Point de suture

      Тяжелые тучи, что собирались в небе, давили и еще больше вгоняли в депрессию. Они прятали последние лучи солнца, что пробирались к ногам Кёнсу, но уже не грели. Их свет сейчас не имел никакого значения, поэтому мальчик покорно ждал, пока вся улица погрузится во тьму.       Начал накрапывать дождь, и надо было возвращаться домой, но он, словно заколдованный неведомой силой, продолжал сидеть на холодной лавке и смотреть вдаль. Деревья шумели из-за сильного и порывистого ветра, который буквально хлестал Кёнсу по щекам и пробирался под тонкую куртку. Он уже не чувствовал холода и дрожи — ему казалось, что он вообще перестал что-либо чувствовать. Он думал, но тут же забывал, о чем.       Возможно ли описать его состояние? Есть ли в языке столько мрачных и печальных эпитетов? Пожалуй, нет.       Ему было не больно — он привык к этому постоянному ощущению. Просто его глаза постепенно угасали, и казалось, что их цвет тускнел и становился блеклым. Он смотрел на свои руки, но не чувствовал их. Не мог пошевелить ими. Осознание того, что прошлым вечером они цеплялись за чьи-то плечи, заставляло мальчика морщиться и шмыгать носом. Он виноват. Во всем, что случилось. Только он мог это остановить, но не сделал, по сути, ничего для этого. Позволил Чонину воспользоваться собой, втоптать в грязь, такую вязкую и тягучую, что из нее не было возможности выбраться. Он стоял в душе три часа, тер свое тело мочалкой, но это невозможно было смыть. Его запах, его прикосновения, его отметины будто впитались в кожу. Она горела и помнила все, что с ней делали. Кёнсу и рад бы забыть все это, но как только он закрывал глаза, то тут же оказывался там, на своей кровати, полностью обнаженный и делающий все, что скажет ему Кай. Было невыносимо и противно от самого себя. Хотелось постоянно прикрывать губы, потому что они были зацелованы. Он чувствовал, как они наливаются кровью и жаждут снова почувствовать эту горькую сладость. Все было против него. Абсолютно все.       Дождь усилился, и теперь жесткие капли били его по лицу. Он даже и не думал отворачиваться, лишь изредка приоткрывал губы, чтобы влага попала внутрь. Со лба по носу и щекам текли капли, мокрая челка прилипала и раздражала, но где-то в глубине души. Сейчас ему было настолько все равно, что на такие мелочи он просто не обращал внимания.       Он может заболеть и умереть? Серьезно, лучше впасть в забытье, а после отправиться на тот свет, чтобы больше никогда не видеть этого мира. Было ощущение, что Чонин забрал у него все силы для того, чтобы жить. Он был сломлен, разбит, уничтожен. Он добился того, чего хотел. Показал ему то, что мальчик отказывался признавать: он всего лишь вещь, игрушка, подвешенная за веревки, которые уже изрядно истерли руки в кровь. Он был уверен, что Кай сделал это с ним для того, чтобы размазать его честь. Таким образом, он навсегда пометил его как неполноценного, чтобы и в дальнейшей жизни он всегда помнил о нем.       Был ли смысл бежать от него? Он найдет его в любом случае. Кёнсу не видел даже малейшего шанса на то, чтобы избавиться от страданий. Свое собственное состояние добивало его. Надо ли говорить, что сидит он с трудом? Что пропускает вдохи, потому что для каждого из них нужны неимоверные усилия? Да и ради чего ему жить? На единственного друга он повесил свои проблемы и вместе с собой утянул в болото. Казалось, что проще быть одному, но нет. В своей комнате было неуютно, а среди людей страшно. Слава богу, что здесь и сейчас он нашел место, где, как ему казалось, он может отдохнуть.       Чонин… Почему вдруг в горле пересыхало, когда губы еле заметно шептали его имя? Почему в голове сразу же пустело, а сердце приходило в спокойный и ровный ритм? Оно лишь изредка особенно сильно ударяло в грудь, как будто напоминая о том, что мальчик все еще жив.       Кто этот человек? Дьявол? Но в душе Кёнсу не было ничего особенного. Так зачем ему он? Почему именно на мальчика обрушился этот шквал проклятий? Что он сделал такого, за что ему пришлось так расплачиваться? У него не было сил противиться, поэтому хотелось просто знать, чтобы не задаваться постоянно одними и теми же вопросами.       Если на свете и существует судьба, то какова она у Кёнсу? Каково его предназначение?       «Ненужные люди тоже нужны», — подумал он про себя и прилег на скамью. Нужно было идти, но теперь ему некуда возвращаться. Он продолжил спокойно промокать под проливным дождем, всматриваясь в чернеющий горизонт. *** — Что здесь происходит? — недоуменно произнес Бён, видя, как толпа на кухне блока громко и что-то увлеченно обсуждала. У всех были мрачные лица и задумчивые взгляды, которые не могли не пугать. Бэкхён уже второй день не видел Кёнсу, и он боялся, что может получить дурные вести. — Чанёль устроил драку в школе и избил двух парней из младшего класса, — сказала Совон и закатила глаза. — Дурдом, честное слово. Не мог Чанёль взяться за старое! — Мог, — парировал ей парень, сидящий за столом. — Ты видела, какой он ходил в последнее время? Этого стоило ожидать. — Должен быть какой-то повод, — вступила в разговор еще одна девушка, но Бэкхён уже их не слушал. Он вернулся в коридор и прошел к комнате Чанёля. Постояв пару секунд перед ней, он уверенно постучал и принялся ждать, но, кажется, там никого не было. По крайней мере, ему никто не спешил открывать, да и шума из помещения не доносилось. Оставшись ни с чем, он подошел к комнате Кёнсу, но успех был таким же. Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться в свою комнату.       В его жизни наступил полный хаос, и выход из него даже не виднелся на горизонте. Поведение Кёнсу в медпункте до сих пор оставляло множество вопросов, которые мальчик не мог задать. Бён стучал в дверь к До, но тот не открывал ему. Ни утром, ни днем, ни вечером. Он прислушивался, заглядывал в замочную скважину, но не мог даже понять, внутри ли его друг. Он постоянно прокручивал в голове моменты и пытался понять, что он сделал не так, но вот хоть убейте, ничего не мог найти. Даже Чонин будто сквозь землю провалился. Его нигде не было, да и признаться, его никто не искал. Ползли слухи, что он уехал куда-то со своей Суджон, но Бэкхён не верил им.       Чанёля Бэкхён сам избегал. Он не знал, как вести себя в его присутствии. Пак постоянно хмурился и смотрел тяжелым взглядом исподлобья, под которым Бён даже не мог шелохнуться. Мысли путались, он терялся и нервничал, не в силах побороть притяжение. Он закрывал глаза и представлял, как они целуются: дико, страстно, неистово. Слюна собиралась во рту и вязким комом вставала в горле, не давая вздохнуть или же вымолвить слово. Все тело бросало в жар от одной мысли о нем.       Он сходил с ума. Его разрывало на части от боли, которая лежала камнем на его груди. Все навалилось на него, и он не знал, как с этим справиться. С одной стороны Кёнсу, с другой Чанёль. Они оба доставляли ему страдание, поэтому мальчик просто замыкался в себе. Даже Сехун не мог вытащить его из тяжелых мыслей.       Теперь еще одна проблема. Бэкхён не мог поверить, что Пак правда кого-то покалечил просто так. Он был не таким уродом, как Чонин. Хотя, что он о нем знал? Ничего. Ровным счетом ничего. Сехун отнекивался, когда Бён пытался выведать у него о его прошлой жизни, и больше не у кого было спросить. Сейчас Бён лежал и просто терялся в догадках, что же действительно там произошло. Хотелось верить Чанёлю, но не получалось. Искренне не получалось.       Бэкхён вырубился, прямо так, в уличной одежде. Его одолел тревожный сон, который заставлял ворочаться и стонать. Он не помнил, что именно ему снилось, но было неприятно, жутко и страшно. В конце концов, он просто вскрикнул и подскочил. Ему потребовалось пару минут, чтобы прийти в сознание, после чего с облегченным вздохом он плюхнулся обратно на одеяло. Вырвавшись из цепких оков сна, он стал приходить в себя и глубоко дышать. Он слышал, как бушующий на улице дождь стучался в его окно. Погода была под стать настроению.       Нащупав мобильный, он посмотрел на часы. Глубокая ночь. Переодевшись в домашнюю одежду, Бэкхён взял учебники и побрел на кухню, чтобы сделать себе крепкого чаю. Пока он на скорую руку сооружал ночной перекус, в блок кто-то вошел. Только когда чайник перестал тарахтеть, он услышал копошение и какой-то грохот. Бён замер, прислушиваясь к странным звукам, но никак не мог понять, что там происходит. По стене то и дело стучали чем-то, слышался скрип одежды, шаги, но ничего больше не происходило. Бэкхён осторожно поставил кружку на стол и на носочках принялся красться в сторону проходной. Только когда он оказался возле прохода, то услышал женский стон, но было уже поздно.       Его словно окатили ледяной водой, когда до разума, наконец, дошло то, что он увидел. Чанёль, еле стоя на своих ногах, прижимал к стене девушку и увлеченно ее целовал. Они были пьяны: это было видно по их суматошным движениям и ужасному запаху перегара. Бён сделал глубокий вдох, после которого он вновь обрел способность шевелиться. На негнущихся ногах он добрался до кухни и, схватив на ходу кружку, буквально вбежал в свою комнату. Оказавшись один, он принялся глубоко дышать, стараясь подавить в себе рвущуюся наружу истерику, но это было практически невозможно. Он разлил кипяток себе на ногу, а потом и на футболку, потому что рука ужасно тряслась. Выйдя из себя, он разбил кружку о пол, после чего принялся топтать керамик ногами и заходиться в сильных рыданьях. Было невыносимо больно. Он жмурился, взъерошивал волосы, пытаясь выбросить из головы увиденное, но не получалось. В коридоре послышался смех, громкий чмок и хлопок двери.       Бэкхёна затрясло. Ему показалось, что он сейчас закричит от злости, которая его переполняла. Хотелось прямо сейчас ворваться в эту комнату и набить Паку рожу, но он понимал, что это глупо. Они никто друг другу, и по сути, Бэкхён не имеет никаких прав. От этого становилось еще больнее, он принялся ходить из стороны в сторону, чтобы прийти в себя, но места было так мало, что он постоянно натыкался то на тумбу, то на кровать. Плюнув, он схватил кофту, что небрежно висела на стуле, и вылетел из общежития. Комендант с удивлением посмотрела на него, но не успела ничего сказать. Когда Бэкхён вышел на крыльцо, то сразу же остановился, потому что на улице шел неимоверный ливень. Ему хотелось выйти и встать под него, чтобы хоть немного успокоиться, но он все не решался. Наконец, поборов себя, он прошел к дороге, которая вела к аллее, и посмотрел вдаль. Было темно, потому что улицу освещали лишь три фонаря, но все же он успел разглядеть чей-то силуэт. Он шел, покачиваясь. Точнее сказать, его кидало из стороны в сторону. Бэкхён щурился и пытался рассмотреть безумца, что сейчас гуляет под таким ливнем, но ему никак не удавалось этого сделать. Только внутреннее чутье заставило его пройти вперед. Он не знал, зачем сорвался на бег, со всех ног несясь к незнакомцу, но его тянуло туда. Он шлепал промокшими насквозь кедами по глубоким лужам и размазывал струи дождя по лицу, но все же не останавливался. Наконец, когда в свете фонаря он увидел знакомое лицо, то не смог сдержать истошного крика, который раздался на всю округу. Кёнсу лишь скользнул взглядом по другу и тут же рухнул на асфальт.