More l...

Люди хорошо горят. – Эй, Пиро! Сколько осталось времени? Минут десять? Пятнадцать? Не важно. И RED, и BLU идут с одинаковым счетом. За документы RED можно не волноваться: в одном углу догорает то, что когда-то было Синим Шпионом, в другом дымится куча, бывшая когда-то Синим Скаутом. А в третьем – он. И Красный Скаут. Живой. – Пи, очнись! Подними маску, чувак! Как он там говорил – то чувство. Да. Когда смотришь на человека и не хочешь никому его отдавать. То же, что и с игрушками? С тем надувнорогом, который лопнул давным-давно? Да? Администратор говорит что-то – вроде до конца миссии осталось не так много времени. Скаут загнанно дышит; его руки и ноги в синяках, живот превратился в посиневшее месиво – но он жив, жив, благодаря поджигателю, успевшему как раз вовремя. И он не рад тому, что жив. – Пиро! Глупый Шпион. Хотел отобрать Скаута. Который пытается привстать, чтобы не чувствовать боль. Глупый второй Скаут. Первый как раз тянется к темному противогазу. Никому не позволено трогать… – Пиро… Холодный воздух обжигает губы и нос – и Пиро заглатывает его, закашлявшись, вдыхая запах боли и страха, запах горелого мяса и запекшейся крови. И приходит в себя. – Ты гребаный псих! Ты гребаный, …, псих! Сколько раз я, …, просил, не жечь никого прямо у меня на глазах! Хочешь, …, чтобы мне потом снились кошмары?! Скаут поднимается. Взмахивает руками, не удержав равновесие на сломанных ногах, и падает в обьятия пиромана. Жмурится от боли. И внезапно чувствует, что чужие руки дрожат. – Псих, – тянется, запускает пальцы под противогаз, вытирает чужие слезы. – Долбанный псих, – тянется еще раз, на этот раз, чтобы поцеловать. Совсем неумело – оба не умеют целоваться, но старательно учатся – больше приободрить, вместо выражения каких-то чувств. – Я могу за себя постоять, Пи. Не прокатит – вернусь на Респ. Я же долбанный Скаут; такие, как я, пачками дохнут на настоящей войне. Чо вот ты не защищаешь кого-то стоящего? Инжи? Меда? Снайпера, на крайняк? Пиро произносит что-то – совсем тихо и хрипло. Хочет обнять Скаута, но тот отстраняется – больно. Тогда Пиро натягивает противогаз обратно и стучит по передатчику, вызывая Медика. А уже потом, после боя, отдыхая на кровати в чужой комнате, прижимает к себе вылеченного бостонца так, будто не хочет отпускать вообще. – Все равно будут кошмары, – говорит Скаут, вновь поднимая противогаз, но на этот раз снимая его до конца. Пиро щурится и отрицательно мотает головой. Скаут пожимает плечами, и оба они какое-то время лежат молча. – Я для тебя просто этот… твой гребаный надувнорог? – спрашивает Скаут. – Одна из твоих игрушек, которую Синим нельзя ломать. Да? Пиро опять мотает головой, на пару секунд прикрывая глаза. Затем одной рукой аккуратно касается лба бостонца, проводя по нему указательным и средним пальцем. Пальцами же рисует круги вокруг глаз, проводит по носу, чуть задержавшись на кончике, очерчивает контур губ. – Нихера не понимаю. Заламывает руки. – ! Противогаз не давал много разговаривать, и вскоре Пиро привык к разговору с помощью жестов и мычания. В конце концов, это привело к тому, что даже простые слова говорить стало трудно и… неуместно, что ли. А Скаут только этого и ждет: ухмыляется, глаза в глаза глядя на пиромана, ерзает, прижимаясь крепче и давая понять, что не такой уж и плотный этот огнеупорный костюм – и нахально тянется, целуя, не давая ни собраться с мыслями, ни ответить. – …блю те…бя… – выдыхает Пиро в конце концов, чем вызывает у парня улыбку. Однако она исчезает слишком быстро. – Никогда не сжигай людей дотла при мне. Кивок. – Даже если это Синяя команда. Кивок. – Даже если они нападают на меня, чувак, ты слышишь? Секунда. Кивок. – И я тебя, гребаный ты огненный монстр, – произносит Скаут совсем тихо и тянется за еще одним поцелуем с привкусом резины.