metal heart

Она проводит вечер пятницы то злясь на Барни, то мучаясь чувством вины. Стив забирает её в восемь, ведёт в шикарный стейк-хауз, сам он выглядит просто великолепно, а единственное, о чём может думать Робин, это как Барни бы понравилось в этом ресторане. Здесь всё в его стиле: от чёрных кожаных диванов до полированных столов из красного дерева. К тому же форма официанток значительно открывает декольте, и… да что с ней не так? После того, как со стола убирают так и недоеденный стейк, Стив произносит тост:  — За новое начало. Робин вяло улыбается, чокается с его бокалом и сбегает в туалет прежде, чем размазывается тушь. Она открывает кран, сбрызгивает лицо водой и проверяет, который час. Ещё даже нет одиннадцати. Робин смотрит на своё отражение в зеркале. Она может вернуться в зал, улыбнуться и позже закончить вечер отличным, ни к чему ни обязывающим сексом с парнем, которого вряд ли когда-либо ещё увидит. А может, наконец, повзрослеть и провести Новый Год с людьми, которые действительно что-то значат для неё. Она принимает решение, возвращаясь к столику за сумочкой.  — Стив, мне надо идти. - За пятьдесят баксов она добирается до МакЛаренс за десять минут. Когда Робин заходит и окидывает взглядом толпу, то никого не замечает. Его сердце бухается куда-то вниз, по пути задев все внутренности. Их здесь нет.  — Карл, — в отчаянье спрашивает Робин. — Карл, ты не видел Барни?  — Видел, он ушёл около часа назад с парой девушек, — отвечает он. — Ты в порядке? Будешь что-нибудь? Весь её энтузиазм сдувается, словно кто-то проколол воздушный шарик, и Робин опускается на стул.  — Всё хорошо, — она набирает номер Лили, затем Теда, но сеть занята и ни один из звонков не проходит. Просто отлично! Она осталась одна в канун нового года, а человек, которого она хочет видеть сейчас больше всего, вероятно, именно в эту минуту трахает другую женщину потому, что думает, будто Робин плевать на него. Карл ставит перед ней скотч.  — Это за счёт заведения. Робин отвечает лишь слабой улыбкой, вздыхает и делает глоток - Это худшая ночь в её жизни, думает Робин, когда пьянь с мальчишника в углу бара берётся за микрофон, намереваясь проблеять свою версию песни Whitesnake. Робин потягивает скотч. Канун нового года может гореть в аду. Карл прочищает горло, и когда Робин поднимает на него взгляд, улыбается ей. Чьё-то горячее дыхание щекочет ей шею, а знакомый голос говорит на ухо:  — Ставлю сотню баксов, что когда ты повернёшься, я скажу… Остаток фразы теряется в её губах. Робин притягивает его за шею к себе, а он прижимается всем телом, руками обнимая её за талию. Спиной Робин упирается в барную стойку; её сердце колотится, как сумасшедшее. Его руки повсюду: перебирают волосы, проводят по щеке, скользят по заднице. Он пришёл, он действительно пришёл. Вернулся. У Робин кружится голова, и она не знает, от скотча ли. Бар вокруг них скандирует обратный отсчёт до нового года, а затем взрывается смехом, радостью, весельем. Барни, наконец, отстраняется достаточно, чтобы посмотреть на неё.  — С новым годом, Робин, — говорит он, и его улыбка настолько ослепительная, что у Робин щиплет глаза. Она поправляет его галстук.  — Ты не сказал «Вау», когда я повернулась, так что, если не ошибаюсь, ты теперь должен мне сто баксов.  — Буду рад отработать долг, — подмигивает он, снова наклоняясь. - В том, что они оказываются у чёрного входа с расстёгнутой ширинкой Барни, нет ничего удивительного.  — Погоди, — он останавливает её. — Я хочу кое-что сказать, и хочу, чтобы ты отнеслась к этому с уважением. — Робин вопросительно поднимает бровь, и он ухмыляется в ответ. — Прямо сейчас две девушки занимаются лесбийским сексом у меня на диване.  — И что? Я могла сегодня трахнуть профессионального хоккеиста.  — Робин, — словно с маленькой разговаривает с ней Барни. — Лесбийский секс. У меня дома.  — Ладно, ты победил. Он снова начинает страстно целовать её шею.  — Мы будем офигенными вместе. Одна мысль об этом сносит башню. Я знал, что ты будешь здесь, ты только представь, насколько это круто! Просто знал, и всё! Офигенно круто, вот насколько это круто.  — Барни… — прикусывает губу Робин.  — Это был самый лучший новогодний поцелуй в мире, разве не так?  — Так, всё так…  — Ну я же говорил! — и когда он отстраняется, чтобы победно на неё посмотреть, сердце Робин предательски пропускает удар. — Мы сделаем Маршала и Лили, мы будем ещё круче них! Когда Робин замечает выражение его лица, то ей сдавливает грудь. Она отворачивается, потому что всё происходит слишком быстро, и, боже, ей придётся это сказать, чтобы не оставалось недосказанности. Она не может позволить себе прыгнуть в омут с головой, а затем захлебнуться и утонуть только потому, что не может ему дать то, что он хочет. Не может себе позволить так его потерять. Не хочет его потерять.  — Я не хочу замуж, — шепчет она ему в воротник, — и никогда не захочу. И я не хочу заводить детей. Его рука успокаивающе проводит по её спине.  — Ты действительно думаешь, что это может заставить меня передумать? Ты что, совсем меня не знаешь?  — И я не хочу всё время жить в Нью-Йорке, — она вдыхает его запах: сигары и дорогой парфюм. — Я хочу путешествовать. Пожить в Греции. Или в Таиланде. Хочу иметь возможность поехать туда, куда меня забросит случай. Робин чувствует, как поднимаются и опускаются его плечи, когда он ими пожимает.  — Моя компания владеет двумя авиалиниями. Я летаю бесплатно. К горлу подкатывает комок, и Робин пытается рассмеяться, но это больше походит на всхлип.  — Барни, я не могу… — Робин, — перебивает он, и в его голосе звучат совсем не привычные для Барни нотки; словно он ступает осторожно и боится обжечься. Мир вокруг неё замирает. — Робин, я не собираюсь придумывать причины, чтобы держать тебя на одном месте. Никто из нас этого не хочет. Но я устал притворяться, будто ты не самый важный человек в моей жизни.  — Ничего себе, — и они замолкают, давая возможность друг другу осознать, что было только что сказано. — Это была твоя самая лучшая пикаперская фразочка. Барни фыркает от досады:  — Эй, я тут, вообще-то, душу обнажаю. Прояви хоть капельку уважения. — Ага, — делает глубокий вдох Робин. Она наклоняет голову, смотрит ему прямо в глаза, считает по трёх и, наконец, решается. — Я восхищаюсь тобой, знаешь? И я просто по уши. Знакомая улыбка зарождается в уголках его губ.  — Правда? — когда она кивает, его лицо сияет. Робин уверена, что сейчас у неё самой такое же глупое и счастливое выражение лица. — Ну тогда вызов «поговорить о чувствах» завершён, — он делает шаг назад, и похлопывает ладонями друг о друга. — Предлагаю никогда больше к этому не возвращаться. — Знаешь, я слышала, что секс после «Я тебя люблю» довольно невероятный. Он тянет её за руку из подворотни в направлении её квартиры, пока Нью-Йорк вокруг них празднует наступление нового года.  — Наконец-то ты, Щербатски, говоришь со мной на моём языке. Этот год будет леген-, подожди-подожди… Она смеется. - Если Робин чему и научилась от Теда, так это тому, что любовь не даёт тебе никаких гарантий. Любить кого-то не означает, что всё пойдет как по маслу. Но затем она думает о курении сигар вместе, о его прикосновениях к её коже, о том, что ей не нужно притворяться, будто она хочет что-то, что ей на самом деле не нужно, и понимает, что настроена достаточно оптимистично. Однажды за ужином она пытается стащить немного карамельного сиропа с его порции мороженого, но Барни преграждает ей дорогу своей ложкой и после непродолжительной дуэли на столовых приборах, недовольно спрашивает:  — Извини, я что, похож на фею мороженого? Лили с ужасом глазеет на него, потому что Барни только что нарушил одну из священных заповедей людей, состоящих в отношениях, но он этого не замечает, потому что продолжает пытаться убить взглядом Робин. — Просто закажи себе такое же, — настырно говорит он. И именно тогда Робин понимает, что всё у них будет хорошо. - Когда-то давным-давно Робин познакомилась с парнем. Она не влюбилась в него с первого взгляда, только со второго, и в итоге он стал для неё самым лучшим другом. Где-то в промежутке она встретила его лучшего друга, его жену, и его ещё одного очень хорошего друга, который стал её вторым лучшим другом, с которым они много-премного занимались сексом, пока не осознали, что от одной мысли о жизни друг без друга их тошнит. И вот тогда-то и начинается самое интересное. - Очередной вечер пятницы в МакЛаренс, уютный своей предсказуемостью. Знакомый столик, обычный скотч с содовой, привычно свисающая со спинки дивана рука Барни. Тед представляет их своей новой девушке с солнечной улыбкой, Эрин. Она сразу нравится Робин; невероятно искренне она улыбается, когда Маршал и Лили рассказывают историю своего знакомства, и её «Ах!» идёт от самого сердца. И ей нравится, как сияет Тед, когда пересказывает им, как познакомились они с Эрин: что-то там про ссору о его/её зонтике под дождём. Барни закатывает глаза, потому что у Теда на лице снова написано «давай влюбимся и поженимся и родим кучу детишек», но Эрин, кажется, не возражает. Если приглядеться, у неё самой похожее выражение лица. Робин уже видит, как сильно они полюбят друг друга, как будут держаться за руки и улыбаться друг другу, и следующие сорок лет рассказывать сотне разных людей, как познакомились, ругаясь из-за зонтика, доведя историю до совершенства, как это делают Маршал и Лили. И Робин понимает, что её это абсолютно не беспокоит.  — Итак, — Эрин поворачивается к ней и улыбается своей милой, обворожительной улыбкой. — А как вы с Барни познакомились? Робин ухмыляется Барни. Потому что, как, вашу мать, можно на это ответить? Барни лишь посмеивается, задевая под столом её колено своим.  — Я тебя умоляю.