metal heart

Волею случая они проводят отпуск вдвоём. Не в том смысле, что оба споткнулись и оказались на одном и том же самолёте, конечно же; это было бы слишком глупо. Всё начиналось как групповая поездка для всех пятерых на Карибы в шикарный отель, сеть которых не так давно поглотила компания Барни и Маршалла. Разумеется, «всё включено» с грандиозной скидкой, поэтому каждый умудрился отвязаться от работы в начале февраля, чтобы «положить начало новой „семейной“ традиции». Маршалл уже в красках представлял, как их с Лили будущие дети строят песчаные замки на пляже вместе с Тедом-младшим, пока взрослые закидываются коктейлями в баре у бассейна. Это звучало так здорово, что даже Робин была в восторге. Но всего за пару недель до отъезда выясняется, что отцу Маршалла требуется операция на сердце. Они с Лили тут же срываются в Минессоту, чтобы помочь, так что остаются только Барни, Тед и сама Робин. Им не привыкать, такое в последнее время происходит нередко, с тех самых пор как Маршалл и Лили становятся всё больше и больше похожи на скучную и жалкую женатую пару. Однако, затем фирма Теда как никогда близко подбирается к реальному контракту на постройку нового здания библиотеки Корнуэльского университета, и это, разумеется, отличный шанс для него проявить себя, так что Тед умоляет отпустить и его.  — Но вы все равно должны поехать, — убеждает Тед после бутылки пива и тонны извинений. — Солнце и песок никуда не денутся, и я знаю, как тяжело тебе, Робин, было взять отпуск. Именно так они с Барни и багажом оказываются вдвоем в лобби шикарного отеля, щурясь от слишком яркого солнца.  — Знаешь, я порой забываю, как много неба в мире. Я имею в виду, в Нью-Йорке у меня ощущение, что я не выхожу на улицу, даже когда я не в здании.  — Ага, — Барни листает брошюры, которые взял на стойке регистрации, не слыша ни слова, из того, что говорит Робин. — Я, кстати, взял нам общий номер. Там две спальни, так что будет проще тусить вместе. К тому же там вид на океан, а еще в нём есть джакузи. Что скажешь?  — Отлично. И это действительно так; в глазах рябит от ярких тропических красок: огненно-красного, сочного зеленого, искрящегося золота. Робин оставляет чемодан на кровати, а сама открывает двери и выходит на балкон, где смотрит на синие волны.  — Здесь круто! — произносит Барни позади Робин.  — Пляж выглядит потрясающе! Не терпится уже поплавать в океане. — Ага, — Барни потирает шею ладонью. Его волосы всё ещё взъерошены после перелёта, и Робин не может не отметить, как ему идёт лёгкая неряшливость. Блондины редко привлекают Робин, но Барни всегда был исключением. И ещё каким исключением. Они стоят в неловком молчании всего мгновение, когда Робин решает послать всё к чертям.  — Хочешь заняться сексом? Расстегнутый ремень Барни оказывается на полу с фантастической скоростью:  — Боже, ты ещё спрашиваешь… ___ Барни всё ещё тяжело дышит; с каждым вздохом его плечо слегка касается руки Робин, щекотя её кожу.  — Это было что-то! Ты сама себя переплюнула, Щербатски.  — Ага. Это было… тонизирующе, — когда она вернётся в Нью-Йорк, то обязательно купит себе такие же простыни. — А кровать просто офигенная. Барни поворачивается на бок, опираясь головой на согнутую в локте руку.  — То есть я только что снёс тебе башню потрясным сексом, а ты восхищаешься кроватью?  — О, Барни, это был лучший секс в моей жизни, — закатывает глаза Робин.  — Именно так, — пальцы Барни нежно перебирает её волосы. Вентилятор под потолком кружится успокаивающе-гипнотически, и Робин пытается выровнять собственное дыхание, подстроившись под его ритм. Барни же зачарованно наблюдает, как в процессе поднимается и опадает её грудь. Почему-то сердце Робин пропускает удар. И она не знает, зачем делает это. Она перекидывает ногу, оказываясь сверху Барни, наклоняется и губами касается сначала пульсирующей вены на его шее, затем подбородка, уголка рта. Его дыхание прерывается. Должно быть, это какое-то временное помешательство.  — Я упомянула офигенность кровати, потому что думаю, было бы жаль не воспользоваться ею на полную катушку, пока мы здесь. Барни улыбается, а его ладони, скользящие вверх по её спине, заставляют Робин трепетать от удовольствия.  — Хм, интересное предложение. Напоминает статью 186 Кодекса Братана, которая гласит, что «моногамия приемлема в единственной исключительной ситуации: при отпуске, который длится десять или менее дней». Он просто ненормальный.  — И почему это? — спрашивает Робин, слегка прикусывая Барни за шею.  — Я рад, что ты поинтересовалась, — он притягивает её за плечи ближе, так, что Робин полулежит на нём. — Курортный роман гарантирует отсутствие каких-либо обязательств после, если ты заводишь его с кем-то, кто живёт дальше пятидесяти миль от твоего постоянного места жительства. К тому же, учёные доказали, что количество раз, что ты занимаешься сексом с женщиной, прямо пропорционально степени непристойности, которую она позволит проделать с ней в постели. Так что нужно кончать искать приключения, если хочешь больше кончать. Как тебе моя игра слов? — Очаровательно, — с сарказмом произносит Робин. Ну, и по-своему гениально, хотя она никогда этого не признает.  — Все претензии не к братану, Щербатски, а Кодексу, — он ухмыляется как самый настоящий засранец, так что Робин спешит стереть с его лица эту нахальную улыбку. Его губы с энтузиазмом отвечают на поцелуй Робин. Иногда действительно сложно забыть, как ей нравится его целовать, когда его пальцы медленно скользят по её шее. Робин отстраняется, и Барни смотрит на неё немного ошеломлённым взглядом.  — Ну что же. Тогда хорошо, что мы здесь всего лишь на шесть дней. Он глупо моргает:  — Погоди, так мы реально сделаем это?  — Ага, но когда вернемся домой, всё останется, как было. Согласен? Барни проводит кончиками пальцем по её щеке, и на минуту Робин не может прочитать по его лицу, о чём он думает. Хрупкий момент близости рушится, когда Барни опускает руку.  — Ещё как согласен! Дай пять за сексотпуск! — он похотливо улыбается. — И, кстати, сейчас тот самый момент, когда ты даёшь мне пять, и мы идём отпраздновать это пару раз в джакузи. Робин смеется и запускает в него подушкой. ___ Сексотпуск для Робин проходит на ура. Помимо пляжа и моря, они проводят все свободное время развлекаясь в постели Барни или в постели Робин или на любой другой горизонтальной поверхности у себя в номере, а также однажды в пляжной раздевалке. После заката они пьют на балконе и швыряют пустые бутылки в пролетающих чаек. Барни даже разрабатывает особую систему начисления очков за каждое попадание, но Робин слушает в пол уха. Зато ее забавляет, как старательно он ведет счет, царапая ручкой по смятой салфетке. В Аргентине Робин даже близко не было настолько весело, так что приходится это признать: даже в отпуске Робин оставалась занудой. В один из вечеров они напиваются и отправляются гулять по пляжу, высматривая совокупляющиеся парочки, чтобы застать их врасплох.  — О, боже! — наигранно восклицает в очередной раз Робин. — Это же семейный отель!  — Надень обратно свои штаны, мужик! Подумай о детях, — вторит ей Барни, и Робин мысленно отмечает, что будет забавно как-нибудь после обсудить с Барни, откуда у него тяга к излишней театральности. Когда раскрасневшиеся и бормочущие извинения неудавшиеся любовники удаляются, Робин садится на песок и достает из сумочки бутылку текилы, которую она стащила из бара, пока бармен на что-то отвлёкся. Барни, слегка покачиваясь, плюхается рядом.  — В этот раз было особенно забавно, — он берёт у Робин бутылку и делает глоток. — Надеюсь, ты стащила еще и лайм.  — Лайм для слабаков. У нас есть соль, больше ничего не нужно, — Робин растирает горсть песка по его шее, слизывает его и запивает текилой. — Видишь?  — Ты ненормальная. Во всем виновато твое канадское воспитание.  — Тебе это нравится, — Робин делает еще глоток и передаёт бутылку Барни. — Это лучший отпуск в моей жизни.  — Это точно, — вздыхает Барни, опираясь на её плечо. Робин не может вспомнить, когда в последний раз видела его настолько пьяным. — Знаешь, я так люблю тусоваться с тобой. Ты как будто мой лучший друг. Совсем в другом смысле, чем Тэд, разумеется.  — Ага, — усмехается Робин.  — В том смысле, что я очень сильно хочу спать с тобой.  — Ясно, — и от этого Робин начинает хихикать еще сильнее, пока глаза не начинают слезиться от смеха. Она обнимает Барни за плечи. — Ты вообще-то тоже мой лучший друг. И когда она произносит это, Робин внезапно понимает, что это правда. У нее с Тэдом все ещё слишком запутанные отношения, и хотя она и любит Лили, но у Лили есть Маршалл и собственная жизнь, в которой для Робин осталось места ещё меньше, чем раньше. К тому же что-то есть в их с Барни задушевных беседах; Робин сомневается, что кто-нибудь знает её лучше него. Ей не приходится притворяться кем-либо, когда они вдвоём. Он пристально смотрит на неё, и тишина нарушается только тихим звуком прибоя.  — Я твой лучший друг?  — Ты глухой? От его сияющей улыбки у Робин комок в горле, потому что нельзя так искренне и отчаянно радоваться факту, что ты значишь очень много для другого человека. Но затем Барни начинает осыпать ее лицо пьяными поцелуями, бормоча «Ты просто офигенная, ты насто-о-олько офигенная!», и Робин ничего не остаётся, кроме как смеяться и обнимать его, пытаясь вытереть щеки, пока он не обслюнявил её всю. ___ Робин проводит последний день поездки на пляже, под ласкающим кожу солнцем. Она не может поверить, что еще немного, и ей снова придется вернуться к подъёмам в два часа ночи для съёмок утреннего телешоу, которое никто, за исключением Тэда, Барни и пары обдолбышей из Колумбийского университета, не смотрит. За спиной раздается внезапный всплеск, и Робин поворачивается. Барни ухмыляется ей из-под дизайнерских солнцезащитных очков.  — Поберегись! Робин брызгает водой на него в ответ и ныряет, чтобы намочить волосы.  — Это последний день. Я буду скучать по ночному сну. Робин трёт глаза, так как их щиплет от соли. Когда она может их снова открыть, Барни оказывается ближе, чем был минуту назад. Ближе настолько, что она ощущает его дыхание своими ресницами. — Но отпуск еще не закончился, — говорит он. Робин почти не слышит его, однако Барни недвусмысленно поднимает брови, так что она улавливает суть. Робин притягивает его ближе и страстно целует, языком ощущая вкус океана и сигар.  — Не закончился, — соглашается она, пока Барни развязывает ее плавки. Секс в океане всегда немного необычен. Робин не возражает, когда Барни оказывается внутри неё и начинает двигаться частыми и мелкими толчками. По белому песку прогуливаются люди, и хотя Робин и Барни заплыли достаточно далеко от пляжа, нет никаких гарантий, что никто не заметит, чем они здесь занимаются. Он слегка прикусывает мочку её уха, и Робин крепче обхватывает руками его шею. Плавки Робин обмотаны вокруг запястья Барни, как браслет. Она замечает неподалеку компанию подростков и глубже насаживается на его член, впиваясь ногтями в спину. Боже, ей хочется, чтобы кто-нибудь заметил. Барни замедляется, обнимает её, придвигаясь ближе, чтобы снова поцеловать. Робин чувствует, как его пальцы скользят вниз, оказываются между её ног, дразнят лёгкими прикосновениями, в то время как он снова начинает наращивать темп бедрами. Когда Робин уже чувствует подступающий оргазм, Барни вдруг прекращает её целовать и вместо этого шепчет:  — Обернись. Его щека обжигает мочку её уха, и, повернувшись, Робин замечает пожилую пару в лодке футах в двадцати от них с Барни. Они смотрят прямо на них, и женщина неодобрительно хмурится. Каждая мышца в теле Робин напряжена, поэтому, как только пальцы Барни находят ее клитор, оргазм накрывает Робин с головой. Когда она снова может нормально дышать, Робин слегка ослабляет хватку. На спине и руках Барни остаются красные следы от её ногтей. Он улыбается ей в шею. — Эксгибиционист…-ка.  — Кто бы говорил.