Три дня

      — Имя?       — Людвиг Байльшмидт.       — Так, минутку, — секретарь перелистал несколько страниц одной из многочисленных папок, лежащих на столе, - да, герр Байльшмидт. Вы есть в списке. Скоро за вами приедут, подождите здесь. Взяв со стола несколько бумаг, секретарь удалился.       Людвиг сел на лавку у стены и осмотрел комнату. Раньше это был кабинет какого-то коммунистического партийца; сейчас же — просто мрачное помещение, заваленное обломками, с пробоиной в стене вместо окна. Здесь расположилась полковая канцелярия. Людвиг прислонился к стене и, тяжело вздохнув, принялся ждать. Он посмотрел на часы, висевшие в кабинете. Казалось, их стрелки никогда не сдвинутся с места. Но вот, минутная стрелка двинулась, и минута за минутой прошло это тяжкое ожидание.       — Собирайтесь, — послышался чей-то взволнованный голос, — мы выезжаем.       Людвиг открыл глаза. Дремоту как рукой сняло при одной только мысли о том, что-то, чего он так долго ждал, свершилось. Вот уже несколько лет это ожидание томило его, но теперь это было не важно. Важно то, что он дожил до момента, когда он наконец-то поедет на Родину — в Германию.       Отпускники прибыли на вокзал. Вокруг был хаос — солдаты толпились у входа в поезд, словно боясь опоздать на него, расталкивали друг друга и страшно шумели. С трудом пробившись ко входу, Людвиг показал полицейскому свою солдатскую книжку, прошел в поезд и занял место у окна. Он посмотрел туда с отвращением — снова показался знакомый пейзаж: развалины домов, местами выжженная земля, где-то вдалеке гремели подобно раскатам грома орудия, озаряя небо багровым заревом. Это было единственным, что все присутствующие в поезде люди видели в течении последних нескольких лет, и вот они — несколько сотен из миллионов таких же солдат, едут домой. И поскольку никто не знал наверняка обстановку на Родине, каждого из них посещали тревожные мысли. Людвиг не стал исключением. «Вдруг война добралась и до Германии?» — эта мысль тревожила сейчас каждого в поезде.       — Не может быть, — вполголоса сказал молодой солдат, сидящий рядом с Людвигом, — Германия невредима, я это знаю… Она невредима… — говорил он, будто убеждая самого себя в своих словах.       — Не говори ерунды, — ответил ему ефрейтор, сидящий напротив, — война проиграна, и все это знают. Так что надейся, что пейзаж в Германии будет хоть немного лучше.       — Молчать! — вмешался в разговор Людвиг, — знаешь ли ты, что бывает за упаднические настроения? Наша родина — великая держава и не может проиграть войну! так что мой тебе совет — держи язык за зубами, пока не поздно.       Ефрейтор отвернулся и уставился в окно. Поезд уже тронулся. По мере удаления от фронта, на смену развалинам и выжженной земле постепенно приходили поля и луга. Раскаты орудий звучали издалека, они оставались там, позади. Они уезжали все дальше от войны, все дальше от боли, лишений, смерти…       И вот, граница Германии пересечена. Наконец-то они в безопасности, наконец-то можно расслабиться! Скоро все отпускники будут дома. Как долго они этого ждали, и как ждут этого те, кто остался там, в России, лицом к лицу со смертью!

***

      Поезд прибыл на один из вокзалов Берлина. Все снова столпились у выхода, но уже без той паники, что была при отбытии — опасность миновала, и никто не спешил. над городом спустился вечер. Огни фонарей и окон не горели, соблюдая правила противовоздушной обороны, поэтому все вокруг погрузилось в кромешную тьму. До дома было недалеко, поэтому Людвиг решил пойти пешком. город сильно изменился: некоторые дома были разрушены, кое-где зияли воронки, а пустынные улицы освещались лишь тусклым светом луны. То, что тревожило солдат по пути на Родину, оказалось реальностью. Однако, этого и следовало ожидать. В какой-то момент Людвигу показалось, что он не узнает родного города… Он шел по улице, пытаясь найти хоть что-то знакомое, как вдруг заметил девушку, идущую по обочине дороги быстрым шагом, почти переходящим в бег. При тусклом лунном свете был виден только ее силуэт.       — Извините, — подойдя к ней, сказал Людвиг, — вы не знаете, как пройти к Штернштрассе? Заметив его, девушка пустилась бежать, но не увидев в темноте тротуара, споткнулась и упала бы, если бы Людвиг вовремя не поддержал ее.       — Отпустите меня, — воскликнула она, — я ничего не знаю! Пустите!       — Чего вы не знаете? Как пройти к Штерншрассе? Она непонимающе посмотрела на него. Теперь он мог рассмотреть ее получше — у нее были длинные светлые волосы, серебрящиеся в лунном свете, глаза василькового оттенка, вокруг шеи был обвязан длинный белый шарф. Даже сейчас, в таком неудобном положении, он не смог не отметить ее изящества.       — Вы не из гестапо?       — Нет. Вы не видите моей формы Вермахта?       — Не вижу, — улыбнулась она, — здесь же темно.       — И правда, — ответил Людвиг. Его лицо оставалось серьезным, — что вы здесь делаете ночью? И почему вы пытались убежать?       — Вас это не касается.       — Отвечайте, живо!       — Я… — начала было девушка, но тут ее ноги подкосились, и она полностью оказалась на руках Людвига. Только сейчас он заметил кровоточащую рану на ее ноге.       — Так… Вам нужно отдохнуть, я полагаю. Пойдемте со мной. Девушка была слишком слаба, чтобы возражать и пошла рядом, припадая на одну ногу и опираясь на его плечо.       Улица, на которой жил Людвиг, почти не пострадала, поэтому он сразу узнал ее. Через несколько минут они уже были в квартире.       — Садитесь сюда, — сказал Людвиг, указывая на диван в гостиной. Девушка осторожно присела. Байльшмидт сел в кресло напротив нее, включив настольную лампу. Было заметно, что от этого ей стало не по себе.       — Как вас зовут?       — Представляться обязательно? — в ее голосе было явное недоверие.       — Я уезжаю где-то через неделю и никуда не доложу о вас, поверьте, — Людвиг устало потер глаза, — итак, ваше имя?       — Анна.       — Хорошо, Анна. Для начала, нужно сделать что-нибудь с вашей раной. Он достал из шкафа бинты и спирт, и перевязал рану. Ему уже не раз приходилось делать это на фронте.       — Так-то лучше, — сказал он, садясь обратно в свое кресло, — с какой целью вы находились на улице в столь позднее время? Вы наверняка лучше меня знаете, что это опасно.       — Я вам все еще не доверяю.       — Что же, — Людвиг зевнул, — впрочем, какая мне разница? Вы наверняка устали. Ложитесь спать. Она посмотрела на него тревожно и немного испуганно.       — Не смотрите на меня так. Я слишком устал, чтобы сделать что-то с вами, пока вы спите. Располагайтесь здесь и ни о чем не волнуйтесь. А утром решим, что делать.       Он ушел в свою комнату, оставив Анну одну в гостиной. Сил на обдумывание всего, что случилось с ним в этот день просто не оставалось. Он снял с себя китель и тяжелые сапоги, лег в кровать. Его веки, а вместе с ними и все тело, тяжелели, мысли путались, а сознание было уже почти полностью затуманено дремотой. Почти мгновенно он провалился в сон; впервые за несколько лет он уснул в уюте, тепле и безопасности собственной комнаты.