только вот драконам тоже бывает одиноко в своей ненависти к себе, лелеющим надежду на то, что и его ждет счастливый конец. Сонджун макнэ не гонит, просыпается среди ночи, забирая озябшего ребенка под одеяло, а на утро тактично молчит.       Молчит до тех пор, пока у Сяо ломка не начинается. Сначала раз в месяц Сонджун просыпался от того, что Донель коротко подрагивал от холода, потом дважды в неделю, а потом каждый день.       На кухне слишком холодно, но попить хочется сильнее, чем просто согреться. Сяо ежится и пальцы на ногах поджимает, когда допивает второй стакан воды. Ночную тишину рвет вэевский голос:       - Не спишь?       - Нет, - Донель почти давится от неожиданности.       - Снова придешь ко мне? В последнее время ты всегда приходишь.       Макнэ сжимает стакан и хочет чтобы тот разлетелся тысячью осколками, потому что отвечать Сонджуну тяжело. Донель молчит слишком долго, или ему так кажется, а Сонджун не перебивает.       - Я могу не приходить, - мальчишка привычно жмет плечами и не думает о том, что жест совсем теряется в мраке кухни. Только слышит тяжелый вздох откуда-то со стороны выхода, от чего пальцы сжимаются еще и на столешнице. Пить хочется еще сильнее, потому что Сяо резко становится жарко от чужого голоса:       - Как тебе удобно.       Сонджун бы ушел, если бы не секундное помутнение в лохматой сяовской голове. Держать высокого хена за локоть как-то совсем не страшно и не противно, пусть даже кожа чувствуется под ладонями. Немного жжет от тепла, но Сяо держит и не отпускает, опустив голову и кусая губу, желая, чтобы хен просто понял все без слов, потому что сейчас что-то объяснять Донель не готов.       - Пошли спать? – Сонджун понимает, тянет свой локоть вместе с прилипшим макнэ и ерошит каштановые волосы, ласково так, что Сяо готов как щенок подставить уши под руку хозяина. Сяо на самом деле совсем не злой дракон, он на щенка похож, когда шлепает босыми ногами в сторону их общей спальни. Сонджуну кажется, что белая футболка Сяо выглядит чуточку счастливее от того, что хен разрешил засыпать под теплым одеялом, все так же утыкаясь в сонджуновские лопатки.