More l...

Скаут – глупый мальчишка; такие, как он, пачками дохнут на настоящей войне или видят перед собой опасность и драпают без оглядки, сверкая обоссаными штанами. Куда ему до остальных вояк, до того же Солдата, голыми руками отрывающего головы врагам или перерубающего лопатой чужие конечности. Рекорд – три штуки за раз. Только Скаут Красных, видно не из таких; Солдат часто наблюдает за ним и не может этого не признать. Сопляк может сколько угодно материться, швыркать носом или орать, как его все бесит – но возьмет в руки биту и будет сражаться, как подобает настоящему бойцу – с самоотдачей и не щадя себя. Может, он действительно боец, кто знает, может из него и вырастет что-нибудь стоящее. Может, да вот только Скаут сам чхать хотел на всю эту войну. Для него она – способ заработать денег, чтобы отослать их матери, выпустить пар, который дома не дают выпускать старшие братья, и поиздеваться над своими же сокомандниками. О последнем Солдат думает, замечая слишком пристальное внимания пацаненка к своей персоне. Вроде бы не баба, нет. Не из «заднеприводных», как сам Скаут их называет. Но ластится как кошка, хлопая большими глазами, и часто, слишком часто вьется вокруг, прося то научить чему-нибудь, то объяснить план завтрашнего боя, то еще зачем-то. Солдат как-то не выдержал; схватил за шкварник и окунул в бочку с холодной водой. Кунал долго, попутно объясняя, что «Это война, сопляк, бабам тут не место». Вытащил, встряхнул и внимательно посмотрел в глаза. – Понял, салага? «Салага» фыркнул, отплевываясь, по-хамски растянул рот до ушей, показав пару отсутствующих зубов. – Неа. Солдат окунул его еще раз. А без него было скучно; Солдат понял это позже, когда, совсем от нечего делать, принялся объяснять пацаненку все, что знает о настоящей войне, как тот и просил. А Скаут слушал, раскрыв рот, и явно ловил кайф от этого не меньше, чем сам Солдат. Усмехнувшись, вояка забросил его к себе на плечо – мимолетом отметив, как бостонец вздрогнул и напрягся, не зная, чего ему ожидать – и потащил за собой. Сперва в тренировочный зал. Учиться стрелять на бегу так, чтобы убить сразу, как можно более болезненно, чтобы враг знал, с чем он связался. Учиться бить, чтобы переломать все кости сразу и оставить едва живое тело умирать в муках. И глядя на то, как Скаут сносит мишени одним точным ударом, Солдат курил и думал о том, что пацаненок либо превращается в настоящего бойца Америки, либо сходит с ума так же, как и сам Солдат. Потом на поле боя, где Скаут показал себя во всей красе. Администратор не успевала вякать о том, что Синие позарились на точку – их моментально сносила молния, размахивающая битой. Сносила, умирала, возвращалась снова, зарабатывала превосходства, заставляла бояться себя и умирала все реже и реже с каждым боем. И однажды Скаут не пришел на Респаун после очередной победы. Просто прошлепал мимо, дернув плечом, в заляпанной кровью и потом футболке, с синяками, ссадинами, порезами, ожогами, закрытым переломом на руках, волоча за собой в хламину разбитую биту. Ввалился в комнату Солдата, все также нагло усмехаясь разбитыми губами и смотря на сокомандника глазами с огромными блестящими зрачками. Солдат почувствовал, как у него начинает срывать крышу. И на этот раз дело было не в хорошей драке. Целоваться Скаут не умел. Просто кусался, словно стараясь сделать как можно больнее, и прижимался ближе, пачкая почти чистую чужую майку. – Псих, – фыркнул, зализывая рану в уголке рта; Солдат дернул его за вихор на затылке, заставляя поднять голову. – Мы все тут… гребаные… психи. – Все, – согласился Солдат. – Но, твою мать, если бы ты только знал, – он закашлялся, но все еще продолжал улыбаться, – какой… гребаный кайф… я с этого ловлю. – С того, что все тут психи. – С того, что я псих, – выдохнул он, на секунду пустым взглядом посмотрев вперед себя. – И ты тоже, – взгляд вновь стал осмысленным. «Не такой уж и желторотый, – мысленно отметил про себя Солдат. – Может, и не помрет, если Респаун вдруг отключат. Нет, думаю, не помрет». Потом стало не до глупых философских мыслей.